Балидор покосился на Тарси, затем на Кали.
Кали посмотрела на Уйе, который, похоже, тоже испытывал неудобство. Если уж на то пошло, он выглядел так, будто вообще не хотел здесь находиться.
Тарси не отводила глаз от меня.
Я понимала, что вне зависимости от того, что мои блоки ни делали для остальных, она сканировала меня. После небольшой паузы, в течение которой Тарси так и не отводила от меня взгляда, Балидор кивнул в сторону её и Кали, словно соглашаясь с тем, что сказала одна из них или обе.
— Да, — сказал он, переводя взгляд на меня. — Да, Высокочтимый Мост. Будет лучше всего, если вы оба откроете свой свет для нас, затем сосредоточите своё внимание на… — он также старался подобрать слова, сделав жест, схожий с моим. — …Эм… ощущениях, которые вы оба испытываете.
— Нам нужно понять, откуда это берётся, — добавила Тарси, переводя взгляд своих прозрачных глаз на Ревика. — Нам нужно знать, исходит ли это только от одного из вас или…
— …Или откуда-то извне, — пробормотал Ревик, взглянув на меня.
Я импульсивно потянулась к нему, переплетая наши пальцы.
Я окинула собравшихся за столом последним взглядом.
Я знала, что Ревик не в восторге от решения Балидора подключить к этому некоторых особ. К примеру, Джорага. Балидор пригласил Джорага вместе с несколькими другими Повстанцами, воевавшими в нескольких войнах, чтобы создать резонанс, если в итоге всё сведётся к Менлиму. Врег и Джораг были явными кандидатами для этой роли, поскольку у них имелись самые давние связи с обоими восстаниями. Джорага завербовали в том же году, когда Ревик официально вступил в их ряды, и он тренировался под началом Менлима и Салинса более ста лет.
По той же причине здесь присутствовали Рэдди и Ниила.
Варлана пригласили из-за его ранга видящего, но также потому, что он работал на Шулеров под началом Галейта.
Даледжем присутствовал здесь, поскольку (как объяснил Балидор) он знал свет Ревика вскоре после того, как Ревик ушёл из Шулеров. Он также знал мой свет, когда я была ребёнком.
Я тоже была не в восторге от этого факта, но да, я понимала логику.
Далее здесь присутствовали Кали и Уйе, мои «родители», которые также знали мой свет до того, как он смешался со светом Ревика. И конечно, сам Джон, поскольку он пребывал в контакте с моим светом дольше их всех, хоть и большую часть этого времени он был человеком.
Джон также знал свет Ревика. И Териана.
Остальные присутствовавшие в комнате были мешаниной из бывших Повстанцев, Адипана и Семёрки с сильным перевесом в сторону Адипана — возможно, для того чтобы резонансы Тени не перегрузили конструкцию. Здесь были: Локи, Деклан, Гаренд, Калги, Анале, Чандрэ, Юми, Риг, Хондо, Чинья, Порэш и Викрам. Данте также присутствовала здесь, чтобы позаботиться о компьютерной стороне процесса, то есть, о запечатлении aleimi-отпечатков. Джейден пришёл ей помочь.
Ни я, ни Ревик не были в восторге от присутствия Джейдена, но Вик сказал нам, что Джейден стал правой рукой Данте по части электронных конверсий Барьерных сканов. Я знала, что они всё равно хотели поручить компьютеры людям, чтобы освободить Анале, Вика и Порэша.
Я поймала себя на мысли, что надо будет поболтать с Данте об обучении большего количества людей для отряда компьютерщиков — в смысле, помимо моего бывшего бойфренда. И между делом, возможно, рассказать ей о прелестях отношений с Джейденом, поскольку за последние двадцать минут я несколько раз видела, как она слишком долго и пристально смотрит на неё.
Конечно, в данный момент Данте была слишком занята, чтобы хотя бы вступить в зрительный контакт со мной — она сверлила сердитым взглядом Локи.
При других обстоятельствах я посчитала бы это забавным.
Конечно, к тому времени я уже слышала всю эту историю про Локи-Джину-Данте, так что я прекрасно понимала, что означает этот сердитый взгляд. Межрасовая световая связь Локи и Джины была поводом для сплетен ещё много недель после того, как Локи и его команда вернулись на авианосец из Вашингтона.
Однако в данный момент у меня на уме вертелись совсем другие вещи.
Не помогало и то, что Ревик и Джейден уже несколько раз затевали игру в гляделки через всю прямоугольную комнату. К счастью, они разместили Джейдена как можно дальше от Ревика, за маленьким столиком с компьютерным оборудованием в углу.
Джейден был единственным, кто не сидел за столом для совещаний. Даже Данте втиснулась вместе со всеми, заняв место между Викрамом и Юми. Теперь её взгляд не отрывался от наладонника — разумеется, в те моменты, когда она не буравила уничижительным взглядом нового бойфренда своей матери.
Хотелось бы мне знать, в чём дело с Джейденом.
Если уж он кого-то должен сверлить гневным взглядом, то я задавалась вопросом, почему не меня. В конце концов, он же меня знал. С другой стороны, у меня давно сложилось впечатление, что за ненавистью Ревика к Джейдену стоит нечто большее, и я никогда не знала всей истории.
Балидор вновь прочистил горло — на сей раз более деликатно.
— Высокочтимый Мост? — позвал он. — Приступай, как будешь готова…
Я напоследок глянула на Ревика. Он ободряюще улыбнулся, но я заметила, что то резкое, более настороженное выражение так и не уходило из его глаз.
И всё же я тянула резину так долго, как только могла.
Я чувствовала — какой-то части меня известно, что что-то не так, но я просто не хотела знать. Я понимала, что не хочу выслушивать, как кто-либо рассказывает нам, что мы делаем не так, или что это каким-то образом является частью плана Тени. По правде говоря, мне вроде как хотелось сказать им всем отвалить и оставить нас в покое, ведь мы это заслужили… более того, мы нуждались в этом.
Однако я понимала, что не могу так поступить.
Только тогда осознав, что задерживаю дыхание, я медленно выдохнула.
При этом я разжала мёртвую хватку, которую поддерживала на наших с Ревиком светах.
Глава 45
Разрываемые на части
Я ощутила перемену сразу же, как только опустила стену вокруг нашего aleimi.
Я и не осознавала до конца, как сильно я блокировала ту интенсивность света между нами… ну, или старалась управлять ею, наверное. Мои попытки контролировать это усилились, когда тяга ухудшилась.
В считанные секунды после того, как я опустила стену, боль заструилась по моему свету.
Она ударила с такой мощью, что я ахнула, и мой живот скрутило. Я стиснула пальцы Ревика, переплетавшиеся с моими, и он сжал мою руку в ответ, но ни то, ни другое не ослабило боль в моей груди.
Я чувствовала, что он также пытается не блокировать это. Пока мы оба старались не контролировать происходящее, я чувствовала, как это ощущение растекается по нашим светам подобно жидкому пожару. Мы оба сжимали и разжимали свои блоки, не удерживая их долго или постоянно… или одновременно.
Одного лишь непостоянства хватило, чтобы открыть шлюзы.
Всё это произошло прежде, чем я хоть подумала активно сосредоточиться на чём-либо.
Боль всё нарастала. Через считанные секунды она сделалась такой сильной, что мне стало сложно думать. Я силилась дышать, хранить молчание, но не могла вернуть себе контроль над собственным светом. Как только я постаралась открыться для этой боли и не контролировать её, по мне начали ударять эмоции.
Поначалу эти эмоции устремились в адрес Ревика.
Желание защитить. Страх. Какое-то парализующее собственничество, переплетавшееся с желанием, которое пыталось завладеть моим разумом и приумножало всё остальное.
Мой разум продолжал извращённо вспоминать, как он выглядел в Лондоне сразу после того, как сбежал от Териана. Я возвращалась к образам того, каким худым и тихим он был, как пытался спрятать порезы, ожоги, синяки и шрамы под рубашкой с длинными рукавами и воротником.
В тот день он боялся меня. В то время я этого не знала. Я была слишком поглощена собственными страхами, чтобы отчётливо воспринимать его страхи, но теперь я это видела. Он был таким тихим — тихим даже по его меркам, хотя скрывал отрешённый взгляд лучше, чем Джон или Касс.
Джон и Касс, которые вместе с ним сбежали из ада.
Я почувствовала, как свет сидевшего рядом Ревика реагирует на это. Я улавливала в нём проблески из Сан-Франциско — того, как он нашёл меня полумёртвой от вайров — и он натужно выдохнул. Этот вздох граничил с всхлипом, и он стиснул мои пальцы до боли.
Через несколько секунд Ревик выпустил мою руку и обхватил пальцами и ладонью моё бедро. Он подтянул меня поближе к себе, и я ощутила панику в его свете. Она резонировала с моей собственной боязнью, но меня это не успокоило — напротив, опасность показалась ещё более реальной.
После Лондона мне вечно казалось, что он не в безопасности.
После того, что сделала Касс, ему вечно казалось, что я не в безопасности.
При виде его борьбы с самим собой мне стало ещё сложнее держать руки при себе, хотя я не могла понять, чем это вызвано — желанием защитить, или же какую-то извращённую часть меня привлекала его уязвимость и потеря контроля.
К тому времени это влияло не только на меня.
Я чувствовала, как комната реагирует волнами, ударяя по нам, умножая наш свет. Я отвела взгляд от Ревика ровно настолько, чтобы посмотреть на них, но едва разглядела что-то сквозь свет в моих радужках. Да и большая часть меня вообще не переживала из-за них — во всяком случае, недостаточно, чтобы сосредоточиться сквозь то туманное зелёное свечение.
Боль сидящего рядом Ревика усилилась. Я чувствовала, что он смотрит на меня, его свет вплетается в мой, руки и ладони обхватывают моё тело. Я ощущала других в нашем свете, но их присутствие лишь ухудшало эту боль. Это напоминало мне о тех разах, когда в его свете бывали люди, которые не должны там находиться, и которым там не место.
Ревик издал низкий звук, крепче стискивая мою ногу. Моя боль усилилась, когда почувствовала, как это ощущение зеркально отразилось в нём, и он обеими руками привлёк меня ближе на скамейке, заставив обхватить его ногой.
Боль стала только хуже после того, как он обнял меня обеими руками.
Даже в это время я ощущала, как он пытается приободрить меня своим светом. Там жило смущение. И злость, когда я ощущала, как он думает о Пекине, о Джейдене, Сурли, Балидоре, Дитрини.
Своеобразный ужас омыл меня, когда я вспомнила, что другие могут это ощущать.
Я чувствовала, что Ревику всё равно, и он едва осознавал присутствие остальных.
Но мне было не всё равно.
Мне важно, что они знали о нём. О нас.
Хуже того, я ощущала, что остальные теперь по-настоящему погрузились. Они не просто наблюдали за ними, но и чувствовали то же, что и мы, слушали наши мысли, видели те же ментальные фильмы. Я улавливала, что некоторые реагировали на нас двоих более остро, и от этого моя паранойя усилилась. Я закуталась в объятия длинных рук Ревика, сидя на его коленях и прикладывая усилия, чтобы не прятать его от остальных в комнате.
Я ощущала, как Балидор пытается успокоить мои страхи. Я чувствовала Тарси, Чандрэ, Юми… даже Кали… но почти не могла заставить себя внять всему, что они пытались мне сказать.
Я также подавляла стыд из-за Пекина и вещей, которые я делала там (да даже из-за своего собственничества и злости на прошлое Ревика), но не могла остановить свои реакции на эти вещи или унять импульсивное желание прогнать всех видящих до единого из нашего света.
Несколько секунд я подавляла порыв использовать для этого телекинез.
Чем сильнее я противилась этому, тем хуже становилась моя боль, и вот уже страх взорвался в моём свете, ослепляя меня. Я вспомнила, как ударила Джона в столовой, и страх превратился в панику.
«Ревик! Не позволяй мне, пожалуйста…»
«С тобой всё хорошо, — пробормотал его разум. — С тобой всё хорошо, Элли. Ты не сделаешь ничего плохого. Ты не хочешь им навредить…»
«Ничего со мной не хорошо. Не хорошо…»
«Элли, — мягко перебил он. — Ты никому не навредишь. Ты этого не сделаешь. Ты не такая как я, жена. Ты не убийца. И ты никогда не будешь убийцей, как я…»
Я ахнула, и слёзы ослепили меня, когда я вспомнила наш разговор на взлётно-посадочной полосе в Бразилии. Мною овладело горе, воспоминания о том, как я врала ему, предавала его, предавала Повстанцев. Боль ударила по мне, когда я вспомнила, как сильно мне хотелось рассказать ему, попросить его уехать со мной прямо сейчас, оставить Салинса….
Его боль ухудшилась. Его свет змеился сквозь мой, становясь жёстче, а та уязвимость в нём углубилась, расширяясь словно раскол.
Ревик наклонился, грубо задирая мне голову.
Он поцеловал меня, и его боль взорвалась где-то в центре моей груди, когда он опустил щиты, которые вновь поднял вокруг своего света. Я ощутила, как те щиты дрогнули, распахнулись и захлопнулись, а затем фрагментировались, когда Ревик углубил поцелуй, притягивая меня к себе и заставляя полностью оседлать его.
«Я хочу потрахаться», — сказал он мне, как только мы оторвались друг от друга, чтобы глотнуть воздуха. Его боль усилилась, когда он прижал меня к себе.
— Я хочу снова потрахаться… — пробормотал он. — «Элисон, боги. Я хочу ощутить твой свет так глубоко во мне. Я хочу, чтобы ты по-настоящему сделала мне больно. Я хочу, чтобы оставила меня там, вместе с тобой».
Моя боль ухудшилась от воспоминания о том, как он говорил нечто подобное даже тогда, когда Дренги владели им, когда он был Сайримном и всё ещё вёл за собой Повстанцев.
Его боль вновь достигла пика. Мысли сделались резкими.
«Мы должны закончить это. Бл*дь, мы должны закончить это, Элли. Прошло слишком много времени. Слишком много, бл*дь. Нам нужно закончить, иначе это будет продолжаться вечно. Мы постоянно будем ходить по кругу. Мы сами разрушим себя, разрушим Лили, разрушим друг друга…»
Я лишь наполовину понимала его слова.
Но я чувствовала. Я чувствовала каждое слово и в своём свете понимала, что он имел в виду.
И не просто понимала — я знала, что он прав.
Стиснув его чёрные волосы, я силилась осмыслить это понимание и его значение.
«Мы не можем, — послала я наконец. Я покачала головой, закрывая глаза. — Ревик, детка, мы не можем. Не здесь. Мы должны остановиться. Мы должны немедленно прекратить это…»
— Нет, — сказал он. «Нахер их всех. Они хотели это увидеть. Так пусть смотрят».
На несколько долгих секунд я забыла обо всём, пока мы целовались.
Он вкладывал так много света в свой язык, что я полностью отдалась ему. Я не могла переживать о чём-либо, о других светах, которые наблюдали за нами. Их присутствие лишь усиливало то импульсивное желание, делало его агрессивным, иррациональным, исключающим любые компромиссы…
Это вновь вызвало порыв использовать телекинез.
Я чувствовала, как Ревик притягивает меня, притягивает это желание, но меня пугала агрессивность собственного света. Она пугала меня настолько, что я вновь стала отстраняться из его объятий.
Я противилась его словам в своём сознании, даже когда он вновь поцеловал меня.
Я чувствовала в нём боль, когда он ощущал мой страх и представлял меня несчастной в случае, если что-то пойдёт не так. Сквозь него я увидела кадр того, как могла бы выглядеть комната, если я потеряю контроль, если он позволит себе потерять контроль со мной. Переломанные кости. Ушибы плоти и внутренних органов. Как минимум кто-то один ударится о стену слишком сильно, и не той частью тела…
— Прекрати, — сказал Ревик.
Поначалу его голос был низким бормотанием, раздававшимся где-то у моей шеи.
Когда моя боль ухудшилась, он стиснул меня крепче, прижимая к себе. Я видела образы, мелькавшие в его сознании — мы вместе, я с другими людьми. Та его боль тоже усилилась. Боль от Китая. То, что он увидел, и как это было больно.
Что он представлял себе.
Раздражение в нём нарастало, становясь ожесточённым.
— Прекрати, — повторил он жёстче, резче. — Прекрати это. Немедленно!
Я почувствовала, как другие света в комнате отреагировали, заискрив от него, от нас обоих. В некоторых из них я ощущала страх из-за интенсивности, нараставшей в структурах над его головой.