«Теперь я вас вижу…»
Она не могла видеть его. Она не видела того, кем он был на самом деле, иначе ни за что бы не пригласила его на музыкальный вечер своего дяди.
Вечер, который он действительно не собирался посетить. После возвращения домой он почти ни с кем не общался, никого не мог видеть. Ему было больно даже видеться с родными. Физически тяжело находиться среди множества людей. Он начинал задыхаться, когда толпа окружала его. Эрик знал, что это невозможно для него, и всё же обнаружил себя стоявшим у дверей большого зала в доме ее дяди.
И лишь когда он увидел ее, увидел Клэр, только тогда Эрик понял, что пришел туда только для того, чтобы убедиться, что все это не снится ему. Должен был убедиться, так ли прекрасно касаться ее, как он помнил…
Это оказалось даже прекраснее, чем он мог себе представить. Прекраснее он ничего никогда в жизни не ощущал…
Сердце на мгновение сжалось от мучительной боли, когда Эрик вспомнил, какой ошеломляюще красивой она была тогда, стоя под яркими лучами хрустальных люстр, так что невозможно было перестать смотреть на нее. Клэр… Он не видел картины более прекрасной, чем она. И знал совершенно точно, что даже умирая, закрыв глаза, будет видеть только ее. Только в том самом белом с кружевами, расшитом жемчугами пышном наряде с узкой талией и глубоким вырезом, подчеркивающим идеальную линию ее груди.
У него замирало сердце, когда она обращалась к нему, Эрик не видел никого кроме нее. Поэтому и сумел остаться там. И снова сделал то, что не смог бы сделать после своего возвращения.
Родные, вероятно, были ошеломлены не меньше, когда он пригласил ее на танец. Но Эрик ничего не мог поделать с собой. Ее так часто уводили от него, что он просто не видел другого выхода. Он задыхался, когда ее не было рядом, и переставал дышать, когда она вновь оказывалась подле него.
Он не мог забыть потрясение, которое парализовало его, когда снова коснулся ее. Коснулся тогда, когда это было совершенно невозможно для него. И вновь Эрику пришлось убедиться в том, что он не прав. Касаться Клэр было не просто легко. Его охватил благоговейный трепет, когда он ощутил прижатое к себе девичье тело. Когда она сжала его руку в ответ так, будто это было самое естественное, что могло произойти с ними…
Эрик сокрушенно покачал головой.
Подумать только, но он признался ей в том, что читал биографию ее любимого Бетховена. Прочитал в тот же вечер, когда впервые увидел ее. Никогда бы Эрик не подумал, что глаза могут так ярко сверкать, но в тот момент, когда она это узнала, ее глаза вспыхнули таким неугасимым светом, будто он бросил к ее ногам целый мир. А потом он подумал о том, что, возможно, так бы и сделал, если бы она попросила его об этом… Даже если бы не просила…
Боже, он не должен был пойти на тот вечер! Ни за что не должен был узнать ее такой, какой она предстала перед ним. Открытая, искренняя, щедрая и притягательная до дрожи. Девушка, которая подумала признаться ему в том, что в детстве любила лазать по деревьям. Только Клэр могла сказать такое. Эрик был уверен, что отныне никогда не сможет посмотреть на деревья без того, чтобы не вспомнить ее слова.
Эрик сжал руку в кулак и встал с холодных каменных ступеней, готовый ударить кого-нибудь. Желательно себя еще в тот день, когда переступил порог большой залы, лишь бы еще раз увидеть ее.
В тот день Эрик отчетливо понял, что не сможет забыть ее. Никогда не сможет. Не забудет ее мелодию, ее Лунную сонату, и блеск золотистых глаз, когда она увидела его среди множества гостей… Блеск, который потух, когда после танца он заявил, что должен уйти. Тогда Клэр посмотрела на него с такой безнадежной грустью, что это определило всю его дальнейшую судьбу. Эрик был уверен, что обязательно найдет повод, чтобы только увидеть ее вновь. И вновь…
Поэтому на следующий же день пришел к ней домой и пригласил на прогулку, не представляя, чем это обернется для нее.
Чем это обернется для них обоих.
— Боже, — выдохнул Эрик, облокотившись о каменные балюстрады лестницы.
Было уже поздно, очень поздно, он должен был вернуться домой. Где оставил свою молодую жену. Оставил затем, чтобы рано утром отвезти в Шотландию.
— Ты в своем уме? — вскричал отец, когда Эрик сообщил ему о том, что собирается сделать. — Ты смерти моей хочешь? Ты окончательно тронулся умом! Ради Бога, Эрик, ты ведь только вчера женился на ней!
— Почему никто из вас не сказал мне, что она любит другого? — с трудом произнес Эрик, глядя на отца.
Маркиз стукнул кулаком по своему большому столу.
— Девушки всегда кого-то любят, но выходят замуж за тех, кого выбирают им их отцы!
Отец заблуждался. Весь мир заблуждался и ввел его в такое же заблуждение, заставив его совершить самую большую ошибку в своей жизни. Эрик потерял бдительность, а теперь должен был потерять гораздо больше.
— Но Клэр… Она не такая! Она на самом деле любит… этого!..
Эрик не смог бы произнести это имя, даже под страхом вновь оказаться там, откуда чудом вернулся. Ни за что не мог. И будто поняв это, маркиз внезапно смягчился. У него дрогнул голос, когда он увидел почти пугающую черноту в глазах сына.
— Эрик, мальчик мой, почему бы тебе просто не заставить ее полюбить себя?
Едва дыша, Эрик отвернулся и закрыл глаза, но перед мысленным взором тут же встал образ плачущей Клэр у алтаря, когда их объявили мужем и женой. Когда он сделал то, что не должен был делать ни при каких обстоятельствах. Поцеловал губы, от прикосновения к которым перевернулась душа. Прикосновение, которое на мгновение вернуло его к жизни, а потом вновь отбросило туда, откуда не существовало возврата. Прикосновение, которое сразило его даже сильнее ее Лунной сонаты. Прикосновение, которое делало его совершенно беспомощным перед силой, которой обладала Клэр.
Прикосновение, на которое он не имел право, потому что заполучил его нечестным путем! Эрик был уверен, что никогда не забудет плачущую Клэр, смело глядящую на него вчера ночью, когда она заявила, что их брачная ночь может состояться только в том случае, если он возьмет ее силой! Такая почти нереальная в своей волшебной красоте с распущенными золотистыми волосами, в почти прозрачной шелковой рубашке и накинутом поверх пеньюаре, которые при свете свечей почти ничего не скрывали от него. Мерцающий свет свечей и горевшего камина отбрасывали удивительные тени на нее, позолотив кожу так, что она мерцала манящим бархатом. У него сердце чуть не выскочило из груди, когда он увидел ее. Такую восхитительную, что задрожали даже колени.
Он не мог перестать смотреть на нее. Эрик был готов сделать всё возможное, чтобы облегчить ее страдания.
Глупенькая, неужели она действительно ожидала, что он применит силу?
Но что она еще могла сделать, когда ее заставили выйти за него замуж? Чего он ожидал от своей брачной ночи? Чего ждал от убитой горем девушки, которую предали и склонили к нежеланному браку? Девушки, которая всем сердцем любила другого. И никогда не скрывала этого от него. Это он пожелал не замечать очевидное.
Девушка, которая буквально воскресила его, и чем он отплатил ей? Что сотворил с ее жизнью, с ее мечтами?
Господи, что он наделал!
— Я решил, отец, — тихо заговорил Эрик, не оборачиваясь. — Я отвезу ее туда, и если он… если ее примут, и она будет в полной безопасности, я дам ей развод…
Маркиз снова громко ударил кулаком по столу.
— Этому не бывать! Ты хоть понимаешь, что тем самым затронешь честь семьи? Обоих семей.
Удивительно, но об этом говорила и Клэр. Она подумала об их родных и последствиях, но не о тех выгодах, которые сулил ей развод. Не подумала сразу же уцепиться за возможность, которую он дал ей. Она была ошеломлена так же, как и его отец, ну, а он… Он должен был сделать то, что считал правильным. Что должно было быть правильным после всего, что произошло.
— Я найду способ сделать так, чтобы все прошло безболезненно для всех вас.
Маркиз смотрел на широкую спину сына, а потом раздался его хриплый шепот:
— А как же ты? Для тебя это будет так же безболезненно?
Эрик не ответил. Просто потому, что ему нечего было сказать. Сейчас его волновало что угодно, но только не его сердце.
Видя непреклонность сына, маркиз обессиленно рухнул в свое кресло и тяжело вздохнул.
— Я был так счастлив, когда ты сказал, что хочешь жениться, — заговорил он глухим голосом. — Твоя мать не спала по ночам после того, как ты сообщил эту новость. Мы все были так рады за тебя. Ты что-то захотел, захотел эту девочку, особенно после того, как вернулся. Я бы сделал всё возможное, чтобы исполнить твоё желание, сын, но сейчас… — Маркиз взглянул на застывшую спину сына. — Я поддержу тебя во всем, что ты решишь. Эрик… Только возьми с собой надёжных людей. Я не вынесу, если с тобой произойдет что-то ещё…
Эрик поспешно покинул отцовский дом, но дальше входной лестницы так и не ушел.
Ноги не слушались его. Он прислонился к каминной балюстраде и пытался дышать, чтобы набраться сил и вернуться домой. Он пришел сюда только ради того, чтобы держать отца в курсе истинных дел на случай, если с ним что-то случится, если ему понадобиться помощь, учитывая события последних двух месяцев. Эрик не собирался подвергать жизнь Клэр опасности.
Как бы сильно она ни ненавидела его.
А она должна была ненавидеть его. За все то, что он сделал. Что продолжал делать…
Открыв глаза, Эрик отпустил балюстраду, развернулся и спустился по лестнице, а потом, бросив несколько слов своему кучеру, шагнул по безлюдной улице, надеясь пешей прогулкой оттянуть возвращение домой.
Возвращение к Клэр. К той, которая принадлежала ему всего на один день.
Которая никогда не принадлежала ему. Как бы отчаянно он ни желал этого.
Сжимая в руке свою трость, в которой был спрятан невероятно острый меч, подарок его троюродного брата, который увлекался самурайскими мечами, Эрик гадал, собрала ли Клэр свои вещи. Ждет ли она поездки? Ну конечно, ждет. Как можно не ждать встречи с тем, кого любишь всем сердцем! Сердце, которое все это время принадлежало другому, а он решил, так наивно полагал, что когда-нибудь сможет сам претендовать на это сердце.
Сердце, которое заставило его испытать то, что он никогда прежде не испытывал. То, что могло бы спасти и излечить…
Сердце, которое он погубил, а теперь должно было погибнуть собственное сердце в ответ на ужасное злодеяние, которое совершил.
Пройдя по широкому тротуару, Эрик пересек улицу и свернул направо. Он должен был вернуться, но на этот раз замер у входной двери собственного дома, не представляя, как войдет внутрь. Как снова взглянет на свою жену. Как увидит ее упакованные сундуки. Символ крушения всех его надежд. Символ ее спасения…
Обессилено привалившись к двери, Эрик на мгновение закрыл глаза, чтобы взять себя в руки.
И внезапно вспомнил мрачновато-осторожную, пронзительно грустную мелодию, которую услышал впервые почти целую вечность назад. Мелодию, которая пробудила его к жизни и заставила ощутить то, что совсем скоро исчезнет из его жизни. То прекрасное, ради чего он мог бы жить.
То, что отныне он должен был подавить. Чего бы это ему ни стоило.
Всё это оказалось иллюзией. Все было обманом. Клэр по-прежнему была честна с ним, предельно честна. И всё, что было до свадьбы… Это была простая вежливость и радушие. Ничего больше. А он подумал, будто…
Сделав глубокий вдох, Эрик открыл дверь и вошел в дом. В холле, стоя на некотором расстоянии, его встретил вышколенный лакей, который подождал, пока хозяин положит свои плащ, шляпу, трость и перчатки на столик, чтобы потом забрать их.
— Вы желаете поужинать, милорд? — спросил возникший напротив дворецкий, обеспокоенно глядя на хозяина.
Было уже за десять вечера. Эрик не хотел есть, у него не было аппетита. Он и пить не хотел, потому что достаточно напился вчера ночью, сидя в своём кабинете и принимая самое мучительное решение в своей жизни. Устало покачав головой, он двинулся в сторону гостиной, где хотел немного посидеть, а потом подняться к себе и попытаться хоть немного поспать, чтобы завтра…
Черт, он не хотел думать о завтрашнем дне! Этот день наступит и без его вмешательства, а торопить его наступление у Эрика не было ни малейшего желания!
Он сам открыл дверь гостиной, опередив лакея, и вошел в слабо освещенную большую красиво обставленную комнату. Внутри призывно горел камин, к которому Эрик и направился, вытянув вперед руки, и только тогда обнаружил, что они у него заледенели. Он замерз, но это не имело значения, потому что огонь мог согреть его конечности. Огонь мог помочь, но у огня не было силы исправить то, что он наделал. Вина лежала полностью на нем. Он был в ответе за все то, что произошло, что продолжало происходить. И завтра… Завтра он попытается исправить это, но только не сегодня. Только не сейчас. Он устал, так чертовски устал. Он должен был хоть на время…
Эрик вдруг замер у камина, ощутив странное покалывание в затылке. Резко обернувшись, он застыл, увидев стоявшую в дальнем углу Клэр. Которая смотрела прямо на него.
На ней было одно из тех простых домашних платьев из желтого ситца, которое могло бы бледнить любую другую особу, но только не ее. Она была прекрасна в чем бы то ни было, настолько, что у него захватывало дух. Эрик как громом пораженный стоял и смотрел на ту, которая на короткое мгновение всё же принадлежала ему. Что бы ни говорили небеса и она сама.
Одно короткое мгновение, но он имел право ощутить вкус ее губ. Прикосновение, которое перевернуло всю его жизнь. Которое изменило его. Придало ему силы дышать тогда, когда он не хотел больше дышать.
Прикосновение, которое он никогда не забудет.
Ее темно-золотистые глаза смотрели на него внимательно и слегка озадаченно, словно она до сих пор не могла поверить в то, что он собрался сделать. Почему, ради всего святого, почему она не собрала свои вещи и не требует, чтобы он немедленно доставил ее в Эдинбург, если любила того всем своим сердцем?
Это почему-то вызвало глухую боль. И пугающую ярость. Эрик медленно завел руки за спину, сжав челюсти.
«Черт тебя побери, я ведь завтра отвезу тебя к нему, что еще тебе нужно от меня?» — гневно думал он, не отрывая от нее взгляд. Эрик решил, что не заговорит с ней первым. Если ей есть что сказать, пусть начинает сама, потому что, черт бы все побрал, он не собирался облегчать ей эту проклятую задачу. Она даже понятия не имела о том, чего ему стоило принятое вчера ночью решение отправиться в Шотландию.
Ей не следовало оставаться с ним наедине. Ей вообще не нужно было искать с ним встречи, она не должна была хотеть заговорить с ним. Все было кончено! Черт побери, всё действительно кончено. Тогда какого черта она делала здесь?
— Вы вернулись, — наконец, прервала Клэр затянувшееся молчание до боли знакомым голосом.
Голос прозвучал спокойно, без дрожи. И ненависти.
Голос, в котором звучало облегчение. Почти как в тот день, когда он пришел пригласить ее на прогулку. Когда она, едва увидев его, прошептала его имя так, будто ничего больше не имело для нее значения…
Эрик выпрямил спину и усилием воли отогнал от себя ненужные воспоминания, приказывая себе сосредоточиться на том, что сейчас имело первостепенное значение… Им вдруг овладело нечто темное и мрачное. Он не хотел больше ее радушия. Не хотел от нее ничего. Поэтому не придумал ничего лучше, чем резко спросить:
— Вы собрали вещи?
Она вздрогнула, но быстро взяла себя в руки и шагнула в его сторону. Эрик застыл, понимая, что если она подойдет к нему, он может…Он не мог допустить, чтобы она сейчас подошла к нему! Впервые он действительно этого не хотел.
— Я хотела поговорить с вами об этом, поэтому ждала…
О, небо, неужели она все же ждала его?! Эрик едва мог дышать, но заговорил тем же ледяным тоном.
— О чем еще вы хотите поговорить? Время отъезда я называл вам. Напомнить?
Она поморщилась от его грубости. Да, возможно он был непочтителен с ней, но она ведь не ожидала, что он будет улыбаться, провожая ее к своему возлюбленному!