— Мы больше не будем делать вашей дочери химиотерапию, — сказал врач.
— Почему? — упавшим голосом спросила женщина.
— Не вижу в ней необходимости. Этим мы только делаем хуже, забираем у пациентки последние силы. Множественные метастазы… Они продолжают распространяться по всему телу, — сообщил доктор.
— И… что теперь? — еле слышно произнесла Антонина Евгеньевна.
— Мы сделали все, что могли, но медицина не всесильна, — вздохнул доктор. — Я выпишу лекарства, которые будут облегчать состояние пациентки.
— Она… Она будет мучиться? — еле выдавила из себя женщина.
— К сожалению, да.
— Когда можно забрать ее домой?
— Хоть сегодня. Подождите в коридоре, я выпишу рецепты на необходимые лекарства, — сказал доктор, открыв ящик стола.
Пошатываясь, Антонина Евгеньевна вышла в коридор, присела на скамейку. Хотелось кричать, выть и рвать на себе волосы. Спазмы сжали горло до боли, запекло в груди.
— Я должна быть сильной! — шептали ее губы. — Ради дочери я должна быть сильной. Рая не должна видеть меня слабой.
В тот же день они забрали Раису домой. Василий нес жену на руках до машины, усадил ее поудобнее на заднем сиденье. Рая понимала, что ее дни сочтены, но радовалась возвращению домой. Ее муж давно не был таким внимательным и добрым к ней, а на руках не носил со дня их свадьбы. На душе у нее было светло, как в этот солнечный весенний день.
«Закончились мои мучительные сеансы химиотерапии, не будет капельниц, уколов и больничной койки, — думала она. — Я буду дома, и это уже хорошо».
У Раи мелькнула мысль о том, что многие люди жалуются на судьбу, когда не хватает денег, когда нет своего жилья, и даже не подозревают, как они счастливы.
«Если бы они могли понять, что иногда человек может быть счастливым даже от того, что имеет возможность умереть в родных стенах, они бы ценили каждую прожитую минуту», — думала Рая, жмурясь от яркого слепящего солнца.
Дома у Раисы настроение ухудшилось, и оптимизм, с которым она возвращалась домой, улетучился. Она лежала на своей кровати, наблюдая, как Василий достает из шкафа постельное белье, подушку и одеяло.
— Ты куда, Вася? — спросила его Рая.
— В той комнате себе постелю, — ответил он.
— Рядом есть раскладной диван, ты можешь там спать.
— Там пусть мама твоя спит, а я — в той комнате.
Раиса понимала, что болезнь съела ее красоту, но почему-то было так больно от его слов.
Вечером перед сном мать спросила ее, почему она такая грустная.
— Мама, я не хочу жить, — тихо произнесла Рая.
— Ну что ты такое говоришь, доченька?! Нельзя такие слова произносить!
— Хочу поскорее умереть.
С Антонины Евгеньевны как будто живьем содрали часть кожи. Слезы навернулись на глаза, но она сдержала себя, прилегла возле дочери.
— Хочешь, я тебе расскажу что-то интересное? — спросила женщина, поглаживая худенькую руку дочери.
— Расскажи, — безразлично произнесла Раиса.
— Не знаю, правда это или нет, но я читала об этом, — начала свой рассказ Антонина Евгеньевна. Женщина как будто возвратилась в то далекое время, когда Рая была маленькая и она вот так же по вечерам ложилась рядом с дочкой и вполголоса рассказывала сказку или интересную историю. Под тихий, ласковый голос дочь спокойно засыпала. — Птицы, как и люди, тоже стареют. Когда орлам исполняется сорок лет, их когти становятся длинными и теряют твердость, тогда птица не может есть. Перья на груди и крыльях становятся такими тяжелыми, что не позволяют орлу летать, как раньше. Тогда перед орлом встает выбор: либо умереть голодной смертью, либо выдержать длительный и очень болезненный период изменения. Знаешь, сколько ему нужно времени, чтобы пройти этот путь восстановления?
— Не знаю, — тихо произнесла Рая.
— Сто пятьдесят дней! — сказала Антонина Евгеньевна. — Для этого орел в своем гнезде на вершине горы долго бьет клювом о скалу.
— Зачем?
— Чтобы клюв разбился и слез. Потом орел ждет, пока не вырастет новый клюв, которым он отрывает свои старые когти, и ждет, когда отрастут новые. Уже новыми когтями он выдергивает живьем из своего тела тяжелое оперение и снова ждет до тех пор, пока не вырастут новые перья. После пяти месяцев мучений и боли орел возрождается. У него появляются новый клюв, когти, оперение, с которыми он может прожить еще тридцать лет.
— Ничего себе!
— Иногда нас тяготит груз прошлого, но мы должны измениться, пройдя через боль и страдания, чтобы жить дальше.
— Мама, что ты этим хотела сказать?
— Что мы с тобой прошли нелегкий путь сквозь боль и мучения не для того, чтобы сложить руки и сдаться.
— А для чего? Ведь будущего у меня нет.
— У тебя есть настоящее, а за будущее надо бороться. Все, моя доченька! Давай отдыхать, — сказала Антонина Евгеньевна и поцеловала дочь, как в детстве.
Глава 22
Еве до боли хотелось увидеть маму. Хотелось прижаться к ее груди, выплакаться, почувствовать ее успокаивающее тепло.
«Я должна ее увидеть!» — решила Ева и набрала номер матери.
— Доченька, как ты? Когда уже я смогу увидеть тебя? — Ева услышала родной голос, и комок подкатил к горлу.
— Мама, как Рая? — спросила она.
— Ей уже не будут делать химиотерапию, теперь она дома.
— Химиотерапию?! — удивленно воскликнула Ева. — Значит, у Раи…
— Да, моя птичка, да! У Раечки рак.
— И вы обе молчали? Почему не сказали мне?
— Чтобы гастроли прошли успешно, чтобы ты не волновалась. Ведь ты все равно ничего не смогла бы изменить, узнав о ее диагнозе.
— Шансы на выздоровление есть? — глухим голосом спросила Ева.
— Конечно! Рая обязательно выздоровеет! Ева, доченька, когда ты вернешься?
— Мама, я уже вернулась, — ответила Ева.
— Так приезжай к нам немедленно! Мы соскучились по тебе!
— Я тоже по вам скучаю, но приехать не могу, — сказала Ева и сделала паузу. «Я должна это сказать!» — подумала она и сообщила, что попала в больницу.
— Что случилось? — встревожилась Антонина Евгеньевна. — Ты заболела?
— Да, мама, немножко. Ты сможешь ко мне приехать?
— Конечно! Где ты находишься? — спросила женщина.
Ева назвала адрес больницы, где была раньше и где она находилась сейчас. Старый адрес был хорошо знаком Антонине Евгеньевне.
«Значит, я тогда не ошиблась, когда увидела девушку, похожую на Еву, — подумала она. — То была моя дочь! Мои дочери были в одной больнице, только в разных корпусах».
Антонина Евгеньевна сказала, что завтра будет у Евы утром.
Увидев дочь, кожа которой обрела цвет воска, Антонина Евгеньевна с трудом сдержала слезы. Она бросилась к Еве, обняла ее и все-таки расплакалась.
Ева уткнулась в плечо матери и уже не владела собой. Она плакала, как ребенок, долго, всхлипывая, безутешно. Дав волю слезам, женщины немного успокоились, и Еве пришлось сказать напрямую, что ей нужна трансплантация печени.
— Мама, ты сможешь стать моим донором? — спросила Ева.
— Моя птичка! Я согласна отдать своим детям не только печень, но и сердце, лишь бы вы были здоровы! — ответила Антонина Евгеньевна.
У них взяли пробы на совместимость тканей, и надо было ждать результаты. Оставшись с дочерью, мать попросила Еву рассказать все начистоту. После откровенного разговора женщина упрекнула Еву в том, что та ее обманывала.
— Ева, я хотела бы спросить о том парне, который у тебя появился, — осторожно произнесла Антонина Евгеньевна.
— О Диме?
— Наверное. Он знает о твоей болезни?
— Нет. Я ему не говорила, как и тебе.
— Как ты к нему относишься?
— Мама, я люблю его. Очень-очень! — призналась Ева.
— А он?
— И он меня любит безумно!
— Почему тогда он не знает, где ты? Разве между влюбленными могут быть недомолвки, тайны?
— Согласна, не должно быть, — ответила Ева. — Но именно потому, что люблю его, я не сообщила о своей болезни. Хочу, чтобы он жил спокойно. Пусть думает, что у меня все хорошо, и не переживает за меня.
— Расскажешь мне о нем?
— Конечно! — ответила Ева.
Пока ждали результатов исследования, Антонина Евгеньевна поселилась в дешевом хостеле. Она позвонила Еве и сказала, что на один день съездит навестить Раю.
— Мама, ты можешь побыть дома несколько дней, — сказала ей Ева.
— Хорошо. Я вернусь через пару дней, — пообещала Антонина Евгеньевна.
Войдя в дом, женщина услышала, что кто-то хозяйничает на кухне. Пахло борщом и жареным салом.
«Неужели зятек взялся за ум?» — подумала она.
Антонина Евгеньевна ошиблась — на кухне, повязав фартук Раи, хлопотала возле печки Галина.
— О, Антонина Евгеньевна! — удивилась Галина. — А мы вас сегодня не ждали!
— Кто это «мы»? — недовольно спросила женщина.
— Мы все! Вы надолго?
— Не рановато ли ты обнаглела?
— Я Васе помогаю, а вы…
— Вижу, как помогаешь. — Антонина Евгеньевна бросила укоризненный взгляд на женщину и пошла в комнату дочери.
Раиса угасала. Сердце сжалось от боли, когда мать увидела свою дочь, которая была похожа на покойника, и только открытые глаза выдавали в ней живого человека. Антонина Евгеньевна поцеловала Раю, спросила, как она себя чувствует.
— На уколах и таблетках терпимо, — ответила Рая. — Как там наша птичка?
— Приболела немного, — ответила женщина, стараясь не смотреть дочери в глаза. — Что-то у нее с печенью.
— Это все гастроли, неправильное питание, недосыпание, — сказала Рая.
— Что здесь делает Галина? Я ее застала на кухне.
— Помогает нам с Васей. Я знаю, что ты сейчас думаешь, но я, мама, не против того, что Галина появилась в жизни Васи. Я скоро уйду, а он же не будет всю жизнь вдовцом? Галина — женщина неплохая, не гони ее, пожалуйста.
— Это как-то неправильно… Ты поправишься, Рая.
— Мама, давай не будем обманывать друг друга, — сказала Раиса.
Побыв дома два дня, Антонина Евгеньевна поехала к Еве в больницу. Ева стояла у окна. Она слышала, как в палату вошла мать, но не повернулась.
— Ева, что-то случилось?
Антонина Евгеньевна замерла на месте, затаив дыхание в предчувствии чего-то ужасного.
— Да, случилось. Совместимость наших тканей не подтвердилась, — ответила Ева.
Она повернула голову, посмотрела на мать, и из ее глаз брызнули слезы, потекли ручейками по щекам.
— Это конец, мама, — произнесла Ева, кусая губы.
— Я сама поговорю с врачом! — сказала женщина. Она подошла к дочери, поцеловала ее мокрые от слез щеки. — Я сейчас все выясню, а ты вытри слезки и успокойся.
Ева кивнула.
Антонина Евгеньевна готова была упасть на колени перед лечащим врачом, умоляя спасти дочь. Доктор подтвердил слова Евы о том, что ее печень не подойдет дочери.
— Что же теперь делать? — в отчаянии спросила женщина.
— У вас, кажется, есть еще одна дочь? — спросил доктор.
— Да, есть, умирающая дочь.
— Возможно, это шанс спасти младшую дочь?
— Это невозможно. У нее рак, и печень поражена метастазами.
— Печально, но есть возможность пересадки печени от донора за границей, — сообщил врач.
— Где? Как? — Женщина смотрела на него с надеждой.
— Это можно сделать в Германии или Беларуси, но стоит очень дорого. Не знаю, потянете вы или нет.
— Сколько надо?
— В Германии примерно двести пятьдесят тысяч долларов, в Беларуси дешевле, примерно сто двадцать пять, сто тридцать тысяч.
— Боже мой! — Антонина Евгеньевна схватилась руками за голову. — У нас таких денег нет.
— Не стоит отчаиваться, — сказал доктор. — Я вам дам список благотворительных фондов, волонтеров, к которым можно обратиться за помощью.
— Вы… вы думаете, помогут? — спросила женщина.
— Кто стучится, тому открывают, — ответил он и подал лист с адресами и телефонами.
Антонина Евгеньевна вошла в палату, и сердце сжалось от боли, когда увидела дочь, в глазах которой погасла надежда.
— Не все так плохо, как нам кажется! — бодро произнесла она. — Можно сделать операцию в Беларуси.
— Где взять печень? — Ева грустно улыбнулась.
— У донора.
— Где его взять?
— Донора найдут медики за границей, а нам с тобой надо раздобыть для этого деньги. Мне доктор дал список благотворительных фондов, которые могут оказать материальную помощь.
— Большая сумма нужна?
— Точно еще не знаю, — ушла от прямого ответа Антонина Евгеньевна. — Ты обойдешься без меня? Я вернусь к вечеру.
Глава 23
Ева догадалась о маленькой хитрости матери. Она поняла, что речь идет о неподъемной сумме, которую им не осилить. Было страшно впускать мысли о том, что судьба была к ней несправедлива и конец жизненного пути уже близок. Безумно хотелось жить! Ева думала о том, что большинство людей не ценят свою жизнь, убивая себя курением, алкоголем, наркотиками, нездоровой пищей, изнуряют нервную систему пустыми переживаниями, не задумываясь, что этим день ото дня укорачивают себе отведенные судьбой дни. Только тогда, когда опасность или болезнь даст о себе знать, они готовы кусать локти, но уже бывает поздно. Люди часто впустую сжигают свое время, чтобы потом хвататься за голову и сожалеть о том, что жизнь прошла зря и ты не успел много сделать, а мог бы.
Ева сокрушалась, что судьба сыграла с ней злую шутку, решив отобрать жизнь накануне свадьбы.
«Я могла бы быть счастлива с Димой, родить детей, воспитывать их, водить в садик, потом — в школу, — думала Ева, — но этого уже не будет».
До двадцатого апреля оставались считаные дни.
«Я дала слово Диме, что при любых обстоятельствах приду, чтобы подать заявление, — вспомнила Ева о своем обещании. — Как сказать ему об этом? Убить его морально или лучше просто исчезнуть из его жизни? — размышляла она. — Нет, не хочу убить в нем веру в любовь, не имею права. Надо придумать, как лучше поступить в данной ситуации. Одно знаю наверняка: Дима не должен видеть меня в таком состоянии».
Еве захотелось услышать его голос, сильно, до боли. Она набрала его номер.
— Здравствуй, Дима! — сказала она.
— Ева, милая моя! Я так рад слышать тебя! — раздалось в трубке, и она прикусила губу.
— Помнишь о двадцатом апреле?
— Я все помню. Я буду ждать, очень-очень!
— Я знаю. Дима, помнишь, как я тебя назвала мальчишкой, маминым сынком?
— Помню.
— Я так сказала в сердцах, я не хотела обидеть тебя, правда.
— Ева, не надо оправдываться. Давай забудем.
— Димочка, прости меня.
— Ну что ты, милая?! Ты была права, я должен был защитить тебя, поэтому и извиняться должен я, а не ты.
— Мне очень важно знать, простил ли ты меня? Не затаил ли на меня обиду?
— Нет, я на тебя не держу обиды.
— Может быть, я еще когда-то обидела тебя?
— Ева, почему ты спрашиваешь?
— Да так, просто навеяло, — ответила Ева. — Дима, я должна признаться, как называла тебя за глаза.
— И как же?
— Обещай, что не обидишься, — попросила она.
— Обещаю!
— Рыжик. Только не обижайся!
— Все нормально, не ты одна меня так называла.
— Ты помнишь влюбленных ангелов?
— Конечно! Как я могу забыть? Ты еще сказала: «Ангелы живут вечно».
— Как хорошо, что ты это запомнил! Спасибо!
— Ева, у тебя грустный голос. Что-то случилось?
«Он все чувствует на расстоянии», — подумала Ева и, сдерживая дрожь в голосе, произнесла:
— Дима, я хочу тебе сказать… Хочу, чтобы ты знал: я тебя люблю, очень-очень, помни об этом!
— Моя хорошая, я тебя тоже очень люблю! У меня такое чувство, что ты прощаешься, — сказал Дмитрий.
«И это, к сожалению, так и есть», — мелькнула мысль у Евы.
— Помни, что я люблю тебя, — повторила она и простилась, не в силах больше говорить.
Слезы душили ее, и девушка уткнулась в подушку и расплакалась. Она не хотела, чтобы мать видела ее слабость.
Глава 24
Дмитрий проснулся рано, хотя работал до позднего вечера. День обещал быть солнечным, как раз под его праздничное настроение. Он быстро поднялся, заправил постель, поспешил в душ. Напевая веселую, незатейливую мелодию, он принял душ, тщательно побрился, открыл шкаф с одеждой. У Дмитрия был небольшой выбор одежды, но вся она была не дешевая, тщательно подобранная. Он достал светлую рубашку с коротким рукавом, темные брюки. Надевать костюм и галстук в теплый день не было смысла.