– Но ведь не Силь же это придумал! Он и заместителем Леды-то стал… Сколько? Лет десять назад?
– Нет, вроде чуть больше… Ладно, неважно. Значит, так исторически сложилось. И не факт, что есть конкретная причина. Просто кому-то захотелось добавить интриги. Монархи же! Вокруг них вообще сплошные недомолвки!
– Вот именно! Никто не знает, как выглядит король, как его зовут и где он живёт. О чём он думает? Во что верит? Чем занимается? Мы подчиняемся человеку в маске, о котором не знаем совершенно ничего!
– Мы подчиняемся Совету магнатов, – поправил Ракун. – Король – только символ. Такая же стародавняя реликвия, как и его маска. Так что не принимай всё происходящее близко к сердцу. Проверки закончатся, шумиха пройдёт, люди угомонятся. Всё станет как раньше. Спи.
Нина послушно закрыла глаза, хотя внутренний голос всё ещё продолжал спорить и придумывать аргументы.
Магос прошлёпал в ванную, и вскоре оттуда донёсся плеск воды. И вопль, полный удивления, обиды и праведного гнева:
– Женщина! Ты издеваешься? Опять шампунь с корицей?!
– С корицей, гвоздикой и цитрусовым маслом, – поправила Нина.
И незаметно для самой себя провалилась в сон.
* * *
Политолога где-то носило, но, вопреки обыкновению, никто не торопился удрать из душного лекционного зала в более уютное место. Студенты, разбившись на группки, обсуждали свежие новости. До взорвавшегося музея было совсем недалеко, некоторые даже успели с утра сбегать на место трагедии и теперь делились впечатлениями, остальные просто шуршали газетами или вспоминали всё, что знали о королевской семье. Точнее, чего не знали.
Как выяснилось, Алина была далеко не одинока в своём неведении. Королевская власть в Истоке оказалась какой-то очень уж незаметной, практически невидимой. И сейчас основной интерес вызывали два вопроса: как выглядел покойный король и как его звали.
– Обычно имя оглашают на похоронах, – объяснил усатый мужик, которого Алина за весь год видела всего несколько раз, да и то мельком. На практических занятиях он появлялся нечасто, на теоретических – и того реже, но каким-то образом умудрялся сдавать все экзамены на высший балл. – И лицо тоже открывают для всех желающих. Раньше очередь посмотреть на покойного занимала всю Прощальную улицу от центральной площади и до поворота на торговые ряды. Собственно, улицу Прощальной и назвали именно потому, что по ней шли те, кто хотел проститься с монархом. Потом, когда появились фотоаппараты, такого ажиотажа уже не было. Зачем столько времени стоять в толпе, если всё на снимках можно увидеть? Хотя в этот раз не знаю, станут ли маску снимать. Там, может, и лица-то никакого нет после взрыва.
– Ох, такой ужас, такой ужас! – перебила Регина Нистор, дама весьма пожилая и крайне эмоциональная. – А ведь я как раз собиралась показать внучатой племяннице музей! Как представлю, что могла бы находиться там в этот момент… Ох, нет, не могу даже думать об этом! Такая трагедия, такая трагедия! Семнадцать человек, говорят, погибло!
– И бессчётное количество экспонатов, – добавил усач.
– Как можно вспоминать об этой ерунде, когда речь идёт о людях?! О живых людях! – вознегодовала госпожа Нистор.
– О мертвых людях, – поправил её оппонент. – И это не ерунда, а уникальные находки, обнаруженные на месте одного из древнейших храмов Истока. Некоторые даже с росписью! Бесценное наследие прошлого! Невосполнимая утрата для мировой культуры!
– Король – утрата!
– Короли во все времена умирали и будут умирать. А этим экспонатам несколько тысяч лет!
– Вы сумасшедший!
– Я историк! – горделиво ответил усач и перешёл на другой конец аудитории, потирая зарождающуюся лысину.
Лиза побежала следом не то утешить, не то уточнить про экспонаты – разве ж этих отличников разберёшь! Алина думала присоединиться к подруге, но не решилась отойти от словоохотливой госпожи Нистор. Уж больно интересные вещи она рассказывала, хоть и перемежала их постоянными охами-вздохами.
Дело в том, что нынешний монарх взошёл на престол в ранней молодости и правил так долго, что предыдущую коронацию никто из одногруппников не застал. Точнее, почти никто. И теперь единственная очевидица искренне наслаждалась всеобщим вниманием:
– Про то, как улицы назывались, любой дурак в книжках прочитать может! А мне не надо читать, я сама всё помню, – вещала для всех желающих пожилая дама. – И на Прощальной стояли, было дело. С ночи очередь занимали! И сейчас как дату похорон объявят – тоже пойду занимать. Разве ж фотография такие вещи заменит? Это чувствовать надо!
– А правда, что возле королей арфактумы не работают? – заинтересовалась пухленькая коротышка Ди.
– Откуда же мне знать, милая? Я же с живым-то никогда рядом не стояла, только к гробу подходила. Да и то там всё верёвочкой огорожено было, футов восемь расстояния, не меньше.
– И что там можно с восьми футов разглядеть и тем более почувствовать? – удивился Прим, старший из Фелтингеров.
– Благоговение! Куда вам, олухам, такое понять! А я ж ребёнком была – и всё помню. Стоишь, а на тебя словно благодать нисходит. И аромат такой сладкий в воздухе витает…
– Формалин, наверное. Или ещё дрянь какая, – вполголоса пробасил младший.
Алина тихо хихикнула. Иногда дурацкие шутки братцев казались действительно смешными. Особенно когда адресовались кому-то постороннему.
В последнее время Фелтингеры нашли себе сразу несколько новых жертв и заметно охладели к старой. Никто так и не понял, почему это произошло: то ли близнецам захотелось разнообразия, то ли их смущало присутствие в школе скорого на расправу Ракуна, то ли дело оказалось в том, что Алина перестала психовать и огрызаться в ответ на подколки, а зачастую вообще не обращала на них внимания.
Какой смысл доводить того, кто не злится и не боится?
И конфликт сам собой постепенно сошёл на нет.
– А вот во время коронации и в самом деле ничего не работало, – продолжала Регина Нистор. Замечание про формалин она, похоже, просто не расслышала. – Заранее во всех газетах написали, что такого-то числа начнётся ритуал и до его окончания никакой магии не будет.
– Совсем-совсем? Везде? – заинтересовалась Алина. Воду дома, в родном мире, планово отключали, было дело, электричество тоже. Но отключать магию – это что-то новенькое.
– Везде.
– Надолго?
– Несколько часов или около того. Я, честно говоря, точно уже не помню. Говорят, всегда по-разному бывает, иногда аж на несколько дней затягивается. Матушка моя, светлая ей память, тогда, помнится, свечами запаслась, керосинку какую-то приволокла. Мы с сёстрами так мечтали, что вечером у настоящего огня посидим, а едва стемнело, так светлячки уже и загорелись. Магия, значит, вернулась.
– То есть занятия в этот день точно отменят! – нашли выгоду Фелтингеры.
– Кто отменит занятия? – прошамкал от дверей объявившийся наконец-то препод. – А ну все быстро по местам! Важную тему разбирать будем! Записывайте: «Особенности внешнеполитических воззрений в трудах учёных начала семнадцатого века».
– Может, стоит в виде исключения более насущный вопрос разобрать? В связи с последними событиями? – перебил усач.
Политолог, подслеповато сощурившись, вгляделся в нарушителя спокойствия. Обычно на его лекциях студенты вели себя тише воды ниже травы. Правда, не из-за интереса к обсуждаемым темам и даже не из-за уважения к старому преподавателю, а просто из-за общей сонливости и апатии. Раннее утро как-никак!
– Если вы такой умный, молодой человек, то можете встать и читать лекцию вместо меня! Хотите? – пробурчал профессор.
На молодого человека усач никак не тянул. Даже внешне он выглядел хорошо за сорок, а как дело обстояло в реальности, оставалось только догадываться. С настоящим возрастом в Истоке всегда творились непонятки. Не будешь же всех встречных спрашивать, сколько им на самом деле лет?
Но усач не обиделся ни на обращение, ни на предложение. Спокойно пожал плечами и произнёс:
– Не хочу.
Препод этим лаконичным ответом вполне удовлетворился и, кряхтя, поплёлся за кафедру.
– Эта старая развалина точно застала и прошлого короля, и позапрошлого, – вполголоса пробормотала Лиза, проскальзывая на своё место. – Жалко даже, что Энгус не согласился выйти. Лучше действительно, он лекцию вёл.
– Энгус – это имя или фамилия? – Алина даже не удивилась, что подруга знает, как зовут усача. Она, кажется, всех обитателей школы в первый же учебный день выучила.
– Понятия не имею, – шёпотом созналась Лиза. – Он так представился, а переспрашивать я не стала.
– А чего он вообще сегодня вдруг объявился? Никогда же на лекции не ходил.
– Так музей-то взорвали! Там оцепление и всё такое. Внутрь не попасть, всех распустили.
– Погоди, он там работает, что ли?
Лиза кивнула и застрочила в тетради, торопливо конспектируя речь преподавателя. Тот, как назло, начал с места в карьер, и читал без пауз и отвлечённых рассуждений о смысле жизни.
Алина, позёвывая, открыла чистую страницу и вывела на полях дату. Первое лайла. Четырнадцатое июня, если перевести на привычный лад. Совсем скоро день рождения. И год, как она живёт в Истоке.
Дома за это время куча новых фильмов вышла, наверное. И книжек. А сколько всего интересного в интернете произошло!
Жить без всемирной паутины оказалось скучновато, без мобильника – неудобно, батарейка в плеере села быстрее, чем надоел плейлист. Тоска зелёная!
В общем, читать о приключениях очередной ведьмы в магической академии было куда веселее, чем учиться самой. А ещё ведьмам обычно перепадала любовь в виде какого-нибудь красивого и обаятельного ректора. Но директору школы (как и большинству преподов) давно перевалило за сотню, и соблазнить он мог разве что врачей из центральной больницы. Да и то не харизмой, а обилием диагнозов.
Единственный действительно симпатичный и не старый преподаватель, который попался Алине за время учёбы, планировал убить всех её родных, а саму девушку использовать как объект для магических исследований, за что и поплатился. Студентки, у которых он вёл географию, до сих пор гадали, куда делся душка Перфи, и надеялись на его возвращение.
Впрочем, не слишком страдали, потому что ему на смену пришёл Ракун, и на какое-то время это стало главной новостью школы. Мерзкий характер нового преподавателя, вопреки логике, девушек не отталкивал, а притягивал, а слепота лишь добавляла шарма. Вот только закадрить магоса оказалось неожиданно сложно: обычные методы в виде яркого макияжа, коротких юбок и провокационных поз не работали – он их попросту не видел. Хотя Алина подозревала, что все ухищрения он прекрасно замечает и в глубине души искренне ржёт над каждой попыткой привлечь его внимание.
Периодически девицы вспоминали о существовании Алины и пытались вызнать у неё подробности дядиной биографии. Тут главное было не проболтаться о связи Ракуна с Ниной. Не то чтобы они так уж сильно скрывали свои отношения, просто старались их не афишировать.
Может, и правильно делали, но Алину такая секретность всё равно удивляла. Она бы не отказалась прогуляться по школьным аллеям под руку с кем-нибудь высоким, красивым и сильным. И пусть все смотрят и завидуют. Или… Ладно, пусть даже никто не смотрит. И вместо тенистых аллей – душный кабинет с обшарпанным диваном.
Всё что угодно, лишь бы не чувствовать себя третьей лишней, разрывающей идеальную пару «Виктор Долан и его работа».
Размышления прервало резкое дребезжание звонка.
– И не забудьте: всё это будет на экзамене! – повысил голос политолог, стремясь перекричать загомонивших студентов.
Алина перевела взгляд на тетрадку и обнаружила, что конспект магическим образом на странице не возник, зато дата обзавелась рамочкой из кривоватых сердечек.
Скоро год, как они с Доланом познакомились. Интересно, он хоть вспомнит?
Лиза привычно отдала однокурснице свою тетрадь:
– Держи. Перепишешь – вернёшь. – И добавила, скользнув взглядом по сердечкам: – Как у вас там с твоим разведчиком?
– Ну… – задумчиво протянула Алина, прикидывая, как бы отделаться от допроса, но план побега в голову не приходил.
Лиза была замечательным человеком, только очень уж любопытным и въедливым. Тот случай, когда проще рассказать всё как есть, чем увиливать от ответа и объяснять, почему не хочешь говорить правду. Но что делать, если часть правды – государственная тайна?
– Ну? – поторопила подруга. И сама же схватила Алину за руку и потащила к выходу из аудитории. – Пошли на улице поговорим, без лишних ушей.
Ушей снаружи оказалось примерно столько же, сколько и внутри здания, а свободных лавочек не было вовсе. Пришлось забраться вглубь парка и устроиться прямо на траве, под раскидистым клёном. И только там Алина нашла в себе силы признаться:
– Странно всё.
– Что именно? – дотошно уточнила Лиза, расправляя длинную юбку, чтобы прикрыть ноги. Она даже в летнюю жару умудрялась одеваться по викенской моде, хотя здесь, в Истоке, никто не считал голые лодыжки верхом бесстыдства.
– Всё! Я не понимаю, что происходит. То ли он меня боится, то ли за меня… Относится, как к хрустальной статуэтке, старается рядом даже не дышать. И смотрит, как преданная собака на хозяина, разве что хвостом не виляет, и молчит. А если вдруг не молчит, то называет на «вы» и «госпожа магисса».
– Ты для него и есть «госпожа магисса». Понятно, что для тебя такая иерархия непривычна, но он родился и вырос в Истоке. Здесь с магами фамильярничать не принято.
– Ничего, дяде моему он прекрасно «тыкает» и вообще не парится о субординации! Зато мне достаётся по полной программе. А когда ко мне начинают обращаться на «вы», я себя чувствую не на восемнадцать лет, а на все восемьдесят. – Алина машинально колупнула коростинку на запястье. – В этом всё дело, да? В том, что мне восемнадцать, а ему сорок?
– Подумаешь, сорок! Моему жениху вообще за шестьдесят, и выглядит он, в отличие от твоего, на все свои годы, – грустно улыбнулась Лиза.
Алина замерла с открытым ртом, силясь сообразить, на что сначала реагировать: на разницу в возрасте или на то, что у подруги вообще есть жених. Только и смогла, что ошарашенно выдавить:
– Как?
– А как обычно бывает? У отца есть завод. Не очень большой, не сильно прибыльный, да и оборудование давно устарело… В общем, проблем и убытков больше, чем выгоды. Только и осталось, что продать. Но продавать дёшево отец не хочет, а дорого – никто не берёт. Кроме одного человека, который… ну… Он на меня давно уже глаз положил. И сказал, что готов выкупить наше производство по полной стоимости, если я за него замуж выйду. Они и договор уже подписали. Так что через пару лет я выпущусь отсюда – и сразу под венец.
– И ты на это согласилась? – задохнулась от возмущения Алина.
– Меня, честно говоря, никто и не спрашивал.
– Но это же незаконно! Ты взрослый человек! Самостоятельный! Имеешь право сама решать, за кого замуж выходить, и выходить ли вообще.
– Я девушка и гражданка Викены. Ты слишком мало времени там провела, чтобы разобраться в ситуации. В нашем мире мужчина – бог и властелин, а женщина – его собственность. Вот увидишь, эти боги и властелины ещё начнут возмущаться, что нельзя трон Истока отдавать девчонке – нужно наследника мужского пола искать.
– А он есть?
– Прямого нет, у короля две дочери было, теперь одна осталась. Никаких братьев или племянников тоже нет, насколько я знаю. Так что замучаются подбирать подходящую кандидатуру. Да и какая разница? Истоку на любые возмущения наплевать – это же не люди решают, а сама магия выбирает нового носителя. Бывали и раньше королевы, и ещё будут. И председатель Совета магнатов тоже женщина, кстати. Уже сколько лет на своей должности сидит – и ничего, никто не жалуется.
– Так переезжай в Исток! – сообразила Алина. – Имеешь полное право, у тебя же магический камень есть.
– И ничего кроме камня нет. Ни кроны личных денег. Если поругаюсь с отцом, останусь нищей и бездомной. А он ещё и неустойку господину Кальви вынужден платить будет. И мама огорчится: она так радовалась, что меня приличному человеку сосватали. Да и не хочу я с родителями ссориться. Они же мне добра желают. Правда, на свой лад.