— Гордыня*</>, — пояснил юноша и приподнял голову, уставившись перед собой.
Утоптанная дорога в дождливую погоду наверняка превращалась в сплошную непроходимую кашу, а проезженные колеи только ухудшали положение. Но весна выдалась, на удивление, сухой и тёплой и теперь расцвечивала окружающий лес во все оттенки изумрудов и малахитов. Птицы перепархивали с ветки на ветку, мелкие зверьки прятались в корнях и тёмно-нефритовой траве. Жизнь царила за пределами замка, и после его тишины Артемис едва не оглох от их тихих шорохов и пения, то и дело морщился на едва различимый шелест. За его поведением дрессировщик наблюдал с любопытством, набивая табаком трубку и раздумывая над тем, в какое место лучше привести этого затравленного мальчишку. Откуда ему было знать, что он адаптируется ко всему как хамелеон, немедленно вливаясь в любое место, как рыба в воду?
Когда лошади разогрели мышцы, их пустили лёгким галопом, затем вновь перевели на рысь, а после этого уже погнали, не жалея. Дорога рассыпалась на множество тропинок и таяла, пока не истлела совсем, покрывшись травой и впустив в древний лес. Несколько раз в его живом шуме Акио различал шаги, улавливал ауры и понимал, что это, возможно, часовые или же чужие разведчики. Но к всадникам никто не торопился наперерез, а вскоре вновь стали собираться тропинки, выныривая из-за могучих стволов, подобные белоснежным ланям. Мундрие разошлась, почувствовав возможность показать все свои достоинства, и Артемис её не одёргивал. Она держалась с жеребцом Лоренцо наравне, изредка пытаясь кусать его, но рыжий одёргивал голову и пренебрежительно фыркал.
Широкий тракт, объятый тонкими светлыми деревцами с мелкими пронзительно-зелёными листьями, бежал вдоль узкой шумливой речушки. Далеко слева виднелись мрачные отроги хребта Гнездовья чёрных драконов. Когда-то они принадлежали исключительно им, и многие сотни тысяч лет назад в их глубине сияли подземные пещеры-дворцы. Те из крылатых ящеров, что овладели полиморфией, почитались королями, но не торопились вмешиваться в жизнь простых смертных и лишь наблюдали. В одних Гнездовьях жили не меньше ста особей, но со временем питаться им стало нечем, и повелители приняли решение: сильных отдавать людям-магам в услужение, а слабых оставлять для собственной кухни. Их численность резко упала, но драконы о том не заботились, увлечённые песнями ветра и камня, теплом и любовью Сердца мира. Они очнулись, когда стало слишком поздно: не способных к перевоплощению не осталось совершенно, кроме тех, что теперь служили людям. Затерялись крылатые среди смертных, изредка являя миру свою огненную суть, лишь в последнее тысячелетие рискнув вновь показаться всем на глаза.
Несколько раз навстречу Артемису и Лоренцо попадались чернокнижники, спешащие обратно в замок, и с ними дрессировщик обменивался сухими кивками; Акио же наоборот ниже натягивал на лицо капюшон плаща болотного цвета. Богато украшенный тесьмой и подбитый внутри мягким серебристым мехом, с кучей кармашков — его Гилберт подарил фавориту, когда тот стал возвращаться из пещер, отчаянно хлюпая носом. Глубокий капюшон неплохо скрывал изуродованное лицо от прочих, и юноше того было вполне достаточно, но ровно до тех пор, пока они не достигли стен столицы. У́мбрэ звалась столицей чисто формально хотя бы потому, что её посещали так или иначе почти все жители Ифа́рэ. Здесь обыкновенно велись мирные переговоры между фракциями, и жители порой уставали отстраивать центр своего города, когда враждующие разносили его в пух и прах. Когда простые мирные жители подняли бунт и едва не разорвали дипломатов на куски, было принято решение перенести традиционное место встреч. В итоге новое пристанище для переговоров не нашли, и Повелители были вынуждены назначать друг другу свидания в собственных замках и укреплениях. Когда подобная практика была введена, Умбрэ вздохнула с облегчением, а вот фракции всерьёз задумались о том, хотят они переговоры или нет. А потому Артемис застал город в том чудесном состоянии, которое потом не единожды воспевали и приводили в пример: столица расширялась, разрасталась и украшалась, как девица перед первым свиданием, ещё не зная, чего она желает на самом деле. Предприимчивые и хваткие люди в первую же очередь облюбовали главную площадь, занимающую низину, где прежде вёлся не один кровавый бой. Более осторожные и осмотрительные предпочли обустроиться вокруг и не прогадали: после нескольких мощных наводнений от площади ничего не оставалось, и в конце концов было решено оставить всё как есть. Симпатичное озеро с медленно обрастающими тиной руинами как нельзя лучше украшало этот город.
Мощёные булыжником мостовые разбегались прочь от Озёрной площади, сплетаясь в паутину. Некоторые из них, широкие, степенные, блуждали между особняков и таверн, являя собой лицо аристократии и зажиточных столичных снобов. Названия их всегда плавали с одного луча на другой, и порой случались сущие неразберихи между жителями. Назначая встречу на одной улице, они после находили себя в абсолютно ином месте. Поговаривали, будто используемые магами порталы истончают физическую реальность до того, что она начинает плыть и смещаться. Так это или нет, доказать до сих пор не удалось, но время от времени пропадали люди, а дома оказывались пустыми. Грешили и на наёмников, и на пожирателей душ, и на «проклятых болотников», но не пытались ворошить эти дела. Иные улочки были до того узки и невзрачны, что заглядывать на них рисковали только вооружённые и, главное, умеющие сражаться. В таких глухих и тёмных проулках обустроились воришки и мелкие рыбёшки куда более утончённого мира, чем облачённые в светлые доспехи дипломатии политики. Здесь правила бал гильдия Воров, которые предпочитали монете плату кровью. Конечно, от золота убийцы не отказывались и вряд ли бы согласились хоть пальцем пошевелить за просто так. Однако же заносили клинки, мечи, топоры и прочие любопытные орудия не ради мелкой мести. Их звали наёмниками и головорезами, путая любителей помахать кулаками и нажиться на чужой проблеме с теми, кто принимал правила игры. Охотник знал их как никто другой, пусть и не подозревал о том.
Во-первых, если ты взялся за убийство, будь добр сделать всё так, чтобы вампир клык не подточил. Коли же не хватает мастерства, ступай учиться к пьяным продажным мечам.
Во-вторых, жизнь — высшая ценность. Возможно, в этом видится фарс, но гильдия Воров прекрасно понимает, что за убийство никого не погладят по голове, а кому-то это принесёт горе. Так что, если тебе в руки попал контракт с красной тесьмой, то не стоит измываться над тем, чьё имя там указано. Подари быструю лёгкую смерть.
Отсюда же вытекает и третье правило: стоит даже провести с жертвой увеселительный вечер. Разговоры, прогулки, вино, секс — любой член гильдии должен уметь вести светскую беседу и быть непринуждённым. Естественность, искренность, искушённость. Те, кто может позволить себе таких Воров, должны здорово опасаться, что однажды встретятся с трепетной леди, которая перережет горло, не переставая улыбаться и кокетливо обмахиваться веером.
Четвёртое правило гласит: «Если же Клиент заранее знает о своей участи, не стоит расшаркиваться. Бог Смерти вам в помощь». Каждый участник гильдии всегда расшифровывал эту туманную подсказку по-своему. Кто-то вламывался в дом и коротким взмахом обрывал жизнь. Кто-то объявлял поединок, и тогда обыватели могли наблюдать красочные бои. Победитель получал в награду жизнь и собственность проигравшего. Бывало и такое, что Вор терпел поражение, и заказанный Клиент внезапно становился счастливым обладателем дополнительной усадьбы, хозяйства, а то и жены.
Никаких имён. Правило, конечно, жёсткое, но его выполняли только на своё усмотрение. Некоторые же находили в этом особую прелесть или же романтику, примеряя к себе прозвища и клички, пока какая-нибудь не прилипала намертво. Обычно все знали друг друга в лицо, по имени, общались и за пределами гильдии, однако же никому вне этого круга не рассказывали друг о друге. Так сказать воровская солидарность. Конечно, случалось и такое, что один из высокопоставленных магов обнаруживал, что пойман на крючок, и успевал изловить наглеца, решившего на него покуситься. И благо, если просто убивал его, а не пытался влезть в память, чтобы затем устроить облаву. Редкие случаи, когда такое всё же происходило, считались чёрными временами для гильдии.
Воры высоко ценят собственную честь и своеобразную преданность. Тех, кто принимал плату со стороны, чтобы избавиться ещё от кого-нибудь, или же вдруг кардинально менял направление в сторону заказчика, казнили. Это не всегда означало смерть, но лучше бы её. С изменщика вполне могли сорвать лицо до костей, напоив перед этим алхимическим снадобьем регенерации. Мясо нарастало, а вот кожа — не всегда. Иногда таких лишали кистей или же ступней, а то и всего разом. Но суровое наказание, гарантированное каждому отступнику, не всегда способно остановить особо алчных любителей богатств.
И, наконец, никакой политики на территории гильдии Воров. С этим всегда было труднее всего, потому как нередко сталкивались представители враждующих фракций. Высшим проявлением разумности Вора считалось дружеское отношение с коллегой и взаимоуважение, даже если их Повелители и воюют между собой. Именно поэтому не каждый мог получать контракты, не каждому доверяли.
Но все эти тонкости Артемису лишь предстояло узнать, пусть он понимал их и без бумажного свода. Возле ворот их встретило двое изнывающих от скуки стражников в тяжёлых доспехах, с алебардами, а потому они искренне обрадовались путникам.
— Лоренцо, давно не виделись! — прогрохотало из-за забрала, и чернокнижник ухмыльнулся, спешился, затем приблизился к консервной банке и обменялся рукопожатиями. — Какими судьбами, парниша?
— Да вот, решил после работы отдохнуть. От самого Чёрного замка ехали, чтобы у вас побузить.
— Ты давай, особо не буянь! В прошлый раз нам пришлось тебя прогонять, — проворчал второй, тоже пожав руку дрессировщику. — Опять кому-нибудь спину испоганишь, дрянной мальчишка?
— Так уж прогонять, — осклабился Минор. — Когда вы спохватились, я уже на полпути к дому был. Ладно, некогда болтать. Времени в обрез. Вот, держите.
— А этот кто? — неприветливо буркнул второй страж, покосившись на молчаливого Артемиса, что сидел в седле, низко опустив голову. — Неприятный какой-то тип.
— Он со мной, не беспокойтесь, — широко улыбнулся Лоренцо, хоть и начал слегка нервничать. — Ручаюсь за него.
— Ты же знаешь, не можем пропустить, если карты нет, — развёл руками первый.
Тихо вздохнув, Акио скинул капюшон с головы, тряхнув шевелюрой. Белые волосы разметались по плечам, открывая взглядам строгое бледное лицо, перечёркнутое чёрным шрамом. Тот будто зажил собственной жизнью: тень расползалась по венам, левый глаз юноши наполнился аметистовым сиянием.
— А так? — ледяным тоном уточнил Охотник, не сводя взгляда с примолкшего шлема.
— Так бы и сказали, что от господина Найтгеста! — сдали на попятный стражи и рванулись в стороны, чтобы поднять ворота.
Артемис вернул капюшон на голову, но не стал скрывать свой позор. Лицо вновь выглядело, как и обычно, янтарь глаз лукаво засиял в тёплом весеннем солнце. Тонкая чёрная линия замерла и казалась самой безобидной грязью. В тот день Акио от всей души наслаждался видом двух-и трёхэтажных домов, вглядывался в вывески и, самое главное, лица. О, кого здесь только не было! Глаза Охотника разбегались в стороны, и он придерживал Мундрие, чтобы не срывалась на рысь. Ауры пестрили силами так, как не было и в лучшем из самородков его мира. Нет, здесь каждый сиял совершенно особенно, и у юноши органы скручивало от немого восторга. Не сразу ему удалось заставить себя смотреть не на них, а на их счастливых обладателей. Сердце его заколотилось в безумном ритме. Теперь он не казался самому себе белой вороной, теперь он понимал, что вписывается в эту картину естественно и просто. Ему лишь предстояло привыкнуть к пышным и старомодным одеждам, к тростям, саблям на поясах, к тому, что бывают люди выше его, что белые волосы здесь такая же обыденность, как зажечь свечу одним мановением мысли или же отправить в полёт стрекочущую молнию. Впервые за свою жизнь Артемис почувствовал себя дома. Он вертел головой из стороны в сторону, провожая взглядом чинные пары, идущие рука об руку. Богатые платья не пестрили и будто перекликались между собой, как цветы на лугу; строгие жакеты мужчин подчёркивали их; а те же, кто предпочитал скрывать себя плащами, не вызывали подозрений и смешков, на них даже не думали начинать коситься с предубеждением. Пахнуло травами и алкоголем, свежим хлебом, запечённым мясом и картофелем. Артемис повёл носом, улавливая аромат, а затем радостно расхохотался. Смех его пронзительно пронёсся по шумной улице, и никто даже не подумал обернуться на него или цыкнуть. Акио был дома.
Лоренцо наблюдал за этим с затаённой улыбкой, весело попыхивая трубкой и довольно щурясь. Что бы там этот юноша ни пережил в прошлом, сейчас его аура сияла счастьем и спокойствием да так, что приходилось тщательно щуриться. Надо будет подсказать Гилберту почаще выводить фаворита в свет, ведь невооружённым глазом видно, как ему это по душе. Мимо простучала колёсами карета, и Акио жадно уставился ей вслед. Руки его дрогнули, явно собираясь хлестнуть лошадь и отправиться вдогонку, но Охотник удержался.
— Есть здесь местечко, его все любят, — выдернул Артемиса из наблюдения Минор, и юноша уставился на него потерянно и с непониманием, успев позабыть о том, что он здесь не один. — «Старая преисподняя». Я бы даже сказал древняя. Ещё мой прапрадед видел, как её строили. А это было очень и очень давно.
Акио кивнул, но, похоже, даже не услышал, что ему сказали. Они остановили лошадей возле масштабного двухэтажного здания, выстроенного из тёмного дерева. Красная черепица пологой крыши на закатах и рассветах могла бы сиять, будто облитая кровью. К ним немедленно подбежала бойкая девочка и увела лошадей на конюшню. Преодолев три ступени, они оказались на широком каменном крыльце, обнесённом коваными перилами. Массивная дверь с кольцом охотно поддалась и отворилась, выпустив наружу жаркий пьяный воздух и шум разговоров. Артемис рванул вперёд первым, и Лоренцу пришлось поторопиться за ним следом, чтобы не упустить из вида и не дать вляпаться в неприятности. В это время суток в трактире было более-менее спокойно: завсегдатаи-забулдыги ютились по углам, стараясь особо не мешаться; более чинные гости располагались по центру полутёмного зала, пронизанного густым дымом и алкогольными парами. Четырёхметровый потолок поддерживали деревянные резные колонны, испещрённые драконами, змеями и дьяволами. Они бежали снизу вверх по спирали и будто бы двигались. У дальней стены вытянулась громоздкая стойка, за которой возвышался полный усатый, но лысый мужчина. Мясистые красные руки его до локтей скрывала некогда белая рубашка, жилет на нём трещал по швам и из последних сил держался на двух пуговицах, едва ли предназначенных для того, чтобы сдерживать огромный живот. Круглое лицо меж тем было вполне себе живым, а сам толстяк оказался весьма подвижным.
Лоренцо махнул ему рукой, на что трактирщик в ответ пригрозил кулаком. Гости устроились за одним из столиков в более скрытой тьмой части зала. Окна выглядели так, словно их щедро поливали кровью, и всего три светляка порхало под потолком, скудно разгоняя красный полумрак. Крепко сколоченные столы ещё не успели замызгаться после уборки, но к вечеру опять должны были запачкаться жиром и едой. К ним неспешно подплыла девушка в простоватом, но зато коротком платье с глубоким вырезом. Артемис поглядел на неё с лёгким пренебрежением, но быстро спрятал взгляд в толстенной книге меню. Стилизованная, она выглядела так, будто её писали кровью, не иначе. Впрочем, Акио не был уверен в том, что всё происходило по-другому, ведь всё вокруг так и кричало об этом.
— Раки, рулька и старый добрый эль из Преисподней, — посоветовал ему Лоренцо, и Охотник решил, что подробным изучением талмуда займётся в другой день. — Ты не пожалеешь, Арти, поверь мне на слово. Такое сочное мясо и такой эль ты никогда не пробовал!
Официантка, выслушав эту речь и мельком глянув на незнакомого посетителя, торопливо убралась. Её подхлёстывало знание того, что Минор весьма и весьма щедр. Подавая пример, Лоренцо скинул с себя плащ и перекинул через спинку скамьи, на которой расслабленно раскинулся. Артемис некоторое время медлил, затем пальцы его поддели серебряную фибулу с золотым топазом на воротнике, и плащ его стёк по спине, оставшись лежать полукругом рядом с бёдрами.