***
Я себе врала. Я знала, как только услышала, что ребёнок выживет при моей попытке остаться в живых, что соглашусь на это безумие. Просто мне нужно было подготовиться.
Было очень сложно не говорить ничего Марку. Не поделиться с ним надеждой. Но я пока справлялась.
Дыра в груди стала чуть меньше и чуть менее… чёрной. Я обращала на неё ещё меньше внимания. Мне было страшно, что я зря могу потерять почти два месяца жизни, но ведь так получается неизбежность, а тут риск. Риск явно в выигрыше.
Я настраивала себя на то, что всё получится. Попросила у Лизы номер Николая, позвонила ему через два дня после нашей встречи и сказала, что согласна на операцию. Он заявил, что во мне и не сомневался, а так же попросил готовиться: через четверо суток мне следует остаться в клинике, а через пятеро будет то, что будет…
Я даже начала разговаривать со своим животом. Лиза собиралась крутить пальцем у виска, но когда в ответ на мои вопросы Егорка начал толкаться, поумерила свой скептицизм и сама даже начала кидать фразы, вроде: “Да, мелкий?”.
Мне было страшно, но страх этот был не такой уж и отчаянный. Даже если бы мне сказали, что, скорее всего я не выживу, но шансы есть, то мне бы и этого “но” хватило, чтобы за него ухватиться. А тут, вроде бы, шансы вполне и вполне серьёзные.
Но на таком позитиве была я не долго. Когда до отбытия в клинику остался один день, меня начала захлёстывать паника. Мне стало ужасно стыдно перед Марком за то, что вернувшись, он может застать не меня, как ожидает, а мой труп и недоношенного ребёнка.
И тогда я решилась на послание. Мне хотелось выговориться, рассказать о своих чувствах и объяснить причину своего поступка. Мне хотелось, чтобы он понял меня, даже если ничего не получится.
Но всё оказалось не так просто. Слова никак не желали складываться в предложения, уже четвёртый лист полетел в мусорку. Но потом что-то вроде бы вышло. Я не особо контролировала текст, он просто полился из меня. И получилось именно то, что нужно.
Оставалось только придумать, как письмо передать. Из ещё одного листа с помощью скотча я соорудила конверт, скотчем же его и заклеила. Осталось найти посыльного.
Конечно, можно было оставить конверт на столе, но это не очень-то безопасно. Мало ли какая фигня может случиться.
В общем-то, варианта было два. Либо Лиза, либо Олег. Олег для меня всё-таки был посторонним, поэтому я решила, что передам конверт Лизе, когда мы поедем в клинику.
Так я и сделала.
Когда на следующий день мы сели в машину, я вытащила из кармана письмо и сказала:
– Лиза, – подруга внимательно наблюдала за тем, что я держу в руках. – Я прошу тебя передать это Марку, когда он вернётся.
Она нахмурилась:
– Зачем это? С тобой всё будет хорошо, сама ему передашь, что захочешь.
Я вздохнула.
– Давай посмотрим правде в глаза. В лучшем случае, шансы сейчас пятьдесят на пятьдесят. И нельзя никак исключать то, что я могу всё-таки умереть. И даже если я буду жива, просто отдай письмо. Я с ним там не прощаюсь, если что.
На этот раз Лиза молча взяла конверт и убрала его к себе в сумку.
В клинике меня разместили в просторной палате с телевизором и видом на задний двор. Прогуляться там не получилось бы, потому что мне сразу поставили капельницу, и от препарата этого мне жутко захотелось спать, сопротивляться своему желанию я не стала. Когда я проснулась, мне принесли поесть, а экран телефона засветился, высвечивая уведомление о новом сообщении.
Писал Марк. В этот момент я чувствовала себя обманщицей, неверной женой даже. Грызла совесть, но я продолжала писать сообщения, как и обычно, почти ни о чём. Подколы, пошлые, временами, шуточки и всё в этом роде.
Потом Марк позвонил, и мы с ним достаточно долго разговаривали. В какой-то момент он спросил:
– Всё в порядке?
Мне тут же захотелось выложить ему всю правду, но я понимала, что он, не раздумывая, сорвётся сюда и не даст операции случиться. Он ведь не верит в чудеса.
– Да, нормально, просто проснулась недавно, но хочу спать ещё. Наверное, в зимнюю спячку впадаю, – отшутилась я беззаботно и, к счастью, муж мне поверил.
После разговора я смотрела по телевизору какой-то фильм отечественного производства. Меня так затянуло, что, оторвавшись, я поняла, что уже позняя ночь. Но отсыпаться мне было ни к чему: операция будет под общим наркозом, моя бодрость там никому не сдалась.
Героиня мелодрамы страдала так, что мне показалось, что я не так уж и плохо живу. В конце концов, я в своей жизни хотя бы была счастлива, а экранную бедняжку в её подти тридцать буквально с рождения окружают одни мудаки.
В общем, потом я переключила на другой канал. Там, о чудо, показывали какой-то новый диснеевский мультфильм, и это прекрасно помогло мне отвлечься от всего. Мультфильм, как выяснилось, назывался “Моана” в честь главной его героини и был жутко классным. Я и смеялась, и грустила, помогло перестать тонуть в уныние.
Но мультфильм, как и всё хорошее в жизни, закончился. А за окном светало.
Посмотрев на время, я поняла, что буквально через два часа мне предстоит отправиться в операционную, где я вдохну лекарство, после чего усну, возможно, навсегда. Так что, я решила, что засыпать смысла нет.
В это время как раз должен был проснуться Марк. Я написала ему смс-ку и оказалось, что он и правда уже не спит. Я ему честно призналась, что не спала всю ночь, а он меня в шутку, конечно, наругал. Но мне надо было в последний раз получить его внимание, он-то думает, что сегодня прилетит, и мы увидимся, но всё будет не так.
Совсем не так, возможно.
Через час я сказала Марку, что всё-таки иду спать и выключила телефон. Через полчаса ко мне заглянул Николай.
– Готова? – спросил он меня. На нём уже был хирургический костюм, в котором я его раньше не видела ни разу.
Я кивнула.
– Насколько это возможно.
– Вот и хорошо, – улыбнулся он. – Мы сделаем всё возможное и невозможное, чтобы ты жила, – я не заметила, как доктор начал называть меня на “ты”, но это отношение ко мне было будто бы отеческим, так что я даже порадовалась.
– Спасибо, – поблагодарила я его вновь, действительно от души. Благодаря этому оборотню у меня действительно появился шанс.
Николай глянул на настенные часы.
– Что, может, до операционной сама прогуляешься? – предложил он, и я с радостью согласилась.
В голове отчаянно билась мысль, что, возможно, это мои последние минуты жизни. И теперь уже гнать её прочь у меня не получалось.
Дальше всё было как в тумане. Я, в сопровождение доктора, дошла до операционной, где уже было, похоже, всё готово. Там находились три медсестры и два врача, помимо Николая. Тут же стоял бокс для ребёнка, а так же было подготовлена конструкция для переливания крови.
В операционной было холодно.
Меня легко водрузили на операционный стол, затем врачи ещё что-то делали, медсёстры перекладывали, бренчали чем-то. И вот, спустя какое-то время ко мне подошёл, судя по всему, анестезиолог, взял в руки маску и сказал:
– Сейчас вы должно хорошо дышать и считать до десяти. Понятно?
Я кивнула.
“Один, два, три, четыре…”
Глава 22. Марк.
Последний день пребывания в командировке не задался с самого утра. Я переписывался с Мирой, а все вокруг меня дёргали по поводу и без, потому что через несколько часов мне улетать, а дел ещё была целая куча.
Но потом Мира ушла спать, а я погрузился в ненавистные бумажки. К счастью, они закончились быстро, и я смог сбежать в аэропорт быстрее. Так, конечно, я быстрее не улечу, но лучше уже там ожидать: опостылевшие за неделю, в основном человеческие, лица уже даже видеть было тошно. Я не то чтобы людей не люблю, просто и люди, и оборотни в этом филиале оказались жуть какие надоедливые и недалёкие. Как ещё эта шарашка умудряется прибыль приносить?
Но сейчас пусть что хотят делают. Мне точно будет не до командировок в ближайшие месяцы, да и вообще не до работы, скорее всего.
Вылета я ждал как манны небесной. Хорошо, что перелёт длится не долго. По Мире я уже успел соскучиться, так что, готов был уже на своих четырёх в родной город отправиться.
Но отчего-то я волновался. Мира не писала, но это и понятно: она всю ночь не спала, теперь восполняет. Да и вообще, она та ещё соня. Но успокоить себя никак не получалось. Ещё и самолёт тряхнуло пару раз, из-за чего я вылил на себя кофе.
В общем, настроение было ниже плинтуса.
Для полного счастья, мне, как оказалось, нужно было ещё и приземлиться совершенно в другом городе из-за, мать его, снегопада. Долбанные хлопья белой дряни падали на землю и тут тоже, но, видимо, не так интенсивно, как у нас в городе.
В итоге мне пришлось застрять в аэропорту на десять часов.
Десять.
А Мира всё не писала.
Олег говорил, что приехать за мной не может, потому что все трассы стоят.
До гостиницы я тоже добраться не смог.
Но всё-таки наш рейс доставили до места назначения.
Я был зол, как чёрт, готов был убивать. Ещё и Мира не отвечала.
Олег меня встретил, а в машине, к моему удивлению, оказалась ещё и Лиза. И мне это, мать его, совсем не понравилось.
– А ты чего, соскучилась, что ли? – усмехнулся я, приветствуя сестру. Пытался не грубить, но получалось откровенно херово.
– Можно и так сказать, – с ответным сарказмом выдала не менее злая, как мне показалось, Лиза.
Нет, не злая. Расстроенная, обеспокоенная. Взволнованная, да.
– Что-то случилось? – в лоб спросил у неё я.
Ответом мне послужил непонятное пожатие плечами.
– С тобой хочет срочно пообщаться Николай.
Я возмущённо прошипел:
– А можно я хотя бы увижу Миру, переоденусь, душ приму, поем, прежде чем он мне ещё раз напомнит о состояние моей жены?
Лиза нахмурилась, а потом всё же выдала:
– Чтобы увидеть Миру, тебе всё-таки придётся отправиться в клинику.
Я замер, пытаясь осознать то, что услышал. Отправиться в клинику. Чтобы увидеть Миру. Мира в клинике.
– Что, блять, случилось?!
– Вот об этом тебе Николай и расскажет! – рявкнула в ответ Лиза, заставляя меня немного сбавить обороты.
– Она… жива?
Ответ услышать было страшно, но я должен был спросить.
– Да, – только и сказала сестра, а мне этого было достаточно.
Дороги кое-как успели расчистить, до клиники мы доехали, пусть и как черепахи, но без особых препятствий. Но мне казалось, что бегом я быстрее доберусь.
В кабинет Николая я буквально влетел, но его, блять, там не было. Я не знал, где его искать, но он всё-таки явился.
– Что с ней? – налетел на него я. – Где она, я хочу её увидеть.
– Тпру, мальчик мой, – раздражённо бросил врач. – Сейчас от встречи с ней толку точно не будет.
– Мне сказали, она жива, – у меня в голове творился полный бардак, и никто не хотел мне помочь хоть как-то упорядочить факты.
– Жива, – подтвердил Николай. – Но она в коме.
Я застыл на месте, не понимая, как такое могло случиться. Как такое могло случиться, ведь…
– До родов же ещё два месяца, больше даже, – не поверил я. – Почему она в коме?
И, наконец, врач выдал полную версию событий:
– Ребёнок уже родился, – на этой фразе сердце сжалось. – Вчера днём. Он находится в боксе, с ним всё будет хорошо, но он слишком мал, чтобы мы не перестраховывались, – ребёнок родился, а Мира в коме. Мира не мертва. Мне было страшно надеяться на то, что у нас есть шанс на то, что она выживет. – После кесарева сечения мы провели обменное переливание крови. В её организм поступила кровь оборотня, – я вздрогнул, не понимая, как такое вообще возможно. – Восемьдесят лет назад был проведён эксперимент по превращению человека в оборотня. Человек оборотнем не стал, но от рака излечился. И вот в ситуации с Мирой это помогло спасти ей жизнь. Она находится в коме, состояние стабильно тяжёлое, но она не мертва.
Я не знал, как мне реагировать. Надежда всё-таки зародилась в моём сердце, но теперь было страшнее её потерять. К тому же, преждевременные роды для ребёнка не самая полезная вещь. Но, он точно выживет, а если операция поможет выжить и Мире, то реабилитация малыша, на деле, не такая и страшная плата. Да простит меня Мира. Я его все равно люблю ведь.
– К Мире можно? – после долгого молчания спросил я.
– Ненадолго, – ответил Николай. – И лучше всего через стекло. Она находится в стерильной палате, её иммунитет сейчас практически на нуле.
Я кивнул. Хотя бы так.
Стоя у окна и глядя на тело Миры, к которому были подведены десятки, казалось, разных трубок, я готов был начать молиться. Но надежда всё больше и больше заполоняла моё сознание.
Я, чёрт возьми, рад был, что она в коме. В коме, значит жива. Дышит. Сердце бьётся. И придёт в себя однажды. Да, однажды. Может быть через неделю, а может быть через месяц. Но придёт.
И у нас будет счастье, которое мы точно заслужили.
Но я вспомнил и ещё кое о ком.
Егор.
К нему меня тоже близко не подпустили, но я, пусть и едва-едва, смог разглядеть его маленькое сморщенное тельце. Он был совсем крохотным, я не представлял, как бы смог взять его на руки: к такому крохе, казалось, прикоснёшься и сразу ему повредишь что-то. Пусть я и знал, что он куда крепче человеческих младенцев. Я и сам куда крепче человеческих отцов.
Ко мне подошла Лиза.
– Я вчера на него долго смотрела, – улыбнулась она. – Отсюда не видно, на кого он похож. Егорка, да?
Я кивнул.
– Конечно.
Лиза что-то мне протянула.
– Вот, это мира просила передать. Письмо.
Сердце пропустило удар. Я посмотрел на самодельный конверт, а самому хотелось взвыть.
– Я пойду, – сказала сестра. – Ты домой поедешь?
Я покачал головой. С собой у меня был, к счастью, багаж, так что, я смогу тут побыть. Я морально не готов сейчас находиться далеко от них. Николай никуда не денется, пустит в какую-нибудь палату, в конце концов, клиника так-то моя.
Лиза ушла, оставив меня наедине с конвертом. Я пару минут пялился на него, но потом всё-таки решился открыть.
Лист бумаги был исписан крупными округлыми буквами.
“Марк,
Прежде всего, прежде, чем я многое напишу, я хочу, чтобы ты знал: я очень тебя люблю. И именно это является причиной того, что я сделала. Я не знаю, какой будет исход у операции, но если я всё-таки умру, то ты так и не узнаешь, почему я приняла такое решение.
Я хочу быть с тобой и нашим сыном. Хочу стать матерью и остаться женой. И на такой риск я пошла ради нас. Ради нашей семьи. У нас ведь семья, правда? Так вот, я ухватилась за этот риск как утопающий за соломинку. Есть шанс, понимаешь? Если бы я не согласилась, этого шанса не было бы. А так я могу хотя бы надеяться на то, что мы ещё будем вместе.
Думаю, ты меня всё-таки понимаешь. И я буду молиться о том, чтобы чудо свершилось. Чудеса они на то и чудеса, чтобы случаться раз в жизни, правда?
С любовью,
Мира”
Я перечитал письмо ещё раз. Не из-за того что что-то не понял, просто приятно было прочитывать строки, написанные ею. и я понимал её решение. Может быть, был бы против, если бы мне сказали заранее, но сейчас понимал.
Надежда и правда того стоит.
И, да, Мира, мы – семья.
Теперь точно семья. Муж, жена, ребёнок.
***
Егора из бокса “вытащили” через две недели. Николай говорил что-то о том, что он стал больше, но мне так не показалось. Он всё ещё был ужасно мелким и, беря его на руки, я испытывал такой страх, что ноги едва не подкосились.
Ещё две недели ребёнок всё-таки пробыл в клинике, а потом нас почти силком “отпустили” домой.
За это время состояние Миры немного улучшилось. Николай говорил, что её организм восстанавливается, просто очень медленно. И я ему верил, потому что его версия всё-таки была позитивной: непонятно, когда точно, но моя жена очнётся.
А у меня была ещё одна серьёзная проблема. Я не знал, что делать с ребёнком, Лиза что-то знала, но тоже не очень. Ира, которая была, конечно же, в курсе состояния Миры, помогла хотя бы с памперсами, то есть, научила нас их надевать на мелкого, но у неё была своя семья, от которой мы не могли её отрывать постоянно.