Интересный мир. Очень интересный.
Отложив атлас, я взялась за папку и увидела, что в ней было досье на его величество Виттана, и взялась за чтение.
Из первого листка, который, кажется, был вырван из энциклопедии, я узнала, что королю было пятьдесят, он правил тридцать лет, был полковником гвардии и адмиралом флота. С черно-белой фотографии на меня смотрел угрюмый мужчина с залысинами, бакенбардами и носом картошкой, и если убрать мундир и ордена, то будет казаться, что он любитель приложиться к бутылке. Официально считался хорошим семьянином, неофициально имел двух фавориток и пятерых детей. Религиозен, соблюдает посты. Любит игру в теннис и пешие прогулки в Фендельвернском саду.
Я отложила папку и угрюмо подумала, что Андерс может потребовать убить короля прямо завтра. Меня привезут, допустим, в этот Фендельвернский сад, и я должна буду уничтожить Виттана, иначе со мной никто не будет церемониться.
Осталось понять, как добраться до короля раньше, если за дверью стоит вооруженная охрана.
Вздохнув, я подошла к окну. Снаружи уже стемнело, и сад был озарен светом рыжих фонарей, паривших в воздухе.
Если я наемный убийца, то мне обязательно нужно понять, в каком месте совершать нападение. Допустим, сад. Я должна там побывать, желательно несколько раз, все внимательно изучить и только после этого двигаться дальше. И мне нужна другая одежда! Охрана и слуги и так таращились на мои джинсы, туфли и рубашку.
В них я так и буду маяком. Смотрите, здесь убийца короля!
Что-то дрогнуло под ногами.
Сначала я подумала, что мне показалось. Посмотрела на паркетный пол, топнула по нему — ничего. Стоило мне шагнуть от окна, как толчок повторился.
На этот раз он был уже сильнее. Я схватилась за спинку кресла, пытаясь удержаться на ногах, и, обернувшись, увидела, как по одной из дорожек бежит вооруженный отряд, придерживая фуражки. Фонарики летали по саду так, словно обезумели от страха. Мне даже показалось, что я слышу их перепуганное чириканье.
— Удар! — услышала я далекий крик. — Поле пробито!
Что?
Что тут вообще творится?
Я бросилась к дверям, выбежала в коридор, и охранник, такой же трясущийся от страха, как и его коллеги в саду, тотчас же втолкнул меня обратно в комнату и истерично прокричал:
— Оставайтесь на месте! Буду стрелять!
Ну вот только этого мне не хватало! Психа с ружьем!
— Хорошо, хорошо, — миролюбиво проговорила я, вытянув руки вперед и не сводя взгляда с перекошенного молодого лица с торчащими перьями усишек. — Только не стреляйте. Что случилось?
Еще один толчок прошел по зданию, и я услышала мелодичный перезвон стекляшек в люстре. В саду кто-то заорал.
— Удар, — прошептал охранник. — Пробито защитное поле королевской семьи…
Он снова вскинул ружье и навел на меня, но сразу же опустил.
— И что это значит? — таким же сдавленным шепотом спросила я, уже понимая, что произошло.
— Король убит, — выдохнул охранник, отступая к дверям. — И принц тоже.
Когда он вышел в коридор, то дворец содрогнулся снова, и это был последний удар. Я подбежала к окну. Фонари успокаивались, замедляли полет. Одного из них поймал молодой солдат и держал на руках, гладя, словно питомца. Вот по подъездной дороге пробежал грузный мужчина в форме, и отряд принялся выстраиваться перед ним.
Король убит? Но кем?
Я высунулась в окно, надеясь, что услышу хоть что-то. Все окна дворца были озарены ярким светом, и в здании постепенно нарастал шум: куда-то бежали, говорили, всхлипывали и смеялись.
— Господа гвардейцы! — офицер говорил так зычно, что я прекрасно все слышала. — Только что со стороны Хелевинской империи был нанесен удар сокрушительной силы. Он пробил обережный щит страны… — офицер снял фуражку и прижал ее к груди. — Его величество Виттан мертв. Его высочество Генрих мертв.
Я едва не свалилась с подоконника.
Не надо было иметь семипяденного ума, чтобы понять, что со мной будет дальше. Женщину в странной одежде, которая ничего не знает о здешнем мире, обвинят в шпионаже в пользу Хелевинской империи. Потом будут пытки, и я признаюсь в том, что помогла организовать и направить удар, который убил короля и принца. Очень уж изящно совпало с ним мое появление во дворце.
Потом будет казнь.
Я подбежала к зеркалу и застучала по нему ладонью. Господи, пожалуйста, пусть оно оживет! Пусть оно откроется! Но зеркало капризничало, показывало мое плачущее отражение и сменило гнев на милость только тогда, когда я окончательно утратила надежду.
Настоящий принц Генрих спал на узенькой койке. На полу перед ним горела свеча. Когда я окликнула его, он сел так быстро, словно не спал, а ждал меня.
— Людмила? — встревоженно спросил он. — Что с вами? Что случилось?
— Сейчас все расскажу, — ответила я, услышав шаги и голоса в коридоре. За мной уже шли. Андерс не утаил в мешке своего шила. — Дайте руку, скорее.
Генрих поднялся, подошел к зеркалу и послушно протянул руку в мою сторону. Я зажмурилась и, дотронувшись до прохладного стекла, почувствовала, как мои пальцы проваливаются куда-то вперед, в хрустящий зеркальный озноб.
Кажется, в дверь ударили. В тот же миг я рухнула в зеркало и ударилась коленями так, что заскулила от боли. Пришли запахи — тяжелые, затхлые. Пришла прохладная свежесть ночи.
— Людмила?
Генрих помог мне подняться на ноги и какое-то время мы с ним смотрели друг на друга, тяжело дыша и не в силах выровнять дыхание. Грязное зеркало за моей спиной отражало такую же грязную камеру заключенного; я не видела его, но как-то знала, что сейчас плывет в его глубине.
— Я прошла? — спросила я и не узнала своего голоса.
— Прошли, — кивнул Генрих. — Что случилось?
Я смогла говорить через несколько минут. По счастью в камере Генриха был кувшин, и холодная вода, которую я сначала пила, а потом безжалостно вылила себе на голову, помогла мне опомниться. Все это время принц терпеливо ждал, сидя рядом со мной на краю койки.
Я огляделась. Зарешеченное окошко, дверной проем, уводящий в темноту — там, по всей видимости, находилась уборная. Я снова перевела взгляд на зеркало.
Темное. Мертвое.
«Только бы ты не открылось сейчас», — подумала я.
— Людмила, — негромко произнес Генрих. — Что все-таки случилось?
— Удар со стороны Хелевинской империи, — ответила я. — Ваш отец мертв. Андерс тоже погиб.
Генрих поднялся и, запустив обе руки в волосы, подошел к окошку. Больше всего я боялась, что он сейчас закричит, и на его крик прибегут тюремщики. Мне совершенно не хотелось с ними знакомиться.
— Мне очень жаль, — сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно искреннее. Невольно подумалось о том, что же это за отец такой, который за четыре года не обнаружил подмены.
— Нам с вами надо понять, как сбежать отсюда, — глухо произнес Генрих. — Я думал о зеркале, но если оно откроется в моем дворце, то от этого нам мало толку.
Я кивнула. Принц объявлен мертвым, его тело видели — и вот он, живой и здоровый, правда, с отросшими волосами и в рубище, но это уже нюансы. Скорее всего, в нас будут сначала стрелять, а потом уже думать.
— Это правда Хелевинская империя? — спросила я. — Они хотят начать войну? Упреждающий удар?
Генрих нервно куснул костяшку указательного пальца.
— Нет. Их флот всегда был в ужасном состоянии, и не думаю, что за четыре года что-то изменилось. Удар со стороны империи еще не значит, что его нанесла именно империя.
— Куда нам надо отправиться? — спросила я. — Где у вас есть друзья, которым можно доверять?
Генрих неопределенно пожал плечами.
— Я не знаю, — честно ответил он. — Я сижу здесь четыре года, Людмила. Что там наделал Андерс на моем месте, — он усмехнулся и развел руками, — загадка.
— Ладно, — кивнула я. — Ваши предложения?
Некоторое время Генрих задумчиво бродил по камере, потирая подбородок. Откуда-то издалека донеслись монотонные тоскливые удары, словно кто-то колотил деревяшкой по стене.
— Полночь, — объяснил Генрих. — Знаете, лучше всего нам подойдет княжество Кандаши. Островное государство, полностью завязано на торговлю, и там такой народ, что мы с вами не будем выделяться.
— Пираты, что ли, встречаются? — скептически осведомилась я. Генрих кивнул.
Я пожала плечами. Кажется, пришла пора показать, насколько я великая волшебница.
Нет, конечно, я не верила, что смогу открыть зеркало снова, тем более так, чтобы оно показало нам нужное место. Я просто положила ладонь на стекло и, глядя на отражение Генриха за своим плечом, сказала:
— Княжество Кандаши, пожалуйста. Нам надо туда.
Генрих был похож на ребенка, который замер от восторга перед рождественским чудом. Я невольно улыбнулась ему и почувствовала, как кончики пальцев начинает жечь.
На меня вдруг нахлынуло — обжигающий солнечный свет, соленый запах моря, птичьи голоса. Восторг и чистое, беспримесное счастье были настолько яркими, что меня даже оторвало от пола. Все во мне пело, все звало туда, к солнцу.
Я нашла потерянную себя.
Я вернулась к себе.
Я наконец-то стала той, кем должна была быть.
— Вы только посмотрите на это… — выдохнул Генрих за моей спиной. — Непостижимо…
Я открыла глаза и увидела в зеркале невероятно старый заброшенный дом. В комнате, которая предстала перед нами, не было мебели, а окна и углы обильно украшала паутина. Но там, за грязным стеклом царило беспечное голубое небо и сияло солнце.
Я зажмурилась.
Снова открыла глаза.
Помотала головой.
Господи, это невозможно. Во мне просто неоткуда взяться магии, оживляющей зеркала. Но ведь несколько часов назад я была в своем мире, а теперь стою здесь, в тюремной камере с принцем-заключенным и смотрю на зеркало, которое отражает совсем не то, что перед ним.
Может быть, я и в самом деле волшебница.
Может быть.
— Ну что? — негромко спросил Генрих. — Идем?
Я кивнула. Генрих обошел меня, решительно выдохнул и погрузил лицо и руки в зеркало. Камеру озарило бледно-голубым светом, повеяло грозовой свежестью, и я увидела, что Генрих стоит за стеклом и протягивает мне руку.
— Все в порядке? — уточнила я. Генрих улыбнулся, светло и счастливо.
— Да! — воскликнул он, и в его глазах появился влажный блеск. Генрих был готов смеяться и плакать от счастья, и я прекрасно понимала его. — Можно идти!
Я дотронулась до зеркала, и рука легко погрузилась в стекло. Генрих сжал ее, потянул на себя, и я почувствовала, что падаю во тьму.
— Двойной побег, — прошептала я, понимая, что едва держусь на ногах от усталости. Если бы Генрих не держал меня за плечи, я бы упала. — Сначала я из дворца, теперь вы из своей клетки…
— Да, — с улыбкой ответил Генрих. Тепло его ладоней на моих плечах говорило, что это не сон и не бред. — Вы… вы невероятная, Людмила! Вы спасли нас обоих.
— Я сама не ожидала, — откликнулась я и чихнула: в комнате было очень пыльно. Романтическое очарование момента ушло — надо было действовать дальше. — Что будем делать?
— Надо осмотреть дом, — произнес Генрих. — Идем.
Мы вышли из комнаты и оказались в сумрачном коридоре, который вел к лестнице. На стенах висели портреты, до того запыленные, что на них нельзя было рассмотреть лиц. Головы и ордена казались призрачными.
Мне сделалось тоскливо.
Когда-то здесь жили люди, и семья была довольно обеспеченной. А теперь остался лишь дом с привидениями, скрипящие под нашими ногами полы и печальные воспоминания в пыли и паутине.
Мы спустились на первый этаж и оказались в гостиной. Здесь было темно: высокие окна закрывали ставни. Ни следа мебели — покидая дом, хозяева вывезли из него все. Генрих, который шел впереди, остановился в центре гостиной и негромко произнес:
— Я знаю этот дом. Он когда-то принадлежал генералу Аврутти.
— И где же теперь генерал? — поинтересовалась я.
— Убит, — ответил Генрих. — Его семья съехала, как вы видите.
— Что делаем дальше?
— Выберемся отсюда, — улыбнулся Генрих. — Вы не представляете, Людмила, как же я счастлив!
Я прекрасно его понимала. Если просидишь в клетке четыре года, то будешь петь и плясать.
На кухне, опустевшей и тоскливой, все еще витал тихий запах пряностей. Генрих нашел дверь черного хода, и на наше счастье она была закрыта так небрежно, что ему хватило хорошего удара, чтобы дверь вылетела, впуская свежий воздух. Мы вышли в сад, заросший сиренью, жасмином и ежевикой, и я остановилась на минутку: как же хорошо!
Быть свободной.
Не бояться.
Просто дышать.
Генрих посмотрел на меня и снова улыбнулся. Я невольно отметила, что ему идет эта улыбка, спокойная и тихая.
— Хорошо? — спросил он.
— Хорошо, — ответила я и поняла, что тоже улыбаюсь.
С момента моего попадания прошло меньше суток, и я, кажется, окончательно привыкла к тому, что угодила в другой мир.
Мы пробрались к покосившимся воротам, я сломала каблук на каком-то камне, подвернувшемся под ноги, и Генрих, критически осмотрев нас, сообщил, что мы похожи на бродяг.
— И что делать? — спросила я, понимая, что с бродягами может быть очень короткий разговор.
— Пойдем к храму Святой Гирши, — сказал Генрих, отодвигая створку ворот. — Он дальше по улице. Когда-то я знал тамошнего настоятеля.
Мы выбрались на улицу и пошли вдоль угрюмых домов, которые казались стариками, смотрящими на людей из-под прикрытых глаз. Я так и чувствовала чужие взгляды, которые провожали нас. На наше счастье, они не были злыми, но все равно было неприятно. Мимо прошла женщина с корзиной, посмотрела на меня и мазнула указательным пальцем по кончику носа. Генрих, как видно, ее не смутил.
— Что это значит? — спросила я, когда женщина была достаточно далеко.
— Этот жест отпугивает нечистого, — ответил Генрих. — Первым делом купим вам нормальную местную одежду.
Я кивнула.
Народу на улице постепенно становилось все больше и больше, и я, босая, растрепанная и в джинсах, невольно привлекала внимание. Однако никто ничего не сказал, только стайка пробегавших мальчишек засвистела и заулюлюкала, показывая на меня пальцем.
— Очень вежливо, — пробормотала я. Генрих лишь усмехнулся.
— Хорошо, что вы с мужчиной, — сказал он. — Иначе они бы уже бросили в вас камни.
Я одарила убегающих мальчишек хмурым взглядом, и один из них тотчас же споткнулся и растянулся на мостовой. Вот тебе! Не всякий, кто кажется беззащитным, не может за себя постоять!
Наконец мы вышли к храму. Он возвышался над грязной улицей, словно белая сахарная гора, в которой трудолюбивые муравьи выточили портик, колонны и статуи святых. Поднимаясь за Генрихом по лестнице к гостеприимно распахнутым дверям, я поймала себя на том, что иду с раскрытым от восхищения ртом.
Храм был красив. Потрясающе, до дрожи красив.
Вопреки моим опасениям, в нем никого не было. Скамьи были пусты, едва теплились рыжие язычки свечей и где-то впереди, за огромной статуей женщины, которая с ласковой улыбкой протягивала сноп золотых колосьев, кто-то неторопливо ходил. Генрих постучал по спинке скамейки и звонко произнес:
— Отец Лукас! Вы здесь?
Из-за статуи вышел огненно-рыжий великан с огромными ручищами и бородой, заплетенной в косу. Казалось, черная мантия вот-вот затрещит на нем и разорвется. Увидев нас, великан ахнул и едва не споткнулся.
— Генрих! — воскликнул он и направил на принца указательный и средний пальцы левой руки. — Рассыпься именем святой Гирши, нечисть!
Разумеется, ничего не произошло. Генрих лишь рассмеялся.
— Отец Лукас, я жив! — сказал он, и великан, больше похожий на викинга, чем на священника тотчас же сгреб его в такие объятия, что мне показалось, будто я слышу треск костей.
— Живой! — пророкотал отец Лукас. — Как, во имя всех святых?
— Я все расскажу, — произнес Генрих. — Но пока нам нужна горячая ванна и одежда. Поможешь?
— Ну конечно, дружище! — воскликнул отец Лукас, и мы пошли следом за ним мимо статуи со снопом. Когда я прошла рядом со святой Гиршей, храм вдруг наполнился мелодичным перезвоном, словно где-то высоко-высоко застучало бесчисленное множество серебряных колокольчиков.