Точнее, это ощущалось, словно его вытолкнули.
Из её света, из её крови.
Ник чувствовал там шок, злость... нет, ярость... столь интенсивную кипучую ярость, что она выходила из-под контроля...
Затем она захлопнула невидимую дверь между ними.
Это потрясло его до состояния паралича. Это всё равно что нежиться в ванне с блаженно горячей водой, а потом тебя выталкивают голышом за дверь, одного... в снег.
Определённо на бл*дский холодный ветер.
Ник хрипло ахнул, стискивая её волосы, сжимая подлокотник кресла, в котором он каким-то образом по-прежнему сидел, но Уинтер била его, отпихивала его руку, отстранялась от него, колотила по руке и груди, пытаясь отпрянуть.
Она выпрямилась и ещё сильнее ударила его в грудь.
Ник не пытался защититься. Он не мог отпустить подлокотник кресла или даже поднять взгляд, чтобы посмотреть ей в глаза.
Боль ослепляла его.
Он стискивал кресло, наполовину согнувшись и хватая воздух ртом, хотя он не нуждался в кислороде.
Она била его снова и снова; он даже не пытался увернуться от её рук.
— Мудак, — произнесла она сиплым голосом. — Бл*дский мудак...
Ник силился думать.
Он всё ещё едва мог осмыслить, что он натворил, и насколько это плохо.
Это плохо.
Этот факт он мог осознать.
Реально плохо, бл*дь.
Его разум постепенно начал включаться в работу, выходить из того тумана боли и желания, потерянного чувства слишком долгого пребывания на краю, на грани разрядки целую бл*дь вечность, как минимум часами. Ник прокрутил в голове то, что случилось в эти минуты. Он прокрутил всё, каждую мысль, что проносилась в его голове, каждый образ...
Бл*дь.
Он услышал каждое своё слово.
Он услышал там имя, дважды, и вздрогнул.
Он дёрнулся, когда Уинтер снова его ударила.
— Ты засранец, — жёстко произнесла она, и он улавливал в её голосе подтекст. — Чёртов лживый засранец и кусок дерьма...
Она начала отходить от него.
Только тогда Ник протянул руку и схватил её за запястье.
Он бездумно подтащил её к себе, не подумав, как это глупо и как это её рассердит.
Он дёрнул её к себе на колени, а она снова принялась колотить его.
Он позволял бить себя, тихо постанывая.
Когда она снова ударила его, это превратилось в рычание.
Его пальцы скользнули в её волосы, и та тоска усилилась, и что бы он ни думал, что бы он ни делал, это стопроцентно сводилось к ней. Всё это настолько абсолютно переплеталось с ней, с этим чувством боли и смятения, горя, одиночества и бл*дской потери, что Ник приподнялся и прижался губами к её рту.
Он целовал её, покусывая язык и губы, пока Уинтер не ответила на поцелуй, а когда та стена наконец-то пала...
Он ахнул.
Её боль врезалась в него.
Она пронзила его грудь вместе с обидой, болезненной, опустошённой обидой, от которой сдавило горло.
Господи... он действительно сделал ей больно.
Его грудь сжало тисками. Каждая его часть притягивала Уинтер к нему. Его пальцы сжимались, руки крепче обнимали, тело силилось прильнуть ближе, пока он притягивал её к себе, прижимал как можно теснее.
Они целовались.
Они целовались до тех пор, пока он не вернулся в то состояние, пока его разум не померк.
Он замедлил её.
Почувствовал, как её боль усиливается.
Эта боль ощущалась бездонной.
Бл*дь, она ощущалась бездонной, безвременной, несравнимой ни с чем, что он когда-либо чувствовал прежде...
Но она была знакомой. Такой чертовски знакомой.
Чем дольше Ник плавал в этой боли, тем сильнее бунтовал его разум, ничего так не желая, как слиться с ней. Он не позволял себе думать об опасности этого, о том, к чему это привело в прошлый раз, и что он сделал с ней, когда в последний раз позволил себе потерять контроль.
Он хотел показать ей всё.
Даже те вещи, которые он не должен ей показывать.
Даже вещи, которые он никому не должен показывать. Он знал, что это лишь причинит Уинтер боль; это ни за что не сделает их ближе. Та часть его разума... или крови... или «света»… или что это было, бл*дь... не заботилась. Она вообще об этом не переживала.
Затем Ник принялся задирать её платье, пока та боль кричала на него, вызывала ноющее ощущение в ладонях и пальцах, делала его мышцы каменно твёрдыми, превращала тот жар в его груди в бушующее пламя, делала его агрессивным.
Господи, эта боль вызывала в нём отчаяние.
Бл*дское отчаяние.
И снова той его части не было никакого дела. Эта часть не желала обсуждать. Её не интересовали никакие рассудительные подходы.
Ник встал прежде, чем принял сознательное решение.
Он поднял Уинтер на руки.
...затем он уложил её на стол. Он отпихнул в сторону карты Таро, стопку бумаги — это выглядело таким архаичным и старомодным для его вампирского взгляда, что он едва мог осмыслить, для чего ей может пригодиться настоящая бумага. Он оттолкнул нож на подставке, чашку с камнями и кристаллами. Ему пришлось сдержаться, чтобы не расшвырять тут всё, даже аквариум, даже кристалл на подставке из кованого железа.
Он дёрнул и разорвал её трусики, не останавливаясь, чтобы подумать над этим.
Он расположил себя, расположил свой член.
Он скользнул в неё до упора и...
Gaos.
Бл*дский gaos...
Всё остановилось.
Ник почувствовал, как обида Уинтер усилилась, стала ещё хуже, и та боль не рассеивалась, ей вообще не помогало ничего из его действий. Он ощущал её злость, ту её часть, которая не хотела это чувствовать, не желала испытывать те мягкие эмоции, вообще не хотела быть уязвимой перед ним.
Почему-то это лишь сильнее тронуло его, усилило желание защитить.
Он всё ещё не мог думать достаточно связно, чтобы понять, что та вещь, от которой он хотел... нет, та вещь, от которой ему нужно защитить её... это он сам.
Уинтер притягивала его даже в ярости.
Она притягивала его своим светом, своим чёртовым светом видящей, связью между их кровью...
Когда Ник вновь сумел видеть, он трахал её, придавливая своим весом и руками к столу. Он сжимал её волосы, стараясь контролировать себя, вколачиваясь в неё и постанывая от каждого толчка.
Это причиняло боль. Gaos, это причиняло охеренную боль.
I'thir li'dare...
Она снова ударила его.
Она ударила его по груди.
Ник почувствовал, как она думает, и её боль усилилась.
Она ещё сильнее ударила по нему.
«Прекрати говорить это! Прекрати думать на языке видящих!»
Она бросила эти слова в него, и её мысли переполнились яростью.
Гнев. Безудержный гнев, словно она хотела снова ударить его, продолжать бить, пока не достучится до него, пока не причинит настоящую боль.
«Ублюдок, — её глаза заблестели, сердито глядя на него. — Прекрати говорить на прекси. Я знаю, откуда это пошло. Я знаю, откуда пошли эти чёртовы словечки видящих, и это не от Малека. Не от Тай. Совершенно точно не от меня, бл*дь...»
Её боль усилилась, и Ник сорвался, вколачиваясь в неё ещё сильнее.
Он кончил.
Эмоции безжалостно ударили по нему. Он не сумел их сдержать.
Он застонал, сдёргивая платье с её шеи и вжимаясь всем весом в её тело. Он впился клыками в её плечо. Он почувствовал, как у Уинтер перехватило дыхание, а боль в ней усилилась, когда он начал пить, а потом она тоже кончила, забившись под ним, выгибаясь и вспотев всем телом.
Она прокричала его имя, и боль в них обоих усилилась.
То другое чувство в ней тоже ухудшилось, становясь почти невыносимым, когда она впилась ногтями в его спину под рубашкой.
«Я ненавижу тебя, — подумала она в его адрес, и то горе делалось лишь острее. — Я тебя ненавижу...»
Эти слова причинили ему боль.
Ник всё ещё кончал, стискивая её бёдра ладонями, но Господи, как это ранило.
Он знал, что это ранит лишь сильнее, когда он вновь сможет думать ясно.
Каким-то уголком своего сознания он даже сейчас понимал, что это лишь самое начало боли из-за того, что он сделал.
— Я люблю тебя, — прохрипел Ник, поднимая голову с её плеча и прижимаясь щекой к её щеке. — Господи, Уинтер. Я люблю тебя. Бл*дь, я так люблю тебя...
— Лжец, — рявкнула она. — Бл*дский лжец.
Он не пытался спорить.
Он слышал хриплость её слов.
Хуже того, он слышал в её голосе слёзы.
От этого боль прокатилась по нему рябью, словно забираясь под кожу. Ник впервые смог соображать достаточно ясно, чтобы понять, что это не та другая боль. Не та боль видящих, не секс-боль.
Эта боль была куда более человеческой.
Такая боль стискивала грудь и заставляла чувствовать себя абсолютным дерьмом.
Ему потребовалось несколько секунд, чтобы дать название этому чувству.
Это не угрызения совести, хотя, возможно, это должны быть они.
Это даже не стыд.
Горе.
Это было горе.
Боже, это чувство сродни тому, словно его сердце только что вырвали из груди.
К сожалению, это тоже ощущалось знакомым.
Это казалось слишком, слишком знакомым, бл*дь.
Глава 22. По-настоящему зла
Ник встал, чтобы открыть дверь.
Он не подумал о том, как он выглядел и полностью ли он одет.
Может, это был просто предлог пошевелиться, в некотором роде изменить обстановку, вывести их из этого чёртова тупика, в котором они застряли — тупика, который всё сильнее бил по кнопкам его страха и вызывал желание сбежать... по крайней мере, до тех пор, пока он не приведёт мысли в порядок.
— Неудивительно, — пробормотала Уинтер позади него.
Ник глянул на неё, затем крепче стиснул челюсти, преодолев остаток пути до двери. Он немного повозился с замком, а когда эта чёртова штука наконец-то поддалась, распахнул дверь.
К тому моменту он понятия не имел, как долго они тут пробыли.
Он не знал, который час.
Хуже того, до него впервые дошло, какими громкими они были, и не только когда трахались — а ведь это место работы Уинтер, и это школа, чёрт возьми, где мимо кабинета могли пройти ученики.
К сожалению, об одежде он не задумался своевременно.
Он распахнул дверь, увидел перед собой Малека и Тай...
...и только потом подумал посмотреть на себя.
Что ж, хотя бы на нём были штаны.
Тем не менее, его рубашка оставалась распахнутой, свисая с плеч, а ремня и ботинок на нём не оказалось. Ник вообще не помнил, как снял свои антигравитационные ботинки, которые были практически стандартной униформой для копов, даже Миднайтов. Но, наверное, они где-то под столом Уинтер.
Всё это промелькнуло в его голове меньше, чем за одно биение человеческого сердца.
Затем Ник скользнул назад, по-вампирски отскочив за дверь — скорости ему хотелось сильнее, чем потакать видящим, двигаясь в человеческом темпе.
Полностью уйдя из дверного проёма и очутившись за массивной деревянной дверью, он глянул на Уинтер, застёгивая свою рубашку.
Он с облегчением увидел, что она выглядит пристойно — более пристойно, чем он.
— Пристойно, — пробормотала она. — Иногда ты реально говоришь так, будто тебе тысяча лет.
Ник почувствовал, как его челюсти напряглись, но ничего не ответил.
Через кровь он чувствовал, что она поддела его скорее на эмоциях, а не потому, что действительно так считала. Ей всё ещё хотелось поругаться с ним. Она хотела орать на него, пока он не скажет или не сделает что-нибудь, благодаря чему она почувствует себя лучше.
К сожалению, у Ника не было практически никаких идей, что же такое можно сказать или сделать.
Он совершил то, чего никогда, никогда нельзя делать.
Он никогда не поступал так, будучи человеком, и тем более будучи вампиром.
Он выкрикнул имя бывшего посреди секса.
Иисусе.
Да что с ним не так, бл*дь?
Уинтер снова сурово фыркнула, затем встала на ноги, скрестила руки на груди поверх платья, которое до сих пор вызывало у Ника желание трахаться, и посмотрела на Малека и Тай, входящих в её кабинет. Ник чувствовал, как она старается сделать нейтральное лицо, стереть все следы того, что они неизвестно-как-долго трахались и ссорились, чередуя эти два занятия.
По большей части ей это не удавалось.
Ник заправил рубашку в брюки и закрыл за двумя видящими дверь, выходя из-за неё. Он снова запер замок, скорее рефлекторно, нежели по какой-то конкретной причине.
Тай покосилась на него и нахмурилась, изучая его лицо, затем снова посмотрела на Уинтер. Уинтер же теперь приглаживала волосы, стараясь сделать это по возможности незаметно, но Ник чувствовал через кровь её смущение.
— Вы громкие, — сказала Тай.
Парадоксально, но её голос прозвучал на удивление звонко в круглой комнате с высокими потолками.
Ник застыл, ощущая, как его охватывает ужас, но Малек глянул на него и поднял ладонь, точно опережая его слова.
— Мы слышали, как вы спорили, — объяснил он. — Я не подпускал сюда никого. Никаких людей на этом этаже.
Ник почувствовал, как напряжение резко уходит из его тела.
— Спасибо, — сказал он.
Он встретился с Малеком взглядом, убеждаясь, что видящий понял серьёзность его слов.
— Я перед тобой в долгу, — добавил он тише.
Уинтер наградила его тяжёлым взглядом.
— Ну спасибо, что ты так веришь в меня, Ник. Думаешь, я сама не способна держать людей подальше?
Он вздрогнул, но не ответил.
И вновь он чувствовал её ярость, желание поспорить, уколоть до такой степени, чтобы он наорал на неё в ответ. В какой-то извращённой манере ему хотелось пойти навстречу. Он хотел сделать всё, о чём она его сейчас попросит, но в присутствии Тай и Малека это...
Высокий черноволосый видящий с разноцветными глазами поднял ладонь.
— Прошу прощения за вмешательство, — сказал он вежливо. — Я говорил с мисс Сен-Мартен. Ларой. И я подумал, что вы, возможно, захотите узнать, что она сказала.
Он взглянул на Ника, моргнув, затем обратно на Уинтер.
— ...и похоже, вам двоим не помешает перерыв.
Уинтер помрачнела, крепче скрестив руки на груди, и наградила гневным взглядом сначала мужчину-видящего, затем Ника. Эти ошеломительные сине-зелёные глаза сделались намного жёстче, когда остановились на Нике.
Он вздрогнул; ничего не сумел с собой поделать.
Но это, похоже, только сильнее взбесило её.
— У меня также есть сообщение, — виновато добавил Малек. — Которое правда не может ждать. Она бы хотела, чтобы мы вернулись в Нью-Йорк.
Выражение лица Уинтер сделалось убийственным.
Она открыла рот, собираясь заговорить, но Малек снова поднял руку.
— ...Я не имею в виду вашего мужа, — пояснил Малек успокаивающим тоном. — На самом деле, она предельно ясно дала понять, что он должен остаться здесь, — Малек моргнул, глядя на Уинтер и держа руку поднятой. — Однако она хотела бы, чтобы вы приехали, мисс Джеймс. И я.
Малек бросил на Ника очередной нервный взгляд украдкой.
— ...и Тай.
Теперь уже Ник сверлил видящего гневным взглядом.
Он не потрудился смягчить свои слова.
— Не бывать этому, — прорычал он.
Уинтер посмотрела на него, издав звук, полный неверия и ярости.
Это больше всего напоминало «ХА!»
Ник перевёл свой сердитый взгляд на неё.
— Не бывать этому, Уинтер.
— Иди нахер, Ник.
В её словах прозвучало столько злости, столько кипучей ярости, что Ник поморщился, вздрогнув по-настоящему. Затем, вспомнив, кто стоит с ними в одной комнате, он покосился на Тай.
Девочка выглядела явно шокированной.
— Она по-настоящему зла на тебя, — сказала юная видящая, и тот шок отразился в её голосе. — Очень, очень зла на тебя, Ник...
Ник поднял руку, чтобы перебить её.
— А то я не в курсе. Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю, ребёнок.
Прежде чем Тай успела ответить, он повернулся к Малеку.
— Зачем? — прорычал он. — Зачем она хочет, чтобы вы вернулись? И почему без меня?
— Я не знаю, — сказал видящий. — Она не сказала.