Амеличева Елена-Танец огня
Пролог
В ту ночь бушевала песчаная буря. Сонная повитуха суетилась вокруг женщины, лежащей на тонкой циновке, недобрым словом поминая младенца, которому приспичило появиться на свет. Крики роженицы вторили завываниям бурана, он яростно трепал стенки шатра, сплетенного из перевитых нитей лкесы — растения, в поисках которого Странники кочевали по пустыне.
— Того и гляди унесет нас всех, — косясь на стенки, надутые упругим парусом, причитала старуха. — Экая ты, выбрала ведь времечко разрешиться от бремени, как нарочно подгадала! Сдует весь наш стан, прямо в Пандемониум улетим! Вот уж Люцифер-то, проклятый, удивится, когда прямиком в его дворец упадем с неба!
— Да я, что ли, виновата? — простонала женщина, тяжело дыша.
Немолодая уже, она не в первый раз приводила в мир младенца. Все девочки, крупные, ладные, выросли в хороших работниц. А этот, последыш, с самого начала беременности чудил — живот болел, целыми днями изводила рвота, а теперь вот еще и попкой вперед идет, непутный, в довершение всех бед!
— Тужься давай, чего разлеглась? Не девка, сама все знаешь. — Повитуха глянула под тряпку, что прикрывала низ раздутого живота. — Тужься, говорю, не ленись!
Протяжно застонав, роженица подчинилась, отдавшись во власть разрывающей боли — из-за скрутившей тело новой схватки. Напрягаясь, она изо всех сил старалась вытолкнуть упрямое дитя из своего истерзанного чрева. Скорее бы! Лоб покрылся испариной. Женщина приподнялась на локтях, изогнулась в пояснице и запрокинула голову, рыча сквозь стиснутые зубы.
Красный комочек выскользнул наружу под проклятия матери. Облегченно выдохнув, она легла на спину и прикрыла глаза. Наконец-то, отмучилась.
— Ох, ты ж, и всего делов-то, — повитуха скривилась, разглядывая ребенка, который копошился в окровавленной тряпке у нее на руках, попискивая.
— Что там? — забеспокоилась мать, приподняв голову. — Кто?
— Девочка.
— Хорошо.
— Да не очень, — бабка сплюнула на песочный пол и сунула сверток роженице под нос. — Гляди, ради чего всю ночь промучились!
Женщина затаила дыхание, одним пальцем раскидала в стороны уголки тряпки и уставилась на младенца. Совсем крошечная, не больше ладони, ручки-ножки тонюсенькие. На такую смотреть страшно, не то что прикасаться.
— Да, не работница, — обреченно кивнула она. — Куда такую? Нахлебницей держать?
— Какого рожна? — повитуха презрительно оглядела ребенка. — Не стоит того. Сама знаешь, что с ней сделать надобно, не мне учить.
— Знаю, — вздохнула роженица, кончиком мизинца осторожно тронув мокрые завитки на головке малышки. — Волосы цвета пламени. Говорят, рыжеволосым покровительствует сам огонь.
— Не жалей, — бабка уселась у ее ног, — тщедушная она, и так не сдюжит, чего силы на нее тратить. У тебя полон шатер голодных ртов, о них переживать надобно.
— Верно говоришь, старая.
— Без тебя знаю, — повитуха отмахнулась, — откладывай в сторонку эту неудельную, последом заняться надобно.
— Да чую уж, — женщина скривилась, почувствовав, как снова скрутило живот. — Ладно, отнеси ее в дар Матери демонов, так и быть. — Она кинула последний взгляд на ребенка, которого переложила на пол. — Только, оххх, что на обмен получишь, мне отдай!
Отогнув край шатра, повитуха высунула наружу нос, удовлетворенно кивнула — буря начала стихать, и выскользнула в песчаную завесу, прижимая к груди пищащий сверток. Старуха ничего не видела в темноте, но и не надо было — ноги сами несли ее, помнили дорогу.
Далеко не в первый раз с тех пор, как Странники встали здесь станом на полсотни шатров, она приносила немощных младенцев в это особое место. На обмен получала пузырек со слезами Матери демонов, которые ценились чрезвычайно высоко.
А вот и дыра в земле. Засыпана песком, но это не беда. Быстро глянув по сторонам, не видит ли кто, повитуха положила сверток на землю. Ребенок тут же притих, будто понимая, кто прибежит на его крик.
— Пищи давай! — бабка толкнула сверток ногой и, ничего не добившись, присела на корточки. — Ишь, притихла она! Не поможет это тебе! — она скрутила нежную кожу на животе малышки щипком, девочка зашлась в плаче. — То-то же! — старуха быстро отбежала и спряталась за холмом.
Долго ждать не пришлось. Песок зашевелился, вздыбился горбом и осыпался, открыв глазам повитухи огромного черного паука. Пружиня на длинных лапах, он подскочил, стряхивая песчинки, застрявшие в шерстинках, которые покрывали его тело, потом метнулся к младенцу.
— А ну цыц! — раздалось сзади, когда одна из лап монстра, увенчанная острым жалом, взметнулась над ребенком. — Чего удумал, вражина? Не тебе дадено!
Из дыры вылезла скрюченная старуха с железным посохом. В точности, как паук, подпрыгнув — удивительно ловко для такой немощи, она стрясла с себя песок, поправила длинные седые космы и проковыляла к монстру. Отмеряя каждый ее шаг, посох уходил глубоко в песчаную толщу.
— Глянем, чегой-то нам притащили на этот раз, — пробормотала она, рассматривая дитя. — Ндяяяя, не густо нынче. Не порадовали, да. Эко безобразие! Скоро дохлых начнут таскать бабушке Эриннии, а то и вовсе выкидыши в ход пойдут, да! — старуха посмотрела по сторонам и крикнула, — чую, рядом ты! Дар твой Матери демонов не передам, забирай своего задохлика и проваливай, пока мои мальчики тебя не сожрали! И чтобы больше такого не было!
Она развернулась и ткнула пальцем в дыру.
— Давай, расчисти, да как следует! Чтобы бабушке Эриннии удобно спускаться было. — Паук проворно заработал лапами, расширяя проход. — Довольно. Пойдем обратно, да. — Она села на край. — Охохонюшки, зря только наружу лезли. Проклятые Странники! Одно беспокойство от них, да!
Когда раздраженные стенания Эриннии стихли, повитуха подошла к ребенку. Постояла, глядя на девочку, потом сплюнула и, оставив дитя лежать на песке, ушла.
Стоило ей скрыться за холмами, как к малышке подошел закутанный в бурнус мужчина. Он бережно взял кроху на руки, укутал ее в край своего одеяния и улыбнулся, глядя в личико девочки.
— Что, недооценили они тебя, малышка?
Огромные зеленые глазенки пытливо глянули на своего спасителя.
— Да, не разглядели. — Мужчина довольно рассмеялся. — А вот демон-шаман увидел! — он осторожно взял ее ручку и погладил запястье с родимым пятном, похожим на язычок огня. — Пламя благословило тебя, девочка. Поэтому я дам тебе имя, которое означает Танец огня, то есть саму жизнь. Отныне тебя зовут Макила!
Часть 1 Зов огня
Не верь богам, которые не танцуют.
Индийская мудрость
Глава 1 Лкеса
МАКИЛА
Первое, что я помню — огонь. Оранжевые языки пламени в очаге, что переплетаются, покачиваясь, тянутся белыми кончиками вверх, словно хотят дотронуться до круглого отверстия вверху шатра. Тепло ласкает кожу. Мои пальчики тянутся к нему, но грозный окрик матери заставляет отдернуть руки, вздрогнув.
— Непутная! — она качает головой, неодобрительно глядя на меня, и вздыхает. — Что смотришь, наказание мое? Есть хочешь?
Я оказываюсь у нее на руках — сильных, теплых. Рядом с моим ртом темно-красный сосок набухшей груди. Как пахнет! Рот наполняется слюной, а следом и сладким вкусом густого молока. Накатывает дрема. Веки тяжелеют.
— Уснула, — сопровождает меня недовольное бурчание матери. — И поесть-то путно не может. Опять сцеживать!
Я снова не угодила ей. Стыдно, больно, но ничего не могу поделать, сон уже затягивает в свою липкую паутину.
Она всегда была недовольна мной. Все знали, что шаман принес дитя, отданное в дар Матери демонов, обратно в стан и вернул роженице. Он взял с нее обещание, что та будет заботиться о ребенке так же, как о других своих дочерях, ни больше, ни меньше.
С тех пор мне не на что жаловаться — всегда в тепле, сыта, одета. И вечно перед всеми виновата. Это чувство, наверное, вместе со мной появилось на свет, прилипло намертво, теперь мы единое целое. Всегда ощущаю, что занимаю место не по праву, недостойна его, и, как бы ни старалась, ничего не изменится.
Потому что Странники — кочевой народ. Они колесят по пустыне, дышащей зноем, в поисках лкесы — растения, благодаря которому мы все живы. Оно требуется везде — лкесу едят, из него плетут ткани, а если спрессовать в плотный кубик, то из этого растения можно изготовить что угодно.
Все лкесовые плантации принадлежат демонам. Но иногда от материнской ветки отрываются «бегунки», которые катятся вперед, подгоняемые пустынным ветром, пока не прибьются куда-то, где укоренятся, основав новую колонию. Или же пока не будут пойманы Странниками, колесящими на песчаных лодках.
Это очень сложное занятие, требующее недюжинной силы и выносливости. Поэтому у нас в почете женщины рослые, крепкие, жилистые. У таких отбоя от мужчин не бывает, все хотят попасть к хорошей добытчице в шатер, стать одним из ее мужей. Тем девушкам, кто ростом и телом не особо удались, приходится выбирать из тех парней, что останутся. А от них и потомство поплоше родится, плохие работники будут.
А еще есть такие, как я. Хилые, невзрачные, раза в три меньше, чем приличные Странницы. Правда, это редкость — болезных младенцев, как и немощных стариков, чтобы не тратить еду впустую, относят в дар Матери демонов. Но от меня даже она отказалась. Видимо, совсем уж никчемная…
— Вставай! — от тычка в плечо я перевернулась на спину и проснулась.
Привычная боль пронзила руку. Открыла глаза и увидела Заю, что сидела рядом с моей циновкой. Знаю, она не со зла. Просто силу соразмерять не умеет. Из-за нее у меня по всему костлявому телу синячищи разноцветные.
— Чего смотришь, Тощая? — Зая хохотнула, поднявшись.
— Любуюсь, — прошептала я. Теперь, когда смотрела на нее снизу вверх, та казалась еще краше.
Высокая, мой лоб еле до ее груди достает, когда рядом стою. Кожа темная, без единого прыщичка. Короткий серый балахон, в которых все Странницы бегают, пока не станут девушками, туго натянут на мощных плечах и жилистых ногах. Руки толщиной как обе мои ляжки вместе взятые.
На Заю уже сейчас парни заглядываются, на работу с ней идти хотят — аж до драки доходит! А она голову запрокидывает и гогочет так, что шатер трясется. Говорит, что ну их, этих мужей, морока одна от них!
— Ой, ну ты прям как наши мальчишки, — Зая протянула мне руку. — Вставай! Работать надо.
Ее ладонь сжала мою и потянула на себя. Вроде легонько, но я взлетела в воздух, как крошечный комок лкесы, подброшенный ветром, и взвизгнула от боли.
— Ну ты хиляга! — она укоризненно выпятила пухлые губы.
Да, самой противно. Я вздохнула, повернулась к ней спиной и начала скручивать циновку в трубочку.
— Когда хоть задницу-то наешь? — Зая шлепнула меня по ней, едва не заставив головой уткнуться в песчаный пол.
— Не наедается она. — Перешагивая через еще спящих сестер, я отнесла свернутую постель в угол. — Идем.
— Плохо стараешься, — когда мы вышли из шатра, сказала Зая. — Вот у меня, глянь, какая, — она шлепнула себя по крепкому заду, выпятив его, — так это потому что ем, как двое взрослых.
— Не лезет в меня столько. — Мой взгляд уперся в купол в вышине, скрытый, как обычно бывает, розовой дымкой. — Слушай, Зи, а ты никогда не думала, как оно выглядело, то самое небо, когда Владыки воды еще не закрыли его куполом?
— Неа.
— Ведь интересно же.
— Макила, ты странная.
Не удивила, давно это знаю.
— Пойдем уже, — Зая зашагала к небольшой белой лодке, перевернутой кверху днищем.
Ухватив двумя руками, подруга перевернула ее. Я попыталась помочь, но скорее мешала, путаясь под ногами. Никогда не привыкну к своей бесполезности. На глаза навернулись слезы.
— Чего влагу зря тратишь? — укоризненно протянула Зая, увидев мокрые дорожки на моих щеках. — Забирайся лучше в лодку.
— Почему ты со мной дружишь, Зи? — тихо спросила я, усевшись.
— Потому что у тебя чутье на лкесу, — ответила она, пожав плечами. — Он к тебе словно липнет!
Не такой ответ мне хотелось услышать, конечно же. Но, с другой стороны, оказывается, и от меня есть какая-то польза. Надо радоваться. Ведь так?
Пока я хмурилась, раздумывая, Зая уже начала крутить педали, заставив вращаться колеса под днищем, и мы помчались в пустыню. Красноватая мельчайшая пыль висела в воздухе, пришлось прикрыть нос и рот платком, стараясь не обращать внимания на зуд в глазах из-за попадающей в них взвеси, которая сильно снижала видимость.
Но скоро поднялся ветер, разметав всю хмарь. Теперь просматривался даже горизонт, все же вечно занавешенный дымкой. Зи пересела на топчан ближе к носу и поставила мачту. Тяжелое серое полотнище зло захлопало на ветру, норовя ударить нас по лицам, но Зая споро укротила его, и вскоре парус гордо выпятил грудь. Лодка понеслась по пустыне, оставив позади горстку бежевых шатров нашего стана.
— Куда? — подруга глянула на меня.
— Направо. — Тут же сорвалось с языка.
— Хорошо. — Зи потянула за рычаг, мачта со скрипом развернулась, направление сменилось.
Некоторое время мы ехали молча, вглядываясь в пустыню. А потом я заметила крохотную темную точку вдали. До боли напрягла все еще слезившиеся глаза. Точно, он!
— Там! — моя рука указала направление.
— Ничего не вижу, — Зая привстала, приложила ладонь козырьком ко лбу. — А! Точно, есть! — она с восхищением глянула на меня. — Ну у тебя и глазищи, Макила!
Я улыбнулась. Так приятно быть полезной.
Зи пересела на педали, готовясь тормозить. В промысле на лкесу самое сложное — выследить его. Но поймать тоже непросто, он словно чувствует, что за ним охотятся, и начинает убегать.
Вот и сейчас, стоило нам приблизиться к черному шару, который несся по пустыне, подпрыгивая на песчаный холмах, тот начал выписывать зигзаги, будто пытался удрать. Метнулся в одну сторону, в другую, резко ускорился. Шустрый!
— Не уйдешь! — выкрикнула Зая, не отрывая от него сияющего азартом взгляда.
Она дернула за рычаг, повернув в сторону лкесы гарпун, когда лодка поравнялась с шаром. Но едва палец лег на спусковой крючок, беглец взвился в воздух, словно получил мощный пинок от великана. Зи выругалась, резко нажала на тормоз, и лодка жалобно заскрипела. Парус повис на мачте безвольной тряпкой. Наша цель тем временем шлепнулась обратно на песок и поскакала дальше.
— Гаденыш! — моя подруга яростно дернула парус, ловя ветер. — Уйдет ведь! — она покосилась на черную точку, которая стремительно уменьшалась, начиная растворяться в розовой дымке, укутывающей горизонт.
Полотнище вновь наполнилось мощным дыханием пустыни, и лодка сорвалась с места, набирая скорость. Несмотря на кульбиты, которые выписывал шар, словно издеваясь над нами, вскоре мы вновь поравнялись с ним.
Раздувая ноздри и прищурившись, Зи одной рукой правила парусом, а другой направляла гарпун. Такая увлеченная и сосредоточенная! Я искренне залюбовалась ею и вздрогнула, когда подруга, выстрелив в шар, пробила его насквозь длинной стрелой, издав торжествующий крик.
Лодка вновь жалобно заскрипела, повинуясь тормозам. Улыбаясь во весь рот, Зая за веревку подтянула добычу к себе, затащила на борт и довольно кивнула.
— Гляди, жирный какой! — она оглядела шар, сунула его под пресс и нажала ногой на рычаг. Потом откинула крышку в трюм и положила туда лкесу, спрессованную в плоский блин.
— Хорошее начало! — подруга достала из мешка на дне небольшую флягу, открутила крышку и, сделав небольшой глоток, блаженно прищурилась. — Мы заслужили по глоточку, верно?
Она протянула мне воду — нашу величайшую драгоценность. Я отпила немного. Как вкусно! Всего один источник на весь наш мир. Каждая капля стоит столько, что страшно даже думать об этом. А у Люцифера во дворце, говорят, есть целое озеро! Вот бы одним глазком взглянуть на такое чудо!
— Чего замечталась, Тощая? — Зая отняла у меня флягу и бережно положила обратно в мешок. — Надо работать. — Она уселась на топчан у мачты, расправляя полотнище. — Ну, в какую сторону двинемся?
— Вправо.
— Уверена? — Зи недоверчиво нахмурилась. — Оттуда только что один лкеса прискакал. Вряд ли еще попадется.