— Мать-настоятельница.
Мать-настоятельница Мария Хелена раскрыла глаза, пытаясь справиться с растущим страхом.
Держа себя в руках, она твёрдым тоном отдала приказ:
— Обыщите всю школу: каждую келью, каждый закуток. Проверьте все строения и округу, а когда это всё завершите…
— Мать-настоятельница… — В дверях около сестры Мадлен показалась белая как мел сестра Джулия. — Лестница… — Слова заглушались плачем, но потом она договорила: — В верхнем коридоре под окном нашли лестницу. И там видны следы… следы грязных сапог. О, мать-настоятельница, кто-то украл Габриэль!
≪Кто-то украл Габриэль≫.
Эти торжественно сказанные главной монахиней слова эхом звучали в мыслях Жерома Пуанти, ударяя настолько больно, как и письмо Уитос, которое он прочёл рано утром в этот злосчастный день. За окном дома Пуанти стемнело. Сам хозяин шикарного дома нервозно ходил из одного угла в угол по комнате. Его пиджак был надет небрежно, его рубаха была расстёгнута на груди, его волосы были растрёпаны, а бледное, осунувшееся лицо, на котором резко проступили морщины — всё это выдавало в нём его смятение. Он изо всех сил пытался возвратить себе самообладание после длинного дня мучений, которые были невыносимы. Он поглядел на окно, и осознание того, что день близок к концу, заставило его сильнее стиснуть зубы. О судьбе Габриэль до сих пор ничего неизвестно! Нет! Это невероятно! За всё прошедшее время, наполненное мучительными переживаниями, он не сумел отыскать хоть какой-то след её местоприбывания! Пуанти уверовался, что если проживёт лет до ста, то всё равно не забудет тот миг, когда он, как торнадо пролетел в монастырскую школу и ворвался в кабинет главной монахини. Хватило единственного взгляда, чтобы понять, что всё сказанное в послании — не ложь.
≪Кто-то украл Габриэль≫.
Эти слова опять слышались в голове больным эхом. Ему хотелось разорвать, стереть, уничтожить ударом кулака эту реплику, слетевшую с кривоватых губ бледной монашки.
Это желание было слишком страстным. Но он не сказал в ответ ни слова, кинулся по лестнице к келье Габриэль и как замер в дверях, увидев её кровать с откинутым одеялом и нетронутую форму, которая лежала на стуле. Он едва не зарычал, развернувшись на тонкий голос сестры Джулии, которая старалась привлечь его внимание к раскрытому окошку в коридоре и стоявшей внизу лестнице. Если бы он потерял хотя бы на минуту жёсткий контроль над собой, то с весельем бы смёл со своего пути этих глупых монашек, которые беспомощно толпились вокруг, держа чётки в руках.
Прямиком из монастырской школы он пошёл к губернатору. Клейборос ужаснулся и ошеломился, как только узнал о похищении Габриэль, что мало утешило его. Клейборос отдал приказ незамедлительно начать патрулировать весь Аргос, обыскать находившиеся в порту судна и опять объявил о награде за поимку капитанши Рей Уитос. Пуанти был уверен, что все эти действия ничего не дадут. Капитанша Уитос готовилась годами, чтобы нанести этот удар. Она не стала бы красть Габриэль, не имея безопасного убежища в Аргосе, где бы она могла её спрятать.
Вероятно также, что по заранее разработанному плану преступники покинули Аргос задолго до того, как приступили к патрулю. Пуанти понимал, что время для принятия законных мер безнадёжно упущено, и это толкало его к поиску своих хитроумных ответных ходов. Пуанти тяжко вздохнул, его заросшая бородой щека задёргалась, а чёрные глаза сузились. После встречи с Клейборосом он отправил письмо Винсенту Гамбиросу, прося организовать ему встречу с Жаком Лафитосом. Уважаемые жители Аргоса часто посещали Лесбос, чтобы участвовать в аукционе по продаже рабов.
Многие из них были лично знакомы с Жаком Лафитосом, вели с ним разные дела и без изменений повышали его высокую оценку.
Дружба с губернатором Клейборосом вынуждала Пуанти в отношениях с Лафитосом держаться ощутимой дистанции. Кража Габриэль заставила откинуть в сторону такую осторожность. Оказание помощи Лафитоса в поисках Габриэль может быть слишком важна, что ради неё стоит ненадолго отказаться от благоразумия. Каким образом рассчитывает он воспользоваться помощью Лафитоса? Пуанти крепко сжал зубы, мысленно представляя себе план действий. Все в курсе, что губернатор Клейборос решительно настроился выгнать Лафитоса и его наёмников с Лесбоса, несмотря на то, что у них имеются каперские документы, которые обеспечивают их деятельности видимость закона. Также хорошо было ясно, что поступки губернатора Клейбороса во многом зависят от советов Жерома Пуанти, благодаря многолетнему влиянию его семьи в Аргосе. Что ж, можно провести замечательный обмен… Когда он встретится с Лафитосом, то пообещает ему использовать своё влияние на губернатора Клейбороса в его же интересах. А взамен он попросит его сказать всего пару слов о местонахождении капитанши Уитос, если эта особа таится в окрестностях Лесбоса. Он также даст гарантию Лафитосу на свою поддержку в отношениях с губернатором Клейборосом, но только при условии, что Лафитос поможет ему найти Габриэль. Пуанти внутренне напрягся, сжимая кулаки. Он опять призадумался, просчитывая в мыслях каждую деталь своей цели. Послание дойдёт до Лесбоса за два дня, столько же уйдёт на обратный ответ. Четыре дня. Это долго! И всё это время Габриэль будет одинока, полностью без защиты перед особой, которая расчитала использовать её для своего отмщения. Красивая Габриэль… Сердце Пуанти болезненно заныло, когда он посмотрел на мрачный небосвод. Где сейчас его дочь? Что делает?
— Я смертельно устала, дьявол вас возьми! Я не собираюсь больше идти пешком! — бросила заявление Габриэль.
Девушка резко замерла и развернулась лицом к женщине, которая шла за ней. Габриэль сдержалась от подступивших слёз, а ярость лишь прибавила ей сил. Чтоб разорвало эту злодейку… чтоб она была проклята!
Обнажённые ножки Габриэль были порезаны острыми зарослями, через которые они брели целый день. Девушка чуть шла, а эта самозванная капитанша всё гонит дальше.
Комары и прочие мошки, какие только существовали, покусали девушку. Кожа Габриэль обгорела под палящими солнечными лучами. Девушку, не жалея, довели до полного изнеможения сил, дав немного покушать и попить, чтобы она как бы то ни было стояла на ножках. Что ж, Габриэль ей ещё покажет!
Габриэль решительно уселась среди дорожки, ощущая на себе взгляды Берты и Портерия, которые тоже замерли, ожидая, какой будет реакция капитанши.
И та отреагировала:
— Что вы делаете?
Капитанша без имени наклонилась к ней, бросая рассерженный взгляд. Габриэль продолжала приминать собой траву.
— А как вы думаете, что я делаю? — Девушка решительно смежила веки. — Я отдыхаю.
Капитанша долго помалкивала, отчего Габриэль не удержалась, и немного приоткрыла веки.
— Поднимайтесь.
— Не буду.
— Я предупреждаю в последний раз. Поднимайтесь. Живо.
Сердечко Габриэль замирало от ужаса, но это никак не влияло на то, что она ответила. Она даже не соизволила поднять веки.
— Не буду!
Капитанша снова промолчала. Вдруг Габриэль почувствовала, что её легко оторвали от травы, и едва успела раскрыть веки, как уже поднялась над землёй. Девушка заорала, когда капитанша перекинула её через своё широкое плечо. Они опять тайно двинулись вперёд.
Габриэль чувствовала себя униженной, и воспылала желанием прибить свою похитительницу, начав колошматить её кулачками по широкой спине и громко крича:
— Пустите меня! Я в состоянии идти сама! Я требую, чтобы ты поставила меня на землю!
Когда её наконец-то неожиданно отпустили, Габриэль, пылая ненавистью, уставилась в сощуренные золотые глаза, очутившиеся около её личика, и заметила в них тайное огненное пламя.
Капитанша процедила сквозь зубы:
— Так вы в состоянии идти сама?
Берта и Портерий издали звук, похожий на хохот.
Это лишь сильнее возмутило Габриэль, и она кинула:
— Нет! Мои ноги изранены!
Габриэль вскрикнула, когда капитанша, не церемонясь, взяла её ножку и осмотрела ступни.
Девушка не заметила, как нервозно задёргались мышцы на её лице за мгновение до того, как она, отпустив её ножку, заметила:
— Вы очень горды, чтобы надеть рабскую обувь… но, забыв о своей гордыне, просите помочь, когда начинает страдать ваша нежная кожа.
— Прошу помочь? — В глазах Габриэль чётко читалась злость. — Вы сказали — прошу? — Она поднялась на ноги, игнорируя боль, ощутив нежданный прилив сил, и высоко задрала подбородок. — Можете не переживать, капитанша, я никогда не стану просить вас помочь мне! — Габриэль развернулась и прокричала смотрящим на них Берте и Портерию: — Ну и чего вы ожидаете?
Она пошла дальше, испытывая при каждом шаге боль, которую невозможно описать.
Габриэль решительно шла, а вечернее зарево плавно переходило в ночную тьму.
— Я вам на сегодня ещё необходима, госпожа?
Марсела Мэтиус с пустыми глазами развернулась к седой особе не очень высокого роста, которая встала в дверном проёме её маленькой гостиной. Она нехотя свела брови, хотя всегда следила за выражением своего лица, оберегая от очередных морщин своё уже далеко не моложавое лицо, и качнула головой.
— Нет, Мария, ты на сегодня свободна, так что ступай, если хочется.
Мария кивнула и покинула гостиную. Марсела выждала, когда захлопнется дверь, и только тогда испустила судорожный вздох. Она, сама того не желая, чувствовала лёгкость, обретя наконец свободу от пытливых глаз Марии, хотя понимала, что лишь привязанность старой горничной является причиной этого интереса.
Мария знала свою госпожу с детских лет — это долго, чтобы не понимать, как та мучается; к тому же Мария обладала очень проницательным умом, чтобы не понять причины её тревоги. Ну и где же он? Марсела приблизилась к трюмо и застыла перед серебряным зеркалом. Она внимательно и без пристрастия смотрела на своё отражение, видя там женщину не первой свежести, но до сих пор превосходную. Ей припомнилась фразу, которую всегда твердил её ненаглядный Арсентий.
«Я самый счастливый мужчина, который женился на такой превосходной женщине, которая прекрасна душой и телом».
Он слыл поэтом, поэтому, скорее всего, и умер в молодости. Преодолев горечь потери, она ещё не понимала, что быть одной в скором времени станет меньшим несчастьем из того, что ожидало её после ухода из жизни супруга.
Марсела в потрясении узнала, что Арсентий не оставил ей ничего, кроме внушительных долгов.
Она отыскивала возможность любым способом поддержать саму себя. А тем временем окупили кредиторы, которые довели её до полного опустошения. Понемногу она продала всё, что у неё имелось, даже маленький домик, который купил ей Арсентий вскоре после того, как они обвенчались. Она с горечью поняла, что может выжить, лишь торгуя своим телом. Именно тогда на рынке она повстречала Пуанти.
Красивый, обаятельный Жером с глубоким понимаем её отчаянной ситуации… Она помнит, как ощутила на себе взгляд его глаз, когда стояла оголодавшая, выжидая удобный случай, чтобы схватить у зазевавшегося торговца какой-либо фрукт и кинуть в свою большую сумочку. Он великодушно принял её унизительную ситуацию. В тот день благодаря ему она сумела впервые за много времени сытно покушать. Потом Жером ухаживал за ней, сохраняя терпение и упорство, постоянно приходя к ней с маленькими подарочками и никогда не давая ей ощутить, что понимает, насколько для неё жизненно важна его поддержка… И когда он оплатил её долги, она восприняла это результатом естественного развития событий, случившихся как бы само по себе. И так же было естественно, когда она разрешила ему занять место Арсентия в своей кровати и в своём сердце. Она влюбилась в него. Марсела глядела на отражение залитого слезами лица, которое взирало на неё из серебряной зеркальной поверхности. Её светлые золотые локоны пока что были блестящими и густыми, белая нежная кожа милого лица лишь слегка была задета мелкими морщинами, в лазурных глазах отражалось синее летнее небо, а губы были созданы улыбаться… Но теперь она была далека от того, чтобы улыбаться. Шесть месяцев спустя с того дня, как она стала куртизанкой Жерома, Марсела впервые заметила необычные перемены в его манерах себя вести. Она чувствовала его растущую ярость, которую не могла понять или унять. Он часто заявлялся к ней расстроенный и едва сдерживал себя, чтобы не взорваться яростью. Поначалу она утешалась мыслями о том, что только ей удаётся снять с него тяжёлый груз неприятностей. Но в скоре она поняла, что именно эта её способность больше всего злила Жерома, несмотря на остроту её сострадания.
Долгими ночами Марсела лежала без сна, думая о своих отношениях с Жеромом, и догадываясь о причинах его переменчивого настроения. Правда таилась в том, что он не был готов по-настоящему любить. Прежние отношения Жерома были земными, только плотскими. Он не изъявил желания подчинить себя той силе власти, которая владеет всеми мыслями и поступками лишь потому, что один человек любит другого и также является любимым.
≪Настоящая любовь, — думала Марсела, — это означает, что нужно принести жертву какой-либо части себя во имя того, кого любишь. Жером рано или поздно сможет убедиться, что завоевал уже гораздо больше, чем потерял≫…
Марсела продолжала рассматривать сквозь лёгкую ткань хлопковой ночнушки голубого оттенка, которую любил Жером, свои плечи.
Конечно, её тело сохранило ещё привлекательность: груди были полны, талия была очень тонкой, живот был подтянутым, а округлые бёдра упругими. Длинные ноги, которые обожал Жером, были предметом её особенной ипостаси. К сожалению, в последние месяцы Жером уже практически перестал говорить ей красивые слова. Он был щедр в финансовом плане, но стал скупым в выражении своих чувств, а иногда выказывал даже незатаённую неприязнь, и она воспринимала это ещё больнее, чем материальные лишения. Тогда почему же она не прекратит такие отношения? В последние месяцы она задавала себе этот вопрос снова и снова, когда Жером всё реже и реже приходил к ней, а слухи о его атаках в борделях участились.
Ответ на данный вопрос не имел ничего общего с финансовым положением. Она знала, что необходима Жерому. Лишь у неё есть умение помочь ему избавиться от нервозного напряжения, что не сможет сделать больше никто. Поэтому то Марсела была убеждена, хотя Жером так и не разу не сказал даже слова о том, что он её любит. Но чем сильнее Жером зависел от неё, тем больше она его раздражала, чаще оказываясь незаменимой, и реже его видя. Марсела была бессильна против дурного предчувствия, которое всё глубже проникало к ней в сердце. В последние ночи, которые она провела одна, в тоске, в голову закрались смутные подозрения, что Жером доволен такими отношениями, которые обязательно должны другому делать больно. Марсела отгоняла от себя такие мысли, ведь любила его.
Но не из-за личных проблем она переживала в этот раз. Марсела опять и опять вернулась к новости, которая потрясла Аргос, её обсуждал каждый. Габриэль Дибос, не родная дочка Жерома, с которой он пылинки сдувал и души не чаял, была выкрадена из монастырской школы! И Жером был один наедине с этой печалью! Ему необходимо её утешение сильнее, чем когда-либо до этого! Марсела посмотрела на часы, стоящие на камине, и в ту же секунду до слуха донёсся скрип открывшейся входной двери. Дверь только раскрылась, а она уже вышла в прихожую. Марсела испустила горестный вздох. На пороге стоял Жером.
Марсела и помыслить не могла, что он явится к ней в таком неопрятном виде: помятый пиджачок, рубашка, наполовину расстёгнутая и с перекинутым галстуком, волосы растопорщены, в лице ни кровинки, а глаза…
Марсела расплакалась. Глаза Жерома были красного цвета, словно он… В миг она рухнула в его объятия. Она расслышала, как закрылась дверь за ним, когда он уткнулся лицом ей в грудь и заплакал.
Призрачные силуэты от болотной растительности становились длиньше. Рей едва сдерживала раздражение. Высокомерная леди Дибос шла, спотыкаясь, перед ней, и она, нехотя, признала, что эта маленькая дикарка победила, хотя внешне всё выглядело как раз не так. Конечно! Именно Габриэль поставила Рей на место… да ещё как… Тёплое женское тело, прижимавшееся к ней, когда она перекинула её к себе на плечо, не покидало мысли, несмотря на напряжение, которое нарастало с каждой пройденной милей, приближавшей их к берегу. Аромат тела Габриэль продолжал щекотать ноздри Рей. Она чересчур ясно, чтобы не испытывать неловкость, вспомнила, как скользнула девушка всеми своими достоинствами по её сильной округлой груди, когда она, не церемонясь, опустила её на землю. Осознав это, Рей, нехотя, заскрежетала зубами. Она опять представила пораненные ножки Габриэль, и внутри неё вновь всё перевернулось. Рей понимала, что Габриэль терпит эту боль лишь из желания досадить ей, но Рей от этого совсем не становилось легче. Её терзало это. Но ведь девчонка сама виновата! И дьявол с ней! Рей ведь предложила надеть сандалии, но девица отказалась от рабской обуви. Рей скривила полные губы и усмехнулась. А ведь у рабов хватает ума носить их! Решительная леди снова споткнулась и чуть не упала. Рей вытянула руку, намереваясь поддержать её, и мысленно застонала, поняв, что Габриэль с трудом стоит на ногах. А тем временем Портерий прибавил шаги, ощутив наступление полной тьмы. Рей не решалась попросить своих друзей идти помедленнее, ведь цель была близка, и каждая минута была дорога… Габриэль Дибос опять закачалась, её очевидная слабость всё больше проявлялась.