А если проблема пришла с моей стороны, а не с его? Вдруг это мне мстят? Денег-то у меня точно нет. А вот мстители найтись могут…
И тут я чуть ни подскакиваю – Андрей! Это ведь он мог подстроить за то, что я ухожу от него! У него есть деньги, возможности, и если возникло желание, он, конечно же мог узнать обо всем, наняв любого мало-мальски грамотного детектива!
Надо рассказать обо всем Саше, как только мы окажемся вместе… Или напрямую, с лоб спросить об этом у этого гада в костюме – и посмотреть на реакцию…
– Куку! – приподнимая повязку с моих глаз, орет Масюня, и я мельком замечаю, что мы проезжаем мимо разлапистых, темно-голубых елей – явно культивированных. Сердце холодеет, когда я понимаю, что мы уже в чьих-то угодьях, расположенных глубоко в лесу.
Натягиваю обратно маску, чтобы не стать той, кто «слишком много знал».
– Куда мы едем? – спрашиваю как можно более спокойным голосом, хоть сердце колотится и уже почти бьется в истерике.
Ответом мне, ожидаемо, молчание.
– Посему он не не отвесяет? – шепотом спрашивает дочь, дыша мне в ухо.
– Потому что он хам и бандит, – негромко отвечаю, рассчитывая, что меня услышит тот, кто проигнорировал мой вопрос.
С переднего сиденья доносится шорох и шелест одежды, будто кто-то разворачивается в кресле… Я внутренне сжимаюсь и прижимаю к себе Масюню. Зачем я это сказала? Кто дразнит собственных похитителей?! Еще и ругалась на дочь, когда она бросилась на помощь «дяде Сасе»…
– Приехали, – машина, качнувшись, останавливается, и мне, наконец, позволяют официально снять с глаз повязку.
– Куку! – радостно кричит Масюня при виде моего лица и хлопает в ладоши. Я вымученно улыбаюсь, стараясь не думать, что грозит моему ребенку в этом ужасном месте.
Выйдя из машины, сразу же устремляюсь ко второй – на которой привезли Сашу, но меня довольно грубо останавливают двое мужчин – один в классических гопнических трениках с лампасами, второй – в наброшенной на плечи полицейской куртке. Именно из-за нее я и подумала, что нас остановила полиция и согласилась сесть в их машину. Где, интересно, были мои глаза? Явно не на их помятых физиономиях…
– Сейчас к нему лучше не лезть, – снисходительно объясняет тот, что в лампасах. И красноречиво играет бровями. – Иди знай, что он навытворяет с таким букетом в крови…
Он неприятно смеется, словно говорит о венерической болезни, а не о наркотиках. Да. Моего Сашу, моего несносного ректора накачали наркотой по самое не могу. Зачем, мне не объяснили, как не объяснили и всего остального – например, зачем мы все здесь и чего от нас хотят.
На мою робкую просьбу позвонить домой ответили отрицательно и занялись Сашей, который уже был в сознании, но от этого вел себя еще более страшно. Орал что-то, пытался раскидать всех то ногами, то руками – пока последние не сковали наручниками – плевался, а после поворачивался к нам и просил у нас с Машей прощения.
Впрочем, моя Масюня в таком от него восторге, что кажется, если у него сейчас вырастут дьявольские рога, она захлопает в ладоши и запрыгает…
Весь этот бедлам заканчивается тем, что нас троих отводят в комнату огромного, жилого дома. Даже не дома, а поместья – огромного, похожего на небольшой отель, с ухоженной придомовой территорией и парковкой вокруг «альпийской горки», усаженной красиво подстриженным кустарником и цветами.
В доме мне снова надевают повязку на глаза – вероятно, чтобы не рассмотрела фотографии на стенах – и ведут куда-то по коридору.
– Кто тронет… убью! – несвязно рычит Саша откуда-то сбоку, и я невольно улыбаюсь. Это так мило с его стороны грозиться целой ораве бандюков, сам будучи в невменяемом и связанном состоянии…
Наконец, нас разводят по комнатам – меня с Масей в довольно уютную спальню с одной большой кроватью, Сашу – в следующую комнату по коридору за нами. И запирают нашу дверь на ключ, прежде, чем я успеваю бросится на нее и хоть что-нибудь выяснить!
Сволочи! Уже не стесняясь дочери, я в остервенении пинаю дубовую дверь несколько раз ногой.
– Надеюсь, у того придурка яйца отсохнут и отвалятся! – кричу сквозь дверь. И стучу по ней еще несколько раз кулаками.
Тем временем, начинает вечереть. Делать совершенно нечего – ни телевизора, ни книг, один какой-то глянцевый журнал для дам, который я за полчаса прочитываю от корки до корки. В окно, выходящее на какой-то пролесок, я наблюдаю медленно оседающее солнце. Мася, наконец, не выдерживает напряжения и засыпает на кровати, укрытая легким, пуховым одеялом.
Я обхожу комнату, начинаю шарить по шкафу, захожу в богато отремонтированную и обставленную ванну… и невольно зацениваю интерьер. Если бы я здесь была не в плену, мне бы наверняка понравился этот классический и вместе с тем довольно уютный дом.
Решаю умыться, раз уж в ванной. Склоняюсь над раковиной… и тут слышу за второй дверью ванной комнаты какой-то шорох!
– Что за… – бормочу и отхожу в страхе обратно к двери… Сердце снова начинает колотиться… Потом медленно возвращаюсь, прислушиваясь…
Наверное, показалось.
Снова включаю воду. Но в этот раз даже не успеваю наклониться, как, вместо шороха, дверь содрогается под чьим-то мощным ударом.
– Твою ж… за ногу… – доносится с той стороны ругательство перед еще одним ударом кулаками в дверь. – Откройте, сволочи!
Я вся скукоживаюсь от страха. Это он! Мой несчастный, одурманенный Саша! Он там, за этой дверью! По всей видимости, эта ванная – общая для двух комнат, той в которую поместили нас с Масюней и другой, в которой сейчас томится в своей
– Проспитесь, профессор… – советует кто-то, оттаскивая моего ректора от двери. – Вот клянусь, на все другими глазами завтра будете смотреть…
– Пусти меня к ней… – рычит несомненно Саша. – Он сбежала… Пусти… Не буду ничего делать… Только узнаю… зачем…
Я замираю. Почему они с ним разговаривают, да еще и так вежливо? Советы дают, уговаривают спать лечь… Он же такой же пленник, как и мы с Масюней! Или…
– Что за бред? – бормочу, подкрадываясь к двери и уже нарочно прислушиваясь.
Там, за дверью происходит нечто не вполне понятное по звукам, но можно угадать. Бандиты помогают Саше улечься на кровать и даже стаскивают с него ботинки, которые звучно стукаются об пол.
– Пусти… – он все еще не оставляет попыток вырваться и пробиться ко мне. – Пустите… к ней…
– Тихо, тихо… – успокаивает все тот же голос. – Пару часов отдохнете, вся эта дрянь вымоется… потом уже разговоры… А то очнетесь, а дама с проломленным черепом лежит, а у вас кулак в крови. И кто отвечать будет? Тоже Евгеньич? Нет уж, увольте, профессор… Мы с вами и так дел наворотили – не расхлебаешь…
А меня темнеет в глазах, и я медленно сползаю на подогретый пол ванной комнаты. Так вот оно что… Вот он какой подонок, оказывается, наш «дядя Саса»…
Глава 12
Александр
Просыпаюсь уже вечером – от адской головной боли и совершенно отвратительного вкуса во рту. Словно, пока я спал, мне туда птицы наиспражнялись. Или не птицы, а еще кто похуже…
Со стонами поворачиваюсь на бок, свешиваюсь с кровати… и безошибочно чувствую, что сейчас стошнит – от малейшего движения внутри все переворачивается. Слава богу, кто-то подсуетился и поставил мне тазик рядом с кроватью.
Содрогаюсь в рвотном позыве, еще раз… задвигаю таз под кроваь… откидываюсь обратно на подушки… и наконец, оглядываюсь. Я – дома. Точнее, в своем загородном доме, купленном еще пару лет назад для зимнего отдыха.
Ну, хоть это хорошо…
Медленно, стараясь не провоцировать вспышки боли в голове, поднимаюсь в кровати, аккуратно опускаю ноги на пол… Подогрев в комнатах не работает, пол холодный, и как только мои босые ноги касаются половиц, в голове вспыхивает все, что произошло за этот ужасный день.
Точнее, не все, а самое главное.
Кто-то накачал меня наркотой, и я под этой наркотой… Ох ты боже ж ты мой…
У меня темнеет в глазах…
По моему заказу похитили Лилю с Машенькой! Остановили их по дороге в аэропорт, под видом полиции заставили пересесть в другую машину и привезли сюда, в мой загородный дом. И уже который час держат в соседней комнате взаперти!
Застонав уже от отвращения к себе, я закрываю лицо руками и падаю назад, на подушки… Что я за идиот такой? Что за пещерные, архаичные действия – украсть девушку, запретить ей ездить куда она хочет, заставить быть со мной силой? Сломать?
Наркота наркотой, но куда делись мои принципы? Мое воспитание? Мои убеждения, что к женщине надо относиться цивилизованно и давать ей свободу выбора и действий? Такое ощущение, что я вчера с гор спустился…
Неудивительно, если она сейчас ненавидит меня… И сюрпризом, если сдаст меня в полицию со всеми потрохами, как только получит такую возможность, тоже не станет.
Так тебе, кретину, и надо – пробурчал кто-то очень занудный у меня в голове. Заслужил по полной программе! Это ж надо, что удумал! Похищать женщин с детьми для собственного удовольствия…
Не для собственного удовольствия, а ради их же пользы – поправил я этот голос. Потому что Машеньке нужен отец, а Лиле муж. И этот их тусовочный Андрей на эту роль явно не подходит.
Дверь скрипнула после короткого, формального стука, и в комнату вошел Владислав.
– Очнулись? – деловито спросил он, подавая мне стакан с водой. – Вот и хорошо. Хотя, признаться, Александр Борисович, я не в восторге от того, что вы так ухренячились во время сложного и опасного дела. Я ожидал от вас большей ответственности, когда соглашался помочь…
Я давлюсь водой из стакана – настолько сильный диссонанс вызывает у меня слово «ухренячились» из уст педантичного адвоката в дорогом костюме.
– Послушайте, Владислав, я не ухренячился, как вы выразились, меня чем-то отравили, по всей видимости…
Но он поднимает руку, останавливая мои оправдания.
– На данный момент это совершенно неважно. Давайте перейдем к делу, раз вы пришли в себя. Итак, что мы имеем…
Он присаживается за имеющийся в комнате столик у окна, по всей видимости, предлагая мне присоединиться к нему за вторым креслом. Я присоединяюсь, все еще с осторожностью передвигаясь по комнате.
– Итак… – повторяет он. Доставая из папки, которую разложил перед нами обоими, какие-то бумаги – по всей видимости добытые им Лилины банковские бумаги.
– Погоди… – я мотаю головой. – Как они там?
– Успокоились, – коротко отвечает он. – Поужинали, и я позволил вашей женщине позвонить матери, что мол они задерживаются, приедут поздно, а возможно и останутся в гостях на ночь.
Мне кажется, он специально называет Лилю «моей женщиной» - чтобы я свыкся с мыслью, что присвоил ее себе в обход всех законов, и решал, что делать, уже исходя из этого.
– Что это? – наконец обращаю свое внимание на бумаги.
– Положение дел вашей…
– Лили, – поморщившись, останавливаю его. – Просто Лили.
Адвокат с секунду смотрит на меня ничего не выражающими, холодно-рыбьими глазами… и кивает.
– Здесь положение дел Лилии Печерской – распечатка из банка, долг за машину, долги с прошлых лет, которые она уже давно думает выплатить, взяв под квартиру ипотеку.
А вот это уже интересно. Я склоняюсь к бумагам.
– То есть, вы предлагаете…
– Объяснить девушке, что бороться с вами – бесполезно. Что в вашем распоряжении – столько денег, что даже если она посадит вас за похищение, ваши адвокаты все равно отсудят у нее ребенка. И кстати, я нашел кое-что интересное из ее прошлого, чтобы вы звучали убедительнее…
Но тут я ставлю точку. Я решительно мотаю, останавливая моего адвоката и с сегодняшнего дня подельника.
– Ну как хотите… – он пожимает плечами и говорит кое-что такое, от чего мне становится очень и очень нехорошо. – Имейте в виду, профессор – если девушка захочет нас всех сдать, мне придется обратиться за помощью к людям… весьма специфической профессии. Впрочем, вы уже успели кое с кем из них познакомиться.
Я белею. Прям физически чувствую, как у меня леденеет лицо и холодеют конечности. А потом происходит нечто совершенно обратное – кровь горячеет и принимается носиться по венам, разгоняя адреналин и уже подуспокоившуюся ярость.
– Да как вы смеете… – рычу, приподнимаясь из кресла и сжимая кулаки. – Как вы смеете угрожать мне… Вы даже приблизительно не представляете кого я могу натравить на вашу контору…
– Можете, не спорю, – он кивает, чуть улыбаясь. – Покровители у нас с вами обоих… могущественные. Но мы же не хотим, чтобы в центре всех этих передряг оказалась одна невинная особа и ее маленькая дочь, правда?
Мне нужно время, что хоть немного успокоиться, я откидываюсь в кресле и прикрываю глаза. А уж времени для того, чтобы придумать, как прижать к ногтю этого вконец обнаглевшего утырка, мне надо намного больше. Не сейчас, уговариваю себя. Не сейчас...
– Что еще? – наконец, спрашиваю таким же холодным голосом. – Кроме компромата, которым я должен, по вашему убеждению, использовать – для того, чтобы убедить Лилю не сдавать меня.
– Вот, – он оперативно протягивает мне распечатку билетов на самолет, купленных на имя Печерской Лилии Владимировны плюс один ребенок, копии заказанного в Лондоне отеля, семейная суита о двух комнатах и заполненное на ее имя заявление на поступление в Лондонский Экономический Университет со второго курса.
– Это все для того, чтобы убедить ВАС, что вы поступили правильно, – заискивающе улыбается Владислав. – Если спросите, откуда информация, отвечу – мы хакнули ее имейл в университетском аккаунте. Ну и как вишня на торте…
Он встает и куда-то на минуту уходит. Возвращается с какой-то дорожной сумкой цветастой расцветки.
– Что это?
Вместо ответа он ставит сумку мне на колени. Слегка подрагивающей рукой я открываю ее и несколько секунд тупо перебираю вещи – детские, девчачьи вещи. Свитер с вышитой на нем собачкой, розовая шапочка, сапожки… Ворох белья в аккуратно застегнутом на молнии пакете…
– Это было при ней. И вот это, – адвокат кладет поверх вещей какой-то конверт. – Мы нашли в ее сумке, адресовано вам лично на конверте, вложенном внутрь. По всей видимости, она собиралась выслать это письмо вам из аэропорта. А может, уже из Англии.
У меня внутри уже все колотится, я приоткрываю конверт, заглядывая внутрь… и чувствую, что если сейчас открою это письмо, написанное почерком, весьма похожим на Лилин, и там будет именно то, о чем я думаю, я просто сдохну.
– Хватит, – говорю, решительно захлопывая конверт и убирая его за пазуху. – Мне достаточно доказательств.
– Как угодно, – пожимает он плечами. – Если решимости в вас достаточно, предлагаю встретиться с девушкой и поговорить.
Это было самое разумное, что я мог на данный момент сделать.
– Хорошо, – отвечаю ему, стараясь не размышлять на тему, что все именно так, как есть. Что я не ошибся, что Владислав не ошибся, что Лиля действительно собиралась сбежать от меня и даже, по всей видимости, накатала мне прощальное письмо.
Мы еще немного обсуждаем ситуацию и решаем, что всей компании, участвовавшей в похищении Лили, лучше уехать, чтобы не нервировать ее. Прямо сейчас. Разумеется, окрестности будут контролироваться, на всякий случай, но в моем доме людей, похожих на бандитов, больше быть не должно.
Сказано – сделано. Буквально десяти минут хватает, чтобы выпроводить всех на улицу. Машины под моим наблюдениям из гаража разъезжаются, в доме наступает благословенная тишина, в которой я отдыхаю мозгами и телом, и одновременно перевожу, используя телефон, обговоренный гонорар Владиславу.
После чего медленно и со вкусом курю сигарету из чьей-то забытой пачки, вспоминая свое наркотическое забытье и вспоминая, кто мог отравить меня настолько сильной наркотой и с какой целью…
Так не до чего и не додумавшись, я бросаю сигарету на пол гаража, растаптываю его ногой и бреду обратно в дом. Наверх. К ней. К ненавидящей меня Лиле и напуганной вусмерть малелькой девочке.