– Под дождем ездить небезопасно. Подумал, что ты сможешь посидеть у меня, пока он не закончится, а потом я отвезу тебя домой, – хрипло произнес он. Сверкнула молния, и я вскрикнула. – Давай, милая, зайдем внутрь.
Истон слез с мотоцикла, а затем протянул мне руку. В груди разлилось тепло от столь галантного жеста, ведь он помог мне не только слезть, но и снять шлем. Истон несколько мгновений изучал мое лицо, прежде чем развернулся и подошел к двери, ведущей в дом. Он тихо пробормотал под нос молитву, но я ее услышала. «Боже, дай мне сил». Последовав за Истоном внутрь, я тут же по достоинству оценила его небольшой дом. Во-первых, тут хорошо пахло. Я считала, что у всех парней отвратительные дома. В доме Шона воняло потными носками. А у Истона пахло апельсинами и корицей.
– Ты можешь что-нибудь приготовить? – дрожа, спросила я. Мои зубы громко стучали.
Он смотрел на меня даже слишком долго. В его взгляде мелькнула тоска, и я тут же ощутила некую ответственность за эту его эмоцию. Он будто боролся с собой. Чувство вины не давало покоя, поскольку как бы мне ни хотелось ему понравиться, я не желала, чтобы Истон чувствовал себя так, будто испытывал боль.
– Мама приносит мне восковые свечи, от плавления которых в доме хорошо пахнет. Каждые две недели она доставляет мне новую партию.
Я рассмеялась, но вскоре мои зубы снова начали стучать.
– Давай, – произнес он, в его взгляде вспыхнуло сострадание, заменив боль. – У меня есть кое-что, что ты сможешь надеть, – на этот раз пришла моя очередь пристально посмотреть ему в глаза. Они были очень красивыми. В отличие от Шона, в глазах которого читались порочные намерения, у Истона они были мягкими и добрыми. Рядом с ним я чувствовала себя в безопасности. Такой человек точно будет знать, что сказать в той или иной ситуации, и будет первым, кто обнимет, если потребуется. Несмотря на его грубую внешность, он с гордостью носил на плечах и во взгляде свою любовь к церкви и Богу. Очевидно, он гордился тем, чем занимался. – Сюда.
Следуя за Истоном через весь дом к его спальне, я чувствовала себя какой-то испорченной. В голове мелькали тысячи порочных образов. Образов, где проповедник ублажал девушку своим ртом. Я прикусила губу, чтобы подавить стон, зародившийся в груди. Истон тем временем подошел к комоду и достал белую футболку, пару белых носков и серые спортивные штаны.
– Дальше по коридору ванная, где можно переодеться. Оставь там свою одежду, а я брошу ее в сушилку, – он тепло мне улыбнулся. – Ты любишь кофе? Боюсь, мне больше нечего тебе предложить.
Я не смогла ему сказать, что ненавижу кофе. Когда мне было четырнадцать, я решила выпить немного маминого, и это было отвратительно. Тогда я поклялась больше никогда его не пить. Но сейчас я просто кивнула и шаркающей походкой отправилась дальше по коридору, пока не нашла ванную. Один взгляд в зеркало привел меня в ужас. Мои волосы были воплощением кудрявого мокрого беспорядка. Тушь потекла, размазавшись под глазами, а губы слегка побагровели от холода. Я выглядела ужасно. Хотя Истон, безусловно, казался достаточно аппетитным в промокшей рубашке, облегавшей твердое, как камень, тело. Достаточно аппетитно, чтобы возникло желание его съесть.
Сняв мокрую одежду, я надела сухую, пахнущую так же, как Истон. Одежда была огромной и жутко на мне висела. Даже после того, как завязала спортивные штаны так туго, как только могла, они все еще немного скользили вниз по бедрам. По крайней мере, носки оказались теплыми. Я почти ничего не смогла сделать с волосами, но мне удалось убрать размазавшуюся тушь. Когда, наконец, я вышла из ванной, то застала Истона на кухне за приготовлением кофе.
Он протянул мне кружку с харлеем, и я нахмурилась, увидев, что кофе скорее светло-коричневого цвета, чем черного. Истон смотрел на меня почти выжидающе, потому я поднесла к губам дымящуюся чашку. Каждый раз, когда Истон смотрел на меня, по телу прокатывалась волна жара. Тревожного и возбуждающего жара.
«Лэйси, ты не можешь втюриться в своего проповедника. Просто потому, что тебе нравится портить свою жизнь, не стоит втягивать в это Истона».
Я сделала маленький глоток.
– О, – удивленно пробормотала я, – это действительно вкусно.
Он одарил меня кривой мальчишеской усмешкой. Это едва не расплавило меня изнутри. Еще один пункт, почему не стоило влюбляться в проповедника.
– Судя по выражению твоего лица, когда я упомянул кофе, ты точно не любишь чисто черный. Потому я положил много сливок и сахара. Достаточно сладко для тебя?
Он говорил о кофе, а я представляла разные грязные вещи. Снова. Все, что я смогла сделать, это кивнуть, прежде чем снова глотнула вкусный напиток.
«Не позволяй себя очаровать. Не позволяй».
– Подожди секунду, – попросила я его, ставя кружку. Я побежала назад в ванную, где оставила свои вещи, вытащила мобильник из сумочки и ввела номер, который дал мне Истон.
Я: Кофе Истона делает меня счастливой.
Возвращаясь на кухню, я услышала его раскатистый смех. Когда зашла за угол, увидела, что Истон смотрел на свой телефон и улыбался.
– Это отличное начало, Лэйси, – в его глазах отражалось тепло. И я задумалась, как превратить это тепло в жар, подобный тому, что начал полыхать в моем животе.
«Лэйси, он слишком хороший, а еще твой проповедник. Хватит с тебя девичьих увлечений».
Мы сели у барной стойки в его кухне, и я вздрогнула, когда наши колени соприкоснулись.
– Я слышала, что ты когда-то был в тюрьме, – пробормотала я. Когда я бросила на него быстрый взгляд, заметила, как потемнели его глаза.
– Я совершил кое-какие ошибки. Как и все мы.
Поскольку по природе была из тех, кто не мог усидеть на месте, я спросила:
– А какие ошибки?
Его щеки порозовели от стыда.
– Я был молод и глуп. Связался не с той компанией. Доверился людям, которым совсем не должен был. Когда они попросили меня отвезти наркотики к другу заграницу, я согласился, потому что за это обещали хорошие деньги, – Истон провел пальцами по мокрым волосам, и одна прядь упала ему на глаза. Так он стал выглядеть опасным. – Меня поймали. Несмотря на то, что это было мое первое преступление, кокаина в багажнике хватило, чтобы упрятать меня на восемь лет.
Я нахмурилась, а в груди защемило. Истон был хорошим парнем, который совершил глупую ошибку. И это навсегда изменило ход его жизни.
Как и у меня.
Прежде чем успела себя остановить, я протянула руку и убрала прядь с его лица. Глаза Истона потемнели, становясь скорее синими, чем зелеными, пока он смотрел на меня. Однако во взгляде не было злобы. Его словно тянуло ко мне. Истон делал все возможное, чтобы не наброситься на меня.
Впрочем, он не мог.
По крайней мере, я была почти уверена, что не стал бы.
Тот факт, что я находилась на его территории – маленькое блондинистое искушение – снова вызвал чувство вины, от которого по всему телу побежали мурашки. Почему я не могла найти себе парня своего возраста и не связанного с церковью? Я вздрогнула, и Истон нахмурился, будто волновался, что я замерзла. Я одарила его быстрой улыбкой и отпила еще кофе.
– Тебе дали целых восемь лет?
Истон отвернулся, прерывая наш зрительный контакт, и тоже глотнул кофе из своей кружки. Мне показалось, что прошла целая вечность, прежде чем он снова заговорил.
– Я получил десять, лисичка.
Лисичка?
Пропустив это мимо ушей, я уставилась на Истона.
– Десять? Как же так?
– В юношестве меня переполняла злоба. Я отринул Бога, хотя всю жизнь рос в церкви, и не знал, как справиться со своими эмоциями. Я был лишь восемнадцатилетним парнем, которому грозило восемь лет тюрьмы. Когда несколько взрослых мужчин решили, что смогут преподать мне тюремный урок, я потерял голову. Что бы они ни пытались сделать, у них не вышло. Однако трое потом попали в больницу, а я вроде как потерял сознание от переполнявшей меня ярости. Я и по сей день не помню, что именно там произошло.
– О, – я глотнула кофе, чтобы сформулировать мысли. – Значит, тебе добавили срок?
– Еще пять лет. К счастью, вышло не так долго в моем случае, я очистился и вышел на правильный путь к Богу. Смог вернуться на прямую и узкую дорожку. За это я должен сказать спасибо моему другу Тому, – отражавшаяся в глазах нежность сменилась печалью. Это разбивало мне сердце.
– С ним что-то случилось? – прошептала я, мой голос дрожал. Мне не хотелось, чтобы Истон грустил, но буквально разъедало желание узнать о нем больше. Я так много рассказала ему о себе, что считала это справедливым.
– Умер от сердечного приступа. Целых шесть лет мы с Томом каждый день изучали Библию и молились. Мое ожесточенное сердце перестало быть чем-то грязным и уродливым. С его помощью я отполировал его до блеска. У Тома был жесткий подход – даже серьезнее, чем у моего отца – но именно это и было мне тогда нужно. А когда я выходил из себя, он бил меня по голове. Думаю, у меня до сих пор остались синяки, – произнес он, усмехнувшись.
Я тоже слабо улыбнулась.
– Мне очень жаль твоего друга. Так как тебя выпустили раньше?
– Моя репутация после того первого провала была прекрасной. Мне разрешили параллельно работать над степенью в колледже и, благодаря урокам и руководству Тома, помогать другим заключенным. В итоге меня выпустили на три года раньше.
Десять лет в тюрьме.
«Ух ты».
– И как давно ты вышел?
– Десять лет назад. Теперь я обрел мир. Злость на друзей и себя давно прошла.
Я мысленно занималась подсчетами. Ему должно быть тридцать восемь. Столько же могло быть моему отцу, если бы он до сих был жив. Шея стала краснеть.
– Мне грустно, что все так вышло.
Он улыбнулся, как-то успокаивающе.
– Это сделало меня тем, кто я есть сейчас. Я стал сильнее, – Истон поднялся со стула и положил мне руку на плечо. Большой палец оказался в опасной близости от моей груди. – Я планировал сегодня устроить себе марафон «Ходячих мертвецов». Если ты не торопишься, можем поболтать и посмотреть.
Я рассмеялась, и это показалось мне таким странным. В последнее время я вообще редко смеялась.
– «Ходячие мертвецы»? Проповедникам могут нравиться зомби?
От его ухмылки внутри у меня все вспыхнуло, я готова была поклясться в этом.
– Кто сказал, что им нельзя любить зомби?
ГЛАВА 3
Истон
Я понятия не имел, что делал. Абсолютно не соображал. Пригласить ее к себе домой и одолжить одежду казалось самой худшей идеей на свете.
Я чувствовал вину.
Такое знакомое чувство. С которым мне не приходилось иметь дело в течение долгого времени. Находясь в тюрьме, я ощущал вину, за то что осуждал отца. Том помог мне понять, что Элиас был беспокойным подростком. Никто из нас ничего не мог сделать. Мы любили его, а больше от нас ничего не зависело. Как только гнев стал отступать, мне больше всего на свете захотелось поступить правильно по отношению к отцу. Написать первое письмо было самым трудным шагом. Но с каждым последующим становилось все легче. И я был счастлив, когда отец ответил. Его письма были наполнены любовью, состраданием и наставлениями. Он даже написал о собственной печали и чувстве вины. Словно на бумаге отец смог по-настоящему мне открыться. Пока мы медленно восстанавливали связи, я ощущал себя к отцу ближе, чем когда-либо.
И теперь, после стольких лет, меня снова одолело чувство вины. Мне не следовало брать Лэйси с собой. Но что-то в ней буквально молило об утешении и заботе. Ей нужен был друг. Кто-то, на кого она могла рассчитывать. Быть рядом ради помощи – путь Христа. Однако темные мысли, бродившие в голове, были греховны. Совсем не достойны Христа. Я продолжал мысленно повторять молитвы, но сбивался каждый раз, когда Лэйси начинала говорить. Мой разум сейчас был далеко не спокоен. А мое сердце стучало как-то не так. Вкупе со всеми причинами, почему Лэйси здесь не место, это уверило меня, что ее присутствие здесь неприемлемо.
Во-первых, белая футболка плохо скрывала ее соски, они просвечивали через ткань, умоляя о том, чтобы их увидели и попробовали. «Боже, дай мне сил». Последнее, что было мне нужно – весь день пялиться на грудь этого подростка. И все же я это делал. Подглядывал укладкой, пока Лэйси не видела. Это было жутко и неправильно. Грешно. Стыдно, как черт знает что. Вполне вероятно, что завтрашняя моя проповедь будет посвящена искушению.
«Бог испытывает меня, желая посмотреть, как я справлюсь с ситуацией?»
Я сильный.
Если смог прожить десять лет за решеткой, то определенно должен вынести и это.
Лэйси последовала за мной в гостиную. Включив телевизор, я выключил свет. Учитывая бушевавшую за окном погоду, сегодня был идеальный день для просмотра фильма про зомби. Я сел на диван, оставив Лэйси кресло, но она села рядом со мной, подтащив к себе на колени вязаное одеяло – маминой ручной работы, которое она сделала, пока я был в тюрьме – и склонилась к моему плечу.
– Холодно.
Я рассмеялся, откинувшись на спинку дивана.
– Это одеяло самое теплое, что у меня есть. Через пару минут тебе станет жарко.
Ее глаза расширили от такого моего выбора слов. Я молча выругался, поняв, что их можно истолковать неправильно.
– Просто смотри фильм, – хрипло пробормотал я.
Мы просмотрели три серии, сидя рядом друг с другом. Лэйси никогда раньше не смотрела этот сериал, и у нее возникало много вопросов. Я терпеливо отвечал, а когда она ничего не спрашивала, повторял про себя строки из священного писания, призывая силу. Еще думал о том, как буду завтра читать проповедь. Со всей страстью и энергией. Но чувство вины все также меня грызло.
Когда мы только сели на диван, мы оба были напряжены и неловки. Теперь она лежала на боку, положив щеку на подлокотник, а ноги мне на колени. Я понятия не имел, как мы оказались в столь опасном положении, но ни один из нас не стремился его изменить. Теперь я даже не мог воспроизвести в своей голове ни один отрывок из Библии. Все, о чем мог думать: что ее теплые ноги лежали на моем бедре.
Мой телефон завибрировал, и я засмеялся, когда прочел сообщение.
Лэйси: «Ходячие мертвецы» делают меня счастливой.
Я встретил ее взгляд, в глазах Лэйси светилось счастье, как она и написала. Было приятно наблюдать, как радость сменяла ее унылую грусть.
Я: Кофе и «Ходячие мертвецы». Просто девушка моей мечты.
Это задумывалось, как шутка, но, отправив сообщение, я почувствовал себя глупо. Щеки Лэйси вспыхнули ярким румянцем. Я передаю ей совсем не те сигналы.
Лэйси: Я уже отдала свое сердце Дэрилу[4].
Я рассмеялся, и напряженный момент улетучился. Через приложение на телефоне я заказал нам пиццу, но потом понял, что проваливался в сон. После вчерашних посиделок в баре я очень устал.
Проснувшись, я вздрогнул. Я лежал на боку, прижавшись щекой к ребрам Лэйси. Ее пальцы запутались в моих волосах. Все было бы не так уж и плохо – даже, учитывая ее ноги, переплетенные с моими – если бы моя рука не лежала на обнаженной девичьей плоти.
Я застыл, быстро оценив ситуацию. Спортивные штаны, которые я одолжил Лэйси, низко сидели на бедрах, открывая ее тазобедренные кости. Полоса от пупка до пояса штанов казалась огромной обнаженной пропастью. Моя ладонь лежала как раз сверху, раскинувшись на коже так, словно я был собственником этой конкретной недвижимости. От мысли коснуться Лэйси там губами я ощутил, как член в штанах дрогнул. Ее кожа казалась приятно теплой под моей ладонью, и я одернул себя, едва большой палец начал ласкать Лэйси. Лишь одно мгновение я позволил себе быть просто Истоном, оказавшемся рядом с невероятно милой девушкой. Девушкой, от которой я быстро терял разум.