Значит, ему все это было нужно только для того, чтобы затащить ее в постель? Какая же она дура, что отказала Даниялу в тот самый первый раз, можно было тогда заняться любовью, и не понадобилась бы никакая свадьба — ни одна, ни вторая. Зато в тот раз Дан точно собирался воспользоваться презервативом, Дана видела квадратики фольги на столике рядом с диваном.
Мучительно захотелось, чтобы случилось чудо, беременность исчезла сама собой, ведь надо учиться, и работу подыскивать, нельзя все вешать на Олю. Богдан сестре предложение сделал, пусть выходит замуж, ей и так пришлось уехать из столицы из-за Данки. А тут еще ребенок Данияла…
Ольга права, нужно сделать аборт. Вот только рука почему-то не убиралась с живота, и в голове назойливо крутилась одна-единственная мысль. Что ребенок этот не Данияла, а ее. Ее собственный сын. Или дочь.
Утром они обе заспанные и невыспавшиеся, с красными глазами, погрузились в такси, по-прежнему избегая смотреть друг на друга.
Ольга осталась ждать в коридоре, а Дана прошла в кабинет и присела на кушетку. Перед ней из кабинета вышла парочка — девушка с аккуратным круглым животиком и сияющий от счастья парень, который смотрел на нее такими влюбленными глазами, что Данке стало больно. Особенно, когда она увидела на пальцах влюбленных золотистые ободки.
— Подтверждение беременности? На аборт? — уточнила врач-узист, беря направление, которое Оле поднесла к двери ее коллега. Данка кивнула. — Ложитесь.
— Ну что там? — не выдержала она, глядя на хмурившуюся врачиху.
— Сами смотрите, — сухо ответила та и развернула монитор.
Когда Данка вышла из кабинета с заключением в руках, Оля стояла у окна в конце коридора. Услышав шаги, она резко обернулась.
— Ну что? — пытливо вгляделась в лицо младшей сестры, а потом прикусила губу и спросила чуть дрогнувшим голосом: — Кто там, Дань? Мальчик?
Данка мотнула головой.
— Девочка? — переспросила упавшим голосом.
Данка снова помотала головой. Сестра широко распахнула глаза и непонимающе уставилась на младшую.
Дана не могла говорить, просто протянула лист с результатами. Ольга выхватила лист, пробежала глазами, а потом странно всхлипнула и отвернулась к окну.
— Оля! Олечка, — тихо позвала Данка, а потом подошла и обхватила ее за плечи, прижавшись щекой к худенькой спине сестры. Острые лопатки мешали, но Данка продолжала вжиматься, произнося сгороговоркой: — Пожалуйста, Олечка, давай я их оставлю, мне так жалко… Я пойду работать, честно, я полы мыть буду, ну не могу я их… на аборт… А вдруг там две девочки, они потом дружить будут, как мы с тобой…
— Господи, — сестра развернулась и рывком обняла Данку, — дурочка. Какой аборт? Никто туда не пойдет. Я уже созвонилась, мне дали нормального гинеколога, она нас ждет после обеда. А к весне и в роддоме связи наладим, вон после Нового года как попрут ко мне раненые, обязательно роддомовские знакомые появятся. Только что ж это выходит, Данчик, — она оторвалась от сестры и посмотрела на нее пораженным взглядом, — эти их обряды работают? А вдруг у тебя и правда мальчик с девочкой будет? Ты помнишь, тебе мальчишку дали, чтобы сын был первым, а к тебе девочка на руки влезла?
— Помню, Айша, — Данка ошеломленно взглянула на Олю, а потом рассмеялась. — Да нет, Ольчик, это ты у меня предсказательница. Все будет так, как ты сказала!
— Ну и хорошо, — удовлетворенно заключила сестра, снова обнимая Данку, — значит, не нужно тебе мыть полы, брошу хирургию, пойду в провидицы. Надену черный балахон, купим себе магический шар и будем людям головы морочить. Провидица Стелла, звучит?
— Лучше Ольгерта, — серьезно ответила Данка, — красиво и необычно, народ толпами валить будет.
Они так и стояли у окна, обнявшись, и Данка снова обмирала, вспоминая, как увидела на экране монитора два темных пятнышка. Это ее дети, только ее, Даниял не был ей ни мужем, ни мужчиной, и отцом ее детям он тоже не станет. Он не стоит ни ее любви, ни ее детей.
Даниял медленно опустил руку с телефоном, а второй мертвой хваткой вцепился в подоконник.
«Ты убил ее и своих детей… Живи с этим… Если сможешь».
Этого не может быть. Все что угодно, только не это…
— Извините, вам плохо? — он не мог понять, что от него хочет девушка-сотрудник салона мобильной связи.
— Н-нет, ничего, со мной все в порядке, спасибо, — на одеревеневших ногах двинулся к выходу, не до конца осознавая, что только что сказала Ольга. Мозг отказывался принимать услышанное.
«Там была двойня, мальчик и девочка…» Двое детей, Дана беременная… И тут же прострелило — была беременная. И сама она была. Больше ничего нет.
На таких же деревянных ногах вышел из салона и привалился к стене, судорожно втягивая воздух — казалось, легкие сейчас разорвет от напряжения. Как сквозь звукоизоляционную прослойку донеслось:
— Дан! Даниял, что случилось? Отчего ты так побледнел?
— Она умерла, Рустам, — Дану казалось, это звучит слишком буднично, — она и мои дети.
— Кто? — не понял Рус, а потом взгляд застыл, и Дан увидел в его глазах свое отражение искаженное, будто в кривом зеркале. — Откуда ты знаешь? Дан!
Он встряхнул его за плечи, Даниял поднял голову.
— Мне сказала ее сестра, Ольга. Мы должны найти ее, Рустам.
— Погоди, Заур говорил, что адвокаты по вопросам вашего брака связывались с этим полицейским, другом отца Даны, — Рустам достал телефон, одной рукой продолжая держать Данияла за плечо, будто тот вот-вот рухнет на асфальт. Дан сбросил руку. По вопросам брака…
Их брак признали недействительным. Как объяснили юристы, на тот момент это было быстрее, чем стандартная процедура развода. Если бы он не спрятался за спасительным состоянием алкогольного оцепенения, если бы был в адеквате, он никогда на согласился бы на это.
Даниял закрыл глаза. Они стали друг другу никем, теперь он просто посторонний мужчина, а не бывший муж, который не имеет права претендовать даже на память о Дане. Как он мог такое допустить?
Дан взъерошил волосы и заметил, что руки дрожат, как у припадочного. А ведь она была женой, самой настоящей, не фиктивной, как утверждал документ. Теплой, нежной и податливой. Как это вязалось с тем откровенным фото, которое он рассматривал в коротких промежутках просветления своего алкогольного угара?
Там была его Дана, ее выражение лица он знал, когда она так улыбалась легкой полуулыбкой, предлагая ему себя. Только ему, а не тысячам желающих на нее передернуть, как это утверждала реклама под фото. И это совсем вышибало мозг. Снова накатила жгучей волной ревность, но Дан усилием воли вернул себе способность соображать.
В документе об аннулировании брака стояла его подпись, и Дана тоже все подписала, хотя могла подать апелляцию на решение суда. Дышать стало невозможно, грудь сдавило — все это время, пока он заливался алкоголем в стремлении забыться, его хрупкая девочка-жена убивала себя транквилизаторами, себя и их детей. Его детей.
Калейдоскопом понеслись кадры — испуганное лицо, полные мольбы глаза, губы, шепчущие «Данечка, Даня…» А потом рука, несмело прикоснувшаяся к стеклу автомобильного окна и обреченность, с какой она прижалась к окну лбом. Почему она не призналась ему сама, что снималась в обнаженных фотосессиях? А что, если ее шантажировали, но она не стала рассказывать и просить помощи?
Потому что не доверяла, потому что боялась, не верила, что он поможет. Правильно, вместо того, чтобы самому увезти ее, он разгромил ресторан, а потом спрятался в алкогольном угаре. В то время, когда поезд увозил его семью, потому что Дана уже была беременна.
Пронзило такой болью, что Даниял сложился вдвое и сел на корточки, закрыв руками лицо. Все это время, пока он ехал сюда, он боялся, что Дана не станет с ним разговаривать, что она больше ему не поверит, что он убил все чувства.
Реальность оказалась во сто крат хуже, Дан не чувства убил, а своих детей. И женщину, которую любил, а не просто хотел, как пытался убедить его Ирбек. И Ирбек был прав, хоть Дан в конце концов и заехал ему под дых, потому что если бы любил, так просто не отрекся.
Рядом затормозил серебристый «Порш». Дан поднял голову — Заур, младший брат Аминат, это он связался с владельцем агентства, в котором работала Дана, он собирал информацию. А должен был сам Даниял.
— Почему вы не сказали, что вылетаете, мы бы встретили, — Заур выскочил из-за руля, Дан поднялся — незачем показывать свою слабость, Заур не самый близкий ему родственник.
— Мы собирались позвонить, — уклончиво ответил Рустам. Они сели в машину, Заур протянул свой телефон.
— Хочешь, звони с моего, хочешь — переброшу контакт.
— Перебрось.
Волошин Сергей Викторович. Несколько длинных гудков.
— Волошин слушает.
— Здравствуйте. Это Баграев. Даниял. Я говорил с Ольгой. Сергей Викторович, это правда, что Дана… — дальше голос дрогнул, и он умолк. В трубке помолчали, а потом скрипучий, изменившийся голос произнес:
— Значит, слушай меня, Даниял Баграев, я сейчас с тобой говорю не как официальное лицо, а как друг их отца. Ольгу не трожь. Все, что ты мог, ты уже сделал. Да, это правда, Даны нет. А ты чем скорее уберешь отсюда свой зад, тем будет лучше для тебя.
— Я хочу встретиться с Ольгой, — упрямо продолжил Даниял, — хочу узнать о Дане.
— Мужик, ты Данке никто, забыл? Надо было думать, когда со свадьбы девочку выкидывал и когда мозги отключал. Лучше бы тех, кто ее так ославил искал, чем в хлам нажираться, глядишь, и нашел бы, кто эту рекламку сваял.
— Постойте, помогите мне…
— Тебе? Да мне поссать с тобой на одном гектаре в западло, а не то, что помогать. Был бы Мишка жив, их отец, тебя бы уже самого в порно сняли и растиражировали. А вот теперь официально, — в голосе Волошина зазвучал металл. — Вали из страны, сволочь, а если узнаю, что ты пытаешься доставать Олю, отвечаю, упакую вмиг, долго потом тебя адвокаты из СИЗО доставать будут.
Глава 18
— Послушай, Дан, тебе лучше не портить отношение с властями, этот Волошин в самом деле может организовать большие проблемы, — обеспокоенно сказал Заур, и Даниял устало потер лицо.
Они сидели на террасе ресторана, куда Рустам затащил его чуть ли не силком. Официант давно принес заказ, но Дан на еду даже не взглянул, только кофе пил, уже третью чашку.
— Я не уеду просто так, Заурбек. Я хочу сам убедиться, что эти фото настоящие.
— Так ведь я тогда все выяснил, Даниял, — Заур нервно пожевал губу. — Агентство помимо создания продающего контента оказывает интимные услуги, и кроме стандартных портфолио моделей имеются их портфолио в обнаженке. Они сделаны в виде рекламных роликов и хранятся на закрытых аккаунтах, куда имеют доступ только проверенные клиенты. Все это абсолютно добровольно, заключается допсоглашение между девушкой и агентством. Я попросил устроить мне встречу с хозяином агентства, Ляшенко, ты не представляешь, как тяжело было убедить его встретиться.
— Я тоже хочу с ним встретиться, — уперся Даниял.
— Его нет в стране, как поднялась тогда вся эта муть, его проверять начали, я к нему еле пробился, спасибо, люди попросили. И он уехал, пока все не утихнет, но у него крепкая крыша, так что обойдется. Дан, поверь мне, Ляшенко тогда потрусил своих, и мне предоставили всю информацию по Дане. Кроме самих фото, — вскинулся Заурбек и даже поднял обе руки, напоровшись на убийственный взгляд Данияла. — Но я своими глазами видел договор, подписанный Данией Литвиновой, у меня есть даже графики ее съемок. Переслать тебе?
Дан тупо смотрел на последнюю дату, и внутри все сбивалось в тяжелый ком, затрудняя дыхание. Когда он улетел к отцу готовиться к свадьбе, Дана обновила портфолио. Время съемки — полдень. Правильно, они созванивались вечером, а днем у Даны было время, она уже сдала сессию…
— Если бы ты знал, какие за ним стоят люди, Дан, — покачал головой Заур, — это чудо, что он вообще согласился со мной встретиться. Но, говорят, он проникся твоей историей. Дан, подумай, — заговорил родственник, наклоняясь вперед и доверительно раскрывая ладони, — если бы хотели помешать вашему браку, достаточно было показать этот ролик тебе. Или твоему отцу, и все. Но целью был не твой брак, не твоя жена, а ваш бизнес. Кто-то взломал аккаунт твоей жены и очень точно рассчитал время, чтобы вымазать в грязи Баграевых, чтобы вы и отмыться не могли. У тех, кто делал рассылку, были номера телефонов всех гостей. Шамиль ищет, но я почти уверен, что дело в тендере, так что возвращайся и рой там. А Волошин если узнает, что ты остался, подключит главное управление, и кто знает, какими методами они будут пользоваться. Мы тебя, конечно, вытащим, но все же…
— Согласен, Дан, — Рустам взял телефон, — ближайший рейс в восемь вечера, я успеваю выкупить билеты, нам лучше вернуться сегодня же.
Даниял обхватил руками голову — Заурбек прав, прав. И Рустам прав, но как можно просто взять и улететь? Казалось, пока он здесь, его Дана жива, но стоит только сесть в самолет, страшная вероятность окажется еще более страшной реальностью. Как будто его присутствие на что-то влияет, пока он дышит тем же воздухом, которым дышала она, есть хоть какая-то надежда.
Раздался звонок — отец. Отвечать не хотелось, ему вообще ни с кем не хотелось говорить, но он заставил себя нажать на вызов.
— Здравствуй, отец.
— Даниял, как долетели? Заур выехал к вам навстречу. Как дела. Ты что-то узнал?
— Да, узнал… — снова дыхание сперло, в глазах помутнело, — ее больше нет, Даны. Она умерла. У нее был нервный срыв, она пила транквилизаторы. А потом выкидыш… Она была беременная, отец, двойней. Они умерли, все трое…
В трубке стало тихо, потом послышался то ли вздох, то ли всхлип, и дрогнувший отцовский голос произнес:
— Возвращайся домой, сынок, у меня есть новости. Я знаю, кто это сделал. Я клянусь тебе, что под ними земля гореть будет.
За всю дорогу Даниял не проронил ни слова. Рустам с тревогой косился, но молчал, и Дан был ему за это безмерно благодарен. Заурбек при прощании обнял Дана и на миг задержал его в объятиях:
— Моя сестра тоже Баграева, Даниял, и племянницы Баграевы. Мы одна семья, ты всегда можешь на меня рассчитывать.
Но Дан молча отстранился, лишь кивнул в ответ. Не было ни слов, ни мыслей, спасительное оцепенение накрыло с головой, но Дан знал, что это не надолго. Как и алкогольный угар, лишь на время. В груди уже давила, прорывалась отчаянная боль, которая грозилась затопить, скрутить до судорог, и когда она доберется до его души — вопрос времени.
Домой прибыли уже поздней ночью, но отец не спал, окно его комнаты светилось. Ждет. Грудь сдавило сильнее, Дан попробовал дышать глубже, но ничего не выходило. Вошел в дом и прошел к отцу.
— Сынок! — тот встал навстречу, и Даниял поразился, насколько тот осунулся и постарел за эти сутки. А потом посмотрел в глаза отца и увидел там тревогу, печаль и… страх.
Все ясно, Дан не смотрелся в зеркало, но, похоже, у него вид не лучше. Крепкие отцовские руки сжали до хруста, и стало немного легче. Если бы как в детстве, можно было прибежать, рассказать о своей беде, и отец мог помочь, утешить. А потом бы они вместе попробовали исправить ошибки Дана, как было, когда он подрался с Маратом и сломал его велосипед. Отец ходил с ним к родителям Марата, а потом помогал чинить велосипед. Не купил новый, а заставил починить сломанный, но и сам помогал…
Сейчас ничего не выйдет починить, не выйдет купить. И жить просто так не выйдет, правильно Ольга сказала: «Если сможешь…» Он думал об этом всю дорогу и не знал, как с этим теперь жить дальше.
Когда отец разжал объятия и отстранился, продолжая удерживать его за плечи, Дан увидел, как уголки его глаз блеснули влагой. Сердце сжалось, горло перекрыл ком — он был благодарен отцу за эти слезы, потому что больше не было кому плакать о его жене и детях. Даже у него самого не получалось, в груди будто образовался ледник. Хотя, наверное, это они и есть, его непролитые слезы. Они обратились в лед, потому что сам плакать Дан так и не научился.