С тех времён у меня пунктик на чистую одежду, комфортные условия и хорошую еду.
— Вы готовы сделать свой заказ? — спрашивает диспетчер.
Кажется, не в первый раз задаёт вопрос.
— Да. Картошку фри, горчичный соус, двойную порцию наггетсов, два макчикена, большую кока-колу… — повторяю на автомате.
Через несколько минут я принимаю тёплый пакет через окошко выдачи и передаю его дочке Устинова.
Ещё раз напоминаю, чтобы она не съедала сразу всё, а ела небольшими порциями.
Совет от бывалого, так сказать.
Просто в памяти встаёт, как после возвращения в стан состоятельной семьи, я сразу набросился на домашнюю еду — такая аппетитная и манящая, слюни до колен висели!
Хотелось затолкать всего и побольше!
Ел, ел и не мог остановиться, потом блевал, дальше чем видел.
Вслух ничего этого не говорю.
Девчонке подробности о моей жизни знать ни к чему.
Сосредоточился на дороге, набирая скорость, но не привлекая внимания постовых, расставленных повсеместно.
— Держи! — говорю с недовольством, бросив на колени девчонке упаковку салфеток. — Поешь, протрёшь всё, что жирными пальцами трогала.
Опять тишина.
Слышно только чавк-чавк, доносящееся с заднего сиденья.
Через некоторое время звуки смолкают.
Дочка Устинова переставляет оставшуюся еду на переднее сиденье, сдержанно благодарит меня.
В салоне авто до тошноты воняет жареной курицей и картошкой.
Но зато дочка Устинова вытягивается на заднем сиденье, с сытой улыбкой, подложив локоть под голову.
— Почему горчица, а не кетчуп?
— Что? — удивлённо моргает.
— Ты горчицу выбрала.
— А-а-а, это. Люблю острое.
Киваю в ответ.
Я тоже люблю всё острое — еду и жизнь на грани, ощущение адреналина…
Внезапно мои мысли прерывает рёвом сирен.
Мигалки патрульной машины слепят сзади, и справа прижимается патрульный на мотоцикле, подавая знак рукой: «Прижаться к обочине!»
Девчонка на заднем сиденье напрягается и привстаёт, дотронувшись до моего плеча горячей ладонью:
— Что это?!
Молчу.
Решаю, что делать.
Патрульные, скорее всего, Кулагиным прикормленные.
— Бекетов, что они хотят от нас?! — почти требует ответ.
— Нам приказывают остановиться, — цежу сквозь зубы.
Делаю вид, что не замечаю приказа и плавно утапливаю педаль газа в пол.
Отрываюсь от преследователей на несколько десятков метров.
В ответ по нам открывают стрельбу.
Думал, что неприятности найдут нас позднее.
Но кажется, сегодня я вытянул несчастливый билет в лотерее и нажил себе больших проблем, забрав дочку Устинова.
Глава 8
Марианна
Бам. Бам. Бам…
Я вздрагиваю от выстрелов, которые лупят по автомобилю. Как град крупного калибра.
— Держись крепче. Одного сейчас скину.
Я не успеваю ничего сделать.
Бекетов резко тормозит и бросает машину вправо, толкнув мордой мотоцикл патрульного. Тот улетает в кювет.
Бекетов в рекордно короткие сроки виртуозно выравнивает ход машины, бросая вперёд по трассе.
— Один есть. От машина попробуем оторваться. Лежи и не поднимайся, — командует Бекетов.
— И не думала. Мне и здесь неплохо, — бормочу себе под нос. — Тепло, хорошо, мягко. Не машина, а сказка. Сколько стоит такая тачка?
— Тебе не по карману.
— Не будь таким жестоким. Я заберу деньги отца, расплачусь с тобой. Остатка мне хватит ещё на десять жизней.
Болтаю без умолку. Потому что страшно.
Если молоть всякий вздор, как можно громче, то выстрелов будет не слышно.
Возможно, даже получится обмануться, что преследование мне лишь показалось.
Но Бекетов утапливает педаль газа в пол так, что машину резко кидает вперёд, и меня вместе с ней.
Я едва не слетаю с сиденья, но вовремя успеваю зацепиться пальцами за ремень безопасности.
— Должны оторваться, — комментирует мужчина.
— Это Кулагин за мной людей отправил?
— Что-что?
Очередной грохот.
Машина виляет в сторону.
Я стискиваю зубы крепче.
— Кулагин это или нет? — спрашиваю я. — Если размышлять логически и выстраивать цепочку событий, то я бы сделала ставку на Кулагину.
— Возможно, — отвечает Бекетов.
От страха моё сердце сжимается до размеров игольного ушка.
— Ты принял мою ставку?
— Что?
— Я ставлю на прихвостней Кулагина. А ты? Ты азартный человек, Бекетов?
Мужчина бросает на меня осторожный взгляд через зеркало заднего вида.
— Нет.
— А я бы рискнула.
— Что, и никакого визга не будет? — уточняет Бекетов.
Хмурится.
— Странно.
Хмыкает.
— То есть я должна визжать и биться в истерике? Я могу, если хочешь. В лицее я посещала кружок театрального мастерства. Я тако-о-о-о-о-е умею, ты даже себе представить не можешь! Показать?
— Не надо. Просто странно, что ты не истеришь. Мы под обстрелом.
В подтверждение его слов снова слышится выстрел.
— Ничего странного. Папа говорил, что его бизнес может привлечь завистников и недоброжелателей. Однажды так и случилось. Меня и маму похитили, требуя выкуп. Я ничего об этом не помню. Была маленькой.
— И что дальше?
Мне кажется, в голосе Бекетова проскальзывает интерес.
— Ничего. Я об этом только со слов мамы знала. Но зато нас каждый год инструктировали, делали тренировочные похищения.
Очередной резкий бросок машины в сторону.
Мой желудок делает кульбит вверх.
— И теперь тебе не страшно? — спрашивает со смешком Бекетов.
— Мне страшно оказаться в руках жирного хряка… И меня вот-вот стошнит! — выпаливаю.
— Не вздумай!
— Я это не контролирую, — выдаю требовательным голосом. — Останови машину!
— Ещё чего. По нам стреляют, если ты не заметила. И это не тренировочные пиу-пиу!
— Не говори со мной, как с малолеткой.
— Малолетка ты и есть. Связался, млин.
— Я думала, что Бекетов ничего не боится. А ты уже штаны от страха промочил!
— Что ты сказала? — уточняет мёртвым тоном мужчина.
Я чувствую, что перегнула палку.
Откровенно говоря, я соврала, когда сказала, что мне ничуть не страшно.
Мне очень страшно.
Я в панике!
Беда в том, что в такие моменты мой рот отказывается закрываться.
Я начинаю трещать без умолку и могу доболтаться до больших проблем.
Как сейчас, например.
Дразнить наёмника?
Окей, Марианна, это же прямая дорожка на тот свет. Красная ковровая, с фанфарами по обе стороны.
Заткнуться бы мне, дурочке, но инстинкты сильнее.
— Под тобой, наверное, уже лужа. Ты только на расстоянии и исподтишка действовать можешь.
Бекетов замедляет ход машины.
Мама…
Сейчас точно вышвырнет меня из автомобиля.
Может быть, даже бантик мастерски повяжет на мою шею, чтобы презентовать купленным сошкам Кулагина.
— С большой дальнобойной пушкой любой дурак сможет цель снять. А в рукопашную слабо?
Вижу, как искажается лицо Бекетова, становясь маской. Белой алебастровой маской.
С чёрными провалами на месте глазниц.
Что я натворила?
Песец особо крупных размеров приветливо машет хвостиком — добро пожаловать в гости, Марианна. Располагайся поудобнее, ты здесь надолго.
Глава 9
Марианна
— Раскланяться не забудь. И ручки прихвостням Кулагина поцеловать…
Заткните меня кто-нибудь!
Прикусываю щеку со внутренней стороны до крови.
Не помогает.
— Может быть, Кулагин тебе даже премию выпишет.
Огни преследующей нас машины всё ближе и ближе. По нам уже никто не стреляет.
Но страх накрывает такой, что глушит все разумные мысли. До единой.
— Ты же застал времена совка и развала после него? Папа говорил, что тогда людям зарплату продукцией выдавали. Выпишет Кулагин тебе премию. Мясной продукцией. Колбас отвалит — ешь не хочу.
И смеюсь взахлёб. До слёз.
Машина тормозит.
Бекетов выпрыгивает из машины и вытаскивает меня.
Как куль с картошкой.
Шмяк на землю.
Встряхивает и толкает впереди себя, остановившись прямо посередине дороги.
Меня слепит фарами подъезжающего авто.
Бекетов крепко держит меня за шиворот. Я дёргаюсь и пытаюсь вырваться из захвата.
Но куда мне переть против двухметрового мужика?
Бекетов не качок, но всё же крепко сложенный, мускулистый.
Силища у мужчины такая, что он без труда удерживает меня на месте.
Одной рукой.
Я пытаюсь дотянуться до его руки. Но в итоге лишь дёргаю верхними конечностями, как ветряная мельница.
Патрульная машина тормозит в паре метров от нас.
Водитель остаётся сидеть за рулём, но второй мужчина вылезает из авто, держа нас на прицеле.
— Брат, я без оружия. Забирайте девку. Я лишь хотел развлечься. Но уже передумал, — частит словами Бекетов.
Урод.
Как он может так со мной поступить?!
Почему не держит своё слово?!
— Забирайте. Она мне ни к чему! — и улыбается.
Я слышу улыбку в голосе Бекетова.
Становится жутко. Холодок страха пробирается под толстый панцирь паники и бьёт по перекрученным нервам.
— Руки покажи! — приказывает патрульный.
— Айн момент. Только проблемную эту сначала заберите…
Бекетов отпускает меня и толкает в спину раскрытой ладонью.
Толчок резкий и очень мощный.
Я мгновенно лечу на асфальт. Выставляю ладони и оцарапала кожу об асфальт.
Зажмуриваюсь. Не хочу ничего видеть.
Пусть это будет кошмарным. Пожалуйста!
Гремят выстрелы. Над моей головой.
Выстрелов несколько.
Три выстрела. Четыре?! Или больше?! Не знаю.
Чувства притуплены. Только дурацкий смех вырывается из горла.
Слышится звон битого стекла.
Через миг становится тихо.
Меня резко дёргают вверх.
Снова за шиворот. Как бездомную собачку.
— Вставай. На тебе ни царапины, — голос Бекетова.
Спокойный-спокойный. Как лёд. Словно ничего не произошло.
Опасаюсь смотреть в сторону патрульной машины.
Просто знаю, что тишина — мёртвая, в прямом значении этого слова.
Ни одного выжившего.
— Пошевеливайся!
Встряхивает.
Я снова начинаю смеяться.
Не могу остановиться.
Бекетов разжимает пальцы. Я падаю на асфальт, продолжая рыдать и смеяться.
Смеяться и рыдать.
Папины тренировки — фуфло полное, по сравнению с тем, что происходит в реальности.
Прекрати, прекрати, Марианна.
Возьми себя в руки. Ну же!
Но какой-то чертёнок нарочно растягивает губы в смехе без остановки.
У меня истерика, я не знаю, как это остановить.
— А-а-а-а-а!
На голову обрушивается поток воды.
Холодной!
Нет, млин, ледяной!
Что это?! Откуда?! Почему?!
Смех мгновенно становится в горле комом и, похоже, сдыхает прямо там же.
Я жадно хапаю ртом вечерний, прохладный воздух.
В сторону с глухим стуком летит пятилитровая пластиковая бутыль для воды.
Лёгкие на разрыв и под рёбрами сильно ломит.
Стираю ладонями с лица воду и стряхиваю капли.
— Стало лучше? — интересуется ледяным тоном Бекетов.
— Лучше, — соглашаюсь. — Спасибо. Меня просто от страха заклинило. Я это не контролирую.
— Я понял. Пора выдвигаться. Скоро здесь станет жарко.
Перед взглядом появляется крепкая, широкая, мужская ладонь.
Протянутая в мою сторону.
Ладонь Бекетова.
Хватаюсь за его ладонь — обжигающе горячую.
Мужчина лёгким рывком поднимает меня вверх с асфальта.
Рывок получается чересчур сильным.
Я прям впечатываюсь грудью в мощное тело Бекетова.
Изумлённо ахаю. Это же камень! Железо под моими ладонями.
С виду спокойный, как айсберг, с такими же ледяными глазами и пугающим хладнокровием.
Но грудь под моими ладонями поднимается и опадает. Вверх и вниз.
В чётком ритме.
А ещё… ещё под моей правой ладонью стучит сердце.
Глава 10
Марианна
Оказывается, у ледяного истукана есть сердце!
Живое и работающее бесперебойно, в частом ритме: тук-тук-тук…
Мотор на бешеной скорости разгоняет кровь по монолиту мускулистого тела.
Почему это сильно будоражит.
Я не впервые так близко к мужчине.
Но впервые к такому, как он… Взрослому, сильному и опасному. Смертельно опасному.
Чёрт, как же это нервы щекочет!
— Спасибо, — повторяю на автомате.
И, посмотрев на его напряжённое, волевое лицо, с плотно сомкнутыми губами, окончательно пропадаю.
Теряю контроль.
Не ведая, что творю, сама тянусь вверх. Для поцелуя.
Замечаю, как удивлённо распахиваются чёрные зрачки и полностью заволакивают темнотой светлую радужку.
Я накрываю губы Бекетова своими.
Он стоит без движения и даже не дышит.
Ну, точно истукан!
— Спасибо! — шепчу, задевая губами его губы.
— Отблагодаришь по…
Я обрываю фразу Бекетова ещё одним торопливым «спасибо» и расчерчиваю его языком по губам мужчины, скользнув им внутрь.
Ух…
Не знаю, что за демон заставляет меня целоваться так горячо и по-взрослому, с языком…
Бекетов бездействует.
Но потом через миг его губы приходят в движение.
Очень медленно и чувственно, запуская мурашки выплясывать на моей коже.
Но эта медлительность была обманчивой.
Через миг Бекетов обрушивает на меня тако-о-о-о-о-о-е…
Его язык толкается внутрь моего рта глубоко и ритмично. Бекетов не целует, но совокупляется с моим ртом.
От этой жгучей, фривольной мысли ноги становятся как студенистое желе, а мозги вообще превращаются в кисель.
Это уже не поцелуй, а нечто большое.
Ураган по шкале девять баллов — ничто по сравнению со штормом страсти, обрушившейся на меня.
Я почти не могу мыслить здраво.
Признаться, я вообще ничего не соображаю, лишь позволяю мужчине вытворять с моим ртом нечто непристойное.
Постанываю в его рот. Он ловит кончик моего языка и втягивает его к себе в рот, начиная скользит по нему губами, покусывать и сосать.
Поцелуй настолько жадный и острый, что хочется кричать от уколов болезненного удовольствия: ещё!
Руки Бекетова приходят в движение и стискивают меня до хруста с каждой косточке.
Он меня в лепёшку раздавит и наставит синяков на моей заднице, в которую впился пальцами.
Прижимает к себе тесно и близко, как будто на нас вообще нет одежды.
И даже если что-то на нас надето, то точно сгорит!
Потому что чёрт знает, что со мной творится, но я немного сошла с ума.
Взмываю резко вверх.
Под редкие перистые облака, под звёзды, уже рассыпавшиеся по тёмному небосклону.
Лечу и не могу остановиться!
Верните меня обратно. Потом, как-нибудь… никогда.
Но самое удивительное, что полёт мне не привиделся. Он реальный.
Тело резко взмывает вверх.
Небо становится чересчур близко, и я теряю ориентацию в пространстве.
Небо и земля меняются местами.
Губы горят, скулы сводит от напряжения…
Бекетов разрывает поцелуй варварски.
Он просто подхватывает меня, резко вверх, и тащит в машину, опуская на заднее сиденье.
Я порываюсь встать. Он толкает меня ладонью и удерживает её на груди, давит, вынуждая лежать. На спине.
Сам нависает сверху.
В моей голове снова рой непристойностей.
— Лежи. Спокойно лежи. Сделай медленный вдох и выдох. Повтори несколько раз. Глубоко. Глубже… Ещё глубже.
Бекетов командует и показывает, как надо дышать.
Через миг обруч, стискивающий лёгкие, ослабевает.
Я закашливаюсь и начинаю дышать жадно, но как прежде, без сильных, болезненных покалываний в груди.
Меня отпускает. Разом.
В единый миг всё напряжение покидает тело.
Я словно сдувшийся воздушный шарик, не могу пошевелить ни ногой, ни рукой, ни даже мизинчиком.
— Лежи и будь покладистой девочкой, Анна-Мария. Не прыгай на меня, — отчитывает меня Бекетов и покачивает пальцем перед моим лицом.