Пока я думала об этом, Ревик отошёл от двери своей кошачьей походкой.
Тихо щёлкнув себе под нос, он подошёл к столу и поставил туда накрытый поднос. Когда он выпрямился, я наградила его выразительным взглядом.
— Это завтрак? — спросила я.
Он слегка улыбнулся.
— Кофе? — настаивала я.
Он кивнул, подходя к кровати.
— Долго же ты, — пожурила я. — Где, во имя богов, ты столько времени шлялся?
Он не замедлил своих кошачьих шагов.
На ходу он потянулся к воротнику рубашки. Он стянул её через голову, не замедляя неспешного приближения. Швырнув рубашку на пол у кровати, он пинками сбросил туфли, всё ещё всматриваясь в моё лицо.
Хмуро посмотрев на простыню, по-прежнему обмотанную вокруг моего тела, он наклонился и крепко схватил ткань одной рукой.
— Ревик, — предостерегла я. — Если ты думаешь, что тебе что-то перепадёт после того, как ты оставил меня тут на два часа, подумай ещё раз.
Он вскинул бровь.
— Я не стану вознаграждать тебя за это, — парировала я. — И мне плевать, сколько бы ты ни заигрывал с моим светом. Так что лучше держи все части своего тела подальше от моего рта.
Его губы дрогнули.
— Принято к сведению.
Его свет скользнул в мой, и я прикусила губу, захваченная врасплох жарким приливом боли. Закрыв глаза, я постаралась контролировать себя и свой свет, но не смогла.
К тому моменту, когда ко мне вернулась способность видеть, Ревик уже резко сдёргивал простыню с моих ног и туловища, в процессе стягивая меня саму ниже по кровати. Я крепче закусила губу, пытаясь решить, хочу ли я сопротивляться, злюсь я или просто страдаю от боли, беспокоюсь ли я об его реакции на ситуацию с Терианом, или это просто какая-то комбинация всех факторов вкупе с раздражением из-за нашего незавершённого разговора прошлой ночью.
Прежде чем я успела решить, он схватил меня за лодыжку.
Вместо того чтобы притянуть меня к себе, он отвёл мою ногу назад на кровати, вынуждая согнуть колено. Схватив другую мою ногу, он проделал то же самое, заставив меня развести лодыжки. Через считанные секунды моя спина оказалась прижатой к изголовью, прикованная рука очутилась за спиной, а другая стискивала подушку, на которой я сидела.
Всё ещё стискивая мои лодыжки, Ревик шире развёл мои ноги, подтягиваясь ближе на матрасе. Прежде чем я успела решить, как отреагировать на это новое положение дел, он накрыл меня губами. Затем принялся ласкать языком.
Затем проник языком внутрь.
Было очень, очень сложно орать на него, когда он проделывал такое.
Он заставил меня раздвинуть ноги шире, и мой свет полыхнул.
Когда я обмякла на матрасе, он замедлил свои движения, используя свой свет более изощрённо. Он тихо и хрипло вздохнул, когда почувствовал, что мой свет начинает открываться, а затем он стал использовать штуки, которым я его научила, чтобы заставить меня открыться ещё сильнее — световые штуки, физические штуки, которым я научилась от Лао Ху — он неделями добивался, чтобы я его этому научила.
Когда я сипло всхлипнула, Ревик остановился ровно настолько, чтобы прижаться лицом к моему бедру, и сквозь его свет струилась боль. Взяв себя в руки, он начал снова, крепче сжимая ладонями мою кожу и плоть, а его свет отталкивал мои попытки схватить его структуры.
Свободной рукой я стискивала его волосы, и он дёрнул меня ниже по кровати, опираясь верхней частью тела на мои ноги.
Когда он опустил свой вес, его боль усилилась.
Какая-то часть меня, должно быть, до сих пор сдерживалась, потому что именно тогда я почувствовала, что отпускаю себя.
И он тоже. Он помедлил во второй раз, прислонившись лицом к моей ноге. Что-то в интенсивности его сосредоточенности заставило мою боль резко ухудшиться.
Когда я открылась, он скользнул в меня своим светом так глубоко, что я застонала.
Та боль, которую я терпела, которая искрила в моём свете с тех самых пор, как я проснулась, заструилась вокруг меня каким-то жидким облаком. Когда я притянула его, откровенно прося своим светом, Ревик остановился ровно настолько, чтобы посмотреть на меня. Его прозрачные глаза остекленели, но содержали явную агрессию.
Я посмотрела на его грудь, заметив, что он задышал тяжелее, и почувствовала, как он пристально смотрит на моё лицо.
— Бл*дь, говори со мной, — прорычал он. — Проси. Вслух.
Очередной разряд боли ударил по мне. Прежде чем я успела заговорить, он двинулся вверх по моему телу, не отрывая взгляда от меня. Он посмотрел мне в лицо, затем схватил за волосы, удерживая моё свободное запястье другой рукой.
Я ахнула от количества света, который он вливал в меня, от боли, которую он швырял в меня. Когда ко мне вернулось зрение, я могла лишь смотреть на него, с трудом дыша.
— Попроси меня, — прорычал он. — Ты знаешь, чего я хочу. Боги. Почему, бл*дь, ты всё ещё так молчалива со мной? Я делаю что-то неправильно? Тебе надо ещё раз показать мне? Или мне надо причинять тебе боль до тех пор, пока ты не сделаешь, как я скажу?
Ещё больше боли рябью прокатилось по моему свету, заставляя меня выгнуть спину. Я закрыла глаза, отворачиваясь от него.
— Элисон, да помогут мне боги…
Я покачала головой.
— Нет.
— Нет на что? — прорычал он. — Нет, ты не хочешь ударов? Нет, ты мне не покажешь?
Я покачала головой.
— Нет, ты всё делаешь правильно.
— Тогда попроси, мать твою. Попроси меня. Иначе я привяжу тебя по-настоящему.
Моя боль усилилась. И всё же я не могла заговорить.
Упрямство, возможно. А может, я не совсем шутила, когда сказала ему, что он заставил меня слишком долго просидеть здесь, в одиночестве и в боли. Может, я чувствовала, что он сдерживается, и знала, что он делает это не только потому, что вид такой сильной боли в нём возбуждал меня. Он хотел, чтобы я полностью открылась для него, но не был готов сделать то же самое для меня. Вероятно, он даже не намеревался попытаться. Возможно, он даже и не хотел этого делать теперь, поскольку до сих пор винил меня за то, что Касс и Тень попытались убить меня.
Он с неверием фыркнул.
— Ты так думаешь?
Я прикусила губу, сердито глядя на него и думая всё так же громко.
А может, я до сих пор злилась из-за того, как мало он рассказал мне прошлой ночью.
О Даледжеме.
В этот раз он вздрогнул. Хрипло выдохнув, он приподнялся на руках, и из его света выплеснулось раздражение. Я пыталась отстранить свой свет, контролировать себя, но мне это не удавалось. Его притягивание и раздражение сплетались с моими собственными до тех пор, пока я не издала сердитый, взбешённый звук, чувствуя, как мой свет опять выскальзывает из-под контроля.
В этот раз я действительно хотела ударить его. Если бы он не пригвоздил меня к матрасу, может, я бы так и сделала.
Ревик прищурился ещё сильнее.
Я чувствовала боль, поднимающуюся в его свете. Большая её часть ощущалась как боль разделения, но глядя в его глаза, я не могла точно сказать, о чём он думает.
Что, конечно же, только сильнее разозлило меня.
— Ты хочешь сделать мне больно? — спросил он.
Я подумала над его словами. Стараясь отстранить свой свет, я покачала головой.
— Нет.
Он рассмеялся.
— Хрень собачья.
— У всех бывают такие мысли, — сказала я жёстким и ни капли не виноватым тоном. — На самом деле я не хочу делать тебе больно. Не хочу. Но да, я подумала об этом.
— Но почему? Почему ты хочешь сделать мне больно, любовь моя? Ты злишься на меня? Из-за того, что я оставил тебя здесь? Из-за Даледжема? Или это вопрос доверия? Ситуация с Касс? О чём ты только что думала?
Я почувствовала, как мои челюсти сжимаются ещё сильнее.
Я заметила, что он этого не отрицал.
Он издал очередной невесёлый смешок.
— Не отрицал? А я уверен, что отрицал, — он вжался в моё тело, и я прикрыла глаза, издав невольный звук. — Ты хочешь потрахаться, — заметил он. — Твой свет притягивает меня как сумасшедший, жена. Так что это? Тебе хочется перепихнуться со злостью? Хочешь сначала сделать мне больно? Потому что я тебе позволю. Ты же знаешь, что позволю.
Я уставилась на него, хмурясь. Я честно не могла сказать, насколько серьёзно он говорит, но поймала себя на том, что обдумываю его слова.
Злилась ли я? Действительно ли я злилась? Или меня просто раздражало его чёртово молчание? Я устала от этих танцев между нами, поскольку он всё ещё злился на меня из-за того, что я оставила его, умерла и работала за его спиной, но он в этом не признаётся?
Я почувствовала, что он собирается заговорить, и перебила его.
— Что я сказала прошлой ночью во сне? — спросила я. — О Дубае?
Ревик покачал головой, улыбаясь и прищёлкнув языком.
— Ты сейчас хочешь поговорить о деле? Серьёзно, жена? Когда мой член прижимается к тебе?
Боль в моём свете усиливается.
Пока я боролась с ней, он прижал меня к кровати, наблюдая за моим лицом. Его ладонь скользнула между моих ног, пальцы другой руки всё ещё стискивали мою свободную руку. Медленно, до боли медленно он начал изучать меня наполненными светом пальцами, лаская меня так искусно, что я думала, что сойду с ума. Через несколько секунд я забыла о Дубае, о рабочих разговорах и злости на него из-за того, что он мне не доверяет и не рассказывает ничего о том видящем, Даледжеме.
Через несколько секунд я говорила с ним, переставая следить за своими словами.
Когда я не остановилась, он перенёс свой вес на один бок, застонав и завозившись со своим ремнём.
Я почувствовала, что теперь, когда я заговорила, он хочет секса, хоть некоторые мои слова и причиняли ему боль… а может, отчасти из-за этого. Он хотел трахать меня до тех пор, пока я не перестану говорить, опустить ухо к моему рту, уговаривая выместить злость и раздражение на нём другими способами. Вместе с этим пришли образы, более детальные, чем обычно, и не просто несколько нежных шлепков. Я видела, как бью его, и не только кулаками, но и его ремнём.
В какой-то момент я накрыла его рукой. Хрипло ахнув, когда я начала массировать его, он перестал расстёгивать пряжку ремня ровно настолько, чтобы вжаться пахом в мою ладонь.
— Ты действительно хочешь, чтобы я причинила тебе боль?
— Нет, — он покачал головой, стискивая моё запястье. — Gaos. Да. Может быть.
— Может быть?
Что-то в его свете сместилось. Я ощущала противоречия, колебание, ещё больше боли, пока он решал, сколько мне рассказать. Я чувствовала ту стену в его сердце, чувствовала, как он думает об этой стене, осознает её присутствие там. И почему-то от того, что он признает это, сознательно или нет, заставило моё раздражение накатить волной. Когда он почувствовал мою агрессию, его боль усилилась.
Затем что-то щёлкнуло, вставая на место.
Я уставилась на него.
— Ты знаешь, что сдерживаешься со мной? — с неверием переспросила я. — Ты хочешь, чтобы я тебя избила, заставила тебя прекратить?
Он пожал плечами. В его глазах проступил тот более хищный, резкий взгляд.
— Ты реально извращенец, знаешь, да? — сказала я.
— Ты знала об этом, когда выходила за меня замуж. Ну, — поправился он, подумав. — …Когда выходила за меня замуж во второй раз.
Я уставилась на него, пытаясь уложить в голове то, что он мне говорил. Он хотел, чтобы я поняла эту его часть. Просьба, может, и не была полностью обдуманной заранее, но она и не «нечаянно соскользнула с языка». Он нервничал, прося об этом.
Не совсем смущался, скорее нервничал из-за моей возможной реакции.
Уставившись в потолок, я обдумывала его слова, стараясь посмотреть на них объективно.
Он не убирал рук с моего тела. Моя боль усилилась, когда он начал вкладывать больше света в свои пальцы и чувственно притягивать меня.
— Если ты пытаешься убедить меня больше не делать так, то тебе это не очень удаётся, — сказал он, вновь принимаясь расстёгивать штаны.
— Убедить тебя больше не делать как? — парировала я. — Не приковывать меня к стене, как домашнее животное?
Я скользнула рукой под его одежду.
Его глаза закрылись. Он подвинулся ближе, давая мне больше доступа.
Когда я начала притягивать его из того другого места, используя структуры, которые развила, работая наложницей Лао Ху, Ревик хрипло вздохнул. Через несколько секунд я почувствовала, как он борется, пытается отвоевать контроль у моего света, но я наконец-то пробилась сквозь его защиты. Я вновь лучше чувствовала его, и не только те части, которые хотели секса.
Несколько долгих минут он противился моей хватке, но я уже ощущала отличие в его теле. Его мышцы смягчились. Он перенёс больше веса на спину и бока, прильнув ко мне. Его ладонь обхватила мою талию, и он повернул голову, посмотрев мне в лицо. В этот раз покорность ощущалась добровольной.
Однако даже сейчас я ни черта не могла прочесть в нём. Осознание этого раздражало меня и возбуждало.
— Убедить тебя в чём, Ревик? — повторила я.
— Тебе нужно, чтобы я ответил? — его пальцы схватили меня за волосы, сжали. — Убедить меня не привязывать тебя. Не приковывать тебя к моей кровати, чтобы я мог представлять тебя здесь. Gaos. У меня был стояк на протяжении всего времени моего отсутствия.
Я невольно улыбнулась, мягко прищёлкнув языком.
— Не сомневаюсь.
— Правда, — он посмотрел на меня остекленевшими глазами. — Я держался подальше. Я не приходил дольше, чем мне хотелось… но потом уже не смог терпеть. Я хотел, чтобы ты скучала по мне. Ты скучала по мне, Элли? Я очень, очень хотел, чтобы ты соскучилась по мне.
Когда я притянула его свет, он вздрогнул, закрывая глаза.
— Скажи, скучала ли ты по мне, жена. Скажи мне правду.
— Я скучала по тебе, Ревик, — я открыла свой свет, позволяя ему почувствовать мою боль, и он издал низкий звук. — Я очень по тебе скучала. Достаточно, чтобы захотеть наказать тебя за это. Достаточно, чтобы разозлиться из-за этого. Начать обдумывать способы отплатить тебе…
Его глаза расфокусировались, и он посмотрел на меня. Я не могла выдержать его взгляд.
Мой взгляд скользнул по его татуированным рукам, по груди, затем к нижней части его тела, где он всё ещё был одет в штаны. Когда я взглянула вверх, его лицо ожесточилось от боли, и он отвернулся, задыхаясь.
Временами меня пугало то, как сильно я его хотела.
Я знала, что он чувствует то же самое, как минимум иногда. Меня злило, что какая-то часть меня до сих пор хотела наказать его за жизнь, которую он вёл до нашего брака, а также за его привычки в сексе, которые не имели никакого отношения ко мне.
И да, я всё ещё бесилась из-за Даледжема.
— Ты можешь сделать это со мной, — он взглянул на моё прикованное запястье. — Я практически гарантирую, что буду твёрд всё то время, что тебя здесь не будет.
Я рассмеялась, не сумев сдержаться.
И всё же я слышала серьёзные нотки в его словах.
Я знала, что он ничего не сделает, если я по-настоящему скажу «нет». С другой стороны, я понимала, что он с готовностью будет настаивать, если посчитает, что я спущу это ему с рук. Он уже предупреждал меня, что не очень-то обременён рассудительностью, когда дело касалось нас двоих — особенно после того, как во второй раз вынужден был считать меня погибшей. Он также говорил мне, что чувствует себя вправе потакать своим желаниям, когда ему хотелось заверить самого себя, что я в порядке. Даже если для этого придётся не выпускать меня из поля зрения дольше, чем на несколько минут на протяжении примерно года.
Во время одного из наших честных разговоров в последние несколько недель он также спросил, позволю ли я ему покомандовать мной в сексуальном плане при условии, что он не будет злоупотреблять этим правом.
Конечно, я попросила его пояснить, что он имел в виду под злоупотреблением.
Единственный ответ, который я получила — эта улыбка.
Практически та же самая улыбка, на которую я смотрела сейчас.
После того разговора он устраивал мне небольшие тесты. У меня определённо складывалось ощущение, что он лишь начинает и ничего серьёзного не делал, но мы уже попробовали несколько вещей, которые относились к этой категории. Он также несколько раз просил разрешения ударить меня в контролируемых условиях, и признаюсь, это меня возбудило.