***
Минами перевернула банку с краской. Серая и вязкая, она растеклась по рукам и зелёным рукавам новой кофты, оставляя унылый след. Каплями отметила путь от шкафа до корзины. На чёрном полу — почти красиво, как незнакомое созвездие, которому только предстоит придумать название. Что-то вроде «Криворукий Студент» будет в самый раз, определённо. Минами выкинула банку в корзину: этот цвет никогда ей не нравился, слишком… никакой.
Под потолком плавал магический светлячок, и в его белом рассеянном свете всё казалось Минами отвратительным. Тон кожи, чёрные буквы в заумных книгах, стены и покрывало. Неправильный свет, безжизненный.
Она мерила шагами комнату, нервно покусывала ноготь, слизывала с пальцев сладковатую краску и думала о том, о чём собиралась не думать. Неизвестность пугала её и одновременно зажигала в душе такое яркое любопытство, что Минами не могла сомкнуть глаз. Ей мерещилось, что стоит лишь уснуть — и вся жизнь, все её красоты и загадки пройдут мимо, а она останется каплей в клепсидре. Кап — и нет.
Краска размазывалась по полу, оседала на босых ступнях, капала с рук, но Минами не могла остановиться. Вытереть. Привести в порядок хотя бы свою комнату, что уж мечтать о жизни!
Бесполезно. Она знала, что не сдержится — пойдёт к башне и будет ждать, что же Ли Чин ей приготовила. Чем она продолжит свою шутку.
…шутку ли?
Глупо-глупо-глупо.
Время перевалило за полночь, полная луна взошла и гордо сияла на небосклоне, примешивая к мертвенному свету светлячка серебряные тона. Почти красиво. Но и тревожно.
Минами обхватила лицо руками. Краска быстро сохла, неприятно стягивая кожу, превращала лицо в гротескную маску. Минами должна пойти. Осознание толкнуло её в спину, заставило расправить плечи и собраться с мыслями. Она должна быть там, чтобы узнать правду, какой бы та ни была.
Такова воля её Богини.
***
Ночью мир казался размытым, нечётким, словно виднелся сквозь мутное стекло, испятнанное дождевыми каплями. Минами закрыла глаза — они едва ли могли ей помочь — и глубоко вдохнула. Ей мерещился тихий звон, словно кто-то играл на лунном свете, как на струнах, неизвестную в смертном мире мелодию. Этот кто-то был очень искусен в своей игре. Искусен и…
— Минами? Что ты здесь делаешь?
Она вздрогнула, потревоженная чужим голосом — навскидку, совершенно незнакомым, — и обернулась. Юноша, светлый, какой-то невзрачный — или это ночь скрывает черты лица? — смотрел на неё и нервно сжимал кулаки. Из-за его спины выглядывала огненная девушка в синем жилете. Минами хватило секунды, чтобы её узнать: та самая, что разглагольствовала о временных петлях. Прежде, чем Минами успела сказать хоть слово, огненная улыбнулась:
— Я позвала её, брат. Против Луны может встать только Солнце. Иначе нас поглотит тень.
Минами поняла, что ничего не поняла. Её позвала не Ли Чин? А эта ритуалистка с очень странными представлениями о ритуалах? Минами отступила на шаг и сжала кулаки. Всё это очень странно. А от того, какими словами ритуалистка изъяснялась, Минами и вовсе ощутила себя дикаркой с южных островов. Вроде мэтра Корро, который знает неисчислимое множество ругательств и ни одного комплимента.
Она никогда не чувствовала себя такой уязвимой.
— Да будут светлы думы твоей богини, жрица, — тон ритуалистки неуловимо изменился, стал мягким и почтительным, — я прошу твоей защиты.
Тепло кольнуло кончики пальцев, и Минами проглотила заготовленную тираду о глупых шутках. Её Богиня велела не отказывать в помощи тем, кто знает верные слова. Вообще, конечно, Она в своей безграничной доброте велела помогать всем, но тем, кто просит вежливо, — в первую очередь.
Минами выдохнула. Ей нужно ответить. Пустота, она уже и не ждала такого! На факультете целителей, конечно, все считались послушниками Солнечной Стражницы, но именно жрицей на их курсе была она одна. И как только эта узнала?..
— Я слушаю тебя, дитя, — пробормотала Минами, и ей самой стало смешно от этой формулировки. Ритуалистка не сдержала смешка, но через миг посерьёзнела, сказала со всей возможной мягкостью:
— Защити его разум от воли Луны.
Минами моргнула. От воли Луны? Но Лунных жриц ещё поди найди, да и не такие уж они страшные, как все говорят, её Богиня!..
…Не так давно спасала свою жрицу от чужого дурмана. Минами подумала тогда, что кто-то развлекается дриадскими приворотами, даже на её курсе нашла бы пара «умельцев», но вмешательство Лунной Охотницы… Может быть и так. Может быть, Минами должна была прийти, даже если бы ритуалистка не позвала.
— Да будет так, — тяжело уронила Минами, и ей показалось, что слова камнем упали в пространство, взбаламутив застывший воздух. На душе стало легко и правильно: пусть ночь не её время, она сделает всё возможное, чтобы помочь.
Она легко шагнула вперёд, и лунный свет стекал с неё, избегал, как нашкодивший щенок — строгого хозяина. В темноте ночи двумя звёздами зазолотились её глаза. Несколько шагов до них — брата и сестры, сейчас Минами отчётливо видела их связь, пусть внешне они и не были похожи, — и она положила горячие от силы пальцы на чужие виски. Прошептала:
— Во что ты веришь, дитя?
— В неё, — его голос звучал тихо и отрывисто, словно ему не хватало дыхания. — Она никогда не ошибается.
— Эта вера будет твоим щитом.
Сила уколола его виски, отразилась в глазах золотистым отблеском — и пропала без остатка. Минами покачнулась, но устояла. Она вдруг почувствовала такую слабость и растерянность, каких не ощущала никогда.
— Какого?.. — проворчала она и тяжело осела на землю: ноги перестали держать. — Какого пустотного демона происходит? Вы кто вообще такие?!
Паника вцепилась в её плечи, заставив задрожать. Минами отшатнулась, когда юноша склонился над ней, собираясь что-то сказать. Вскочила на ноги, отряхнула длинную юбку. И вдруг вспомнила.
— Ты же… Это ты постоянно следишь за мной, да? Маньяк! — Она ни разу не смогла его увидеть, но ощущение жаркого взгляда часто преследовало её. Именно этого взгляда, синего, восторженного.
Настала его очередь отшатываться. В стороне захохотала ритуалистка, но смех тут же сменился тихими всхлипами: она зажала себе рот ладонью. Пробормотала:
— Так тебя ещё не называли, да, Сорей? — И снова захохотала.
Минами почувствовала себя дурой. Особенно после того, как юноша — Сорей, надо же, сильное имя для такой невзрачности — обиженно поджал губы и стал похож на встрёпанного птенца.
— Помолчала бы, Сария. Я до сих пор не понимаю, зачем мы сюда, — он прикрыл рот ладонью и зевнул, — а-ав, притащились.
Сария хмыкнула, но отвечать на прямой вопрос не спешила. А через несколько мгновений их причины стали Минами неважны: из-за спины пахнуло холодом и покоем. Она поёжилась, обхватила себя руками — зря не надела мантию, было бы теплее, — и обернулась.
Мистрис Инор замерла в нескольких шагах. Она должна была быть величественной и строгой, но непривычно растерянное, беззащитное выражение на бледном лице делало её моложе и как-то… понятнее? Минами вздрогнула, когда ледяной взгляд мистрис пригвоздил её к месту. С «понятнее» она точно поторопилась.
— Доброй ночи, мистрис, — ритуалистка — Сария — шагнула вперёд, переводя внимание на себя.
— Что вы здесь делаете, молодые люди? — мистрис поджала губы.
— Ждём вас и… вашу прекрасную гостью. — Сария повела рукой, словно приглашая мистрис в доверенный круг, и Сорей прерывисто вздохнул. Минами перевела на него взгляд и с трудом заставила себя остаться на месте: в его глазах вспыхнули бордовые искры. — Она скоро будет здесь. Вы всё поймёте.
Поджатые губы мистрис Инор сказали Минами, что пока они обе не понимают ничего. Не понимать чего-то вдвоём, тем более со строгой мистрис, оказалось не так обидно.
— Ты можешь идти, девочка, — Сария посмотрела на неё покровительственно, как на неразумное дитя. Минами сжала кулаки, — спасибо за помощь.
Она хотела ответить что-нибудь едкое, что-нибудь уничижительное и в высшей степени не подобающее Солнечной жрице. Хотела. Но слова застыли в горле, стоило ей почувствовать это. Тёмный огонь, жажда и сила, сметающая всё на своём пути.
Не Лунная. Полнолунная жрица. Высшая жрица, коронованная шипами. Проклятый людьми и богами культ, враги её Богини! Уйти? Нет уж, теперь Минами останется здесь, чтобы увидеть, как это отродье навсегда канет в Пустоту!
Жрица смотрела на мистрис Инор, казалось, не замечая более никого вокруг:
— Привет, сладкая. Я скучала.
========== 1-10. Два силуэта ==========
В отрочестве Веора любила сравнивать себя с рыбой, информацию — с озером, а великие открытия — с жемчугом. Она плавала, ловко огибая подводные камни, и неизменно выбирала верные течения. Нила тогда казалась ей глупым головастиком, неизвестно зачем заплывшим в чужие владения. Но оказалось, что головастик тут — сама Веора. Слепая, не видящая дальше своего носа Зимняя жрица.
Нила всегда была впереди неё. На шаг, на полшага, на один взмах плавника — была. Вела за собой так уверенно и незаметно, что Веоре казалось: все решения принимала она. Позвала к Лунному алтарю, уговорила перебраться подальше от столицы и скользкого дядюшки, укрыла своей тенью от целого мира. Но это были лунные иллюзии. Сказка, нарисованная Веорой для самой себя, самоуверения, перед которыми оказалось бессильно благословение её видящего истину Бога.
Каждую ночь Веора не могла уснуть. Ведь в предрассветный час тогда, казалось, сотни лет назад, она осталась одна перед Лунным алтарём, ошпаренная осознанием и обидой. Жестокая Охотница не тронула свою верную жрицу, когда указала, что та не сможет заключить союз с Веорой. Но саму Веору наказала сполна. До сих пор наказывает, отнимая покой и тревожа болью давно заживший шрам на запястье.
Веора вспомнила это яркой вспышкой, и мгновение, отделяющее её сладкое забытьё от осознания, отозвалось грохотом спавших цепей. Звоном расколотых доспехов. Она ещё пыталась обманывать себя, шепча непослушными губами:
— Не может… Что вы?.. Мири… — Но резкое, яростное:
— Не она! — положило конец уверениям. Самообман. Как же Веора любила обманывать сама себя, наверное, во всём мире не отыщешь человека трусливей!
Она слышала, конечно, не могла не слышать, что гениальный Мастер алхимии, историк и исследователь, невеста кронпринца Элониль Арье из рода Призрачного Меча погибла в пожаре, охватившем её лабораторию. Слышала, ищейки так и не разобрались, что именно произошло, ведь все бумаги сгорели. Говорили, что даже камни оплавились, и поэтому тело… Тело так и не нашли. А теперь она — её Нила — смотрела своими глазами с чужого лица.
— Пришла, глупый Цветочек, — Нила обращалась к Сарии Авир. — Теперь умри.
Веора дрогнула, кинулась вперёд, собираясь закрыть студентку щитом своего Бога, но Сорей Авир успел первым. Он встал перед сестрой, бледный и решительный, и между ними и Нилой исказилось пространство, а воздух превратился в кривое зеркало. Его глаза мерцали золотом и серебром.
— Теперь я понял, — сказал он тускло, — я всё помню, Айри. Я всё исправлю. Прости.
Сария положила ладонь на его плечо и сжала. У Веоры шла кругом голова, она не понимала, что происходит, не хотела верить в то, что Нила — её Нила! — собралась убивать студентов. Ледяные доспехи её Бога стекали с её сердца, омывая его слезами. Такие громкие — оглушающие — мысли и такие ничтожные действия — шаг вперёд, рваный вдох, выдох:
— Нила!
Та вернулась к Веоре — или не к ней, конечно же не к ней, что она о себе возомнила? — в образе настойчивой студентки, высохшей, почерневшей от тяжести чужой души. Вымазанная в крови и гари, растрёпанная, безумно улыбающаяся, безумная… Веора всегда знала это — глубоко-глубоко в душе, — понимала, что Нила давно сошла с ума по лунной тропе, но думала, что это не так уж важно. Нила обернулась к ней, тряхнула головой, резко, как делала каждый раз, когда нервничала, и Веора наконец-то увидела это. Чёрные иглы шипов, вспоровшие кожу на лбу. Зелёное пламя зрачков. Безумие. Настоящее безумие, а не то игрушечное, которое она видела — или хотела видеть? — до сих пор.
— Что ты наделала…
— То, что была должна, — Нила вскинула голову, глядя на Веору презрительно, так, как никогда не смотрела раньше. Словно на пустое место. — Не тебе меня судить, Змейка.
Сария хлопнула в ладони раз, второй, третий, размеренно, отсчитывая одной ей известный ритм. Веора растерянно застыла на месте, сжимая кулаки, выдохнула. Этот ритм вводил её в транс, напоминал о сути Мастеров ритуалов: главное — чёткая последовательность действий и вера в результат. Ни капли неверия или спешки. Этого порывистая Нила никогда не могла понять.
— Ты открыла петлю, жрица, — тяжело уронила Сария, — и надела Корону, которая тебе не принадлежит. Ты…
— Я! — закричала Нила, вскидывая руки, и на её пальцах заплясало зелёное пламя. — Я, я, я! В Пустоту высокопарные речи, Цветочек, моя богиня жаждет твоей смерти!
Она быстро зашептала, и пламя ударило в пространственный барьер, растеклось по нему тягучими каплями. Сорей покачнулся, стиснув зубы, но остался стоять на месте, и Веора почувствовала к нему невольное уважение. Она пыталась понять, чего добивается Сария, зачем упорядочивает мысли окружающих, заставляя сосредоточиться на себе и мерных хлопках. Это не походило ни на один известный ей ритуал.
— Во славу богини! — Нилу охватило радостно-жёлтое пламя, и во дворе академии стало светло как днём. Минами Маол, несносная девчонка, которую Веора едва заметила за всеми потрясениями этой ночи, встала рядом с Сореем. Её лицо, бледное и решительное, поразило: Маол всегда казалась пустоголовой сплетницей, и увидеть другую её сторону Веора оказалась не готова. Солнечный огонь погас, и площадь вновь погрузилась в дрожащий полумрак.
Веора должна собраться, должна! Мистрис она или нет?! По её груди, от сердца и дальше, растёкся холод. Иней покрывал ткань форменной мантии острыми узорами, юркими змейками разбегался по светлой брусчатке. Веора сжала кулаки и взмахнула руками. Ей стоило лишь подумать, чтобы нерадивых студентов постигла немедленная кара в виде увесистого проклятья, но Нила… Нила не заметила её чар, словно полыхающее в её руках пламя ограждало от всего наносного. От проклятий Веоры, от солнечного огня Маол, от гипнотического ритма Сарии.
— Смело, но глупо, — Нила качала головой и улыбалась, словно и не чувствуя той боли, что должна приносить Корона. Словно это всё — только игра, в которой победитель определён ещё до начала. Так самоуверенно. Так… привычно. — Вера, — она посмотрела на Веору. Своими глазами с чужого лица, — почему ты с ними? Я делаю это ради нас!
«Ради нас». Эти слова вонзились в сознание Веоры, отозвались в душе колким узнаванием: так Нила говорила перед тем, как они разошлись. Бредила о каком-то цветке, о воле Луны и долге предков, о том, что нашла дневники своей сумасшедшей прапрабабки. О том, что только умывшись кровью они будут счастливы.
Нет. Веора не поверила ей тогда, не поверит и сейчас. Она сжала кулаки и зашипела. Волосы свились в тугие косы, зрение изменилось, являя ей сумеречную картину мира, и она увидела. Два силуэта — зелёный и красный — там, где стояла Нила. Её-зелёную опутывали чёрные тернии, медленно раздирая на куски, а она-красная полнилась жизнью и силой. Веора почувствовала отвращение к ней, к той женщине, которую когда-то любила, не видя всей грязи её души.
— Чем ты держишься за Калейну? — спросила она тихо. Нила услышала, и её окровавленное лицо исказила однобокая ухмылка. Она не спешила отвечать, но взмахнула рукой — и ноги Веоры оплели колючие лозы, поползли вверх, обнимая бёдра и норовя захватить руки.
Сария закричала. Пространственный щит разбился, отбрасывая Сорея назад, впечатывая в стену Звёздной башни. Кинувшуюся к нему Маол поглотило зелёное пламя, и она упала на холодные камни без движения. Веора яростно забилась, пытаясь бороться с лозами, но она проигрывала, снова и снова проигрывала хитрости и силе Нилы.
— Я держусь за её любовь, — Нила прижалась к её спине, прошептала в шею, прогоняя по телу ледяные мурашки, — к тебе. — Веора не заметила, когда она оказалась так близко. — Иди ко мне, Ве-ра.