========== Предисловие ==========
В помещении было темно, влага струилась по каменной кладке стен, падала с потолка и гулко разбивалась о голый пол. Единственным источником света служил сильно чадящий факел в дальнем углу подле железных дверей. Едва слышно позвякивали цепи, свисающие с потолка. Они были далеко не пусты, впиваясь ледяными браслетами в узкие кисти, кажется, бессознательного юноши. Пальцы его уже посинели и мелко подрагивали время от времени, но он того не замечал. Голова его низко опустилась, и подбородок почти касался выделяющихся ключиц. В неверном свете дрожащего огня длинные волосы, скрывающие лицо, казались залитыми кровью, но даже в такой темноте сохранили жемчужный оттенок, хоть и спутались. Грудь молодого человека судорожно поднялась и опустилась в хриплом вздохе, затем вновь и вновь. Несколько раз он вяло дёрнулся, силясь достать босыми ногами до пола, однако попытки провалились с треском. Зарокотала, скрипя и открываясь, железная дверь. Зашелестел длинный подол плаща. Пленник содрогнулся всем телом и с трудом приподнял голову. Сложно представить, что один его взгляд мог выразить отчаяние, ужас и надежду разом, но у юноши получилось без особых усилий. Пальцы вошедшего пробежались по сгибу правой руки заключённого, а на указательном сверкнуло аметистом кольцо. Это не было лаской, по крайней мере, не в том её смысле, что принято считать. Вены пленника на руке были покрыты мелкими синяками и следами от уколов. Его можно было бы принять за заядлого наркомана, если бы не абсолютная ясность взгляда и отсутствие яростного желания получить новую дозу. Лицо его от основания челюсти с левой стороны, пересекая верхнюю губу, почти до самого внешнего уголка правого глаза пересекал уродливый шрам. Даже неопытному человеку было ясно, что это не травма. У него не было рваных краёв, а ровные крохотные точки вдоль него выдавали работу профессионала. Лишь безобразная чёрная сердцевина рубца настораживала, точно живая тьма дремала под бледной кожей юноши, вживлённая жестокой рукой.
— Ты опечалил меня, любовь моя, — голос вошедшего звучал тоскливо и почти безутешно, пока он продолжал поглаживать свежие следы уколов. — Полагаю, ты и сам об этом догадываешься. За подобный деликт полагается наказание. Жестокое наказание.
— Я уже вытерпел здесь несколько суток. Что тебе ещё надо от меня? — устало пробормотал юноша, с трудом разлепив пересохшие губы и тут же обведя их языком столь же иссушённым и едва ворочающимся.
— Думаешь, этого достаточно? — в интонациях мучителя промелькнула скрытая угроза, точно гремучая змея тряхнула своим хвостом. — Ты посмел ослушаться меня, понадеялся, что я ничего не узнаю. Твоя вольность погубила нескольких моих подчинённых. Снова.
Пленник ухмыльнулся, кинув вызывающий взгляд, полный презрения и ярости:
— И я ничуть о том не жалею.
— Это ненадолго, — парировал мужчина и негромко усмехнулся. — Око за око, помнишь? Мне нужно, чтобы ты возместил это лишение, несколько восстановил баланс.
На мгновение в глазах у юноши потемнело, голова наполнилась образами из прошлого — полузабытыми, почти истлевшими, но полными радости, лёгкости, беспечности. Они жили в его сердце, питали силами, а теперь причиняли нестерпимую боль. Пленник дёрнулся в цепях, замотал головой, затем вскинул взгляд на своего палача. Вся дерзость, что держала его голову гордо поднятой, обратилась в ужас, раскаяние.
— Нет, нет, ты не посмеешь, — забормотал он, опуская голову под тяжким грузом горького понимания. Он прекрасно знал, что посмеет. Более того, насладится шоу в полной мере, будет в восторге, как ребёнок от цирка. — Нет, умоляю тебя.
— Умоляешь? Сильно в том сомневаюсь, милый.
— Я не буду этого делать, — юноша сжал онемевшие пальцы, а через мгновение вскинулся в цепях, огласив свою камеру гортанным криком. Шрам на его лице словно бы ожил, зашевелился, точно ядовитая змея. Тонкие чёрные полоски расползлись под кожей, напоминая собой паутину, протягивая свои щупальца к глазам и губам извивающегося альбиноса.
Мучитель смотрел на это с прохладной улыбкой и интересом, ловя каждый болезненный стон и крик, впитывая его с жадностью и истинным наслаждением извращённого ценителя.
— О нет, любовь моя. Ты будешь. Ещё как будешь, — почти нежно прошептал он, когда пленник закончил метаться и кричать, а шрам его вернулся к прежнему виду. Он подцепил его подбородок кончиками пальцев, притягивая к себе, и запечатал бледные сухие губы поцелуем. Тот продлился всего пару мгновений, а затем мужчина отстранился и направился к выходу. Напоследок он приподнял руку, увенчанную кольцом, и сжал пальцы. Шрам пленника вспыхнул, браслеты цепей с лязгом раскрылись, и юноша с приглушённым возгласом рухнул на пол. Дверь скрипнула вновь, палач исчез, но выход не запечатал. С трудом опираясь на дрожащие руки, он поднялся и, спотыкаясь, побрёл из камеры, то и дело останавливаясь, тяжко опираясь на стены.
❃ ❃ ❃
Ночь была ясной, небо ярко усыпали звёзды, собираясь вокруг огромной полной луны, заливающей город призрачными жемчужными лучами. Во всех домах уже давно погас свет, и лишь немногие окна тускло подсвечивались изнутри. В такое время лучше не выходить на улицу, не вылезать из кроватей, ведь ночь не принадлежит людям. Они знают об этом, но лишь на подсознательном уровне, им не понять, отчего тёмное время суток столь опасно, столь обманчиво. Им хватает простых отговорок, как то: «Ночью ходят преступники и бешеные животные». И их не останавливает то, что эти несчастные встречаются меж ними и днём. Сколь велик тогда будет ужас людей, если сказать им, раскрыть тайну того, что прячется в их тенях, что выходит оттуда по ночам? Не стоит им знать, какая сила кроется в тонкой прозрачной тени от лески в яркий солнечный день.
Свет фонарей разгонял мглу и придавал спокойствия, уверенности в том, что опасность не подкрадётся незамеченной. И всё же внезапно явившийся в круг света тёмный силуэт заставил бы вздрогнуть случайного наблюдателя, буде такой имелся. Человек был высок и, наверное, оттого немного сутулился, шёл, прихрамывая, но быстрым широким шагом. Казалось, что от плаща его поднималась бледная, прозрачная дымка. Нервно тряхнув головой, человек сдёрнул капюшон и, остановившись, поднял лицо к небу. Сухие губы потрескались и мелко дрожали, как содрогался и сам юноша. Хрипло выдохнув, он приложил ледяную ладонь к пылающему от боли шраму на лице. От аккуратного маникюра не осталось и следа: он сорвал его в том треклятом подземелье, в крови ещё бушевала отрава, которой его любезно угостил хозяин. «Будь ты проклят, — яростно ругнулся альбинос про себя, не обращая внимания на то, что щека вот-вот разорвётся от боли. — Клянусь, когда-нибудь я вырвусь из твоего плена. И убью». На душе скреблись кошки, он не хотел выполнять волю своего инквизитора, однако выбора не было. И вовсе не оттого, что его силы приводили в ужас. Нет, он и сам успел изучить немало тайн, пока пребывал под непосредственным надзором тирана.
Собраться с силами оказалось непросто. И хотя он сопротивлялся, но пульсация метки подгоняла, звала к цели, и ноги уже сами несли его прочь вдоль паскудно освещённых улиц. Он знал, что бесполезно умолять истязателя, просить его переменить решение, пытаться задобрить его. И от этого знания становилось лишь горше, в пересохшем горле свернулся тугой ком. Оставалось лишь убедить себя, что это всего лишь очередное убийство, одно из множества, что он уже совершил и ещё совершит. И люди ему совершенно незнакомы, ведь он исчез из их жизней почти десять лет назад. Не по собственной воле, но исчез, словно его и не бывало, ведь полиции невдомёк, что человек может не умереть, а, скажем, перейти в другой мир. Этот юноша отдал бы всё, лишь бы не узнать эти тайны, лишь бы никогда не прикасаться к ним. И не мог найти себе места, зная, что всё это бурлит в крови, а от неё, хочешь, не хочешь, никуда не денешься.
Альбинос поднял голову, уловив донёсшийся издалека смех. Точно охотничий пёс он весь напрягся, силясь побороть чужой азарт, взыгравший в груди. Его сознание словно разделило надвое: одна его часть стенала от боли и умоляла остановиться, цепляясь за любую мелочь, другая же с ликованием рвалась к звукам, готовая по щелчку пальцев выпустить клыки.
За поворотом, в глубине парка, расположилось крошечное летнее кафе, окутанное светом куда лучше пустынных улиц и аллей. С трудом сглотнув, юноша прошёл на веранду и натянул на руки перчатки, ступая ещё более тяжко, чем когда только сорвался с цепей. Он различал силуэты, чувствовал, как в груди становится невыносимо тесно. И он ещё долго просто молчал, стоя на краю линии света и глядя на весёлую компанию. Они все уже были далеко не молоды, время неумолимо прикоснулось к ним: трое женщин и один мужчина. Впрочем, одна из них была коротко стрижена и недвусмысленно заглядывала в вырез другой, а потому юноша не сразу признал в ней девушку, хоть и знал то наверняка. Последняя же наоборот притягивала к себе взгляды и не переставала хохотать над шутками, то и дело прикладываясь к бокалу со спиртным. Ничего красивого в этом не было, но он узнавал изящные жесты, предугадывал их все до единого, до боли прикусывая губы. Рыжий мужчина поглядывал на неё с хищным интересом и не переставал смешить, пихаясь и кривляясь, всеми доступными правдами и неправдами желая завоевать внимание красавицы. Но веселье продлилось недолго: ощутив, наконец, чужое внимание, шатенка глянула на незваного гостя и невольно вздрогнула. Ведь он подобрался незаметно, беззвучно и уже, получается, какое-то время стоял тут, слушая их. Незнакомец неторопливо закурил, выпустил облако дыма через нос и склонил голову на бок, не сводя взгляда с компании. Поняв, что подруга больше не веселится, что улыбка сползла с её лица, остальные обернулись и идентично вздрогнули. Некоторое время царило тяжёлое молчание.
— Артемис? — неуверенно окликнула рыжая, чуть близоруко щурясь, пытаясь убедиться в собственной страшной догадке. Альбинос характерно повёл плечом и скривил губы, шрам страшно исказил его лицо, изуродовал, превратив красивого прежде юношу в собственную тень. Она подорвалась с места, кинулась к нему и заключила в пылкие объятия. — Боже, мы… мы думали, ты погиб вместе… вместе с семьёй. А ты вот так подходишь и…
Женщина зашлась рыданиями, стискивая в пальцах плащ друга, не находя в себе силы остановиться и успокоиться. Молчание вновь окутало их шёлковым подолом. Остальные отводили взгляды, не горя желанием смотреть на внезапно воскресшего в их понимании друга. Он и сам потупился, судорожно и жадно затянулся сигаретой.
— Да ты весь дрожишь, — прошептала Лиззи, затем потянула юношу за собой, усадила на один из свободных стульев, тут же придвинувшись к нему, бросив взгляд на друзей, что хранили неопределённое молчание. — А вы чего молчите?!
— Не пойми меня неправильно, Арти, я рад тебя видеть, — выдохнул второй мужчина, нервно сглатывая и наблюдая за тем, как содрогается приблуда. Это было видно невооружённым взглядом. — Но всё это выглядит странно: смерть твоей семьи, это исчезновение, как если бы…
— Как если бы я убил их? — альбинос растянул губы в жуткой улыбке, поднял голову. Голос его был гулким и будто чужим, словно кто-то говорил его устами, а перед ними сидела давно пустая оболочка. — Понимаю, понимаю. И не держу зла или обиды, к чему бы мне? Но я пришёл не для того.
— Тогда что тебе нужно? — грубо бросила темноволосая, чуть располневшая с возрастом, сильный французский акцент резал по слуху.
— Мне? — Юноша, кажется, не совсем понимал, что происходит. Губы его вновь растянулись в улыбке, что прежде столь красила его измождённое лицо. Теперь она походила на оскал безумца. — Мне ничего не нужно.
— Вот и иди отсюда, — сухо отозвалась женщина, поставив свой бокал на стол и смерив Артемиса яростным взглядом, преисполненным презрения.
— Мне ничего не надо, — повторил Охотник, делая особо глубокую затяжку и шумно выдыхая дым в сторону, затем стискивая сигарету меж пальцев и выкидывая в близ стоящую урну. — Но кое-кому другому.
— Ребята, да что с вами? — взмолилась рыженькая, крепко обхватывая плечо друга обеими руками и затравлено глядя на остальных.
— Арти, может, тебе нужна помощь? — робко подала голос японочка по другую руку от Элизабет.
— Ты что, перебрал? — вновь заговорила Амели, поднимая внимательный взгляд на старого знакомого.
— Нет, но не отказался бы выпить. — Акио тянул время изо всех сил, хотя шрам его и горел от боли, по краям выступили крупные капли крови, но он не обращал на то внимания. Чужая воля всё сильней подавляла его собственную, точно хозяин чувствовал, что его любимый пытается придумать способ не делать так, как было приказано. Он хотел, чтобы друзья перепугались и разбежались, хотел прикрикнуть на них, но шею словно перехватила ледяная ладонь. Знакомая до боли, жестокая, беспощадная. Зрение предавало его.
Четверо же едва не с ужасом смотрели на то, как зрачки мужчины сжимаются до состояния едва различимых точек, затем вытягиваются. Кожа его посерела мгновенно. Девушки вскрикнули, Амели мигом подорвалась, судорожно пытаясь отыскать собственную сумочку.
— Это ищешь? — хрипло, но с улыбкой поинтересовался Артемис. В приподнятой руке на кончиках пальцев покачивалась её сумка.
— Идёмте отсюда, забудьте про него, — тряхнула головой француженка.
Она уже хотела сделать шаг в сторону, рвануться прочь, но её точно к земле пригвоздило, женщина не могла и пальцем шевельнуть, дрожа от страха всем телом. Друзья что-то кричали, а она смотрела в глаза мужчины, понимая, что не узнаёт его. Знает, но не верит, что это он. А когда догадка уже готова была сорваться с её губ, острая боль питоном окрутила её тело, и из груди вырвался лишь жалкий приглушённый визг. Кости её плавились внутри тела, мышцы растягивались и молили о пощаде, готовые лопнуть от перенапряжения. Остальные с воплями бросились было врассыпную, готовые начать звать на помощь, но и сами замерли, не способные пошевелиться. Тени клубились над землёй, вздымались, обретая форму и захватывая людей, стискивая в своих смертельно хищных объятиях, столь страстных, что и лучшему из любовников впору начать завидовать. Шрам юноши пульсировал нестерпимо, тени прокрались в его глаза. Антрацитовые щели зрачков расширились. Стоны затихли, хруст костей умолк, и безжизненные тела повалились на землю. Убийца кинулся к почти бездыханной рыжей девушке, ловя её в объятия и прижимая к своей груди. С губ его сорвался гортанный стон, больше похожий на предсмертный вопль затравленного зверя. Запустив пальцы в медные волосы, он лишь крепче притискивал её к себе, ощущая, как жизнь с каждой секундой утекает из её тела.
— Прости. Прости меня, малышка, — тихо, судорожно прошептал он, касаясь губами макушки женщины. Сердце отмерило последний удар и замерло в измятой груди.
Заставив себя разжать дрожащие руки, он опустил её на землю. Взгляд его упал на подвеску, что мёртвым грузом лежала на посиневшей искорёженной груди. Витиеватая «А» будто глядела в ответ ехидно и с укором, и у него не было сил, чтобы протянуть руку и забрать подарок. Дар, что он преподнёс совершенно другому человеку.
— Он никогда не был её собственностью, и ты это знаешь, — прошелестел голос в голове юноши, и он вновь застонал, прижал ладони в перчатках к лицу. — Ну же, любовь моя. Возьми то, что истинно твоё, и иди дальше. Ты не уплатил свой долг.
— Четыре жизни. Тебе мало?! — заорал что было сил альбинос, отняв руки от лица и вскинув голову, вглядываясь в хищную безмолвную тьму. — Они были неповинны!
— Ты их убил, не я. Это было твоей волей.
Артемис склонил голову на грудь, смотря на собственные руки. И в самом деле: горечь и злость взяли над ним верх. Он вышел из себя и убил их по собственному извращённому желанию. Так его убедил Повелитель. В голове царила неразбериха от резкой вспышки сил. Едва дыша, он снял с шеи женщины подвеску и поднялся на ноги, шатаясь точно пьяный. Чужая воля вновь тянула его вперёд, пока ночь была в полных силах, покуда солнце не ослабило их, покуда не проредило их тьму:
— Они забыли о тебе. Считай это местью.
Гулкая пустота ворочалась в венах и груди юноши, пока он закуривал и на нетвёрдых ногах плёлся прочь из парка, где оставил бездыханные тела. Утром их найдут, поднимется шумиха, но он уже будет далеко отсюда, и никто не сможет найти виновника. Убийца перешёл через дорогу и растаял.