Я стону, переворачиваясь на живот. Корю себя за то, что дважды вхожу в одну и ту же воду, но я просто не могу устоять перед чарами Дрю Нортона. Он настолько лакомый кусочек, что его хочется постоянно облизывать, как самое вкусное мороженое. Мой мобильный начинает жужжать на тумбочке и я нащупываю его, не глядя.
— Алло, — хрипло произношу в трубку, даже не позаботившись посмотреть, кто звонит.
— Долли? Что с голосом? С тобой все хорошо? — слышу встревоженный голос Триши.
— Да, Триш, все нормально.
— Почему ты разговариваешь так, как будто не просыхала три дня?
— Всего одну ночь. И легла спать под утро.
— О, так ты веселишься?
— Не то слово. Не могу себя заставить встать и пойти работать.
— Где вы?
— Едем в Нью-Йорк из Бостона.
— О, так дорога будет короткой.
— Меня так качает и тошнит, что это будет самая долгая поездка в моей жизни.
На той стороне раздается мелодичный смех подруги.
— Как Дрю?
Я зависаю на несколько секунд, а потом решаю рассказать ей о нас. Повествование выходит сбивчивым и больше похожим на исповедь, но Триша все внимательно выслушивает, а в конце спрашивает:
— И почему я не слышу радости в голосе?
— А чему радоваться, Триш? Ты же знаешь, что я порченый товар.
— Ты дура, а не порченая, Долли. Может, ты позволишь ему самому решить, что ему нужно? Может, он совсем не хочет детей.
— Хочет.
— С чего ты решила?
— Видела бы ты, как он рассматривал фотографии твоих парней.
— Ими просто невозможно не восхищаться, Доллс. — Как будто зная, что о них говорят, Ник и Норт подают голоса, вызывая мою улыбку. — А если серьезно, то ты снова затягиваешь себя в болото, в которое в свое время тебя окунул Оливер. Не смей делать этого, Долорес.
— О, и имя мое второе назовешь?
— Надо будет, назову. Короче, подруга, дай мужчине шанс. Может. Из этого выйдет что-то стоящее. — Я отвечаю коротким «угу», потому что у меня нет сил на споры. — А ты знаешь, что завтра в Нью-Йорке пройдет Фестиваль красок Холи?
— Нет.
— О, ты должна в этом поучаствовать за нас двоих, а потом прислать мне фотографии этого безумства. Так я прочувствую атмосферу. Иначе я скоро загнусь тут среди подгузников, Доллс.
Я смеюсь. Мы еще долго обсуждаем Фестиваль красок и концерты группы, на которых я уже успела побывать. Триша берет с меня обещание раздобыть для нее автографы парней и заехать к ней в гости вместе с Дрю, когда будет концерт в Вашингтоне. Потом меняет свое мнение и просит раздобыть им с Адамом пропуск за кулисы. Мы много смеемся и обсуждаем предстоящую встречу, а потом прощаемся, когда малыши начинают требовать свою маму назад.
Несколько минут я пялюсь в потолок автобуса, а потом все же встаю и, шаркая, иду к Робу помогать ему с монтажом.
Концерт в Нью-Йорке проходит отлично. Не без парочки инцидентов, конечно, но ситуация поправима. В этот раз афтерпати я пропускаю, потому что мы договорились все вместе посетить Фестиваль Холи завтра, поэтому мне нужно отдохнуть. Вечером Дрю обманом заманивает меня в свой автобус и после секса мы ложимся спать. Вообще он как будто отыгрывается на мне за все те годы, что мы не были вместе. Постоянно ловит меня в самых неожиданных местах, чтобы поцеловать приласкать или заняться сексом. Откровенно говоря, я только для видимости строю из себя неприступную скалу, наивно полагая, что так нам будет легче расстаться, когда закончится тур. В глубине души я прекрасно понимаю, что в этот раз мы не выйдем из этой битвы без увечий. Потому что в моих мыслях и в жизни становится настолько много Дрю, что я, кажется, начинаю забывать, как я жила без него все это время.
Утром нас будит грохот в автобусную дверь.
— Просыпайтесь, голубки, пропустите все веселье! — раздается крик Ника с той стороны.
Я выныриваю из сна и звуки за пределами автобуса становятся отчетливее. Такое ощущение, что вся наша огромная компания — съемочная группа вместе с музыкантами и работниками сцены — собрались у дверей автобуса Дрю. Я так и представляю себе, как мы выходим, а целая толпа людей пялится на нас. Я поежилась от мысли об этом. Прогулка по аллее позора в самом ее первозданном виде. Переворачиваюсь на бок и смотрю на спящего Дрю. Он такой умиротворенный во сне и спокойный. Обычно Дрю очень улыбчивый и уравновешенный, но когда работает, он сосредоточен и немного хмурый. И эта его сторона мне тоже безумно нравится, потому что она — неотъемлемая часть этого потрясающего мужчины.
— Ты долго будешь на меня пялиться? — внезапно произносит Дрю, а я дергаюсь от неожиданности.
Он улыбается и я начинаю смеяться. Шлепнув ладонью его по обнаженной груди, я утыкаюсь лбом в его плечо.
— За нами пришли.
— Я слышу, — отвечает Дрю. — Готова испачкать пару шмоток?
— Готова их раскрасить по своему вкусу, — говорю я и приподнимаюсь, чтобы встать, но тут же под силой крепких рук валюсь обратно на кровать. Я все еще хохочу, когда надо мной нависает крупное тело, а улыбка Дрю становится коварнее.
До Губернаторского острова мы добираемся на пароме. Вся группа одета в кепки и толстовки с капюшоном, чтобы избежать лишнего внимания. Но мне кажется, этим они еще больше его привлекают. Некоторые другие пассажиры внимательно разглядывают ребят, но, не сумев узнать, кто они и почему скрывают лица, теряют интерес и отворачиваются.
Место проведения Фестиваля стремительно наполняется людьми. Ди-джей в раскрашенной мазками краски футболке энергично кивает в такт звучащей музыке. Продавцы красок едва успевают продавать свой товар всем желающим. В этом месте уже творится безумие, а будет еще хуже, когда будет оглашено начало Фестиваля. Мы бродим между людьми, разглядывая окружающую нас обстановку. Дрю крепко прижимает меня к своему боку, чтобы я не потерялась. Я же, полностью доверив ему вести, оглядываюсь по сторонам, не заботясь о том, куда он меня ведет.
Через двадцать минут мы покупаем разноцветные краски и на острове начинается безумие. Все кричат и хохочут, бросаются красками друг в друга, танцуют под зажигательную музыку. В какой-то момент Дрю подхватывает меня и перебрасывает через плечо. Под мои визг и смех он добегает до лавки с красками, быстро покупает нужное количество и несется назад к нашей команде. Это приятное безумие, которое позволяет вновь чувствовать себя если не школьником, то студентом. Я хохочу до колик в животе и радуюсь так, как будто сегодня наступило Рождество и Санта приготовил для меня самый желанный подарок.
Во всем этом сумасшествии никто не останавливается ни на секунду. Складывается ощущение, что если хоть один человек замрет, весь механизм толпы потеряет заряд и перестанет работать. А потом Дрю снова подхватывает меня на руки, кружит и целует так неистово, как будто от этого зависит его следующий вдох. И мне впервые нет дела до того, какие слухи о нас будут кружить в нашей команде. Я хочу хотя бы пару минут побыть эгоисткой и получить то, в чем так отчаянно нуждаюсь.
Когда все заканчивается, праздник перемещается немного дальше, к палаткам с едой и напитками. Мы с ребятами идем туда же. Очки, которые я предусмотрительно надела, чтобы не получить краской в глаза, сейчас подняты наверх и удерживают растрепавшиеся из пучка волосы. Теперь члены группы не скрываются под кепками и капюшонами, потому что их лица покрыты разноцветными пятнами краски и вряд ли кто-то узнает их. Мы решили не умываться и оставить все как есть. Наш оператор Дэвид сделал огромное количество фотографий. Видеокамеру мы решили не брать во избежание привлечения лишнего внимания к группе, но Роб обязательно сделает отличное слайд-шоу из фотографий, и отразит в фильме этот момент бесшабашности. Хотела бы я видеть лица всех этих людей, когда они узнают, что, возможно, одно из пятен краски на их одежде оставил участник всемирно известной группы «Крашез».
Глава 17
Дрю
Не могу сдерживать свои руки рядом с Долли. Они все время рвутся к ней, хотят сминать кожу, ласкать ее и чувствовать. Даже на Фестивале красок Холи, на который Долорес парой фраз заманила всех участников наших команд, я вел себя не по-взрослому. Мне было плевать, кто и что имеет сказать по этому поводу. Она рядом, а это главное. И она не отталкивает меня, не пытается строить барьеры. Я не обманываюсь, наивно полагая, что Долорес сдалась под моим напором, потому что это точно не так. Слишком уж Долли упертая. И если она в какой-то момент решила, что отношения не для нее, то будет гнуть свою линию до последнего. Но я тоже не мальчишка из школы, который при первом ее отказе и грубости сдаюсь и ухожу. Я намерен бороться за нас и постоянная близость с Долли — только один из приемов, который я собираюсь использовать. Хочу, чтобы она привыкла к моему присутствию и перестала ощущать потребность дистанцироваться.
Мы наблюдаем за тем, как догорает закат. Наевшись до отвала вредной едой из фуд-траков, теперь вся наша команда лениво поедает мороженое, ожидая, когда начнется настоящее шоу от ди-джеев. Долли увлеченно облизывает шоколадный рожок, а я давлюсь слюной, глядя на это. Я не хочу мороженое, нет, я сгораю от желания к этой женщине. Мы уже смыли краску с лиц, но волосы Долли все еще покрыты разными цветами. И это настолько точно отражает ее внутреннее «Я», что кажется, словно она родилась с разноцветными волосами. Она замечает мой голодный взгляд и протягивает лакомство немного вперед.
— Хочешь?
Я медленно качаю головой, не сводя с нее взгляда.
— Нет.
— Точно не хочешь? — переспрашивает она, и я вижу в ее глазах бесят. — Потому что ты так жадно смотришь на это мороженое, что мне кажется, будто ты жаждешь попробовать его. — Долли высовывает язык и расслабленно проводит по мороженому. Так долго и томно, что внутри меня, кажется, взрываются петарды от потребности подмять ее под себя. — М-м-м, — стонет она, прикрыв глаза.
— Я знаю, что ты делаешь, — сиплым голосом произношу, немного подаваясь вперед к Долли.
— И что же я делаю? — Долли пытается состроить невинное личико, но огонь в ее глазах говорит красноречивее всяких слов.
— Ты соблазняешь меня, Диккенс. И знаешь, у тебя отлично выходит. Мне придется прикрываться тобой, когда будем возвращаться к автобусу, иначе вся группа еще год будет обсуждать мой стояк на Губернаторском острове.
Долли задорно хихикает, а потом неожиданно быстро приближается и у меня на носу и губах уже оказывается ее шоколадное мороженое. Она не пожалела лакомства, чтобы испачкать меня. Ее задорный смех становится громче, когда я хватаю ее одной рукой за талию, а второй за затылок, и прижимаю ее лицо к своему, размазывая по белоснежной коже липкое мороженое. Долли пытается увернуться, но я не оставляю ей на это шанса. Мы со смехом слизываем с лиц друг друга сладкое мороженое, а внутри меня все переворачивается от ощущения чистого счастья и радости. Это она делает такое со мной.
Когда на лицах остаются только шоколадные разводы, мы как по команде замираем. Наши взгляды встречаются. Светящиеся, счастливые и полные желания. Хочу украсть ее с этого праздника и до самого утра кувыркаться в постели. Наклоняюсь ниже и целую Долли со вкусом шоколадного мороженого. Ее прохладный язык проскальзывает мне в рот и наши тихие стоны смешиваются с тяжелым дыханием. Хочу ее до головокружения. Где-то на заднем плане играет музыка и шумит толпа, но я ничего не вижу и не слышу, потому что полностью поглощен Долорес. Не могу перестать целовать ее, ласкать ее тело, сжимать талию, судорожно блуждать ладонями по округлым ягодицам, вжимая ее в свой стояк. Это пытка, но такая, которая позволяет мне сделать следующий вдох.
— Поехали назад, — бормочу в ее губы. — Хочу тебя голой. Сейчас.
Долли смотрит на меня затуманенным взглядом и лениво улыбается. А потом кивает. Мне достаточно этого короткого жеста, чтобы я схватил ее за руку и поволок к выходу из толпы. Нам приходится немного подождать, пока на пароме наберется достаточно пассажиров, но нас это не огорчает, потому что мы не перестаем целоваться и прижиматься друг к другу. Я заволакиваю Долли в укромный угол, пробираюсь ладонями под ее широкие шорты и сжимаю горячую кожу. Не могу остановиться. Она сводит с ума одним лишь своим присутствием. Я хочу ее всю, без остатка.
— Молодые люди, здесь дети. — Голос так резко вырывает меня из тумана желания, что я едва соображаю, где мы находимся.
Оборачиваюсь и вижу женщину, старше нас лет на десять. Она укоризненно смотрит на нас с Долли и слегка качает головой. За ее спиной двое детей примерно десяти и пятнадцати лет с интересом рассматривают наши прижатые друг к другу тела. Я убираю ладони с попки Долли не без сожаления. Внутри я разочарованно стону, а снаружи улыбаюсь милой даме и прошу прощения. Она, еще раз осмотрев нас с упреком и, как мне показалось, с некоторой долей зависти, схватив сыновей за плечи, уводит их подальше от нас.
Долли снова начинает хихикать, а я строго смотрю на нее, чтобы показать, что недоволен. Хотя сам уверен, что в этот момент выгляжу не более грозным, чем преданный пес, глядящий на хозяйку.
— Это ты виновата, — выговариваю ей, поправляя ширинку на джинсовых шортах.
— Я ничего такого не сделала, ты сам на меня на бросился.
— Ты. — Я показываю на нее указательным пальцем. — Мороженое. Язык. Твоя кожа. Ты виновата, Долорес, и ты еще за это поплатишься.
— О, жду с нетерпением, — мурлычет она, вызывая мою улыбку. Невероятная.
Мы выходим дальше на палубу. Долли становится лицом к острову, от которого медленно отходит паром. А я прижимаюсь к ней со спины, заключая ее в кольцо своих рук, и вдыхаю нежный персиковый запах ее волос. Она уникальная. Настоящая. Взбалмошная непоседа, от которой невозможно отказаться.
Мы подходим к автобусам и ребята разбредаются по своим, потому что все устали от безудержного веселья. Они условились сегодня отдохнуть, потому что ночью мы выезжаем и завтра уже будем в Филадельфии. Там нас ждет большая автограф-сессия и несколько интервью крупным изданиям, так что на отдых будет чертовски мало времени. Долли идет в сторону своего автобуса, но я перехватываю ее руку и тяну к себе.
— Побудь со мной еще немного, — тихо прошу я, прижимая ее к своему телу.
— Не могу. Мне нужно помогать Робу с монтажом.
— Он справится сам. В конце концов это его работа.
— Да, но у нас урезаны сроки, поэтому я должна ему помочь.
— Ты должна потереть мне спинку в душе.
Бровь Долорес приподнимается.
— Должна?
— Хочешь.
— Хочу? Дрю, ты, кажется, что-то путаешь.
— Смотри. Кто вытянул нас на Фестиваль красок? — Делаю короткую паузу, ожидая, что она ответит, но Долорес молчит. — До-о-олли, — тяну вместо нее. — Из-за кого я испачкан краской? Из-за Долли. Кто хочет помочь мне стать чистым? До-о-олли… Я умру, если мои яйца станут еще синее, — бормочу у ее уха, и Долорес сотрясается от беззвучного смеха. — Смешно тебе, паршивка? — спрашиваю, а потом забрасываю ее на плечо и несу к своему автобусу. Долли брыкается, но меня уже не остановить.
— Для верности дубиной еще надо по голове двинуть! — раздается где-то сзади крик Дилана.
— ДиДи! — кричит Долли. — Ты уволен!
— Четвертый раз за день, — со смехом отвечает он.
— Окончательный! — выкрикивает Долли как раз перед тем, как изнутри захлопывается дверь автобуса.
Глава 18
Долорес
— Я должна вернуться в свой автобус, — дрожащим шепотом произношу я, суетливо сражаясь с одеждой Дрю.
— Вернешься. Нам не понадобится много времени, слишком сильно хочу тебя, — отвечает мне он тем же тоном, пока срывает мою футболку.
Я негромко посмеиваюсь над его словами. Мы не перестаем целоваться и касаться друг друга, пока двигаемся в сторону спальни в задней части автобуса. Касаемся друг друга повсюду, куда можно дотянуться. Я с жадностью провожу по твердым мышцам, впитывая ощущение на ладонях.
— Мы собирались в душ, — напоминаю я. — Нам нужно в душ, Дрю.
— Мы там будем. Позже, — отвечает он, всасывая нежную кожу на моей шее. — Господи, — выдыхает он, — как же сладко ты пахнешь. Не могу оторваться от тебя.
Я таю в его объятиях, словах и прикосновениях. Странное ощущение, как будто между нами пролегли годы и в то же время не прошло и дня с последнего расставания. Дрю такой знакомый и новый одновременно. Он остался таким же раскрепощенным, беззаботным парнем, но годы добавили ему серьезности и прагматичности. На работе Дрю достаточно строгий и жесткий, а здесь, наедине со мной — расслабленный и игривый. Мне нравится эта метаморфоза. Нравится, что только со мной он может быть самим собой, не оглядываясь на последствия. Не знаю, каким он себя являет другим женщинам, но в эту секунду, когда его губы находят мой сосок, я не хочу думать о них.