Жёнка - Katsurini Катерина "Katsurini" 15 стр.


   - А ты смогла?

   - Да, мне тяжко пришлось, меня детки обхаживали да Бер, пока я в беспамятстве была. Как можно их не любить? Гляди, какие смышлёные.

   - Я попробую, - неуверенно выдавила из себя женщина. - Ты прости, что плохо тебя встретила.

   Я-то простила, только сие вину с неё не снимает за такое отношение. Обняла её и Звану напоследок, да ушли мы с мужем.

   По ходу разведала, как они живут и все помещаются. Самое лучшее место - считается печка. Так вот, на ней спит Борька, а жён своих за заслуги туда пускает. В основном место рядом достаётся Зване. Но несколько раз Вила выслужилась. Он сам порождает между ними соперничество. Я поделилась с ним собственным опытом. Надеюсь, им се поможет.

   Бранко был хорошим парнем и обхаживал пороги Вилы. Она до сих пор его любит. А за внимание Борьки поначалу и не боролась, пока он не спас её из проруби, когда она прошлой зимой решила утопиться. Вот тогда и начались склоки меж жёнками.

   - Цветочек, - нарушил мои раздумья Бер. Я наградила его пристальным взглядом и ощутила тоску. Знаю, что скажет. - Я хочу уехать из дома. Ежели всё выйдет, я буду хорошо зарабатывать. Но работа ведь от одного града, до другого. Я не смогу быть рядом. В лучшем случае буду приезжать раз в седмицу, а может и раз в месяц.

   - Я поеду с тобой.

   - Цветочек, дома не будет у нас. На постое у кого-то жить надобно.

   - Мы поедем с тобой, - я показала рукою на живот. Затем заслонила ему рот рукою, не давая возразить, заглянула в очи. - Я и малыш. Не знаю отчего, но я уверена, мы справимся. Се не обсуждается, и прикажи обратное, я не послушаюсь. Что до Голубы, я не знаю, как она решит. Но думаю, тоже поедет, с детьми. Ты ведь их родил, тебе и воспитывать. А ежели тебя не будет постоянно дома, то воспитает улица и вырастет из Врана ещё один Ухват - пригляд нужен обязательно. Снежик уже большой, и ты многое в него вложил, но Вран будет в лучшем случае маменьким сынком, так и держащимся за её поньку. Обдумай ещё раз и просчитай все варианты с оглядкой на будущее. Не вздумай только отказываться от строительства. Ты нашёл себя, нельзя потерять теперь.

   Он осторожно взялся за мой стан, притягивая ещё ближе. С несколько мгновений просто глядел в очи. Старается прочесть меня?

   Какое-то время мы просто молчали, встретившись взглядами. А потом я осмелилась озвучить просьбу, начав издалека:

   - Бер, я люблю тебя...

   - Что ты хочешь? - резко перебил он.

   Я отвела взгляд, не могу вынести, когда он так смотрит. Осуждающе что ли. Его руки напряглись, а от былой нежности не осталось и следа.

   - Мне нужно вспомнить. Он ведь твой брат. До тех пор, пока жива память о них, они живут вместе с нами.

   Его руки затвердели, словно камень взял меня в плен.

   - Берушка...

   - Не называй так меня.

   - Расскажи, каким он был.

   - Дитя ведь ещё не родилось, - попытался он возразить.

   - Я не могу спать. Я схожу с ума. Ты всё время занят, а я думаю лишь о нём. Каким он был? Любил ли меня? Как я к нему относилась? Мы ведь должны чтить погибших и ушедших. - Я умоляюще взглянула на него. - Прошу, любимый.

   - Не стоит на холоде стоять. Хоть и солнышко пригревает, да ещё не весна*,- он отстранился. И пошёл в сторону дома тестей.

   А я стояла и глядела ему вослед, ощущая растерянность. Почти всё время я вспоминала брата Бранко, каким он был. Весёлый, но вмиг мог стать серьёзным. Когда мы были маленькие, я хвостиком за ним везде ходила. Он меня учил читать, почти сразу же, как сам научился. Отцу было некогда с подработкой в граде, ведь даже в зиму его почти не было дома. А Бранко любил меня больше остальных.

   С думами о брате возникали мысли о Борове. Я переживала да поговорить с мужем не решалась. Как он воспримет сей разговор? Сейчас я люблю одного лишь Бера, не думаю, что соперник, пусть и в прошлом будет ему по душе. И нынче меня точила обида на мужа. сомневается в моих чувствах к нему? Слёзы не заставили себя ждать. Хотелось просто уйти, куда очи глядят. Что ж за жизнь такая?

   Боги, за что мне все сии муки? Я подняла невидящий взор на небо.

   - Даждьбог? Макошь? Зачем вы даёте жизнь, коли она полна страданий?

   - Пойдём, - я подпрыгнула от неожиданно раздавшегося рядом голоса мужа. Он обнял меня, смахнул изморози от слёз со щёк. - Поговорим дома.

   И я пошла по рыхлому серому снегу, уже начавшему оседать, в объятиях сурового, непробивного, но такого любимого человека. В груди затеплился росток надежды.

   Глава 15

   Вещи были сложены в сундук, который стоял у выхода в сенях и ждал отъезда домой.

   - Пойдём, поговорим, - муж увёл меня в боковую дверь, ведущую в амбар.

   Зимы были снежные, порою снега выпадало с человеческий рост и дверь невозможно было открыть. Потому делали крытые навесы для прохода в амбар, коровник. Более состоятельные земледельцы делали вообще переходы со стенами, полом. Мы довольствовались лишь крышею, которую Бер настелил заново с мальчишками. Снег ежели и наметало, то не так много, и легко разгребалось лопатою. В остальных же местах образовались утрамбованные стены мне по грудь. А что - не можем позволить стены из дерева, так сделаем из снега. Отец очень бережно относился к природе и всех детей приучал так же. Зачем тратить лес на то, без чего можно обойтись. Ну и тут ведь шло почтение к живому лесу, Лешему. Издавна, прежде, чем срубить дерево, спрашивалось на то дозволение у него и у духа лесных угодий. Или заходишь в лес, а тебя Леший уже ведёт, коли с ним поздоровался да озвучил ему причину. На дрова же брали уже поваленные древа.

   Бер же и сам почитал природу, и с отцом моим соглашался в те немногие мгновения, когда они общались, сидя за столом. Дед Тур за столом молчал, словно отрешаясь от происходящего и ни на чьи вопросы не отвечал. Но я видела его хитрый взгляд, он просто понимал важность общения семьи, поэтому отдавал сие время нам.

   Мы пришли к коровнику. Я прикоснулась к двери, выпуклой по срезам досок, но уже гладким, обточенным ветром, руками. Внутри было холодно, по сравнению с домом, но сено делало своё дело - утепляло неотапливаемые стены. Мы же не раздевались, придя с улицы.

   Стоило переступить порог, как в нос ударил запах навоза, сена и коровы. Бурёнка, увидев нас, поприветствовала мычанием.

   - И тебе здравия! - я потрепала нашу старую коровку по голове. Сколько ей? Старенькая уже.

   Муж положил руки на мои округлившиеся бока, притягивая к себе.

   - Василиса, ты точно хочешь вспомнить?

   - Но ты же против...

   - Нет, я беспокоюсь лишь за твоё здравие да нашего малыша.

   - Хочу.

   Муж утянул меня в сторону, умостил на скрученное сено, заключил в объятия, снял платок, расплёл волосы. Он трогал мою голову, перебирая пряди. Нравится ему? Себя успокаивает или меня? Я всегда любила, как меня мама причёсывала в детстве и сейчас люблю, как он ласкает. Неужели муж поможет мне вспомнить? А как? Муж глубоко вздохнул.

   - У нас было сложно с отцом, с самого детства, - начал он довольно тихо и медленно, словно каждое слово давалось ему с трудом. - Он заставлял вкалывать, его мало интересовало, что мы думаем. Он был большаком, и любое неповиновение с нашей стороны заканчивалось розгами или выкидыванием в лютый мороз на двор.

   Я был старше Борова, мне пары раз хватило, чтобы делать вид, что я подчиняюсь. Да и все знания, что отец передавал, я впитывал в себя. У меня была отличная память, стоило однажды услышать или увидеть, как я мог тут же нарисовать и написать буквица в буквицу.

   С братом было сложнее. Он плохо запоминал и постоянно переспрашивал, отец злился и наказывал. Боров, и так с детства был слабенький, а тут простудился, после чего долго болел. Отец же посчитал, что сын прикидывается и чуть было не выкинул его с жаром вновь на холод. Я тогда заступился за брата, забрав его наказание на себя. С тех пор так и повелось, что все наказания зимою я отбывал за двоих. Я знал, что стоять нельзя, околеешь. Потому постоянно двигался: рубил дрова, таскал матери воду с колодца, даже на рыбалку ходил босиком в одной рубахе.

   С тех пор холода и не боюсь. А Боров боялся. Он всегда болезненный был. А мы, хоть и похожи на лицо были: одинаковые очи, волосы, нос - всё одно фигурою были разные.

   Годы шли, я, возясь с починкою забора или чем ещё по хозяйству, постигал азы родового боя, которые сызмальства передавал отец. Я собирался последовать тропою старшего брата, уйти в орду, лелея мечты ещё сызмальства вместе с Владом, да отец был против, считая, что отдали дань орде в виде одного сына, и хватит, и уехал. А потом нашёл мне Голубу. Я был против, да отец уже сговорился. Хотелось сделать гадость и сбежать, да отец напомнил обычаи, что опорочу невесту. Девка потом замуж выйти не сможет, скажут, порченная какая, что жених бросил. Вот я и пожалел Голубу, она-то не была виновата в моей вражде с родителем.

   Отец дом нам поставил. Я тогда на него обижен был, ненавидя всех и каждого. Решил сбежать со свадьбы, да Влад отговорил. Мол, сим покажу свою трусость, а так воины не поступают. Потому я сделал по-своему, женившись и уехав с Голубою в Выселки. Не хотелось оставлять Борова одного с отцом, потому позвал его с собою. Избу собирался большую ставить - места всем хватило бы.

   Да Боров отказался, мол, не хочет на моей шее сидеть, да и отцу помощь не помешает. При всём он не винил того ни в чём и считал порою его гнев справедливым.

   Время шло, я образумился, а с братом связь мы держали через одного купца. А после Боров прислал письмо - женится. Девка красавица, пусть мелковата, зато хозяюшка. Одно удивляло: неужто отец образумился на старости - такой дар ему преподнёс? Мне , правда, с Голубою повезло, отец нашёл хорошую жёнку. Но к Борову он всегда относился не очень и с моим отсутствием, мне казалось, стал его гнобить.

   Потому красивая девка попахивала тухлятиной в руках отца. Я посоветовал брату приглядеться к ней, может, попорченная какая.

   На что было ещё одно письмо. Он повстречал её и стал сохнуть. Не может дождаться свадебки.

   Равномерный тихий голос мужа, вкупе с причёсыванием погружал меня в состояние дремы. Постепенно я начинала видеть обоих братьев, их отца. А когда Бер замолчал, на меня внезапно нахлынули яркие красочные воспоминания.

   После того, как с Ухватом подралася, какое-то время не выходила из дому. Матушка, видя моё состояние, пыталась наоборот посылать то за водою, то ещё куда. С опаской, но я выполняла поручения. Всё же в дневное время народу по селу много ходит, не будет же Ухват прямо на улице приставать. Тогда-то отец уже сговорился с одним дедушкой, улыбчивым старичком, вечно теребящим свою седую бородку. Я не могла дождаться свадебки, да только спешить было нельзя. Мало ли, подумают, что брюхата от другого.

   - Здравствуй девица! - окликнул меня высокий ладно сбитый парень, с серыми очами, тёмными усами и выделяющемся раздвоенным подбородком.

   Он меня напугал изрядно, то ж я и накинулася на него с вёдрами да коромыслом. Окатила водою да избила. Драпал парень - только в путь, неуверенно говоря, что он не хотел обидеть.

   Мужское внимание уже начинало раздражать. Отец говаривал, что я родилась слишком красивой для села - мне б княжною быть. Да только жаловал один Ухват, а теперича ещё какой-то юноша сыскался. После того я его не видела.

   Было даже жаль, что не поговорила, может, зря его так отвадила? С другой же стороны, у меня жених есть и свадьба вовсю готовилась, в то время, как его родители должны были новую избу поставить.

   За мною приехал будущий свёкор, мы всю ночь ехали и следующий день, приехав уже затемно. На дворе уже столы стояли, готовые принять гостей. Уложили спать нас с родителями в отдельной светёлке, на лавках. А с утра суетилися со свадьбою. Набежала куча народу, кто готовит, кто подаёт, дети бегают суетятся - помогают. Меня с утра в баньку париться отправили, вместе с женихом. Увидела, покраснела, очи долу опустила.

   - Ну здравствуй, девица.

   А у меня дрожали губы, я не знала, как глядеть в его очи. Стыдно-то как. Надеюсь, он меня простит, ведь я его избила.

   Попросила у него прощения, да он посмеялся и сказал, что я хорошая. Сам меня раздевал, веником обхаживал. А я списывала жар во всём теле на банный, а сама от смущения не знала, куда деваться. Потом мы поменялися местами - уже я его парила, и после друг друга водою холодною обливали.

   По выходу из баньки, меня бабы забрали, одели в свадебную сорочку, мною вышитую, а вот он не надел ту, что ему приготовила. Не подошла ему моя, пришлось отцовскую свадебную надевать. Будущий свёкр был недоволен, но я не обратила внимания.

   Парень же мне понравился. Руки не тянул, куда не следовало, и страху не внушал боле. Мне спокойно стало, но ещё поплакать надобно, огорчение высказать, что кончается жизнь вольная и мне горько. Девицы затягивали песню жалобную.

   Слёз почти не было, не мастак я притворятися. Даже рада была попрощаться с девичьей честию. Ведь поблизости от Ухвата жить не хотелося.

   Его матушка расплела мне косу девичью, заплела две косы. Приятная женщина. Похоже, повезло мне с его родителями. Передала почти уже свекровь меня в руки жениха.

   А после волхв заключал союз на открытом капище, где ещё трава не совсем пожухла, поклонилися мы богам, клятвами обменялися. Руки нам рушником связали. После и пир устроили.

   Муж почти не ел, да и мне кусок в горло не лез. Пили лишь взвар. Нам кричали "Горько" незнакомые люди, а я глядела лишь на мужа моего.

   Отпустили нас в избу бревенчатую порожнюю новую, свежим древом пахнущую, теперича нашу.

   Боров поднял меня на руки да внёс в дом. То надобно, чтоб домовой любил хозяйку и жаловал, а я словно тут всегда была, ведь порог и не переступала вовсе.

   Муж не сводил с меня взгляда дивного. Я его разула, сняв сапоги красные, и он за мною последовал.

   - Василисушка, родимая, - голос мужа изменился, стал хриплым. Руки очерчивали контуры лица, тела, неуверенно лаская.

   - Боров, муж мой, - подняла робко очи и, не выдержав, расплакалась. Неужели я теперь жена, настоящая? И никто больше не тронет меня? Только Боров растерялся, вытер реки текучие.

   - Не плачь, любимая, коли хочешь, обождём?

   - А как же простыни?

   - Я могу порезатись.

   - Не стоит, милый.

   И я сама, поборов застенчивость,обвила его шею руками, встала на носочки да поцеловала.

   Столько нежности он дарил мне, столько счастия.

   Благодарила я богов за своего мужа. А на утро свекровь явилася. Влезла к нам в постель, согнавши с простыней. Муж попытался возразить матери, да она шикнула на него. Проверила тела наши на повреждения, после чего удалилася, прихватив трофей. Странно ведёт себя, ведь вчера была вежливой, обходительной и соловьём заливалася. Что же теперь изменилося? Боров же тоже странно вёл себя. Почему матери слова не сказал?

   А муж мой стиснул кулаки да по стене ударил.

   -Ты чего дом обижаешь? - напустилась на него. А вспомнив, на кого напустилася, вымолвила: - Прости, - очи долу опустила. Негоже без почтения с мужем говаривать.

   - Да так, прости. Я выйду, надо остыть малость, скоро вернусь.

   Боров наскоро оделся в сорочку свадебную да ушёл, хлопнув сенною дверью, отворил, попросил у дома прощения, да прикрыл на сей раз тихонько. А я стояла и улыбалася. В душе разгорался огонёк неведомого доселе чувства, но прекрасного.

   Только я успела собраться, переплести волосы, голову повязать платком, как услышала шаги за спиною.

   - Уже вернулся? - я повернулась и замерла в нерешительности. Предо мною стоял свёкор. Как мне теперь его величать? Батюшка? - Здравствуйте, проходите! - я отвесила ему земной поклон, теперь они - моя семья. Не важно, зачем пожаловал. Зашёл в гости, принять надобно.

   - Накормишь старика? - подивилась я такому обращению, да виду не подала. Стала метаться по избе, искать, что вчера с пиру осталося, для нас ведь отдельно яства полагалися. Накрыла на стол, тут и муж пришёл. Шепнула ему, чтобы уважил отца, а мне корову подоить надобно, что нам свёкры подарили.

Назад Дальше