— Она тебя чем-то держит… Шантажирует! Наверняка, у нее все документы и у нее наши денежки!
Есть совсем не хотелось. Я схватилась за голову, пытаясь молчать и не идти на провокацию.
— Вика все отдала, — защитил меня Высоковский, спокойно жуя.
— Но не документы! Если бы она отдала все, то деньги были бы у нас! Я это так не оставлю ей… Наверняка, она знает, где они…Ты у нее на крючке. Если ты этого не видишь, то я все вижу! Она — хохлушка! Она заманила тебя!
Я чуть в голос не засмеялась от такой нелепости и, чтобы скрыть смех, положила в рот кусок стейка.
— Лена, дело не в документах, — произнес Высоковский, выделяя слова. — Я начал свою личную жизнь.
Миша поманил меня на колени, и я чуть не подавилась от неожиданности. Но делать нечего, села. Правда, я была напряжена, как пружина. Михаил подвинул мою порцию поближе и стал сам есть из моей тарелки. Видимо, он все же не ест, как птичка.
— Не говори мне, что у тебя с ней серьезно. Ты — человек свободы!
Лена не верила нам, как бы Миша ни старался. И правильно делала.
— А мне казалось, что я был в рабстве, — напомнил он Лене.
Я вспомнила слова Алины, как Михаил ходил за ней всю беременность, хотя был всего лишь деверем.
— Ты намекаешь на меня?! — взвыла Лена.
— Я шучу. Я добровольно тебе помогал. Сейчас все позади. И у меня есть Вика. Есть за кем присматривать, чтобы это чудо не убило себя, — Высоковский поцеловал меня в грудь. — Даже личного пажа ей нашел. Убирает, готовит и за Викой присматривает. Никакого младшего брата не нужно.
Лицо Елены от злости позеленело. Конечно, даже мне было видно, что Михаил играл. И Лена тоже это видела: Миша делает всем назло. Он устал быть послушным рабом и устроил бунт, связавшись с девушкой без образования с воронежской пропиской. Невзрачной, которая к тому же не умеет себя вести в их обществе.
Я это понимала, как и она, и сидела на коленях у Миши, еле сдерживаясь, чтобы не побить хозяина и не уволиться. «Я не должна его бить, — повторяла себе я, словно заклинание. — Он меня не обманывал. Мы играем пару. Я — его охрана под прикрытием…».
Но тут рука Высоковского залезла под кофту и направилась к бюстгальтеру. Я не выдержала и вскочила.
— Пить… — выдавила хрипло я и улыбнулась, смотря на Мишу. Хотя понимала, что улыбка у меня, наверняка, получилась в лучшем случае жалкой, скорее, это был злобный оскал. Но светлые глаза Михаила хитро сияли. Он схватил меня за руку и, притянув к себе, поцеловал и потом только отпустил. Опять для Лены?! Она и так зеленая! И на нервах съела лошадиную порцию ужина!
Гущин подал мне воды. Я не заметила, что в ней был лимон, и залпом выпила стакан, а потом сморщилась от кислоты. Я ненавижу лимоны! У меня, наверное, переизбыток витамина С. И Гущин это знал. Отомстил за поцелуйчики или просто поприкалывался? Его уже не разобрать.
Повернувшись спиной к Высоковскому и Елене, я приходила в себя после воды с лимонным соком. Я не хотела, чтобы они вместе с Гущиным смеялись над моими гримасами. Когда я обернулась, то увидела, как Лена делает Михаилу массаж и кладет свою безразмерную грудь ему на голову, трется о него, что-то шепчет… Он пытался подняться, но она ему не давала. Тогда я увидела все это именно так. Хотя… Уже позже я подумала, что это было мое больное воображение, и она просто хотела с ним пошептаться, а я уже приплела сюда ее огромные буфера…
Что я тогда схватила? Потом Гущин рассказал мне, что это был половник.
— Ах ты, сука! — заорала я и огрела им Лену по лицу.
Она тут же дала сдачи, обозвав меня последними словами. Да так ударила, что я треснулась головой о барную стойку и упала. Сознание я не потеряла, просто головная боль была сильной, и глаз заболел.
— Эй-эй-эй! — закричал Гущин.
— Я думаю, на сегодня хватит. Кто-то не умеет вести себя в гостях, — это был ужасно холодный голос Михаила. — Проводи ее домой, — обратился он к Гущину.
— Ты меня выгоняешь?! — кричала Лена. — Она сама виновата!
— Ты ее спровоцировала, — Михаил поднял меня и усадил на кухонный диванчик.
— Что ты с ней нянчишься? Она деревня! Посудой дерется! Чуть было не испортила мне лицо…
— Иди домой! — приказал ей он.
Вероятно, Гущин ее насильно уводил, потому что она заорала:
— Не выгоняй меня! Я тебе не чужая!
— Тебя проводит слуга Вики.
Я чувствовала, как Миша положил мою голову себе на грудь, обнимая меня. Боль уже стихла, но уходить из объятий не хотелось. Я была, как в тумане.
Гущин послушно проводил незваную гостью. А мы с Мишей некоторое время сидели, обнявшись. Потом Миша вызвал врача, а после отнес меня в спальню, где через некоторое время мне сделали укол.
Больше я ничего не помнила.
Глава 5.1
Казалось, я ничего не видела. Спала крепко, но как только услышала звонок в дверь, то поняла, что, скорее всего, проспала на работу. Вскочила с кровати и вдруг обнаружила, что спала одетой: в новой кофточке и джинсах. В зеркало смотреться было некогда, и я понеслась открывать дверь. Уже в прихожей столкнулась с чистеньким и душистым Высоковским. Он посмотрел на меня и сказал:
— Доброе утро! Я сам открою. Иди умойся.
Он направился к двери, а я стояла совершенно ошарашенная. Я грязная? Или такая страшная? Краснея и потея от стыда, я бросилась в ванную комнату, чтоб хотя бы взглянуть на себя. Но увидела в зеркале привычное обклеенное пластырем лицо с больным, но уже не таким отекшим глазом. Михаил был прав, отек сходил, правда, очень медленно. И зрение, кстати, почти полностью вернулось, что меня еще больше радовало. И все-таки я была страшная и, жуть, какая лохматая. Мне самой на себя было больно смотреть. А он вчера… целовался со мной и даже приставал! Конечно, назло вдове своего брата… Наверное, противно смотреть на такой ужас на моем лице. Я и так красотой не блещу, а тут прямо кошмар… Разумеется, он специально мстил Лене, только за что? За слухи? Или это было у него проявление ревности из-за слухов? А вдруг он испытывал к ней чувства, поэтому всю беременность и ухаживал? Может, он, правда, отец ее ребенка?
Грудь все сильнее сдавливало. Мне страшно хотелось его побить, но я понимала, что не имею на это право. Он, охраняемый мною, объект, и я, наоборот, должна его оберегать, как китайскую вазу.
Ситуация бесила меня и одновременно угнетала. Я чувствовала себя загнанной в лабиринт и теперь не знала, как мне оттуда выбраться. Как найти правду? Что Высоковский чувствует? Кого на самом деле любит и способен ли этот педант вообще на нежные чувства? А то, ведь какое внимание вчера изображал! На руки взял, в спальню отнес…
Мне стало холодно, и я поняла, что стою в ванной мокрая, забыв вытереться. И в этот момент постучали в дверь.
— Вика, ты забыла вещи, — сказал тихо Миша.
— У нее рассеянность в крови, — комментировал Гущин. — Ты отойди от двери подальше, а то, ведь можно с ноги в нос получить.
Ага, вот кто пришел с утра пораньше! Вместе с тем было стыдно. Я и правда забыла взять сменные вещи. Высоковский это заметил и, видимо, рылся в моем гардеробе.
Я просунула руку в щель и нащупала махровый халат. Все-таки я о нем хуже думаю, чем он есть на самом деле. Халат принес! И нигде он не рылся… Только… зачем он мне его принес? Я могла бы пробежать в комнату, обернутая в полотенце… Вспомнилось первое утро в его доме, и я сразу покраснела. Конечно, Гущин — причина всему! Этот дух соперничества…
Войдя на кухню, напрасно я старалась отыскать взглядом Высоковского. Сергей сидел за ноутбуком и что-то строчил, отхлебывая горячий чай. На столе одиноко дымилась недопитая чашка кофе. Заметив пустое место начальника, я погрустнела. Даже кофе не удосужился допить, педант! А ведь мог меня подождать, попрощаться, наконец… Узнать, как мое самочувствие…
— Вик, присаживайся, — обратился ко мне Гущин, не отрываясь от ноутбука. — Что стоишь, как несчастная брошенка? Или одним глазом не можешь стул найти?
— Уже уехал? — вяло спросила я, переводя тему.
— Он не любит опаздывать. Тебя велел свозить к врачам, затем на тренировку. А потом мы абсолютно свободны.
— В смысле?
— В смысле, нам надо расследование проводить. Забыла уже? Таблетки, что ль, на твою память так подействовали?
— Как ты себе это представляешь?
— Мы поедем к Таис. Вдова Высоковская таких мне историй про нее понарассказала. Вот ты и выяснишь: где правда, а где ложь.
— Почему я, а не ты? Это ж тебе вдова истории рассказывала.
Тут Гущин закрыл ноут и серьезно на меня посмотрел:
— Ты ревнуешь?
Нет, он не может быть серьезным!
— К кому?
Гущин встал и нажал на кнопку кофе-машины. Она загудела, и Сережа ответил:
— Ну, я же уехал провожать молодую, горячую, но безутешную вдовушку. Домой вернулся только утром… Ты всю ночь с ума сходила…
Я нервно засмеялась, и в этот момент чашка наполнилась ароматным кофе. Взгляд мой упал на одинокую турку, стоящую на плите. Высоковский всегда варит с утра мне кофе, а сегодня не сварил…
— Ты думаешь, нам, журналистам, легко информация достается? На что только не пойдешь. А эта Леночка… И как Михаил от нее раньше сбегал? Просто бестия!
— Что Леночка? — опомнилась я.
— Да ты меня не слушала! — Гущин поставил передо мной тарелку с кашей, в которой нежно таял свежий кусочек сливочного масла. — Знаешь, а я тебе больше ничего не скажу!
— Нет, что там Леночка? Почему сбегать от нее надо? — я косо посмотрела на кашу и, увидев перед собой готовый кофе, выбрала его. — Рассказывай!
— Догадайся сама с трех раз.
— Гущин, говори давай, не тяни резину! Мы договаривались ничего от друг друга не утаивать.
— Знаешь, любимая, я не виноват, что ты сейчас по жрачке хозяина скучаешь. Что, думаешь, я не вижу, как ты на плиту его вылупилась и слюни пускаешь?! Голова твоя только о желудке думает и слушать не хочет, о чем я тебе говорю.
Я покраснела и, подвинув к себе ненавистную кашу, буркнула:
— Ничего я на плиту не смотрела. Я задумалась! Что, я теперь и подумать не могу?
Ужасная каша! Даже не сладкая. Только пахнет вкусно.
— Кашу готовил он, — быстро сказал Гущин. — Без любви, — добавил он и подставил мне варенье. — Шутка, это я готовил и с большой любовью к тебе, дорогая моя!
— Так ты мне скажешь, чем там Лена вас пугает?
— Ну, не пугает… Ты сама прослушала все, так что, моя совесть чиста. Ревнуй, любимая! Здоровая ревность полезна в отношениях.
— Гущин!
— В общем, Лена всю ночь ныла, что злобный финдир задолжал ее любезному ныне покойному мужу кучу бабла и отдавать не хочет. А она, несчастная одинокая мать, на мели сидит и скоро будет вынуждена побираться. Если это так, то у финансового действительно была причина грохнуть товарища.
— Мне в это не верится, — сказала я и запила жуткую кашу кофе. Даже смородиновое варенье ее не спасло.
— Мне тоже информация показалась фейковой. Но нужны доказательства. Таис на многое может пролить свет. Так что, мы сегодня к ней поедем и поболтаем.
— Ага, так она и рассыпалась перед нами в откровениях!
— Вик, кушать захочешь, не так Тасю разболтаешь. Я тебя на обед не повезу, если ты ее откровенничать не заставишь.
— Я?!
— Ну, не я же! Я — шофер, твой слуга… С чего ей плакать в мою жилетку?
— Лена же всю ночь ревела, и ничего, понравилось!
— Так эта одержимая! Ты не сравнивай…
Глава 5.2
В общем, этой ни к чему не приводящей перепалкой закончился наш «романтичный» завтрак. Мы так увлеклись, кому из нас разговаривать с Таис, что забыли о времени. И когда опомнились, Гущин взял на себя роль моего начальника и заорал:
— Любимая, меня твой генеральный на пушечный выстрел к тебе больше не подпустит, если мы хоть на минуту опоздаем к врачу! Давай, шевели ластами. Хочешь, я сам тебя одену? Так быстрее будет.
Я стояла и растерянно смотрела на пустую вешалку, где накануне оставила новую куртенку, подаренную мне Гущиным. Неужели я такая дура и разделась вчера в спальне? Нет, клянусь, я вчера ее здесь оставила! Я хотела было отправиться в комнату, но меня остановил Гущин:
— Что с тобой? Нам ехать пора! Вика, живей!
— Я куртку потеряла, — не веря своим глазам, пролепетала я и бросилась в спальню, услышав за спиной голос Сергея:
— Говорю, у тебя ранний склероз!
В своей комнате я ее тоже не смогла найти. Сколько бы я ни передвигала вешалки, ее не было нигде! Я стояла в оцепенении, пытаясь понять, куда делась куртка, и в этот момент в комнату ввалился Сережа.
— Вик, хе! — Гущин, смеясь, подошел ко мне с полушубком в руках. — Похоже, нашему начальству мой подарок пришелся не по вкусу. Гляди, что он тебе оставил.
Я онемела, разглядывая эту красоту. Белая, легкая, нежная шубейка с черными крапинками…
— Настоящая… — прошептала я.
— Ага, если не ошибаюсь, рысь. Теперь у тебя внешний вид будет соответствовать внутреннему.
Я стояла и, как завороженная, гладила рукав шубы. Меня привел в себя голос Гущина:
— Вика, одевайся! Ты хочешь, чтобы меня твой бисексуал выгнал? Он тебе найдет другую няньку, вот увидишь!
Я рассмеялась.
Гущин меня уже насильно нарядил в дорогой подарок Высоковского, потому что я отказывалась его принимать. Только уговоры Сергея заставили меня сдаться:
— Для всех ты — его невеста, а потому обязана выглядеть соответственно статусу жениха, — убеждал он, выдворяя меня на улицу. Там нас ждал еще один сюрприз.
Только мы вышли на крыльцо, как на нас набросилась толпа. Я не сразу сообразила, что это репортеры с журналистами. Как они прорвались на наш участок за закрытый забор — оставалось только догадываться. Ведь даже для того, чтобы попасть в поселок, требовался пропуск! Но, видимо, журналистам все по плечу. Гущин же как-то оказался здесь с первого дня. Увидев своих, он совершенно не растерялся и, словно звезду, загородил меня собой и стал усаживать в свою машину.
— Вы кем ей приходитесь?
— Как часто вы встречаетесь?
— Правда, что вы живете шведской семьей?
Раздавались голоса из толпы. Услышав такое про себя, у меня сердце вырывалось наружу. Так и хотелось закричать на них: «По какому праву вы лезете в частную жизнь?!». Гущин, по-видимому, тоже не мог стерпеть «шведской семьи» и остановил журналистов со словами:
— Э! Э! Я всего лишь шофер! Простой шофер. На этом интервью окончено.
Сергей сел за руль. Ворота автоматически открылись, и мы медленно выехали на дорогу.
— Черт! Кто их сюда пропустил? Пристали, как к голливудской актрисе! Тоже мне, нашлась знаменитость одноглазая! — усмехнулся он, взглянув на меня, и мы вместе рассмеялись.
Я смеялась, скорее всего, из-за нервов. Уж никак не ожидала к своей персоне такого пристального внимания.
— Возьми, — Гущин вытащил знакомый до боли травматик из бардачка.
— Это мой! — схватилась я за пистолет.
В какой-то степени мне было грустно и боязно. Я уже боялась стрелять. Эти парни в гаражах, в которых я стреляла, как одуревшая… Они до сих пор стояли у меня перед глазами.
— Откуда он у тебя? — спросила я Сергея.
— Секрет фирмы! — засмеялся он. — Енисеев отдал. Я же не один веду расследование. Он знает, что ты мне помогаешь. Вот и дал тебе травматик на время. А может, навсегда. Как вести себя будешь. Так что, не я один жду от тебя помощи. Жека тоже ожидает информации от Таис.
— А он, конечно, ее не допрашивал! Все это время ждал, когда же Рязанцева к ней подъедет и побеседует по душам! Гущин, хватит врать!
— А я не вру! Мне нужна информация. Правда.
Я пристегнула травматик к ремню и спросила:
— И что я скажу бывшей секретарше, которая меня, наверняка, не помнит?
— Что ты, страсть, как любишь своего начальника и дрожишь до потери сознания, беспокоясь за его жизнь, — тут Гущин обернулся ко мне: — Правду, Вика, правду.
— Я вовсе не дрожу за его жизнь! — толкнула я Сережу, и наша машина вильнула в сторону.