- Куда ты?- тихо стонет Эмма. Я шлепаю ее по гладкой попке, не сильно, давая понять, что сейчас не хочу говорить. Она вздрагивает и замирает. От ее аромата кружится голова.
Я никогда не приводил зверушек в свои покои. Ни единого гребаного раза. И сейчас мне страшно. Зачем я это делаю? Зачем впускаю Эмму в свое пространство? Я просто хочу ее. Бережно опускаю зверушку на пушистый ковер, рядом с весело горящим камином. Она удивлена, но видимо тепло и нервы действуют на нее расслабляюще. Ее израненное тело светится в сумеречной полутьме спальни. Я снова чувствую вихрящуюся ярость.
Нет, я не убил Олега. Я его уничтожил иначе. Забрал все, что дал ему за годы нашей работы, лишил всего. А это для подонка страшнее смерти. Чувствую зуд в костяшках пальцев. Я бил его снова и снова, не разбирая куда. Хотел растерзать за то, что он покусился на то, что принадлежит мне. Я не могу выкинуть из головы ее полные слез глаза, чужую руку на ее бедре, и подонка со спущенными штанами рядом с испуганной, избитой Эммой. Лис с трудом оттащил меня булькающего, захлебывающегося кровью Олега. Я вымыл руки и пошел к ней, оставив ублюдка заботам верного Лиса. Гостей разогнала Лидия.
Она смотрит, как я раздеваюсь. В глазах веселые искры, когда я наконец избавляюсь от боксеров. Она моя. Ничья больше.
Опускаюсь на ковер рядом с ней. Странно, она словно читает мои мысли, садится на мой готовый к бою член, и медленно скользит, заполняя себя.
- Ты прекрасна, - стону я, пытаясь прогнать мысли о том, что она просто делает свою работу, за которую я плачу до хера денег. Эмма скачет на мне наращивая тепмп, и мысли начинают путаться. Странная маленькая зверушка. Она так совпадает со мной. Ее предшественницы не сразу начинали принимать меня, ненавидели и я упивался властью над их разумом. А Эмма смотрит на меня, и в прекрасных глазах я вижу не страх, а обожание. Она хочет быть моей, и это чертовски странно. Гребаная маленькая извращенка стонет, лишая меня разума.
- Это так волшебно,- рычит она, грудь подскакивает при каждом ее движении. Я обхватываю пальцами ее бедра, натягиваю девку на себя до упора. Она склоняется вперед, давая возможность мне обхватить губами розовый сосок. Твою мать, я теряю связь с этой поганой планетой. Приподнимаю ее попку, нахожу пальцем клитор.Она выгибается, как кошка. С губ срывается хриплый крик. Снова насаживаю ее на себя до основания и понимаю, что больше не могу сдерживаться.
- Да, - кричит Эмма,отдаваясь оргазму. Ее крик сливается с моим рыком. Мы кончаем одновременно. Мой самый ценный страз замирает упав мне на грудь, но при этом все еще удерживая в себе опадающий член.
Я не хочу отпускать ее. Хочу оставить себе. Холить, лелеять любоваться.
Она уходит в душ, и мне ее уже не хватает. Десять минут проведенных без Эммы, кажутся самыми бессмысленными в этой жизни.
- Ты не наказал меня,- слышу тихий голос. Что она творит со мной? Все, что я так долго выстраивал, летит к чертям собачьим. Нет, я не позволю ей разрушить меня. Только сегодня я поддамся слабости. Она ложится рядом, и мы просто молчим, прижавшись друг к другу. Мы оба пьяны от происходящего.
- Тебе пора,- наконец говорю я. Она молча встает, оборачивается простыней и покорно идет за мной. Я не хочу, чтобы Китти уходила, но и тут ее быть не должно. Она – зверушка. Купленная мною на потеху. И ей не место в моей жизни. Четыре месяца – и я избавлюсь от тяжелой привязанности, смотрящей на меня потухшим взглядом. Провожаю ее в ее комнату, но точно знаю. что не удержу ее там. Она снова будет спать на полу в туалете, или в пыточной.
- Прости,- говорю, прикрывая за ней дверь. Стою, как дурак в темном коридоре, прислушиваясь к сдавленным рыданиям, несущимся с другой стороны. Мне хочется бежать, потому что вдруг осознаю, моя черная душа научилась сострадать. Эта уличная тварь все таки сломала меня. Нет, я не доставлю ей такого удовольствия. Зверь внутри меня корчится, распрямляя свои уродливые конечности.
Глава 13
ОНА
Не могу спать. Стены давят, и я чувствую приближение истерики. Я снова и снова вижу один и тот же сон. Чувствую тот роковой толчок в спину. И разрушаюсь. И только близость странного Беркута не дает мне совершить большую глупость, на которую я так и не смогла решться за все те годы, что прожила на улице. Мне нужно хоть немного отдыха. Встаю с кровати и накинув халат иду в конец коридора, туда где скрыта дешевая дверь. Толкаю ее, и без сил падаю на матрас, воняющий, как тысяча адских задниц. Но меня это даже успокаивает, потому что я возвращаюсь в свой мир. Мир нищеты, грязного траха и ублюдочного существования. Все, что мне принадлежит,три года. Я думала, что ад – это геена огненная. Нет, он есть и на земле. Я засыпаю, только для того, чтобы не сойти с ума от воспоминаний, зная, что где – то совсем рядом видит кошмары человек, укравший мое сердце, и остатки разума.
В этой комнате нет времени. Оно остановилось, потому что невозможно определить движение по небу божественного светила. Нет окон, непроглядная тьма. Мне интересно, кто же смог так изуродовать моего прекрасного монстра? Теряю связь с миром, словно проваливаясь в страшные сны.
- Я так и думал,- слышу недовольный голос хозяина, но в нем звучит насмешка. С трудом разлепляю глаза, пытаясь понять день сейчас или ночь. Я страшно замерзла, зуб на зуб не попадает. Тело затекло от неудобного лежания. Но я чувствую себя отдохнувшей, обновившейся. В адской комнате у меня этого не полусается.- Ты непослушная маленькая зверушка. Почему я должен бегать и искать тебя?
- А, что, Зайчонок, ты испугался? – спросонок мой голос звучит хрипло. И это нравится Алексу, его это заводит. Мне нравится дразнить хищника. Нравится смотреть на тонкую жилку, бьющуюся на его виске.
- Я тебе говорил, чтобы ты меня так не звала?- в голосе сталь.
- А то что, Зайчонок? Что ты сделаешь? – я смеюсь, наблюдая, как губы Алекса трогает едва заметная улыбка.
- Я тебя выпорю,- голос звучит тихо. По моему позвоночнику пробегает ледяная волна. – Согну вот здесь,- Беркут подходит ко мне, и перегибает руками в пояснице, уперев лицом в вонючий матрас, - свяжу за спиной руки. И отхожу плеткой эту маленькую попку, до крови. Буду наслаждаться твоими воплями, а потом трахну, как уличную суку.
Я теку, между ног становится горячо. Он даже не прикасается ко мне, но кажется я сейчас кончу от одного взгляда стальных глаз моего Беркута. Он вдруг замолкает, а потом просто отшвыривает меня от себя.
- Идем есть, детка. Завтрак готов. Сегодня мне некогда играть с тобой. У меня полно работы.
Я стону от разочарования, и как маленькая собачонка плетусь за своим хозяинам, едва не скуля, вымаливая у него внимания.
- Садись тут, девочка. Алекс приказал это место подготовить для тебя,- улыбается разрумянившаяся Зоя, отодвигая стул. Я смотрю на Беркута. Он сидит во главе длинного обеденного стола, прямо напротив меня. Так далеко и так близко. На меня не смотрит. Сидит, уставившись в монитор ноутбука и пьет кофе. Красив, как бог. Зоя ставит передо мной тарелку. Полную румяных оладий, политых янтарным медом, и я только сейчас чувствую, как проголодалась.
- Детка, я так рада,- шепчет Зоя, склонившись к самому моему уху, при этом поглядывая на хозяина,- наш Алекс еще никого не допускал к своему столу. Ну, я имею в виду девушек, ну ты понимаешь. Я впервые вижу моего мальчика таким счастливым,- мешается она, видимо прочтя на моем лице, что мне неприятно слушать про других зверушек моего господина. Зачем она лжет, он не похож на довольного жизнью. И эта жесткая морщинка у прекрасных губ.
- Спасибо, Зоя,- через силу улыбаюсь я, хватаясь за столовые приборы. Еда великолепна, я с трудом подавляю желание вцепиться зубами в сладкое великолепие, и растерзать пищу зубами. Отрезаю маленький кусочек, отправляю в рот, и только сейчас замечаю, как пристально наблюдает Алекс за моими руками. Зоя явно чувствует напряжение витающее в воздухе и спешит ретироваться. Мне хочется остаться с ним наедине. Чувствую тепло внизу живота – это желание. Я снова хочу его. Никак не могу насытиться Беркутом. И наверное уже никогда не смогу жить без него.
- Как ты оказалась на улице? – тихо спрашивает меня Алекс. Мое сердце обрывается, падает куда - то в желудок, горло сжимает колючий обруч.- Ты не уличная шалава, я увидел это сразу. Скажи мне, кем ты была?
- Я была кризисным менеджером в одной очень большой компании,- криво ухмыляюсь я, вспоминая, как довно это было. Целую жизнь назад. Он заитересован. Смотрит прищурив глаза.
- И что случилось потом? Почему ты стала жит на улице? Кто ты – спрашивает жадно. Я не хочу рассказывать. Не могу.
- Слишком много вопросов. Алекс, я никто. Я решила изменить свою жизнь. Думала, что смогу. Не вышло. Не получилось. Думала, что жэтот город даст мне новый шанс,- темные воспоминания снова затягивают в свою темную воронку. Больно, невероятно. Душу рвет в тряпки. Но, по крайней мере, меня никто не нашел. Темные закоулки вонючих улиц, довольно таки хорошо меня скрывали.
- Она все равно ничего не соображает,- сквозь зубы цедит Женька, стоя рядом с моим отцом. Он боится его. Конечно, ведь кусать руку благодетеля не станет даже такой зверь, как мой муж. - Эта тварь убила нашего сына.
Я реально нахожусь между небом и землей. Вот уже месяц. Не помню ничего: ни бесконечных допросов, ни того, как меня избил Женька. НИ-ЧЕ-ГО.
- Если она рассказала правду, я тебя уничтожу. Ты же понимаешь это?- в голосе отца сталь. Смешно. Это ведь он выбрал мне мужа. Просто поставил перед фактом. Только вот и Женька заматерел с тех пор. Стал очень влиятельным политиком. Думаю, что общественность вряд ли оповестили, что жена Евгения Сотникова заперта в психушке. От этих мыслей мне становится весело, иолько вот смеяться я не в силах. Препараты, которыми меня пичкают, позволяют жить только пуская слюни и глупо улыбаться.
- Я просто сбежала,- тихо говорю я, не уточняя откуда. Зачем? – Нашла себе квартирку, напополам с соседкой. И даже устроилась на работу, продавщицей в секонд - хенд. А потом произошло то, что меня сломало совсем.
- Расскажи,- хрипит Алекс. Я смотрю на его руки, которыми он вцепился в край стола. Костяшки побелели от сдерживаемой ярости. Я вижу. Ему жаль меня, и это выбивает из колеи. Ненавижу жалость, не хочу ее. Но начинаю говорить. Потому что это мне очень нужно. Исповедь очищает.
- Моя подруга позвала меня в ночной клуб, развлечься,- проглотив противный ком начинаю я, не сводя взгляда с потемневших омутов Беркута. – Он подсел ко мне и угостил выпивкой. А потом я не помню ничего. Скорее всего в стакане был какой – то препарат. Я пришла в себя в вонючей норе на куче грязных тряпок. Голая и связанная. Этот подонок продавал меня. Я потеряла счет времени, и сменяющимся скотам, которые насиловали мое тело. Четыре дня, потом он просто выкинул меня подыхать в какую то канаву. Я пошла, украла одежду с веревки на первом попавшемся балконе первого этажа, и уползла зализывать раны. Телесные зажили. Но души у меня давно нет.После этого, я не смогла вернуться. Я грязная, Алекс. Шлюха. Ты был прав.
- Как его звали?- рев Беркута похож на рык раненого животного. Кажется он сейчас набросится на меня, и растерзает.
- Я не знаю,- дергаю я плечом. Я и вправду не знаю, только адрес норы. Запомнила, когда он тащил меня в машину. Там на доме была табличка. Зачем? Странная память.
Алекс молчит. Я наверняка ему противна сейчас. Молчит, просто буравит меня взглядом.
- Зачем ты забрал меня? Зачем дал надежду? – шепчу я, чувствуя подступающие к глазам слезы. – Ты чувствовал себя богом, ведь так? Знаешь, Зайчонок, чего ты добился? Ты научил меня чувствовать снова, и эта боль пострашнее твоих наказаний.
Я успеваю отругать себя мысленно, за то что снова не сдержалась, и назвала его Зайчонком, пока Беркут с грацией большого зверя движется в мою сторону.
Глава 14
ОН
Я думал, мне придется исправлять Эмму, но пока только она воздействует на меня. И это страшно заводит. Этот страх, раздирающий мою черную душу. Я боюсь своей привязанности к этой маленькой уличной кошечке, и ничего не могу с собой поделать. Это нечто большее, чем боль. Щекочущее чувство опасности. Она плачет, слезинки стекают по мраморно – белым щекам, и я с трудом подавляю желание слизать соленую влагу. Беру ее за руку, и веду за собой. Сегодня я буду трахать мой страз в норе. Она заслужила наказание, поселив в моей голове и сердце разрушающее сомнение. Я не умею привязываться, не могу любить. Все выжжено давно, мертво.
Эмма повинуется безропотно. Сука, эта девка всегда ставит меня в тупик. Сейчас мне нужно услышать ее наглое «Зайчонок», чтобы почувствовать ярость, но она молча идет, как потерявшаяся собачонка.
Нора встречает нас вонью затхлости, холодом и непроглядной тьмой. Я хочу ее видеть, хочу смотреть в глаза Китти, когда буду владеть ею. И света дискошара мне недостаточно. Нащупываю на голой стене выключатель, под потолком с треском загорается тусклая лампочка. В свете потрескивающего светильника комната кажется еще более отвратительной. Матрас на полу покрыт пятнами чужых выделений. Толкаю Эмму. Она падает на уродливое ложе, делая его своим присутствием таким желанным. Сдираю с моей зверушки спортивные штаны. Она разводит ноги в стороны, открывая мне возможность видеть ее истекающую соками щелку. Сука, яйца сейчас просто лопнут от напряжения. Я опускаюсь на колени между ее бедер.
- Ох, - шепчет Эмма, когда я провожу языком по ее половым губкам. Пробую ее на вкус, как сорт дорогого вина. Моя Китти прогибается в пояснице с громким стоном, когда я углубляюсь в ее маленькую киску, исследуя и лаская. Моя девочка стонет начиная плавные волнообразные движения. Но нет, я не дам ей кончить. Отстраняюсь, рассматривая прекрасное лицо. Эмма прикусила губку от разочарования. Лежит, бесстыдно раскинувшись передо мной.
- Пожалуйста,- умоляюще шепчет она, ерзая аппетитной попкой по вонючему матрасу. Наконец то, чувствую, как ярость застилает мой разум. Моя мать вот так же отдавалась грязным, вонючим извращенцам в комнате – близнеце этой убогой норы. Она была грязной, вонючей шлюхой, и Китти ничем не лучше. Трахается со мной, ожидая денег. Грубо ввожу в нее два пальца. Она вскрикивает, явно ожидая другого.
- Мне больно, Зайчонок,- хрипит эта сука. О да, она явно поняла и приняла сейчас правила моей игры. Умный, послушный страз. Да, таких у меня еще не было. Китти ерзает, ей нравится быть насаженной на мои пальцы, чувствую как сокращаются стенки ее влагалища, когда я нажимаю на маленькую точку внутри. – Я сейчас похожа на наручную марионетку,- хмыкает эта дрянь. Блядь, мне кажется я сейчас сдохну от разрывающего мой член желания. Но еще слишком рано. Эмма стонет, дует губки, когда я встаю на ноги и иду к небольшому стенному шкафу, где дожидаются своего часа мои игрушки. Выбираю флогер. Китти смотрит с интересом, но в глазах ее плещется что – то, что я никак не могу прочитать. Она поворачивается ко мне спиной, выпячивая круглую попку, но я не этого хочу. Переорачиваю ее на спину. Первый удар приходится по розовому соску. Я бью не сильно, не хочу повредить свою зверушку. Но даже этого хватает, чтобы Китти закричала. Смотрю на бордовый след на дрожащем белом полукружье, и бью снова. Эмма рыдает, стонет, бьется подо мной, когда я наконец - то вхожу в ее возбужденную, скользкую от выделений киску. Провожу языком по оставленному мною на белоснежной коже следу. Боль, невероятная, которую она чувствует, переживает и принимает. Предыдущие девки не могли с ней свыкнуться. А этот страз идеален. Ее ноготки впиваются в мою спину, рвут кожу, пахнет кровью, и я взрываюсь. Кажется сойду с ума, пока выстреливаю в мою Эмму чертово море спермы. Она кричит, содрогаясь в конвульсиях удовольствия. Эта сука, то, что я искал долгие годы. Будет очень жалко от нее избавляться. Падаю на нее сверху. Она едва дышит под моей тяжестью, зато я слышу каждый удар ее сердца.
- Иди помойся,- коротко приказываю я, - ненавижу грязных блядей.