Отлично! На другое и не рассчитывал. Она почувствовала, как я расслабился, и на секунду замешкалась. Мне хватило. Я снова уложил ее на лопатки, наткнувшись на озлобленный взгляд. Так-то, всегда будь начеку.
Сопротивляется. Попыталась врезать, но одной моей ладони хватило, чтобы зажать ее руки над головой. Теперь брыкается. Нет уж, я зажал ее бедра и наклонился к самому лицу:
— Теперь сдаешься?
— Никогда.
Упрямая сучка.
Мне какая-то хрень ударила в голову, и я ее поцеловал. Нет, не просто поцеловал, жестко вторгся в ее рот, прикусывая губы, продвигая язык как можно глубже.
И это был не акт удовольствия. Это был акт ее сегодняшнего поражения.
Глава 12. Дина
Я даже предположить не могла, что обычная тренировка, к которой я прибегала, чтобы отвлечься, обернется вот этим. Надо было сразу уходить, как только он появился здесь.
Мой косяк. Я не была собрана, не готова к такому повороту. Даже не знаю, что меня больше сбило с толку: его спокойствие, отсутствие вчерашней агрессии или моя собственная пустая голова. Конечно, именно на этот эффект я и надеялась, придя сюда. Освободить мысли, потому что последние дни мозг просто стал пухнуть.
И тут я дала маху. Что меня дернуло согласиться на спарринг с Ратомским? Наверное, бессознательное желание уделать его и уложить на лопатки.
Только на лопатках оказалась я. Не стоило недооценивать противника.
И сейчас я чувствовала его даже острее, чем вчера. Было тяжело дышать из-за его тела сверху, любое движение руками отдавалось болью в запястьях, скованных железной ладонью. Он был слишком близко. Сквозь тонкую ткань его спортивных брюк я чувствовала бедром эрекцию.
Твою ж мать, неужели он еще и возбудиться успел?
А потом… Вот этого я точно не ожидала. Он меня поцеловал. Хотя, наверное, поцелуем это назвать было сложно. Он просто издевался над моим ртом, в который беспрепятственно проник, потому что я растерялась. Грубый напористый язык старался протиснуться как можно глубже, будто бы Ратомский пытался задушить меня этим поцелуем. Зубы, не щадя, царапали кожу губ.
Я потеряла счет времени, не знала, сколько продолжалась эта пытка. Но он этими движениями выбил из меня все силы. Хотелось сопротивляться, но мышцы ослабли, как при сильнейшей нехватке кислорода.
И тут я почувствовала его вторую руку, продвигавшуюся по бедру к талии. Меня это отрезвило. Не могу его сбросить с себя — значит, поступим по-другому. Я прикусила его язык. Ратомский дернулся и отстранился, а во рту появился солоновато-железный привкус. Кровь.
— Сука! — сказал он, привстав надо мной на коленях.
— Сам напросился, — перевернув его на лопатки, чего Ратомский точно не ожидал, поднялась на ноги и направилась в раздевалку, на ходу разматывая эластичные бинты.
Он не оставит это просто так. За каждую пролитую каплю крови он отомстит. Только как? И когда? С его возможностями можно ожидать любой подлянки.
Горячий душ не помогал согреться — меня знобило. Я вздрагивала от каждого звука. Налицо паранойя и мания преследования. Я действительно думала, что Ратомский заявится в женскую раздевалку? С него станется.
Беспринципный, мстительный, продуманный, аккуратный. Мы стали пауками в банке, готовыми сожрать друг друга. Или хомяками. Дурацкое сравнение, но почему-то именно оно всплыло в голове. Это был мой первый контакт со смертью. В лет семь или восемь, когда я тайком от родителей притащила домой двух джунгарских хомячков. Благо, что у меня была своя комната, так что их ночную активность никто не слышал. У мамы я позаимствовала трехлитровую банку — в тесноте да не в обиде. В зоомагазине купила опилки и маленькую коробочку корма, посчитав, что сделала все для их комфорта. Только вскоре начался дачный сезон, и родители стали меня увозить за город. Я оставляла им корм, но однажды выходные затянулись. Кажется, были майские праздники.
И вот я вернулась домой почти после недели отсутствия и увидела маленькие лысые шарики с полоской на спине — особенностью джунгарских хомяков. Родители сожрали свое едва появившееся потомство, а потом самец перегрыз горло самке. И я не знаю, сколько он просидел среди шести трупов. Но, едва увидев меня, лег рядом с самкой и сдох. Отличие от пауков только в мотиве действий…
А вот с мотивом как раз непонятно. Ратомский — загадка. Но между нами явно какая-то химия.
Химия… Химия? Химия!
Может, моя идея бред, но проверить стоит. Только что мне это даст?
Я почти вылетела из душевой в раздевалку, только поскользнулась на плитке и готовилась разбить голову, как меня остановила мужская рука, перехватив поперек живота.
Все-таки я не ошиблась. Пришел.
— Ярослав Владимирович, вы ошиблись, это женская раздевалка, — повернулась к нему, стараясь сделать вид, что одно короткое полотенце на мне — это норма. Не провоцировать, не поддаваться.
Сейчас меня Ратомский и его присутствие здесь не волновали. Или волновали, но мало. Я уже зацепилась за другую мысль, которую не терпелось проверить.
— Ты бы уже определилась, мы на «ты» или на «вы».
— Зависит от ситуации.
Господи, да свали ты уже отсюда и дай переодеться. Вот только Ратомский явно не собирался уходить. Расположился на деревянной скамейке рядом с оставленной мною одеждой и нагло стал пялиться на меня.
— Я не могу понять тебя, — сказал он. — Вчера ты долбанная мозгоправка, сегодня почти девочка с улицы. Вчера такая холодная, сдержанная, непробиваемая, а сегодня дерзкая, бойкая, стервозная.
— А и не надо понимать, — усмехнулась я в ответ, поняв, что он растерян, хоть и старается не показывать.
— Но все-таки ты сука, — подытожил Ратомский.
— Как скажете. А теперь мне надо переодеться.
— Да ради бога, — ответил он, поднимаясь со скамейки, но не вышел.
Не уйдет — он пытается меня зацепить. Чего обычно ждут мужчины в подобных ситуациях? Стыдливо прикрываться и умолять уйти или завизжать на всю улицу, назвав его извращенцем. Может, выход и не так плох, но не мой стиль. Да и по-хорошему просьбу он тоже не поймет.
Чистой воды идиотизм моя идея. Я, возможно, сделаю еще хуже, но шансы напополам. Или верну статус себе или только разозлю его.
Я повернулась спиной к Ратомскому и сбросила полотенце. Не знаю, кто испытал больше неловкости — я больше пяти лет не раздевалась ни перед кем, кроме Вадима. Но сейчас мне нужно было вызвать смущение, хотя бы его подобие, у другого человека, который сейчас стоит за моей спиной и наблюдает. Я позвоночником чувствую, что наблюдает.
Кажется, я одевалась невыносимо долго. Только не оборачиваться. Его здесь нет. Я одна. Самовнушение — великая вещь. Руки почти не тряслись, но время стало резиновым. Наконец, я застегнула ремень на джинсах и обернулась.
Он стоял, привалившись к стене, и смотрел так, как будто готов был то ли убить меня, то ли трахнуть. Хорошо, что я не повернулась раньше, иначе бы не выдержала этот взгляд.
Я молча прошла к двери, чувствуя пульсацию в висках. Он не пошевелился. Но выдохнуть смогла, только оказавшись на улице. А я-то думала, что вчера был хреновый день. Но цветочки только начали распускаться, а к созреванию ягодок будет… Неизвестно что, но что-то будет.
А сейчас мне нужна таблица Менделеева. Я, кажется, Алиса, поняла твое послание.
Достав телефон из сумки, снова посмотрела на гравировку внутри. Просто, но умно. Открыла на телефоне картинку с таблицей и начала искать совпадения.
Al — алюминий, I — йод, Se — селен. Даже понятным становится странное написание букв, где заглавные чередуются со строчными.
13 53 34
Порядковые номера в таблице. И где у нас применяются шестизначные коды?
Глава 13. Ярослав
Какого хрена я вообще поперся в женскую раздевалку? Да сам не знаю. Но она как будто знала, что я приду. И все-таки обыграла меня.
Эта сучка меня сделала, когда еще выходила из зала, виляя своей задницей. И я, повинуясь какому-то животному инстинкту, пошел за ней. Хоть и взвешивал свое решение довольно долго. А еще этот чертов язык болел.
И я знал — она понимает, что просто так это не пройдет.
Она приняла этот бой. Она пойдет дальше. Если вчера еще она пыталась сгладить ситуацию. Возможно, я бы принял это… Но сегодня — нет.
Это был вызов.
А ее переодевание… Я хотел уйти, но продолжал смотреть, чувствуя, как от каждого ее движения, вроде бы такого автоматического, обычного, член все больше напрягается.
Она натягивала трусики, черные, кружевные. Потом застегнула лифчик, тоже черный — явно комплект. Блядь, я хотел ее.
Самому от этой мысли становилось тошно, но хотел. Мне казалось, что все ее движения были грациозными — стриптиз во всем его проявлении. Нагнуть бы и хорошенько отыметь.
Но сейчас надо остановиться. Она делает вид, что меня здесь нет — умно. А теперь пусть почувствует себя в безопасности. А со стояком я справлюсь.
На стоянке я увидел ее. Она сидела в машине и пялилась в телефон. Причем так, как будто решала проблемы мирового масштаба. Окно со стороны водительской двери было открыто, а она была так увлечена, что даже не заметила, как я оказался рядом.
Блядь, разноцветную картинку на экране ее телефона я узнал бы из тысячи. Это была таблица Менделеева. Любимая картинка Алисы. Она иногда, мучаясь паническими атаками, повторяла, засыпая: «Водород, гелий, литий, бериллий…»
Я не понимал, но потом посмотрел. Начало порядковых чисел, и она безошибочно называла все элементы по порядку.
И какого черта психолог таращится так увлеченно в таблицу Менделеева, что даже меня не замечает? А ведь я стою, облокотившись на ее машину. Нет, ноль реакции.
— Дина Анатольевна!
Я сказал громко специально. Она должна растеряться.
Предвиденного эффекта не получилось. Она всего лишь спокойно отложила телефон на пассажирское сидение и посмотрела на меня, слегка прищурившись. Солнце светило ей в глаза, но они стали еще светлее. Цветочный мед.
Но она как пчела, красивая и полезная, только в то же время может ужалить. Сегодня я уже это понял.
Она выдохнула и улыбнулась:
— Ярослав Владимирович, вы что-то хотели?
— Давно ты химией увлекаешься?
— Не поняла…
— Я видел таблицу на твоем телефоне.
Вот это выдержка! Она сидела с непроницаемым лицом — вчерашняя дамочка сейчас передо мной, не сегодняшняя, не та, что лежала со мной на матах.
— И что? Это преступление? — поинтересовалась она, но в медовых глазах черти начали отплясывать ламбаду.
— Ты же понимаешь, что я могу тебе устроить?
Я зря сказал это. Сам понимал — это акт безысходности, признание своего поражения. Все-таки она сегодня ведет. Я дошел до банальных угроз.
— Ярослав Владимирович, что вы сделаете?
Она даже открыла дверь и вышла из машины. Показала, что не боится.
И что мне сделать? Почувствуй себя победителем, а я нанесу удар, когда ты окончательно расслабишься. И ни папа, отставной генерал ФСБ, и ни муж, и ни ты сама… Никто не поможет.
— Я? — делано удивился. — Ничего. Ты сама все сделаешь. Ты будешь каждый день просыпаться с мыслью обо мне и засыпать точно так. Ты будешь опасаться всего и всех, потому что ты меня разозлила. Я стану твоим кирпичом на голову, таким случайным и неожиданным.
— Переживу как-нибудь, — она держалась, но цедила слова сквозь зубы.
— А хочешь, я сделаю так, что каждый раз, когда твой муж будет входить в тебя, ты тоже будешь думать обо мне?
Непонимание, а потом страх в ее глазах… Я сделал ее. Шах и мат сегодня ей. Надо закончить. Довести дело до конца.
И я так и поступил. Просто ушел к своей машине.
За что, Алиса, ты меня свела с этой сукой?
Наблюдая в зеркало, как она садится в машину, я испытал какое-то подобие удовлетворения. Я забрался ей в голову — хватит на первое время. Только бы ее выбросить из своей головы. Упругая задница так и стояла перед глазами… Тонкая талия, длинные ноги. Я даже увидел кусочек ее ореолы и оттопыренного соска.
Блядь, она реально думала, что я трахну прямо на парковке? Дура. Но это и хорошо. Значит, она меня не знает. И не узнает.
Только пусть попрощается со своим спокойствием. Я умею давить психологически не хуже, не зря же я служил… Там, где служил. Даже вспоминать не хочется.
Глава 14. Дина
Как бы я не старалась не думать. Как бы я не выкидывала мысли из головы. Как бы не старалась абстрагироваться. Нет… Он занял все мои мысли, он проникнул в мою жизнь. И каждый день начинался с мысли: «Сегодня он что-то сделает».
Кажется, я стала параноиком.
Дни превращались в ад. Я относилась к каждому новому клиенту, как к засланному казачку; хмурилась, когда кто-то на улице смотрел на меня чуть дольше, чем просто мазнул взглядом; думала про Ратомского, когда случались мелкие неприятности.
Вот даже сегодня, пролив кофе на колени, я вспомнила про него. Как будто он был в этом виноват.
Вадим уже не первый день странно косился на меня. Но молчал. До этого момента.
— Дина, что с тобой? Ты уже вторую неделю сама не своя.
За эти почти две недели я была рада только тому, что Вадим был занят какой-то важной работой. Он вроде бы рассказывал о каком-то проекте, о выигранном тендере, но, если честно, я почти не слушала. Ратомский проник слишком глубоко в меня, я могла думать лишь о нем, о его возможных ходах.
— Все нормально, — улыбнулась я, поцеловав мужа в щеку.
Ни черта у меня нет нормального в последнее время! Я сбросила юбку и, нагнувшись, положила ее в стиральную машину.
— Прекрасный вид, — услышала сзади и вздрогнула.
Боже, только не сейчас… Я не могу. Но Вадима тоже можно понять — три недели максимум выдерживает взрослый мужчина без секса. А мы уже почти забыли, что это такое. И если мужу мешала усталость вечерами, то мне мешал Ратомский. Его слова так и звучали в ушах. И я понимала — да, буду думать о нем, занимаясь любовью с Вадимом.
Ничего, это пройдет. Но только не сейчас.
Я почувствовала руки на бедрах, потом был поцелуй в шею — ничего. Я не могу настроиться даже на секс с мужем. Рука Вадима проделала дорожку от груди к животу и скользнула в трусики. Круговые движения по клитору и вокруг него не вызвали ничего — никакого отголоска в моем теле.
А все потому, что мозг не смог расслабиться.
— Дина!
Он выдохнул так разочарованно мое имя, что я почти почувствовала себя виноватой во всех смертных грехах.
— Вадим, извини, мне надо бежать.
Я выскочила из ванной, быстро в шкафу нашла новую юбку и, стараясь не смотреть на Вадима, вышла из квартиры.
Все было неправильно.
Каблук сломался на лестнице — и я, конечно, обвинила в этом Ратомского. Сняв обувь, я дошла до машины, понимая, что домой возвращаться не хочу. Лучше доехать до ближайшего магазина, чем еще раз натолкнуться на непонимающий взгляд Вадима.
Во всем виноват он. Ярослав Ратомский.
Я купила туфли, пусть не такие удобные, как предыдущие, но хоть что-то. И почему-то эти туфли ужасного цвета. Зеленые, нет… Цвета хаки. Тоже нет. Болотного. Да, это был болотный цвет.
И я снова вспомнила его глаза.
Я просто схожу с ума. Иначе никак это не назовешь. И я устала. Я просто устала от этой психологической атаки. Я стала хуже спать, не выполняю супружеский долг (идиотское определение), вижу везде и во всех подлогу от Ратомского…
Он гениальный манипулятор, но я же тоже не пальцем делана. Что ж тогда чувствую себя настолько отвратно?
Блядь, я даже с мужем не могу переспать, не думая о Ратомском! Пора с этим заканчивать.
Мы же взрослые люди и можем поговорить. Просто поговорить. Просто расставить все точки над известной буквой.
Антон Алексеевич позвонил, когда я подъехала к бизнес-центру. Уже и забыла, что к нему обращалась, но информация лишней не бывает.
— Да? — ответила я на звонок.
— Здравствуйте, Дина. Я не буду ходить вокруг да около… Чем вас заинтересовал этот человек?
— Мы с ним не сошлись во мнении по ряду вопросов, — обтекаемо, но вполне честно ответила я, хоть и не понимала вопроса моего бывшего клиента.