Но по какой-то причине… по какой-то необъяснимой, странной причине, он начал думать о книгах.
А потом взял в руки перо.
И вот теперь он в своем «после».
Себастьян посмотрел на Аннабель.
И отвел взгляд. Ему не хотелось думать о том, каким же станет ее «после».
— Хотите, я вам почитаю? — спросил он неестественно громко. Ему просто-таки необходимо сделать хоть что-нибудь, чтобы изменить ход своих мыслей… Кроме того, чтение может ее отвлечь.
— Ладно, — сказала Аннабель, неуверенно улыбнувшись. — Леди Оливия упоминала, что вы великолепный чтец.
Быть не может, чтобы Оливия так сказала!
— Нет, правда? Она так и сказала?
— Ну, не совсем так. Но точно упомянула, что вы заставили рыдать горничных.
— В хорошем смысле, — заверил он.
Она хихикнула. Себастьян почувствовал себя до нелепости счастливым.
— Ну так вот, — начал он. — Глава первая. — Тут он откашлялся и приступил к чтению: — «Неверный свет зари сочился сквозь оконное стекло, а мисс Энн Сейнсбури, свернувшись под своим тощим одеялом, размышляла, как это часто бывало в ее жизни, откуда ей взять денег на еду».
— Так и вижу эту картину, — заметила Аннабель.
Он поднял глаза от страницы:
— В самом деле?
Она кивнула.
— Раньше я рано вставала. Пока не приехала в Лондон. Утром — совсем другой свет. Более… плоский, что ли. И какой-то золотистый. Я всегда считала… — Она внезапно замолчала и склонила голову набок. Задумчиво нахмурила брови. Совершенно очаровательное выражение! Себастьяну показалось, что стоит ему чуть-чуть постараться, и он увидит ее мысли.
— Но вы-то ведь знаете, что я имею в виду, — вдруг сказала она.
— Я?
Она выпрямилась, глаза загорелись от нахлынувших воспоминаний.
— Вы об этом говорили. Когда мы встретились на балу у Троубриджей.
— На пустоши, — кивнул он. Теперь это казалось неимоверно далеким, прекрасным видением.
— Да. Вы говорили тогда об утреннем свете. Вы сказали, что… — Она замолчала и отчаянно покраснела. — Впрочем, не имеет значения.
— По правде говоря, теперь мне ужасно хочется узнать, что же я тогда сказал.
— О! — Она быстро помотала головой. — Нет.
— Аннабе-эль, — произнес он, намеренно растягивая ее имя и с удовольствием вслушиваясь в его музыку.
— Вы сказали, что вам хотелось бы в нем искупаться, — быстро и испуганно проговорила она, словно стараясь поскорее освободиться от собственных слов.
— Неужели? — Странно. Он ничего такого не помнит. Иногда он слишком глубоко задумывается. Но стиль действительно его.
Аннабель кивнула.
— Хм… Пожалуй, я бы не возражал. — Тут он слегка склонил голову в ее сторону, что часто делал перед тем, как изречь очередное «bon mot». — Однако я бы тогда настаивал на некотором уединении.
— Без сомнения.
— Хотя… возможно, не слишком строгом, — пробормотал он.
— Прекратите. — Но Аннабель вовсе не выглядела оскорбленной. Ни в коем случае.
Он бросил на нее быстрый взгляд. Ей казалось, что он на нее не смотрит. И она слегка улыбалась своим мыслям. Себастьян подумал, какая же она сильная и мужественная. Как прямо держит спину, даже в беде.
Тут Себастьян остановился. О чем, черт возьми, он думает? Она всего лишь не возмутилась его рискованным замечанием. До беды в этой ситуации куда как далеко!
Необходимо быть бдительным, а не то он вообразит себе об Аннабель такое, чего на самом деле и в помине нет. Именно так он и поступает едва ли не каждую ночь, когда оказывается в своей комнате наедине с пером и бумагой. И создает героев. Стоит отпустить воображение на волю, и Аннабель превратится прямо-таки в идеальную женщину.
А это несправедливо по отношению к ним обоим.
Он снова откашлялся и кивнул на книжку.
— Мне продолжать?
— О, прошу вас.
— «Она опустила глаза на своего верного колли…»
— У меня тоже есть собака, — вдруг перебила Аннабель.
Себастьян удивился. Не тому, что у Аннабель есть собака. По всему было видно, что эта девушка их любит — собак, разумеется. Просто он не ожидал, что его снова прервут так быстро.
— Правда?
— Грейхаунд.
— Он участвует в бегах?
Аннабель покачала головой.
— Его зовут Мышь.
— А вы жестокая девушка, мисс Уинслоу.
— Боюсь, кличка ему подходит.
— Полагаю, он не стал победителем в соревновании «Уинслоу, пытающихся перегнать индюка».
Аннабель прыснула.
— Нет.
— Вы сказали, что сами пришли третьей, — напомнил он ей.
— Как правило, наши соревнования проводятся исключительно среди представителей рода человеческого. У меня имеется парочка необычайно резвых братьев.
Он снова взялся за книгу.
— Мне продолжать?
— Я скучаю по своему псу, — вздохнула Аннабель.
Продолжать явно не стоит.
— Э… а у вашего дедушки есть собаки? — спросил Себастьян.
— Нет. Только Луизина смешная псина.
Себастьян припомнил виденную им в парке колбаску на ножках.
— Да, упитанный экземпляр.
Аннабель тихонько фыркнула.
— Кто дает собаке кличку «Фредерик»?
— А? — Да она скачет от одной темы к другой не хуже воробушка!
Аннабель слегка выпрямилась.
— Луиза назвала своего пса Фредериком. Вам не кажется, что это просто смешно?
— Вообще-то нет, — признался Себастьян.
— У меня брата так зовут.
Себастьян не представлял себе, зачем Аннабель все это рассказывает, но казалось, беседа отвлекает ее от неприятных мыслей, поэтому он охотно поддержал разговор.
— А ваш Фредерик случайно не один из тех самых резвых братьев?
— Так и есть. А еще его избрали «Уинслоу, который вероятнее других не станет викарием». — Тут она ткнула себя пальцем в грудь: — Я, несомненно, побила бы его в этом состязании, если бы из него не исключили всех девочек.
— Ну конечно, — пробормотал он. — «Уинслоу, быстрее других засыпающая в церкви», и все такое. — А потом спросил: — А вы и в самом деле это делаете? Засыпаете в церкви?
Она устало вздохнула:
— Каждую… божью… неделю.
Он усмехнулся.
— Мы с вами составили бы дивную пару.
— Так вы тоже?
— О, нет. Я никогда не засыпал. Меня выгоняли за неподобающее поведение.
Она, блестя глазами, наклонилась вперед.
— И что же вы такое делали?
Он тоже наклонился и хитро улыбнулся.
— Этого я никогда не скажу.
Она отшатнулась.
— Так нечестно!
Он пожал плечами:
— Теперь я просто не хожу в церковь.
— Никогда?
— Нет. Но если уж быть до конца честным, сейчас я, скорее всего, заснул бы. — Чистая правда. Для тех, кто не может заснуть по ночам, расписание церковных служб составлено весьма неудобно.
Аннабель печально улыбнулась и встала. Себастьян тоже начал подниматься, но она подняла руку.
— Пожалуйста, сидите.
Себастьян смотрел, как она подходит к окну и упирается лбом в стекло.
— Вы думаете, он все еще там? — спросила Аннабель.
Он не стал притворяться, что понятия не имеет, о ком идет речь.
— Скорее всего. Он жутко упрямый. Если ему сказали, что вы должны вскоре вернуться, значит, он ждет.
— Леди Оливия пообещала мне, когда закончится ее встреча, проехать мимо дома Викерсов, посмотреть, стоит ли там еще его карета. — Аннабель обернулась и, не глядя ему в глаза, спросила: — У нее ведь не назначено никакой встречи, да?
Себастьян подумал, не солгать ли. Но не стал.
— Не думаю.
Аннабель медленно кивнула, потом лицо у нее сморщилось, и он невольно подумал: «О, Господи, только не слезы!» — потому что он совсем не знал, что делать со слезами. Особенно с ее слезами. Но не успел он придумать никакого подобающего случаю утешения, как понял…
— Вы смеетесь?
Она помотала головой… и расхохоталась в голос.
Он встал.
— Что здесь такого смешного?
— Ваша кузина, — проговорила Аннабель сквозь смех. — Думаю, она пытается вас скомпрометировать.
Ничего нелепее он в жизни не слышал! Но это была правда.
— О, Аннабель, — произнес он, двигаясь к окну с изяществом хищника. — Я и так уже давным-давно скомпрометирован.
— Простите! — Она все еще смеялась. — Я не имела в виду…
Себастьян подождал, но что бы она ни имела в виду, оно потонуло в новом взрыве смеха.
— Ох! — Аннабель оперлась о стену и схватилась за живот.
— Это вовсе не так уж смешно, — произнес Себастьян. Но и сам уже улыбался. Невозможно было сдержать улыбку, видя, как Аннабель смеется.
У нее был необыкновенный смех.
— Нет, нет, — захлебываясь, проговорила она, — я подумала о другом.
Он еще подождал. Ничего. Наконец он не выдержал:
— Не хотите рассказать, о чем именно?
Она снова прыснула, похоже, даже носом, и тут же прижала руки ко рту… нет, закрыла ладонями все лицо.
— Со стороны кажется, будто вы плачете, — заметил Себастьян.
— Я не плачу, — приглушенно ответила она.
— Я знаю. Сообщаю вам на случай, если вдруг кто-нибудь войдет сюда и подумает, что я заставил вас плакать.
Она посмотрела сквозь щель между пальцами.
— Простите.
— Так что же вас так рассмешило? — Теперь он буквально умирал от любопытства.
— О! Просто… прошлой ночью… когда вы разговаривали с вашим дядей…
Он ждал.
— Вы сказали, что хотите вернуть меня к любящей груди светского общества.
— Не самое удачное в мире выражение, — признал он.
— Услышав это, я подумала… — Она выглядела так, будто вот-вот снова расхохочется. — …что не уверена, нравится ли мне эта самая «грудь общества».
— Я тоже встречал места привлекательнее, — согласился он, изо всех сил пытаясь не смотреть на грудь собеседницы.
Услышав это, она еще пуще расхохоталась, отчего место, на которое он так старательно не смотрел, затрепетало.
Что оказало определенный и весьма заметный эффект на некоторые части его организма.
Себастьян замер.
Она смущенно закрыла глаза.
— Поверить не могу, что я сказала это вслух.
Себастьян затаил дыхание. Он только и мог, что смотреть на нее, глядеть на ее полные, розовые, все еще дрожащие в улыбке губы.
Себастьяну хотелось ее поцеловать. Ему хотелось этого больше жизни. Желание поцеловать Аннабель возобладало над разумом, ибо если бы он мог хорошенько подумать, то немедленно отступил бы. Вышел бы из комнаты. И немедленно нашел бы себе ледяную ванну.
Но вместо этого он шагнул вперед. Накрыл ладонями ее руки, не отводя их от лица.
Аннабель приоткрыла губы, и он услышал ее тихий вздох. Он не знал, выдохнула она или втянула в себя воздух. Какая разница? Ему просто хотелось, чтобы их дыхание наконец смешалось.
Себастьян наклонился. Медленно-медленно. Он не мог торопить события, не мог позволить себе потерять хоть одно из этих тягучих мгновений. Ему хотелось запомнить каждое из них. Хотелось, чтобы каждая секунда навеки отпечаталась в памяти. Хотелось знать, каково это, быть в двух дюймах от ее губ, потом в одном, а потом…
Их губы соприкоснулись. Легчайшее, мимолетное прикосновение. Себастьяну захотелось увидеть ее, посмотреть, как она выглядит после поцелуя.
Хотелось удостовериться, что она выглядит так, будто ждет следующего.
Он переплел свои пальцы с ее и медленно отвел ее ладони от лица.
— Посмотри на меня, — прошептал он.
Но она помотала головой, не размыкая век.
И вдруг оказалось, что он больше не может ждать. Он сгреб ее в охапку и накрыл ее рот губами. Но это уже был не обычный поцелуй. Его руки, блуждавшие по телу Аннабель, отыскали ее ягодицы и сжали. Себастьян понятия не имел, чего ему хочется больше — просто покрепче прижать ее к себе или упиваться пышными изгибами ее тела.
В руках у него была богиня — нежная, роскошная, и ему хотелось почувствовать каждый дюйм ее тела. Хотелось касаться, ласкать, сжимать, и… о Господи, он почти забыл, что одновременно целует ее. Но ее тело… ее тело — это венец красоты. К нему в руки попало невиданное чудо, и когда Себ, наконец, оторвался от губ Аннабель, чтобы перевести дух, он не смог остановиться. Он застонал и двинулся вниз, по ее подбородку, к шее. Он не мог ограничиться губами. Ему хотелось зацеловать ее всю.
— Аннабель… — простонал Себастьян, проворно отыскивая пальцами пуговицы у нее на спине. В этом деле он был мастер. Он отлично знал, как разоблачать женщин. Обычно он делал это медленно, смакуя каждую секунду, каждый новый дюйм кожи, но с этой женщиной… он был не в силах больше ждать. Он одержимо выталкивал из петелек пуговку за пуговкой, пока не расстегнул достаточно, чтобы спустить платье с плеч.
На Аннабель оказалась очень скромная сорочка. Ни кружев, ни шелка, простой белый хлопок. Но его вид свел Себа с ума. Этой девушке не нужны украшения. Она прекрасна сама по себе.
Дрожащими пальцами Себастьян взялся за завязки на ее плечах и потянул, затаив дыхание, когда тонкие ленточки, наконец, упали.
Потом он прошептал ее имя. И еще раз. И еще. Рука его соскользнула с ее плеча на невыразимо прекрасный, сладострастный изгиб ее груди, и он услышал, как Аннабель застонала, сперва тихо и нежно, а затем более громко и хрипло. Аннабель носила очень легкий корсет, но даже он, подталкивая ее грудь вверх, делал ту непередаваемо высокой и круглой.
Себастьян едва не потерял остатки самообладания.
Все это необходимо немедленно прекратить. Это же чистое безумие. Аннабель достойная молодая леди, а он обращается с ней, как…
Себастьян в последний раз поцеловал ее кожу, вдохнул ее горячий аромат… и отступил.
— Я очень сожалею, — пробормотал он. Но на самом деле не испытывал ни капли сожаления. Он знал, что должен бы стыдиться, но даже представить себе не мог, что когда-нибудь пожалеет о том, что обнимал ее так интимно.
Себастьян начал было отворачиваться, поскольку вовсе не был уверен, что сумеет смотреть на Аннабель, не касаясь ее. И тут заметил, что у нее закрыты глаза.
У него упало сердце, и он мгновенно подскочил к девушке.
— Аннабель? — Себастьян тронул ее за плечо, погладил по щеке. — Что? Плохо?
— Ничего, — прошептала она.
Его рука переместилась на ее висок, к уголку глаза.
— Почему же у вас закрыты глаза?
— Я боюсь.
— Чего?
Она сглотнула.
— Себя. — И открыла глаза. — Того, что могу захотеть. И того, что должна сделать.
— Вы не хотели, чтобы я… — О, Господи, она что, не желала его поцелуя? Он попытался вспомнить. Отвечала ли она на его поцелуй? Касалась ли его в ответ? Никаких воспоминаний. Он был так полон ею и собственным желанием, что совершенно не помнил, как себя вела она!
— Нет, — тихо проговорила она. — Я хотела. В том-то и беда. — И снова закрыла глаза, но лишь на мгновение. Казалось, она пытается что-то внутри себя восстановить. Потом Аннабель снова открыла глаза. — Вы мне поможете?
Он открыл было рот, чтобы сказать: «Да, помогу. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить тебя от своего дяди, чтобы спасти твою семью и дать твоим братьям закончить школу…» Но потом увидел, как Аннабель указывает на завязки сорочки, и вдруг понял, что она всего лишь просит помочь ей одеться.
И он помог. Завязал завязки, застегнул застежки и, когда Аннабель села у окна, молча уселся у двери.
Они ждали. И ждали. И наконец, когда, казалось, минула целая вечность, Аннабель встала и произнесла:
— Она возвращается.
Себастьян поднялся, глядя, как Аннабель наблюдает за выходящей из экипажа Оливией. А потом Аннабель отвернулась от окна, и эти слова сами собой вылетели у него изо рта:
— Вы выйдете за меня?
Глава 18
Аннабель едва не лишилась чувств.
— Что?!
— Я надеялся на несколько иной ответ, — пробормотал Себастьян.
Аннабель все еще не понимала.
— Вы хотите на мне жениться?
Он слегка склонил голову набок.
— Сдается мне, что да, именно об этом я вас только что попросил.
— Вы не обязаны, — уверила его Аннабель, поскольку… поскольку она просто идиотка, а идиотки, получив предложение руки и сердца, явно поступают именно так. Сообщают мужчине, что он не обязан жениться.