Я с отвращением смотрела на него, не приближаясь к прутьям, и растерянно молчала. Он воспринял это молчание по-своему:
— Тебя все равно завтра казнят, ты же понимаешь это? Наши законы суровы, и набивать тюрьмы отребьем вроде тебя, чтобы потом забесплатно кормить, никто не станет. Но ты, по крайней мере, можешь сделать хоть что-то хорошее в своей жизни и доставить мне удовольствие, — он неторопливо водил по нему рукой. — Ну, давай, опускайся на пол, открывай ротик, и поиграй с ним.
У меня было только одно желание. Двинуть ему в рыло. И оторвать член. Ладно, два желания.
И в этот момент в это темное затхлое помещение вошёл ещё один стражник, но этот был одет иначе, представительнее, и выглядел лет на сорок пять со своими стремительно седеющими волосами и бородой.
— Выродок ты, Норен. Ты чего творишь?!
Увидев происходящее, вошедший мужчина разъярился не на шутку. Он в пару быстрых шагов подошёл к своему подчинённому, пока тот быстро натягивал штаны обратно, и вцепился ему в шкирку:
— Ты что же удумал мне тут, — он с силой отпихнул его к стенке рядом с моей камерой, — заключённых трахать и убивать?! Давно про тебя, свинорыла, слухи ходили, да я, дурак, все не верил. Ты, твою мать растудыть, страж закона! И что же творишь, сучье ты вымя?!
— Да я что, сэр, — тот остался стоять у стены, немного ссутулившись. — Я так. Они ж все равно висельники тут все!
Седовласый, но все ещё крепкий мужчина с размаху двинул ему в нос и, судя по ответному вскрику, сломал его:
— Поговори мне тут ещё, висельники, видите ли! Давай, взял тряпку, к носу приложил и скулить перестал! Сегодня в ночь в дозор пойдешь, круги здесь вокруг тюрьмы нарезать. И не дай бог узнаю, что ты где-то спать завалился — одним носом не отделаешься, понял меня?! Ну, что стоишь, давай, пошел! Тряпка — и в дозор.
— Да, сэр, да, — залепетал тот, держась за нос, и выскочил из помещения.
Мужчина тем временем подошёл к камере мальчишки и посмотрел туда сквозь прутья, недовольно потер бороду, пробормотав себе под нос:
— Ах ты ж вымя сучье, чего наделал, — затем посмотрел на меня и подошёл к моей решетке. — А ты как, малая? Тебя били?
— Нет, — я отрицательно помотала головой.
Он оглядел меня с головы до ног и, не найдя побоев, кивнул и отошел, устало сел на табурет перед столом, потирая заболевшие от удара костяшки пальцев:
— Видала, какие выродки встречаются? Ты ж ему в дочки годишься, а поди ж ты, позарился на молодку.
— Сэр, это правда, что меня казнят завтра?
Он взглянул на меня, но быстро отвел глаза:
— Ну, может ещё и не завтра, — и с этими словами отвернулся к столу и посмотрел на недописанный отчет. — Эх, всего лишь воровство. И попалась.
— Сэр, могу я попросить свою игрушку? Мне ничего больше не нужно. Пожалуйста.
— Игрушку? — он взглянул на меня, а затем окинул взглядом стол, ища то, что по его мнению могло бы быть игрушкой девочки моего возраста. — Какую?
— Вон тот шарик, — я потерла грязную щеку, второй рукой указывая на головоломку.
Мужчина взял шарик в руки, задумчиво рассмотрел, а потом подошёл к прутьям решетки и протянул его мне, с сожалением сказав:
— Моя дочка в твоём возрасте куколок из сена обожала. Жаль, не дожила до сегодняшнего дня.
Я выхватила шарик, словно он хотел забрать его назад, и быстро отступила в дальнюю от решетки часть стены. Я оперлась на стену и уселась на пол, занявшись перещелкиванием элементов головоломки, а он продолжил, глядя на меня:
— Ты бы лучше поспала и ни о чем не думала.
Ответа он не дождался, я оказалась всецело поглощена своим единственным развлечением. Мужчина ещё некоторое время поглазел на мое занятие, а затем отошел обратно к столу, сел перебирать бумаги, что там скопились.
— Жаль вас, детишек, — негромко проговорил он, склоняясь над бумагами, — вы ведь просто есть хотите. Но кто ж донесет это до Аргента. Говорят, даже его мистра пыталась, но он против менять свои законы. А ведь она с ним уже больше сотни лет, скоро на покой пойдет, но нет, не послушал он ее.
На своей территории каждый бог устанавливал свои законы сам. Конечно, я слушала мужчину, но ни на секунду не отрывалась от головоломки. Хотелось успеть напоследок, собрать ее прежде, чем меня казнят.
Мой друг приходил ко мне только во снах, но я мечтала увидеть его наяву хотя бы раз. Во снах мы мало общались, а может я просто не помню. Но помню, что рядом с ним мне было хорошо. Никого не было ближе него. Во снах он мог обнимать меня, мог касаться, как и я его, но после пробуждения я всегда забывала, что было во сне, забывала, как он выглядит, что делал, оставалось лишь смутное ощущение. Но даже этих крох хватало, чтобы я хотела возвращаться к нему снова и снова. И когда я занималась его головоломкой, мне казалось, что он рядом, смотрит, поддерживает, советует. Конечно, это все иллюзия, но какая приятная!
Мужчина замолчал, занимаясь своей работой, я тоже молчала, тихо пощелкивая механизмами шарика. Время шло и уже давно перевалило за полночь. Устав, я на пару минут оставила свое занятие и оперлась затылком на холодную каменную стену. Сидеть приходилось на полу, ибо сено в углу совершенно не вызывало доверия обилием грязи.
— Как вас зовут? — подала я голос.
— Альберт Доувен, деточка. А тебя? — обрадовавшись, что я наконец пошла на контакт, он оторвался от написания какой-то бумаги и посмотрел на меня.
— Льера. Можно воды?
— Конечно можно.
Он налил воды из графина в свою кружку и принес мне, протянул сквозь прутья решетки. А я опустила взгляд на головоломку и, прежде чем подняться за водой, щёлкнула ещё раз, в очередной раз сдвигая по кольцу и меняя узор. И внезапно шарик завибрировал у меня в руках так сильно, что пришлось его отпустить. Я испуганно вжалась в стену, и даже мужчина отступил, изумлённо глядя на происходящее. Шарик завис в воздухе передо мной, и все его грани раздвинулись и разъехались, а затем разлетелись на зависшие в воздухе отдельные части так, что между ними оказалось пустое пространство, но при этом они все ещё держались правильными сторонам друг к другу. А в моей голове раздался знакомый по снам, но более глубокий голос с еле заметным эхом:
— Собрала! Ты собрала ее, Льер-ра! Ты освободила меня! Наконец-то! — и голос торжествующе захохотал.
И несмотря на то, что смех был лишь в моей голове, воздух вокруг наполнился вибрацией и темные извивающиеся тени появились вокруг меня.
— Ты что ж натворила, мелкая?! К оружию! Все вниз! — последние слова он буквально гаркнул.
Все происходило быстро, я была просто в шоке и не успевала реагировать. Лишь закрыла уши руками и зажмурилась, сжавшись у стены. Голос в моей голове продолжал:
— Не бойся, Льера. Будь всецело моей, и тебе никогда не придется бояться. Я — отвергнутый бог, Льера!
Голос ликовал и торжествовал в моей голове. Сам по себе он меня не пугал, а первый эффект неожиданности уже прошел, и я открыла глаза, глядя на мужчину перед собой, но общаясь с голосом в голове.
— Отвергнутый Бог? Как тебя зовут?
— Отвергнутый Бог? — повторил Альберт Доувен, так и замерев со своей кружкой в руках.
— Меня зовут Тенебрис, Льер-ра. Я — бог Тёмного Солнца! — и снова довольный хохот. — Ничто и никогда не сможет удержать меня навечно!
Его хохот резко прервался:
— А вот тебя может. Но давай исправим это.
И прямо на моих глазах решетка изогнулась и начала разъезжаться, образовывая для меня проход. В комнату начали вбегать люди с мечами, и в тот же момент Альберт Доувен, о чем-то догадавшись, выплеснул воду на решетку. Капли воды показали то, что было не видимо глазу. Несколько небольших, но мощных щупалец держались за прутья, раздвигая их, причем тянулись они откуда-то от меня. И мне снова стало страшно. Я все-таки представляла его себе человеком и видела таковым. И уж никак не ожидала, что мой друг — тот самый бог, которым пугают в самых страшных историях.
— Слушай мой приказ! — гаркнул мужчина. — Не выпускать ЭТО отсюда любой ценой!
— Не волнуйся, Льера, я помогу сбежать, — голос в моей голове стал чуть тише. — Но мое время истекает, торопись. Я расчищу тебе путь.
И с этим словом невидимое щупальце ударило по первому же бросившемуся на меня стражнику. Того сломало пополам с лёгкостью тряпичной куклы и унесло в боковую стену. Остальные трое удивленно сопроводили его взглядами.
— Уходи, Льера! Беги отсюда! — снова голос в голове, теперь уже почти шепот.
Я бросилась к проходу в решетке, Альберт Доувен — к своему мечу, а все прочие стражники — на меня, выбирающуюся наружу. Но с ними невидимые щупальца разобрались в несколько секунд, не дав и шанса выжить.
— Стой! — почти взвизгнула я, понимая, что сейчас умрет и этот мужчина, единственный проявивший ко мне человечность.
И сделала я это очень вовремя. Щупальце как раз подхватило Альберта и замерло, подняв его над полом. После моего вскрика ещё одно обвилось вокруг его руки, удерживая меч.
— Что такое, Льер-ра? — произнося мое имя, он иногда растягивал "р", издавая звук средний между рычанием и довольным урчанием, будто ему нравилось его говорить.
— Отпусти меня, чудовище!
Мужчина дернулся, из-за чего его сразу обвило ещё несколько невидимых конечностей. Их было заметно по его смятой одежде.
— Отпусти его, пожалуйста, — попросила я Тенебриса.
— Ну почему, Льера? Почему?
Мужчина тоже удивлённо уставился на меня.
— Он обошёлся со мной, как с человеком, — ответила я богу.
— Девочка, Льера, ты ведь не понимаешь, что сделала, да? — начал уговаривать меня Альберт, пока его опускало на пол. — Я не жрец, но даже я понимаю, что это может быть только тот самый бог, которого великая богиня-мать заточила ценой собственной гибели. Ты выпустила Великого Древнего. Он — чистое зло, Льера. Если можешь убрать его обратно навсегда — сделай это. Не за себя прошу, за всех людей. Он нас всех убьет.
Он уговаривал меня, но предусмотрительно не приближался, пока я шла к выходу. Я же бросила взгляд на труп того, кто парой часов ранее пытался сунуть своей член мне в рот, и ощутила удовлетворение. Так ничего и не ответив мужчине, я покинула тюрьму.
***
— Я УБИЛ ИХ ВСЕХ И НЕ ЖАЛЕЮ, — голос Тенебриса раскатился над нашей поляной. — ЖАЛКИЕ БУКАШКИ.
Все лежали притихнув. Ко мне они относились, как к своей богине: почтительно, но по-свойски. А его они боялись. На некоторое время повисла тишина, а потом кто-то из сатиров все же решился ее разрушить своим вопросом:
— Богиня, а зачем тогда нужен был ритуал, если головоломка уже освободила Великого Древнего?
Я улыбнулась, продолжая поглаживать щупальце кончиками пальцев:
— Головоломка лишь приоткрыла Великому дорогу, но не вернула полностью. После того, что он устроил в тюрьме, я больше месяца его даже не слышала, настолько много сил было потрачено. А потом у меня еще около десяти лет ушло на то, чтобы найти ему верных последователей и подготовить ритуал полноценного возвращения.
Одна из вакханок, сидящая рядом со мной, потерлась о мою ногу щекой и своим оленьим ушком:
— Богиня, а вы тогда совсем-совсем ничего не помнили?
— Да, совсем, — я улыбнулась ей и погладила между основаниями маленьких оленьих рожек, а затем провела подушечками пальцев по одному из них.
Рога вакханок мне всегда нравились своим изяществом, возможно, потому, что они редко вырастают длиннее пальца. Да и хвостики у них хороши — маленькие оленьи, будто торчащие вверх. Ниже коленей они с сатирами почти одинаковы: густая шерсть, расширяющаяся и сгущающаяся к мощным широким копытам. Во всем остальном они как люди: та же грудь, те же органы между ног и те же плотские желания.
— А что было дальше? — спросила другая, продолжая с удовольствием тереться об соседнего сатира, при этом переведя взгляд на меня.
***
Глава 3. Боги тоже смертны
Спустя несколько дней я и мои спутники двигались верхом по пустой неширокой дороге среди лесов, залитых ярким дневным солнечным светом. Наш путь пролегал в сторону самого крупного храма божеств леса и плодородия — Гая и Гейи. Со мной ехало десять жрецов, остальные двое были убиты во время ритуала. Было немного жаль, мне-то казалось, они достаточно послушны и могли бы быть верны нашему богу, но как выяснилось, нет. Тенебрис через меня предупредил о наказании за ослушание, но они все равно решили нарушить приказ, за что и поплатились. С богами "авось" не пройдет, такова жизнь.
У любого бога есть жрецы. Он дарует им особые способности, и они хранят его веру и выполняют приказы. Обычно таковых немного, потому как всем подряд боги даров не выдают. Служителей бога без особых способностей называют последователями, это тоже уважаемая каста, хотя они уже намного дальше от бога, чем жрецы. И среди них всегда есть только один главный представитель бога — это его мистра или иногда майстр. Главная жрица, обычно наделенная очень особым даром. Та, что ближе всего к своему богу, его преемница. Та, чьи решения сомнению не подвергаются, ибо ее устами говорит сам бог.
Мой бог особенный, хотя конечно я по молодости лет далеко не сразу это поняла. В нашем мире, наполненном богами, что живут среди людей, есть легенда об их богине-матери Люцеате. Когда-то давно, когда она ещё была жива, в мир явилось великое зло. Настолько огромное и мощное, что затмило собой ее сияющий свет, и имя ему было Великий Древний, Бог Темного Солнца Тенебрис. Спасая от него все сущее, богиня принесла себя в жертву, чтобы хотя бы заточить его в тюрьму. С тех пор уже почти тысячу лет все спокойно, а миром вместо нее правят ее дети.
У Тенебриса жрецов никогда не было, и любые попытки возродить его культ строго карались. По нашим законам я — преступница, ведь моего бога все прочие боги объявили врагом. И я многие годы скрывалась и собирала верных людей, чтобы вернуть его культ. Но ещё я сделала то, о чем и помыслить не могли. Я вернула его самого.
Сначала я случайно приоткрыла для него дорогу обратно в наш мир, но все остальное я делала вполне осознанно: готовилась к ритуалу его полноценного возврата и искала ему жрецов. Я готовилась к этому больше десятка лет, и вот теперь я со своими жрецами, уже получившими свои дары, направляюсь в ближайший регион к местной мистре и майстру. Увы, Тенебрис не сказал зачем, лишь сообщил, что он скоро вернётся. И вот уже пару дней его не было со мной, ни словечка — и я скучала по нему. И немного переживала. Но несмотря на эти переживания, все мои мысли занимало то, что он сделал со мной на алтаре.
Когда все это происходило, я мало что поняла, настолько неожиданно это было. Точнее, неожиданно для меня, но вполне ожидаемо с точки зрения жрецов. Боги, бывает, спят со своими мистрами, об этом постоянно шептались в школе жрецов. Но я часто слышала шепот Тенебриса раньше, общалась с ним, и мне даже в голову не приходило, что он это сделать со мной может и хочет. Девственницей я не была, иногда спала с некоторыми из своих будущих жрецов, но Тенебриса это, похоже, не волновало. Я не знала, что и думать по поводу случившегося, но мысленно признавалась себе в том, что очень хотела бы повторить. Все, что Тенебрис со мной творил, не шло ни в какое сравнение с тем, чем я занималась с мужчинами, и это было просто умопомрачительно.
— Мистра! — жрец по имени Торн ускорил коня и поравнялся со мной.
Темнокожий, крепкого телосложения, он был первым, кого я завербовала. Он пришел к нам с дальних южных земель в поисках новой жизни. У себя на родине он был преступником, и местные законы не давали ему возможности начать все сначала. Здесь, под эгидой нового бога, он мог осуществить свою мечту. А ещё он был первым, с кем я захотела разделить постель. Но этот факт почти никак не отразился на наших с ним отношениях, ведь в конечном итоге я стану его мистрой, и он это знал. Разве что стал чуть более заботливым в своей манере. Ну а поскольку он был первым, то так в итоге и сложилось, что он стал негласным лидером среди прочих.