Амелия недолго простояла на месте. Она подошла к окну, толкнула одну из створок и выглянула во двор: было пасмурно и холодно, накрапывал дождь; несколько всклокоченных куриц просеменили по грязи — их испугал мальчишка-пастух, вместе с конюхом он переносил из телеги хозяйские вещи.
Отсюда также можно было хорошо разглядеть равнину — довольно унылое зрелище, учитывая погоду. Несколько построек вдалеке и пик какой-то часовни — вот, пожалуй, и всё, что попалось ей на глаза. Амелия вернулась к постели, присела на краешек и сразу же ощутила запах чистого белья.
В этой обители, древней и серой, как и всё на Гебридских островах, ей предстояло встретить новый год. Подумав об этом, а затем подумав о следующем, и о том, что придёт за ним, она молчаливо ужаснулась. А после, закрыв глаза, упала на спину, раскинув в стороны руки.
На большой кухне, расположенной в подвале, уже кипела работа: между букетами чеснока и разнообразных трав, висевших под потолком, сновала шустрая Катерина, а Бесси, её наставница, подгоняла молодую женщину, успевая при том мешать, валять, резать, шинковать, солить и пробовать, а ещё ругаться и бормотать за нерасторопность помощницы. Прибежал Клейтон, как и обычно успевший отломить кусок свежеиспечённого хлеба, и бросил в кадку пару крупных рыб. Заглянул один из двух работяг по имени Генри Лионнел — рослый мужчина за тридцать лет — он притащил два мешка с провиантом, чтобы разложить его на полках.
Кто-то бранился, кто-то шутил или отдавал очередное распоряжение по кухне, но, когда вошла Дарнли, голоса тут же стихли. Женщина деловито обошла широкий стол, за которым работала старшая кухарка, заглянула в жаровню и принюхалась. Первой не выдержала Бесси, ведь она была самой нетерпеливой и бойкой из всей домашней прислуги.
— Ну так что же, Бэт? Есть новости от хозяина? — спросила она, начав разговор на гэльском.
— Ничего с той минуты, как прибыла эта девица, не изменилось. Успокойтесь все и продолжайте работать, как и раньше! Как только лорд Стерлинг даст о себе знать, я всё расскажу…
— Ох и надоело же мне это хождение по мукам! — заворчал громила Лионелл, присев на табурет. — Когда дело двинется с мёртвой точки? Я думал, что осталось уже недолго, и вот-вот начнутся сборы, но хозяин вдруг удумал жениться! А как же наши планы?
— Изначально то были его планы, Генри, угомонись! — Дарнли даже ногой притопнула. — Это он пригрел тебя и твоего брата-увальня, помог избежать казни. Поэтому будь так любезен, потерпи ещё немного!
— Сколько ещё ждать? Год или два? Или пять? Зачем он женился на шотландской девчонке?
— Действительно, зачем! — зазвучал звонкий смех Клейтона Уоллеса. — Ты ж её видел, да? Или ослеп вдруг? Она молодая, красивая и благородная дама! Она ему и наследника родит, понимаешь? А хозяину как раз этого и не хватало…
Светловолосая Катерина, тряхнув косами под белоснежным чепчиком, вдруг фыркнула:
— Хозяину её денежек не хватало! Вот, в чём вся соль! А то, что она красива, значения не имеет…
— Не ревнуй, моя прелесть! Я же просто факты рассказываю!
— А ну, прекратите! Хватит собирать эти сплетни! — Дарнли хлопнула ладонью по столу, да так, что немного мучной пыли поднялось вверх. — Не наше дело, зачем хозяин женился на ней! Но даже если из-за её приданого, то это лишь ему на руку. С такими суммами он гораздо быстрее справится с делами, и года не пройдёт, ясно?
Генри уставился в пол, устыдившись, остальные с пониманием затихли.
— И больше не смейте сомневаться в решениях хозяина! Не забывайте, кто именно вытащил нас из грязи.
— Девочка эта, его жена, выглядела так, будто её скалой придавило по дороге, — сетовала Бесси, вытирая о фартук руки. — Такая вся хмурая и неживая. Не улыбнулась даже ни разу.
— Она всё-таки с большой земли добиралась, не плясать же ей было перед нами!
— Тебе следовало бы поменьше глазеть на неё, Клейтон, и побольше молчать, когда следует, — осадила парня экономка. — Знаю, что вы о ней подумали. Мне она тоже не приглянулась, но лорд Стерлинг писал, что знал её и богача графа ещё много лет назад, а значит, ему виднее. Скоро всё образуется, друзья, нужно лишь подождать!
— А она знает про…
— Нет, не знает. Хозяин писал, чтобы вы все молчали при ней, иначе самолично каждого накажет. Да так, что сто раз пожалеете! С девицей он всё уладит сам, вы поняли меня? Отлично! Ах да! С её нянькой держите ухо в остро и так же молчите.
Остальные закивали и вскоре разошлись по своим бытовым делам. А Элизабет Дарнли, сделав глубокий вдох, отправилась в столовую, чтобы приготовить всё к ужину.
========== Глава 12. Музыка Гебридов ==========
На её памяти не было ещё столь скучных рождественских праздников, как эти. Горячо любимая и избалованная вниманием дяди, она всегда получала щедрые подарки и каждодневно посещала праздничные мероприятия, длившиеся неделю или чуть дольше. Но на этот раз тот рождественский дух, что посещал её когда-то, вовсе исчез. Единственной компанией была Магдалена, которая из кожи вон лезла, чтобы приподнять настроение своей подопечной. Знакомство с немногочисленными соседями протекало медленно, но верно, и настойчивая бонна едва ли не силой заставляла Амелию выходить из замка на белый свет. Женщина всерьёз боялась, что она станет затворницей.
До северного мыса острова Льюис можно было добраться всего за три часа, но, разумеется, при хорошей погоде и бодрых лошадях. Именно здесь, в деревне Еоропи, находилась маленькая древняя церквушка, чествовавшая одного шотландского миссионера, имя которого Амелия и не пыталась запомнить. Чтобы как можно дольше удержать девушку вне стен замка, Магдалена придумала во время празднеств посещать именно её. Их соседи, набожные католики, с радостью приняли в свои ряды новых прихожан и, как могли, теперь старались угодить молодой супруге лорда Стерлинга, чьё имя здесь чтили и уважали.
Тем утром церковь не могла вместить всех желающих, поэтому двери оставили открытыми, несмотря на пасмурную погоду; пел дивный хор, состоявший из детей-сирот местного прихода, пришли послушать даже занятые пастухи.
Всё реже доносились до Амелии их перешёптывания на звучном гэльском. Наступило спокойствие и удивительное умиротворение, обволакивающее прихожан словно покрывало. Но в отличие от всех остальных, взгляд девушки не был прикован к детям: она бездумно смотрела на единственное витражное окно над алтарём, где в изящном обрамлении узоров гласила надпись: «Христос да будет нашим светом».
Рядом смирно сидела Магдалена, сложив ладони перед собой; она, как и другие, поддалась благоговейным напевам, наполнявшим эти древние серые стены, покрытые мхом.
Расслышав вдруг знакомый мотив, Амелия с удивлением оглянулась. Ей показалось, словно некто вздохнул прямо над её ухом, и она отчётливо ощутила это странное тепло. А дети пели на старинном диалекте колыбельную, которую Амелия хорошо знала ещё с детства:
Спи, дитя, родной мой сын. В небе облака и звёзды,
Ты уйдёшь — станешь моим, как и звёзды… сон… любовь.
Что-то коснулось рукава её платья, и девушка вздрогнула от неожиданности, уставясь на правую руку. Но рядом были всё те же лица, преисполненные верой и радостью, погружённые в это поразительное и печальное пение. Амелия неожиданно поняла, что не может успокоиться из-за чьего-то незримого присутствия, и она задрожала, сложив руки на коленях.
Спи дитя, небесный дар. В небе без числа лишь звёзды… звёзды,
Если нас зовут — идём туда — к звёздам, в сон, в любовь…
Когда по щекам покатились слёзы, Амелия сделала глубокий вдох и зажмурилась, что было сил. Но расслышав вдруг сквозь детские высокие голоса своё собственное имя и шёпот сестры, она вскочила с места и быстрым нервным шагом пошла по проходу, между рядами скамеек. Прихожане оборачивались, провожая её подозрительными взглядами, кто-то из старых матрон прицокнул, посетовав на неуважение к Всевышнему.
Лишь на воздухе ей стало немного легче; Амелия вышла за ограду, чтобы пройтись туда-обратно, голова у неё до сих пор гудела, а плач всё никак не прекращался, слёзы так и текли. Она сжимала голову руками и бормотала молитву, дабы заглушить неясный шёпот в мыслях. Она слышала сестру и была так этим напугана, что хотелось рвать на себе волосы. Наконец, скинув капюшон, она подставила лицо ледяному порыву ветра и произнесла вслух:
— Я знаю, что это моя вина… я знаю, Сара! Прости, пожалуйста, прости меня…
Через несколько минут перепуганная Магдалена отыскала её в траве. Амелия сидела прямо, положив на согнутые колени подбородок, и глядела перед собой тупым усталым взглядом. Всплеснув руками, всклокоченная бонна осмотрелась по сторонам, дабы никто из прихожан после окончания службы не оказался рядом и не увидел супругу Стерлинга в таком состоянии. Но соседи в их сторону не смотрели, их внимание отвлёк священник, так что единственными свидетелями вблизи были овцы, ожидавшие своего пастуха.
— Идёмте, моя дорогая! Идёмте! — сказала Магда, протянув к девушке руки. — Нам пора домой, давайте же, я помогу вам подняться!
По дороге назад Магдалена с грустью размышляла о том, что в ближайшие дни, а может, и пару недель, Амелии придётся посидеть дома.
Никто не ожидал, что тем же вечером Томас Стерлинг вернётся на Гебриды. Обычно он проводил в гавани Сторновей несколько часов, предварительно отправив послание о своём прибытии в замок; на этот раз он в сумерках, ещё и в одиночку, добрался верхом, к тому же на новом жеребце — прекрасном голландском мерине караковой масти. Магдалена с удивлением наблюдала, как радостно его встречали в замке; она не привыкла видеть местную прислугу такой возбуждённой и счастливой, словно они принимали не просто хозяина владений, а члена королевской семьи.
Отпустив собак, обступивших его во дворе и громко лающих в знак приветствия, Стерлинг распорядился, чтобы его вещи были утром доставлены из гавани. Здесь-то с ним и встретилась обеспокоенная Магда. Она рассказала о подавленном состоянии своей хозяйки, в красках описав все симптомы её затянувшейся меланхолии, и успела при этом всплакнуть, поскольку даже её нервы не выдерживали страха за девушку, которая была для неё дороже всего на свете. Стерлинг терпеливо её выслушал, а затем кратко написал, что лучшим выходом было бы оставить Амелию в покое и дать ей время свыкнуться с положением вещей. Впрочем никто из домашней прислуги более не проявлял назойливости, они скорее сторонились молодую хозяйку. Всеобщая отчуждённость по отношению к ней была вполне взаимной.
Когда тем же вечером, ближе к полуночи, Томас Стерлинг постучал в дверь спальни своей жены, ему никто не открыл, хотя сквозь щель проскальзывала полоска света от свечи. Мужчина бесшумно вошёл в комнату и увидел спящую Амелию, затем приблизился к постели и оглядел девушку, завернувшуюся в пуховое одеяло, будто в кокон: со времени их неловкого венчания она словно стала ещё прозрачнее, совершенно далёкая от мира, в котором жили окружавшие её люди; на лице с заметно заострившимися чертами почти исчезли веснушки, под глазами залегли глубокие тени, но губы были яркими, зовущими. Томас хотел наклониться и прикоснуться к густым локонам волос, обрамлявшим её голову, как нимб святого, но отчего-то передумал. Он задул свечу на столике в углу комнаты и ушёл, постаравшись не скрипеть половицами и дверью.
***
Амелия лишь вечером следующего дня узнала о возвращении мужа, поскольку обычно, сразу поле завтрака, уходила обратно в спальню и оставалась там примерно до полудня. После она читала в библиотеке или подолгу вышивала вместе с Магдаленой. Управляющий Биттон сообщил, что лорд Стерлинг отлучился в Сторновей, где обычно занимался делами в офисе судоходной компании, основанной принцем Уэльским. Стоит отметить, что именно Магдалена переживала его отсутствие рядом; она надеялась, что молодожёнам всё же удастся отыскать верный способ общения, и мужчина сумеет хоть как-то развлечь её девочку.
Но за ужином, где они, наконец, встретились впервые после венчания, царила тишина и обоюдное неловкое молчание. Один говорить вовсе не мог, другая не видела в этом надобности. Не дождавшись даже десерта, Амелия встала и вышла вон, не взглянув на Томаса, который поднялся с места вслед за ней.
— Леди Стерлинг, разумеется, переживает не лучшие времена, — заметил строгим тоном Биттон, чуть позже столкнувшись с Магдой на кухне, — но она не может пребывать в таком состоянии вечно. Однажды ей придётся очнуться и понять, что мир ещё существует. Вчера хозяин сообщил мне, что искренне волнуется за неё, но понятия не имеет, какой подход отыскать при такой… деликатной ситуации.
Магдалена же охала и молилась ещё пуще, дабы не произошло никакой беды. Однако прошла неделя, затем вторая, ничего не изменилось. Каждый день Магда тайком и с надеждой спрашивала у Дженни, менявшей постельное бельё в спальне хозяйки, не замечала ли та следов крови, и далеко не глупая или наивная девочка отвечала отрицательно:
— Ничего не было… Хозяин в спальню миледи не приходит, — бормотала она, слегка смущённая. — Иначе я бы точно заметила!
И всё же Стерлинг делал попытки сблизиться с девушкой. Он часто приходил в библиотеку вместе с Амелией, просил её почитать вслух. Она соглашалась, пусть с неохотой, но дальше простой дружеской компании дело не продвигалось. Совместные прогулки так же ни к чему не приводили, даже после того, как Стерлинг сам настоял купить жене лошадь — превосходную кобылку серой масти — кроме слов благодарности от девушки было сложно добиться чего-то ещё. И пусть иногда, когда супруг был занят делами в гавани, Амелия совершала вблизи замка недолгие прогулки верхом, её ничто не цепляло. Желание сближаться с мужем или местными у неё попросту отсутствовало, она не видела в этом необходимости. Как-то раз Стерлинг всё-таки спросил у Магдалены, упоминала ли Амелия о нём с тех пор, как он уехал из Абердиншира несколько лет назад.
— Как это ни странно, но нет, милорд, ни разу она о вас не говорила! — ответила тогда бонна, искренне опечалившись. — Мы с покойным графом считали, что это пройдёт, и её детские обиды в конце концов исчезнут со временем. Но вышло так, что она попросту забыла вашу дружбу… Могла ли она притворяться? О, милорд, этого я не знаю до сих пор! Я не знаю, что у этой девчонки на душе. Порой мне кажется, будто ей снова восемь лет, и она только что пережила смерть родителей и маленького Джона! Ей было так хорошо с графом Монтро, но всё это осталось в прошлом!
Томас недолго рассуждал над её словами. Его строгий взгляд серых глаз не отрывался от поверхности рабочего стола. Наконец он протянул свою записную книжку расстроенной женщине:
«Завтра я должен вернуться на Остров, в Скорейг, где меня ждут дела. Говорят, несколько иностранных судов пострадали от набегов пиратов, но один или два корабля принадлежали нам. Сейчас пираты пользуются неустойчивым положением на море из-за войны, и Его Высочество просил меня во всём разобраться. Как только я вернусь, мы решим все дела с Амелией, обещаю».
Читая эти строки, Магдалена невольно ловила себя на мысли, что слышит суровый голос уверенного в себе мужчины, красивого и могущественного, способного действительно пробудить её несчастную девочку от кошмаров. Магда красноречиво поблагодарила его и поклялась ежедневно молиться, чтобы милорда повсюду ждал успех и счастливое возвращение домой.
Ричард Биттон не отличался особой говорливостью, разумеется, это и не входило в его обязанности. Как батлер и управляющий, он был на хорошем счету у лорда Стерлинга, причём он знал Томаса ещё мальчишкой и готов был стоять горой за любые решения молодого хозяина. Высокий, сильно облысевший, но телосложением крепкий и приятный на лицо, Биттон жил по правилам и знал цену благодарности, поэтому верно служил Стерлингам многие годы. Он редко улыбался, но когда делал это, когда его настроение было действительно хорошим, его бледное лицо моментально преображалось. Тогда он больше был похож на добродушного священника, чем на сурового управляющего в полупустом мрачном замке.
Однажды, после обеда, Амелия отыскала его в гостиной и поинтересовалась вдруг о нём и остальной прислуге. На вопрос о том, отчего они столь упорно и беспрерывно поддерживают порядок на такой огромной площади, где хозяин редко появляется да и вовсе проживает недолго, он со сдержанностью ответил:
— Такова наша природа, миледи. Мы делаем то, к чему привыкли, однако никто не занимается делом, которое ему или ей не по душе. По большей части в том исключительно заслуга вашего мужа. Мы уважаем его стремления и щедрость. Никогда и никого из нас он не обделял чем-либо и не обижал. Возможно, вы это тоже однажды поймёте.