— Дружище! Это действительно ты!
— Я, — кивнул Генрих, и Рено серьезно заверил:
— Я рад, что ты жив. Сахлевинская династия тебя поддержит и флотом, и драконами. Все будет хорошо, Генрих! Ты все вернешь, дружище, даже не сомневайся!
В его голосе звенели твердые официальные нотки, и лицо Генриха наконец-то утратило постоянную напряженность от этой поддержки. Я даже улыбнуться сумела. И авиация, и флот — дядя Олаф не усидит на троне, это точно. И марвинцы не будут плести интриги, а низко поклонятся, поблагодарят за доктора Ланге и пообещают во всем помогать и дальше.
С королями предпочитают не ссориться.
— Доктор Эрик Ланге, — сказала я. Мы победили, мы поймали чудовище, но я сейчас была настолько вымотана, что даже обрадоваться не могла.
Да и чему радоваться? Через несколько дней Генрих вернет себе корону, и мы расстанемся. Король Аланберга никогда не женится на попаданке, даже если обещал, а быть его любовницей и встречаться втихомолку, прячась от любопытных взглядов и шороха сплетен… нет, это слишком низко для нас обоих.
Но пока мы спаслись. Мы были у друга и защитника. Если бы только не эта слабость…
— Что? — воскликнул Ланге. — Что вы несете? Моя фамилия Эрикссон! Э-рикс-сон! За кого вы меня принимаете?
Все правильно, сейчас он и должен все отрицать. Подкопаться к нему никто не сможет, Ланге в этом не сомневается.
— Мы принимаем вас за Эрика Ланге, сбежавшего военного преступника, — отчеканил Рено. Здесь и сейчас он был главным. — Вы находитесь в международном розыске, вас обвиняют в массовых убийствах мирных жителей Хелевинской империи и медицинских экспериментах над детьми.
Ланге побледнел. Его лицо обрело скульптурную четкость, словно невидимые руки туго натянули кожу на череп.
— Вы бредите, — выдохнул он. — Я никогда не был в Хелевинской империи. Немедленно отпустите меня, иначе…
— Иначе что? — поинтересовался Рено. — Вы находитесь на территории Сахлевинского посольства, и я арестовал вас как военного преступника.
— Докажите! — выплюнул Ланге. — А когда не докажете, я вас засужу!
— Докажем, — прошептала я. Откуда только взялась эта проклятая слабость, и почему она никак не уходит? Руки казались чужими, ватными, словно у игрушки, но я все же смогла дотянуться до выреза платья и вынула из потайного кармашка два сложенных дагерротипических снимка с пометками доктора Кравена.
Ланге перед операцией. Ланге после операции.
— Доктор Кравен готов свидетельствовать, если вы заберете его с Фаринта и обеспечите неприкосновенность и защиту, — прошептала я, чувствуя, как воздух комкается в горле, не давая дышать. — Он в подробностях расскажет о сделанной… пластической операции и предоставит счета… на ее оплату…
Комната мягко поплыла в сторону, размазываясь цветными пятнами. Последним, что я услышала, был испуганный возглас Генриха:
— Милли? Милли, что с тобой?
Я очнулась в незнакомой комнате. В приоткрытое окно дул свежий морской ветер, от цветов на прикроватном столике веяло тонко и сладко. Я шевельнулась, пытаясь улечься поудобнее, и голос доктора Кравена тотчас же окликнул:
— Тихо, тихо! Без геройств!
— Вы здесь, — сказал чей-то голос, я услышала в нем искреннюю радость, а потом поняла, что это я и говорю. Надо мной действительно склонился доктор Кравен: он выглядел таким довольным, словно вся его жизнь за несколько секунд изменилась к лучшему.
— Здесь, с вами, — ответил он. — Предупреждая ваш следующий вопрос: мы в Илензене, столице Сахлевина. Господин Рено перевез туда всех на корабле посольства. А потом Генрих вытащил меня с Фаринта. Я здесь уже три дня.
Я все-таки попробовала сесть, и Кравен со вздохом усадил меня на кровати и подложил подушки под спину.
— Непослушная девчонка! — ворчливо сообщил он. — Вам надо лежать.
— Что случилось? — спросила я, понимая, что Кравен прав. При малейшем движении меня снова захлестывала такая слабость, что все начинало скользить куда-то за серый занавес обморока.
— Подвал господина Мориса надежно изолирован от всякой магии, — с некоторой гордостью произнес Кравен. — Но вы мало того, что сумели вырваться оттуда, так еще и прихватили с собой двоих пассажиров. И это вас, к сожалению, надорвало.
Он сделал паузу, устало вздохнул и сказал:
— Я бы поостерегся делать далеко идущие прогнозы, Милли. Но вы, возможно, умираете. И я не знаю, как вас восстановить.
Ощущение было таким, словно к моему лицу приложили тяжелую пыльную подушку. Некоторое время я сидела молча, слушая нарастающий гул в ушах, а потом спросила:
— А сколько времени я спала?
Раз уж мы успели покинуть острова святого Брутуса, а доктор Кравен приехал сюда три дня назад, то, возможно, я проспала целую неделю.
Как же так?
— Восемь дней, — ответил Кравен. — Иногда вы просыпались, конечно. У нас даже получалось напоить вас и дать пилюли.
— А где Генрих? — с надеждой спросила я. Раз уж у меня все плохо, так пусть бы у него все было хорошо.
— Я отправил его спать, — сказал Кравен. — Он не отходил от вас все это время. Господин Рено, кстати, сразу же подтвердил его личность перед отцом. Сахлевин уже официально сообщил о том, что принц Генрих Аланбергский жив.
Вот как! Во мне шевельнулось что-то похожее на досаду. Я тут лежу, не в силах открыть глаза, как следует, а кругом творятся великие дела, и я их даже не увидела. Теперь Генрих получил серьезную поддержку и вернет себе корону. Теперь у него все будет так, как надо.
А я… А со мной, кажется, уже все кончено.
Я не знала, почему думаю об этом настолько отстраненно и спокойно.
— Столько хочу спросить… — призналась я. — Что Морис? Пустился за нами в погоню? Ох, вы же его не знаете…
Кравен улыбнулся и поднес к моим губам стакан с металлической трубочкой. Я послушно сделала несколько глотков. Жидкость воняла гнилым болотом, но удивительно, меня даже не затошнило. Наоборот, голова немного прояснилась, а слабость отступила на несколько шагов. Уже кое-что.
— Будете принимать лекарства, — сказал Кравен. — И хотя бы несколько ложек каши. А я буду рассказывать.
Каша обнаружилась на соседнем столике: теплая, пахнущая клубникой. Через силу я проглотила несколько ложек и почти без сил обмякла на подушке. Кравен довольно кивнул и произнес:
— Как мне говорили, Морис был потрясен. Он понимал, где именно вас искать, потому что корабль сахлевинского посольства отплыл с островов через час после вашей пропажи. Но решил заняться другими делами. Говорят, схлестнулся с вице-губернатором. Приказал подорвать его экипаж. Что было дальше, я не знаю.
Я даже улыбнуться смогла. Морис был крайне прагматичным человеком. Он всегда понимал, что я получу свое — и я это получила. А связываться с сахлевинцами — для этого у него руки коротки. Что ж, вполне в духе Мориса решать насущные задачи, например, сражаться с несостоявшимся тестем.
Кажется, нам очень повезло, что мы вовремя успели удрать с островов.
— А доктор Ланге? Где он?
— В тюрьме, разумеется, — презрительно усмехнулся Кравен, и его взгляд потемнел. — Конечно, он все отрицал. Те снимки, которые были у вас — подделка, и все кругом мерзавцы, которые просто хотят опорочить порядочного человека. Но я привез все медицинские карты, все свои записи… и знаете, что еще? В Сахлевине нашелся свидетель! Медсестра, которая работала с Ланге в госпитале еще до войны, и она узнала его голос.
Я закрыла глаза и улыбнулась.
Мы с Генрихом все-таки сумели поймать чудовище, и сейчас я могла только радоваться — эта радость была настолько сильной, что мне даже показалось, будто бы моя болезнь отступает.
Да, этот мир не был моим. Но зло одинаково во всех мирах — и я была счастлива, что смогла приложить руку к гибели этого зла. Звучит пафосно, но это так.
— А Генрих? — спросила я. — Что он…
И осеклась. В душе вдруг стало пусто и звонко. Все слова, которые я могла бы сказать, вдруг разлетелись осенним ветром.
Кравен смотрел на меня понимающе и грустно.
— Он очень надеется, что вы поправитесь. И знаете, что самое интересное? Помните ту визитку с гербом левенинского королевского дома, которую я видел у Ланге в кошельке?
Я кивнула.
— Ланге сейчас старается выкупить свою жизнь, — произнес Кравен. — Он заговорил, и рассказал уже очень много. Понятное дело, на виселицу ему не хочется… В общем, из его слов следует, что уже много лет ученые Левенина, Саатона и Хелевинской империи втайне работают над проникновением в другие миры. Это новейшие технологии, смесь магии и науки, и они способны перевернуть всю здешнюю историю. Их спонсируют не правительства, а самые обеспеченные люди трех стран. Так сюда выдернули вас, потому что вы понадобились Андерсу. Так был создан тот аппарат, который пробил защиту аланбергского королевского дома. Ланге несколько лет работал в этом проекте, изучал в своем центре тех, кого удалось выхватить.
В комнате было тепло, в окна доносился шум моря, но меня окутало холодом, и я услышала, как издалека доносится грозное гру-м-м! гру-м-м! — словно по брусчатке стучали сапоги. Я вдруг как наяву увидела растрепанную девушку в форменной красно-зеленой одежде сетевого магазина, рыдающую от ужаса — ее волокли к сверкающему металлу операционного стола, и Ланге, глядя на нее, говорил: о, вот эта, кажется, годный материал. Проверим!
Сколько людей пропадает без вести? Сколько из них в итоге оказались в руках Ланге и умерли с зашитыми веками?
От страха, смешанного с яростью и омерзением, я какое-то время не могла ни говорить, ни слушать.
— Люда, — позвал Кравен по-русски, и я опомнилась и посмотрела на него.
— Ланге знает, что вы больны, — произнес Кравен. — Он говорит, что вас еще можно спасти.
Мысли, которые до этого едва ползли в голове, теперь заметались встревоженными муравьями. Я с надеждой взглянула на Кравена, и он ответил:
— Он считает, что для этого вас просто нужно отправить домой.
В коридоре послышались быстрые шаги, и в комнату почти вбежал Генрих. Сейчас в нем, вымотанном и бледном до синевы, я заметила то, чего в нем не было раньше.
Осознание собственной власти. Прежде это был человек, который провел четыре года в клетке и стал изгнанником. Сейчас на меня смотрел государь. Я почти видела корону на его голове.
Теперь-то все и кончилось по-настоящему. Генрих вернет себе трон Аланберга. А я вернусь домой и выздоровею.
Каждый получит то, что заслуживает.
— Мне показалось, что я слышу голос Милли… — начал было Генрих и, увидев, что я уже не лежу, а сижу, воскликнул: — Слава всем святым!
Он бросился к кровати, обнял меня, и, уткнувшись лицом в ворот его рубашки, ловя его запах, который успел стать для меня родным, я подумала: хоть бы остановить этот миг, пока мы оба еще живы. Удержать его в ладонях. Пока мы еще можем позволить такую роскошь — любить друг друга в одном мире.
— Как ты? — спросил Генрих, и в его голосе я услышала дрожь. Короли не плачут, конечно, но сейчас он с трудом сдерживал слезы облегчения.
Кажется, он уже попрощался со мной. И сейчас радовался, что прощание отменилось. Сейчас в нем появилась надежда.
— Лучше, чем было, — попробовала улыбнуться я, и это даже получилось. Я отстранилась от Генриха, погладила его по щеке и сказала:
— Все хорошо. Как ты? Все в порядке?
— Амиль здесь, — произнес Генрих. Похоже, он только что столкнулся с агентом марвинской секретной службы в коридоре, и эта встреча не порадовала их обоих. Неудивительно, после всех наших приключений.
— Доктор Кравен рассказал мне, что Ланге заговорил, — я с удивлением заметила, что рядом с Генрихом мне становится легче. Может быть, мне и не понадобится уезжать. Я просто буду вместе с человеком, которого люблю. Фавориткой, подругой — уже неважно.
Генрих кивнул.
— Марвинцы искали его не затем, чтобы судить, — с презрением выдохнул он. — Им нужна была информация о разработках оружия и машины для проникновения в другие миры.
Я даже не удивилась. Все, как мы и думали раньше. Такого, как Ланге, никто не отправит на виселицу. Он просто станет работать на новых хозяев.
Предсказуемо.
— Что теперь? — спросила я. — Сахлевин тебя поддержал, а что с Олафом?
Что-то мне подсказывало, что добрый дядюшка Генриха, который убил брата и племянника, не отдаст власть просто так. Он вцепится в трон с такой силой, что его оторвут только вместе с руками.
— Милли… — с невыносимой горечью ответил Генрих. — Какое все это имеет значение, если ты…
Он не договорил. Ему больно было говорить. Я покосилась на Кравена — тот отошел к окну и молчал. Интересно, хотелось ли ему вернуться домой? Или он уже привык к новому миру, нашел в нем выгоды и больше не вспоминал о том, что осталось в прошлом?
— Да, я надорвалась, — если кто-то должен это сказать, то пусть уж это буду я. Самое время продемонстрировать спокойное равнодушие к смерти. — Здесь не лечат волшебников, как я понимаю.
— Да нет, почему же. Просто когда такое случалось, то уже некого было лечить, — подал голос Кравен. Я кивнула.
— Ланге в курсе моей болезни, — я взяла Генриха за руку и подумала, что должна навсегда запомнить это ощущение. Рука любимого в моей руке. Любимого по-настоящему. — Это правда, что меня можно вылечить, вернув в мой мир?
Генрих неопределенно пожал плечами. Его лицо дрогнуло, выпуская то, что он держал в себе все эти дни.
Король должен быть сильным. Король не может позволить себе тревогу, тоску, горечь. И Генрих старательно держался, но сейчас я видела, насколько ему больно и тоскливо.
Он ведь тоже не хотел со мной расставаться. Отпустить меня в мой мир, отпустить за порог жизни — все это было одно и то же, и Генрих был на это не согласен.
— Он говорит, что да. Машина, которую изобрели его коллеги, делает прокол в пространстве и вытягивает сюда человека. Андерс использовал ее, чтобы вытащить тебя, тогда машина работала недостаточно мощно, чтобы пробить аланбергский щит, — ответил Генрих. — Милли, но нам с тобой никто не даст гарантий.
Меня снова стало накрывать слабостью. Я откинулась на подушку, чувствуя, как комната медленно начинает уплывать куда-то в сторону. Доктор Кравен сразу же дал мне очередной стакан с трубочкой и сказал:
— Они знают, как вытащить сюда человека. Но они не знают, что будет, если отправить его отсюда. Не пробовали. Я несколько дней провел в здешней библиотеке… видели бы вы, сколько там книг по истории магии и магическим болезням! Но пока я ничего не нашел, — он сделал паузу и добавил: — И боюсь, что так и не найду.
Я не сдержала улыбки. Что ж, мне предстоит умереть в любом случае. Как это лучше сделать: возвращаясь в родной мир, где меня ждет просрочка по ипотеке и аренде офиса, или держа за руку любимого человека?
Нет, тут обязательно должен быть третий способ! Как же без него?
Я вдруг ощутила себя маленькой и слабой — заболевшим ребенком, которого мама кутает в одеяло и уверяет, что все будет хорошо, но сама в это не верит.
— А если отправить меня в мой мир, а потом выцепить обратно? — предположила я, с надеждой глядя на Генриха. Он нахмурился, в его глазах была ясно видна боль, которую он сдерживал с огромным трудом.
— Милли, — ответил Генрих. — Мы ведь даже не знаем, сможем ли просто отправить тебя отсюда. Не то, что выцепить.
— Я все равно ничего не теряю, — ответила я с каким-то бесконечным презрением к смерти. Сама не знаю, почему я за несколько минут смирилась с мыслью о том, что умираю.
Может быть, потому, что подсознательно все это время уже считала себя мертвой? Ведь не бывает на самом деле попаданцев в другие миры. Мне, возможно, все это мерещится, а на самом деле я лежу в коме после инсульта, и пережитые приключения — просто картинки, которые тасует мозг.
— Я ведь все равно умру, Генрих, — негромко сказала я. — Что так, что этак.
Его лицо снова дрогнуло, и доктор Кравен подошел к столу и, выбрав из коробочки с пилюлями золотистый шарик, протянул Генриху. Я взяла его за руку и твердо произнесла: