Едва за хозяйкой борделя захлопнулась дверь, Клара осела на постель. Мысли перемешались в её голове. Мадам Люсиль являлась настоящей подругой и хотела ей добра, но Клара не могла позволить, чтобы судьба Берты очутилась в каких бы то ни было чужих руках.
Клара не могла рисковать жизнями Берты и Рей. Ей нужно проникнуть в тюрьму поскорее, а для этого есть лишь единственный путь.
Увидев поднос с утренней едой Марсела поняла, что ощущает парус, шевелящийся под порывом ветра. Мария готовила еду и относила в спальню Марселы, но та продолжала с омерзением отворачиваться от неё. Марселе не хотелось есть с той поры, как два дня назад Жером, ничего не сообщив, ушёл из её спальни.
Возвратились ночные кошмары.
— Марсела, вам нужно питаться.
— Я не хочу!
Марсела дотронулась ладонью до лба.
Несчастная женщина чувствовала себя не хорошо. С того момента её силы словно отняли, а рвотные спазмы возвращались. В тиши ночей, полных одиночества, Марсела уже чувствовала в своём теле новую жизнь — плод шевелился.
Это пробуждало в женщине двойное ощущение — нескончаемое счастье и уносящую последние силы боль. Марселе не хотелось верить, что опять она жестоко оскорблена! Неужто Жером прервал с ней все связи после того, как настойчиво пытался убедить её в том, что их отношения имеют теперь постоянство, что у них есть будущее, что их связь основана на глубочайшем чувстве? Марсела не желала думать о том, что Жером всего-то использовал её, как и раньше. Жером попросил прощения.
Конечно, это говорит о том, что он её любит, и тем не менее…
— Марсела, так больше нельзя. — Мария обеспокоилась. — Вы заболеете. Подумайте лучше о младенце.
— О младенце Жерома…
На лице Марии морщины стали видны чётче.
— О вашем младенце. Если мистер Пуанти не признает его, вы обязаны…
— Замолчи! Жером поступил так не специально. Он ищет дочь, поэтому остальное ускользает от его глаз.
— Посмотрите правде в глаза.
Марсела смежила веки, паникуя. Ей не хотелось признаться себе самой, что поняла значение взора Пуанти, кинутого ей на последок… Ей не хотелось верить, что он всего-то презирает её.
— Марсела…
Госпожа принудительно улыбнулась:
— Два дня не слишком огромный срок. Я отправлю ему конверт с напоминанием о своём переживании.
— Это напрасная трата времени. Он…
— Я отправлю ему письмо!
В глазах Марии промелькнуло нечто, напоминающее ненависть. Марсела отреклась признаться в эмоциях, обуревавших её.
Она повторила:
— Я отправлю письмо…и ты отнесёшь конверт в его дом. И увидишь… Он вернётся…или отправит ответ в конверте, когда освободится и придёт к нам. Вот увидишь!
Специально развернувшись спиной к Марии, Марсела уселась у письменного стола. Пальцы дёргались, когда она взяла перо.
— Повторюсь, это единственный путь!
Вильям Клейборос помалкивал, оценивающе рассматривая Жерома Пуанти. Он неожиданно ощутил, что в первый раз нашёл в этой персоне качества, которых раньше не видел. Этот новый Пуанти был губернатору незнаком. Клейборос встал из-за стола, неторопливо и глубоко вдыхая, что он проделывал обычно в сложных ситуациях, успокаивая нервозность. Сомнений нет, сейчас именно такая ситуация. Несколько минут назад Жером влетел к нему в кабинет и на ходу обратился к нему, напрочь забыв свою обычную манеру поведения. Клейборос успел подметить в его очах следы паники и что-то злобное, трудно поддающееся определению, отчего спина губернатора покрылась мурашками. Клейборос невольно припомнил требования, которые выдвинула в письме Уитос. Они озадачили его. Капитанша не преследовала никаких меркантильных интересов. Наоборот, она взывала к правде.
Конечно, полной уверенности в том, что капитанша Уитос честна в своих условиях, губернатор не имел. Внезапно это вызвано обычным желанием отомстить Пуанти?
Конечно, Жером отрицал, что в обвинениях, которые выдвинуты в послании капитанши, имеется хотя бы толика правдивости. Но вспоминая прошедшие события, Клейборос припомнил, что первая помощница капитанши вдруг скончалась в тюрьме, а Уитос по-правде обвинила Винсента Гамбироса в ответственности за потопление греческого судна. Раздумывая дальше, Клейборос подумал о том, что если капитанша Уитос невиновна, а Гамбирос — организатор этих преступлений, то обязан иметь союзника, который будет снабжать его сведениями о кораблях, груз которых имеет ценность для пиратов. Но является ли таким союзником Жером Пуанти, его близкий друг и советник? Покопавшись у себя в мыслях, Клейборос подумал, что как раз Пуанти распалял его резковатое неприятие этой капитанши, взывая к строжайшим мерам наказания и предлагая огромное вознаграждение за поимку Уитос, настаивая на том, что она является самой опасной преступницей в Аргосе, прятавшаяся от правового суда. Тогда Клейборос искренне верил, что Жером разделяет его чувство жаркого негодования к особе, наживающейся на крови своих соплеменников. Сейчас же…
Губернатор Клейборос колебался и лицо Жерома густо покраснело. Он напомнил человека, которого сейчас схватит апоплексический удар. Клейборос свёл брови, стоило Пуанти бешено подбежать к нему.
— Как вы можете мешкать, если на карте стоит жизнь моей Габриэль?
И правда, как он может?
— Вы многим рискуете! Если бы провоцировал вас на такую ложь с морячкой Бертой, мне были бы ясны ваши мешканья, но Портерий — дурачок! Предельно понятно, что такого типа наняли лишь потому, что он имеет контакт с поварихой монастыря, которая докладывала ему информацию о расположении комнат в школе и заведённых в ней правилах.
— Я не считаю пирата Портерия дураком. Он…
— Я вам повторю, он — дурачок! И вы — глупец, раз не видите этого!
Стало тихо. Клейборос следил, как Пуанти старается унять своё бешенство. Переключение от ярости к любезности давалось Жерому трудно.
Пуанти загоготал опять:
— Извините меня, Вильям, прошу. Я опечален. Я переживаю за жизнь дочери. Учтите…
— Ладно, Жером.
Пуанти притих, даже дышать перестал.
— Я сообщил, что ладно.
Пуанти оживился, задышал глубже, порывисто.
— Клара, вы куда?
Мужская ладонь тяжело легла ей на плечо.
Клара старалась её убрать, но Петроний держал сильно.
Не замечая любопытных глаз, смотрящих на неё в коридоре борделя мадам Люсиль, Клара тихо, но решительно дала ответ:
— Петроний, пропустите меня! Я говорю, пропустите меня!
— Нет! Нет, если вы сообщите мне, куда направились.
Клара напряглась до невозможности, что никак не вязалось с отличной солнечной погодой.
Женщина зашипела:
— Это вас не касается! Куда хочу, туда и иду! Не заблуждайтесь, я не ваша собственность!
— Клара…
Голос рассудка подсказал Петронию отступить.
Он поразился её внезапной враждебностью.
Два дня назад Клара простила его за тот случай с сестрой, когда она пришла к ней. Петроний верил в это, когда следующим утром вернулся с цветами и самыми искренними извинениями.
Его встретили с такой любовью и теплотой, что с души упал камень. Правда, вернувшись вечерком, Петроний подметил напряжение, растущее в Кларе. Он ощутил, что следующим днём напряжение растёт. В тот вечер он не сумел прийти к Кларе, но уверовался, что обязан зайти к ней, как только освободится. И наконец-то, прибежав к ней с одной лишь мыслью о нежной встрече, он пересекается с Кларой у выхода из борделя, и она ни в какую не желает объяснить ему, куда собралась.
Петроний внимательно поглядел в её лицо.
Женщина тряслась. Её напряжение, так тревожащее его, достигло своего пика. И было кое-что ещё необычное в Кларе…то, что она надела… Петроний решил любой ценой выяснить причины её странного поведения, стиснул ей руку и заволок в маленькую спальню около главного входа. Закрыв дверь, мужчина потребовал от женщины объяснений.
— Зачем вы надели на себя такое платье?
Клара с вызовом задрала голову.
— Не понимаю, о чём это вы?
Петроний осмотрел ядовито-зелёное платье куртизанки: оттенок, бросающийся в глаза, обтянутый лиф, призивно выделявший все её прелести, и фасон наряда вульгарен. Мужчина переключил взгляд от глубокого декольте на её яркий макияж…почти такой, как у…как у…
— Вы разоделись, как шлюха!
Нарумяненные скулы Клары потемнели.
— Петроний, а чему вы удивляетесь? — Она закинула голову ещё выше. — Я и есть шлюха.
— Вы не шлюха!
Груди её тяжело поднимались, ведь их не прятал глубокий вырез.
Клара заставила себя прикласть видимые усилия, чтобы держать себя в руках, перед тем, как сумела сказать:
— Мне некогда с вами болтать. Прошу, отпустите меня.
— Клара, если что произойдёт, вы обязаны оповестить меня.
— Ничего не произошло.
— Я окажу вам помощь.
— Ничего не произошло!
— Клара…
— Клара! — внезапно раздался за дверью голос.
Оба обернулись к дверному проёму, там стояла хозяйка заведения. Взоры, которыми перекинулись две особы, лишь подтвердили речи Петрония.
Мадам Люсиль проговорила командным тоном:
— Клара, прошу, возвратись к себе в спальню.
— Нет, я обязана…
— Идите к себе! Я улажу дела с мистером Делосом.
— Мадам Люсиль, мне нужно…
— Немедленно ступайте к себе. Я поговорю с вами позднее.
Петроний, ничего не произнеся во время такого диалога, ощутил то мучение, которое тяготило Клару, когда женщина освободила у него свою руку и, ничего не сказав, прошла мимо хозяйки и ушла из помещения через заднюю дверь.
Наступила тишина. Мадам Люсиль приблизилась к Петронию ближе.
Возбуждение его было настолько видно, что мадам проговорила:
— У Клары имеются личные мотивы переживать, потому она не соображает, что произносит. Вопреки моему совету, она затеяла одно дело, которое никому не принесёт пользы. Я рада, что Клара меня послушала. — Мадам Люсиль перевела дыхание. — Тем не менее мне грустно видеть, что она опечалила вас…наверное, даже ошеломила либо оскорбила. Это не прощаемо. Господин, по уставу моего заведения не разрешается, чтобы с влиятельными клиентами обходились так, без гостеприимства. Если пройдёте ко мне в кабинет, я возвращу ту сумму, которую вы внесли вперёд за услуги Клары. С сего дня можете считать, что наш контракт рассторгнут и вы свободны.
Речи хозяйки заведения были внезапны для Петрония, что мужчина застыл:
— Вы предлогаете мне рассторгнуть контракт с Кларой… Это приказ?
— Нет.
Мужчина выдохнул свободно, с облегчением сказал:
— Значит, что бы ни произошло, это не важно. Сделка заключена из добрых побуждений, по этой же причине остаётся в силе.
— Как вам угодно, господин.
В сказанном хозяйки борделя слышалось одобрение, и из-за этого Петроний малость удивился, когда женщина вцепилась в его руку и остановила в тот миг, когда он намеревался уже обойти её и пойти за Кларой.
Мужчина поразился и той настойчивости, с которой женщина сказала:
— Нет, пожалуйста. Кларе какое-то время надо побыть наедине с собой. Я прошу вас пока не приходить к ней — до того момента, пока ей не полегчает.
— И как долго мне ждать?
— Пару дней…неделю…возможно, больше.
Он не ответил.
— Милый мистер Делос, вы, несомненно, соображаете, что в моём заведении не найдётся ни одна девушка, которая не будет счастлива удовлетворить ваши нужды в данный момент.
— Мадам Люсиль. — Фраза Петрония обретала твёрдость. — Вы, думается, сознаёте, что-то, что я чувствую к Кларе выходит за рамки контракта о её услугах. Поверьте мне, что бы ни печалило Клару настолько сильно, я стремлюсь протянуть ей руку помощи.
— Господин, поверьте мне, что вопрос совсем не в том, доверяю я вам или…
Эта речь причинила боль Петронию, он не сумел что-либо произнести в ответ.
Мадам Люсиль продолжила:
— Если вы реально желаете проявить о Кларе заботу, дайте ей возможность побыть наедине с собой. Ей необходимо это.
Петроний вырвал свою руку, в которую вцепилась мадам Люсиль, внимательно всматриваясь ей в лицо. Оно было непроницаемо. Спустя минуту он ушёл, хотя ему этого не хотелось.
Пуанти находился в замечательном настроении, когда взбирался по ступеням своего городского дома. Сердце мужчины билось радостно. Ещё пару часов, и всё разрешится. Он толкнул дверь и прошёл в коридор. Тут ему навстречу ринулся прислужник.
— Болерий, слушай меня внимательно, — кинул слуге Пуанти. — Твоё безделие завершается. Сегодня вечером я отправляюсь на важную встречу, и у меня есть пара часов, чтобы привести себя в порядок. Немедленно приготовь мне ванну, свежее бельё и позаботься об обеде. Скажи остальным слугам, чтобы не теряли время попусту. Им не поздоровится, если они станут лоботрясничать. Понятно?
— Понятно, хозяин.
— Тогда ступай!
Но испуганный слуга мялся, и Пуанти зарычал:
— Что ты телешся?
Болерий робко шагнул вперёд с письмом в руке.
— Вам прислали конверт, хозяин.
Конверт… Пуанти, внезапно непонятно чего испугавшись, замер. Нет… Капитанша Уитос не могла отправить новое послание, которое разбило бы его планы в последний миг. Лишь сейчас, когда он настолько близок к цели возвратить себе свою драгоценную дочь обратно.
Пуанти вырвал из рук раба огромное послание, вскрыл его и прочитал:
«Милый мой Жером! То, как Вы ушли от меня, и мои опасения за судьбу вашей дочери вынудили меня сильно понервничать. Одно Ваше слово прогонит все мои опасения. Моё счастье всецело зависит от Вас, господин, как и умиротворение моей души. С такой вот неизменной мыслью я надеюсь скоро хоть что-то от Вас услышать. С любовью к Вам, Марсела.»
Заросшее бородой лицо Пуанти заполыхало от ярости. Как посмела эта чёртова колдунья потревожить его своими жалостливыми переживаниями в такой момент? Отчего она позволяет себе настолько нагло требовать от него чего-либо? Неясный гнев овладел им.
Пуанти разорвал аккуратно настроченное письмо Марселы на мельчайшие куски и швыранул их под стол.
— Хозяин, вы дадите ответ?
Пуанти обернулся к нему с таким яростным взором, что испуганный темнокожий раб на негнущихся конечностях отошёл назад и исчез.
Пуанти взгромоздился по ступеням к себе в спальню, и перед его глазами всплыл облик красивой дочери.
Про себя он прошептал Габриэль:
— Осталось совсем немного, родная моя, и ты опять вернёшься домой. Я больше никому не разрешу нас разлучить.
Наступила очередная ночь. Третья. Габриэль стояла перед зеркалом, изучая себя в зеркале капитанской каютной комнаты. Время шло слишком долго и одновременно быстро, а каждый миг был наполнен и радостью, и мучением. Габриэль рассуждала, что мордашка, которую она рассматривает в серебристом маленьком зеркале, изменилась. С того момента, как она в первый раз увидела хищный взор золотых карих очей Раптора, пролетело немного времени, но уже не вернуть из прошлого ту девочку из монастыря с туго заплетёнными косичками и неиссякаемым бунтарством в душе. Навека канула в лету полудевочка-полуженщина, которая мечтала всё испытать в жизни, но чьи понятия о жизни были очень далеки от настоящей реальности.
Габриэль больше не являлась той неумелой девицей, которая наслаждается своей молодостью и свежестью. Сейчас её оскорбляли прежние понятия о жизни своей примитивностью. Сейчас Габриэль начала понимать, что реальная жизнь не сводится к красивым нарядам, в которые она облачится в один замечательный день, к городам или странам, в которые поедет, путешествуя, либо к тем гражданам, которые встретятся на её пути.
Настоящая жизнь и счастье не зависят от денежных средств и богатства, к которому стремится большинство граждан. Настоящую полноту жизни даёт невыразимое словами хрупкое соединение одной души, её внутренней сущности, с душой другого человека. Это взаимное дополнение не имеет ничего общего с физической близостью. Рей или Раптор — являлась тем естественным дополнением души Габриэль, её существа, с которой жизнь становилась реальной, настоящей, полнокровной. До Габриэль дошла эта правда и она, осознав и усвоив это, приняла и радость физического наслаждения… Габриэль предвидела и полную боли неотсрочность расплаты за эту радость, ведь своего папу девушка тоже любила. Габриэль не обманывала себя. Рей не отступит от выдвинутых ею требований, а папа скорее позволит себя стереть в порошок, чем будет рисковать жизнью дочери. И Габриэль не в силах поменять обстоятельства и сократить пропасть, разделяющую её с Рей… Несмотря на их любовь, Рей будет той, кто сохранил ей верность за все прошедшие годы преследований. Эта женщина, которой восторгалась и вместе с тем вынуждала страдать от беспощадности своих суждений, затронула душу Габриэль…