Порыв...
Эмма познакомилась не с теми людьми, погрязла в долгах и стала наркозависимой. Она ученица одиннадцатого класса, уже достигла своего совершеннолетия, но ещё в полной мере не осознала себя взрослой. В виду своего затруднительного финансового положения, Эмма заигрывает со своим новым учителем Селифаном. Она ведь не знает, что он еле сводит концы с концами. Невинная интрижка обходится Эмме очень дорого. Селифан влюбляется в Эмму, и намерен заполучить её любой ценой...
Здесь нет открытых постельных сцен. Произведение в основном описывает события, мысли и чувства героев. Самая первая работа, не считая более ранние в бумажном формате.
Глава 1. Случай летом
Магда сидела на диване, в то время как Эмма мыла пол. Её суровый взгляд всегда наводил на Эмму страх. Прошло уже пять лет как не стало её мамы. Эмме же казалось, что это произошло очень и очень давно. Отец её, Пётр Григорьевич, женился вторично около двух лет тому назад. Эмма, конечно, не была в восторге от этой затеи отца...не то, чтобы она была против... она скорее боялась перемен. Так боялась, что готова была вечно ждать и опасаться женитьбы отца, но никогда не допустить этого, даже в мыслях. Эмма знала, что с появлением в доме ещё одной женщины её жизнь лучше не станет, но она всё же надеялась, ждала улучшений хотя бы в жизни отца.
С тех пор, как не стало Магдалины, Пётр Григорьевич был сам не свой. Эмма видела, как он терял вкус к жизни и с каждым днем всё больше. Петр Григорьевич пил, пил и пил ровно до тех пор, пока не появилась Магда. Думала Эмма, что раз уж отец её чувствует себя счастливым рядом с Магдой Арефовой, он не станет больше пить - губить себя. В браке Петр Григорьевич, действительно, повёл себя иначе. Он почти бросил пить, нашёл новую работу и как он говорил, более высокооплачиваемую. Жизнь пошла своим чередом и Эмме уже не казалось, что она живёт в ожидании чего-то непонятного и хорошего.
Эмма чувствовала, что спокойная обыденная жизнь вернулась к ним не навсегда. И действительно, всё изменилось как-то внезапно и катастрофически, и Эмма даже понять не успела, почему? Она лишь знала одно: раз уж отец снова запил, то это навсегда. Теперь навсегда.
- Ты там долго ещё? - спросила Магда, глядя через плечо на Эмму. Некоторую леность можно было прочувствовать в её движении, и взгляде, и ещё долю презрительного высокомерия по отношению к падчерице.
- Уже почти...- ответила Эмма, не глядя на мачеху и как-то в спешке. Эмма вообще старалась не смотреть ей в глаза. Она просто боялась этого. Ей всегда казалось, что мачеха её просто ненавидит и считает обузой или, во всяком случае, большим препятствием на пути к великому счастью. Сама же Эмма никогда не понимала, что же для Магды великое счастье и что для этого нужно? Она лишь задавалась одним и тем же вопросом, который страшно мучил и заставлял душу её ежесекундно томиться в сомнениях: неужели для достижения этого великого счастья Магде необходимо её отсутствие? Её - Эммы Петровны, полноправной хозяйки своей жизни, своего счастья в семье и части квартиры, в которой они живут. По правде сказать, материальная сторона жизненных вопросов дотоле мало интересовала Эмму, но по каким-то своим личным соображениям она решила, что так быть не должно. Эта уверенность её закреплялась ещё и подозрениями по отношению к Магде Арефовой... Так как её отец не был богатым человеком (а скорее даже наоборот - был бедным) Эмма не могла с чистой совестью обвинить её в коварстве, однако же, долго думая над вопросом, почему же Магда Арефова вышла замуж за её отца, она всё же отказывалась признавать, что мачеха её, возможно, в чём-то и не так плоха и любит её отца. Это предположение Эмма просто напросто отсекала из своих весьма цельных раздумий. Она не верила, что такой холодный, расчётливый и самовлюблённый человек, как Магда, может испытывать какие то искренние чувства по отношению к другому. "Даже если не ради денег она вышла за отца, ― ради обеспечения себе комфортного существования" - думала Эмма всякий раз, когда злилась на мачеху.
Закончив уборку, Эмма отправилась на улицу. Она делала это регулярно. Всякий раз после каждодневной "уборки". Регулярное это занятие своё она называла "побродить", ибо никогда не знала заранее, куда идёт и зачем? Сегодня всё было иначе.
Чаще всего Эмма шла и думала о том, как она ненавидит эту "каждодневную хозяйственную повинность", которой её обременила мачеха почти что сразу, как вошла в их семью. А смысл её был прост и понятен сразу же. Магда потребовала справедливого распределения работ по дому и назвала это хозяйственной повинностью. Так как в их семье женщинами являются только они, двоя, то Магда сказала, что данная повинность не может распространяться на кого-либо ещё. Под словом кто-либо она, разумеется, подразумевала своего мужа Петра Григорьевича, её отца. А мужскую работу, которая иногда требовалась в доме и выполнялась Петром Григорьевичем, она никогда ни при каких обстоятельствах не называла повинностью и уж тем более хозяйственной. Магда Арефова оказалась человеком, у которого всё расписано по минутам и который чрезвычайно любит и ценит порядок - порядок во всём. Магда предоставила Эмме выбор: готовка или уборка. Эмма выбрала уборку с учётом своих кулинарных способностей и опыта в приготовлении пищи. Эмме, конечно, было бы не впервой готовить еду, ведь жили же они как-то после смерти её матери и до появления Магды Арефовой. Но Эмма очень устала от собственной стряпни, и ей очень-очень хотелось попробовать что-нибудь, приготовленное не ею. Ради этого она была даже готова заниматься "наинеприятнейшим занятием, которая только может быть на земле". И выбрала уборку. Уборка включала в себя всё, что связано с притиранием пыли и грязи, плюс ещё и стирку одежды и белья. Магда сказала, что это будет справедливо, особенно с учётом того, что стирка будет производиться посредством стиральной машинки, а остальные обязанности полностью возлагаются на нее. Это - покупка продукции, соответственно, приготовление пищи, оплата коммунальных услуг и прочие дела, которые могут возникнуть в житейской сфере в будущем. Что касалось генеральных уборок, ремонтных работ в квартире, так это вообще не обсуждалось. Предполагалось, что в таких случаях, как и во всех нормальных семьях, в этом примут участие все, по мере возможности. Так оно и было.
Эмма, конечно же, не возражала такому соглашению между нею и мачехой, наоборот, она этому была даже рада. Несмотря на то, что в её душе царил хаос с тех самых пор, как умерла её мать, она всё же хотела хоть какой-то определённости. Эмма знала, что угодить мачехе будет непросто, но она и представить себе не могла насколько непросто! Временами она просто ненавидела Магду за её придирчивость, мелочность и постоянный надзор за порядком. Особенно Эмму раздражал тот факт, что Магда нередко критиковала её за несоблюдение чистоты. Эмма же считала, что имеет полное право сорить, так как вся уборка лежит на ней. За это и многое другое она злилась на мачеху и недолюбливала её. Впрочем, старалась виду не давать. А распределение "хозяйственных повинностей" между членами семьи презрительно называла фальшивой мудростью. Но это всё являлось мелким недопониманием между ними, и Эмма это понимала. Проблема таилась глубже - она не принимала Магду, и ей казалось, что и Магда не принимает её.
Причиной того, что будоражило сердце Эммы, был Максим. Это происходит с ней...с ними уже почти что три месяца. И сегодня она вышла не просто "побродить"
-Черт возьми!.. Ты чего так долго?
Это был Максим, недовольный, и в лице вечно выражающий движение.
- Я... - начала было говорить Эмма, но Максим догадался и перебил.
-Это опять та стерва?..
- Ты же знаешь!
И тут же полный укоризны взгляд обрушился на Максима... Но он - человек словоохотливый и попытался оправдаться:
- Да, полвека знаю! Штучка ещё та...- он любил частенько преувеличивать всё. И не живя полвека и почти не зная Магду Арефову, он так отзывался о ней.
Эмма старалась пропускать его грубость по отношению к некоторым людям мимо ушей. "Ну, не любит - ладно, ненавидит - пускай. С кем не бывает? Все мы кого-то недолюбливаем, кого-то презираем и кого-то ненавидим"- думала она и всегда придерживалась этой точки зрения. Она понимала негодование Максима.
- Ну, разве она стоит того, чтобы Максим ждал?!- подумала Эмма с некоторым восторгом и восхищением глядя на него. Хотя сейчас он навряд ли был достоин восхищения.
Максим взял её за руку и повел в сторону посадки, которая виднелась в пятьюстах метрах от центральной улицы, на которой они находились.
Эмма не любила, когда он проявлял свои чувства на людях, и всегда выражала словами свое сильное недовольство. И Максим понял, как себя надо везти рядом с ней. Взяв Эмму за руку, он посмотрел ей в глаза и, не увидев одобрения на лице, отпустил, весьма резко и грубо. Потом он внезапно зашагал быстрее.
Эмма знала, за что он злиться, и посмотрела ему в глаза, чтобы ещё раз увериться в своих подозрениях. Но она ошибалась. Лицо Максима не выражало ничего необычного: ни недовольство, ни радость от встречи, ни спешку. Как будто всё, так и должно быть. А его грубость должна быть прощена без всяких разговоров на эту тему, так как это не грубость вовсе, а его обычная манера поведения. Вот какое требование она прочла в его лице.
Они идут десять минут. Максим молчит и Эмма тоже. Она не знает, сколько это ещё будет продолжаться и в какой конец посадки он её заведёт. Кругом безлюдно, страх сам и напрашивается. Сейчас Эмма была бы не прочь, если бы кто-нибудь взял её за руку или обнял, или поцеловал... Она ждала этого момента и знала, что в любом случае он поцелует её, а если она не позволит, скажет: "сказала бы раньше - стал бы я тащиться сюда?" Впрочем, это одна из его готовых грубых фраз, которую он так часто использовал в разговоре с ней. Да и не только с ней! Он говорил так всякий раз, когда шёл куда-либо и когда ему в чём-либо отказывали.
Эмма еле-еле успевала за Максимом, и она постеснялась попросить его идти помедленнее. Может быть из-за того, что чувствовала свое вторжение в его мысли? Он, казалось, был чем-то озабочен и непрестанно размышлял. Не есть ли это лишь иллюзия, плод её фантастических желаний? Она знать этого не могла и предпочитала молчать. Следует сказать, пожалуй, что Максим не отличался романтичностью и не любил философствовать.
Они почти пересекли посадку и остановились там, где деревья рядом с ними выглядывали в сторону сельской местности. Ближайший к ним дом располагался на расстоянии где-то полтора километра. Они оба стояли молча и смотрели вдаль. Необъятные просторы раскрывались перед ними и, казалось, о чем-то говорили. Солнце пекло чрезвычайно сильно, и особенно сейчас, в июле, здесь, на этой стороне посадки, где растут одни только молодые деревья. Они ещё не достигли зрелости, и листья у них редкие, но необычайно красивые. Здесь, в окружении молодых берёз и солнечного света, Эмма стала успокаиваться и минутный страх, который возник, когда они шли сюда, покинул ее. Она расслабилась, и для полного спокойствия ей не хватало лишь одного: вздохнуть полной грудью и не думать ни о чём, даже о Максиме!
Но Максим не природой наслаждаться пришёл сюда. Ему нужна была она. Не постояв и минуту, он впился в её губы. Причем он сделал это так же быстро, как тогда отпустил её руку. В той же грубоватой манере. В такой же неестественной и неприятной для Эммы спешке.
- Но...- попыталась она что-то сказать, когда его рука проползла с плеч до талии и ниже и попыталась расстегнуть молнию на платье (оно находилось у неё с боку, и шла от бёдер вверх до подмышек).
- Какое "ну"?! - сказал он и вновь поцелуем заставил её молчать. Принялся за своё.
Он почувствовал некоторое сопротивление с её стороны, нерешительность и... страх. Но он решил уже до отъезда в Сочи, что это его не остановит. Он долго ждал. Его нетерпение и желание выросли до таких размеров, что согласие Эммы уже не требовалось. Максим чувствовал, что дошёл до апогея своего терпения, и сейчас он хотел во что бы то ни стало удовлетворить свою страсть.
- Не надо... здесь...так...- сказала Эмма тихим прерывистым голосом, делая длинные паузы между словами.
-Надо, - сказал он властным голосом, не терпящим возражений. Так он показал, что не желает говорить. Разговор их должен быть таким же законченным, как и его предложение. Он снял с неё платье и увидел, как она цепко держится за неё, не позволяя бросить на траву. А он так хотел сделать хотя бы это беспрепятственно, такую малость...
- Тогда зачем я здесь?- закричал он неистовым голосом. Эмме на миг показалось, что его не могли не слышать даже за километр. От испуга она отпрянула назад и руками закрыла уши. Платье упало на землю, в самый сырой её участок, место недавней лужи. Но её это больше не волновало. Она смотрела лишь на него - её любимого Максима, который ещё так недавно был таким милым и добрым по отношению к ней, нежным, хотя и резким в поцелуях, и внимательным к её проблемам. Но сейчас она видела другого человека перед собой. Она не была уже даже уверена, что в нём ещё есть что-то человеческое. Его бешеные глаза были зациклены на её полуобнажённом теле и не выражали ничего, кроме злобы и вожделения. Он широко шагнул в её сторону, и по его страшным глазам, Эмма поняла: сделай она хоть шаг от него - он взорвется. Гнев его, похоже, не знает границ.
Теперь он увидел в её глазах смирение и подчинение - подчинение его воле. Боже, как ему нравилось это ощущение! Оно было чуждо ему до сих пор. Это - ощущение силы и власти, торжества его и только его воли. И как ему нравилось видеть и чувствовать её беспомощность! Он бы всё отдал за один только этот миг. Он хотел убедиться ещё раз, что видит именно то, что видит... И Максим продолжил начатое...медленно и вдохновенно...он хотел до мелочей прочувствовать то, о чём шепчет ему ум и сердце; хотел поймать каждую дольку наслаждения, которая бы не обрушилась на него в этот жаркий солнечный день. И данная ситуация обещала предоставить ему много удовольствия этих долек наслаждения, которые в целом составляют одно большое - рай для него одного.