Анастасия Медведева
Неудачница: перезагрузка
Глава 1. Все дороги ведут в Рим
Стою перед зданием компании, нервно переступаю с ноги на ногу, пытаюсь унять бешеный стук сердца.
Как меня угораздило вновь появиться здесь?!
Ладно, не буду оглушать свой мозг риторическими вопросами. И вести диалог с собственным сознанием, пугая саму себя прогрессирующей шизофренией, если не раздвоением личности, при наличии готового ответа — тоже не буду.
Я пришла сюда сама.
До нового года ровно неделя, моя кожа имеет бронзовый загар, моя трудовая лежит в закромах отдела кадров.
Как-то так…
Когда я пыталась устроить свою жизнь, справляясь с индийским интернетом, то столкнулась с неразрешимой проблемой, название которой: хрен ты устроишься на работу, пока ты НЕ уволена из компании Бондарёвых! Да-да-да, моя сокурсница из универа, к которой я обратилась по вопросу о новой трудовой, так мне и сказала! Я не могу заявить о том, что мои документы были потеряны: потому что они до сих пор ОФИЦИАЛЬНО находятся где-то внутри этого адова здания, что сейчас величественно возвышается надо мной, давя на мозг воспоминаниями о месяце, который перевернул мою жизнь!
И, нет, в реальности я не увольнялась с работы, как в своём обморочном сне…
Вообще, мне даже не нужно было из квартиры выходить, чтобы память начала подкидывать в голову события двухнедельной давности. Кстати, да, со вчерашнего дня я живу на съемной квартире! И снял мне её отец, пока я была в Индии.
О, как, должно быть, переживала Жанна — это ж даже представить сложно!
Всё дело в том, что за те три дня, которые были у меня перед отъездом, и которые я провела у папы, мы с моей мачехой успели познать всю радость от сбора всей семьи! Как мы не убили друг друга — вопрос для меня до сих пор открытый… И нет, она не беременная, — как мне привиделось в моем больном обмороке. Она просто… мм… а можно про свою мачеху говорить, что она — та ещё стерва?.. Или так про семью обычно не говорят?..
В общем, когда на второй день моего побега от всех в квартиру отца позвонил курьер со всеми купленными мне во время жизни у Глеба вещами, Жанна посмотрела на меня, как на умалишенную. А затем спросила голосом врача из психбольницы: «И от такого ты решила уйти?!». Осекла я её быстро и одной фразой: «А какой — такой, вы поняли по названию брендов?..»
Мачеха замолкла и до самого моего отъезда игнорировала моё присутствие в квартире. Я была рада. Потому что поступок Глеба вызвал во мне смятение: я не знала, как на это реагировать. А записка в одном из пакетов с вещами, с лаконичной фразой: «Это все равно не мой размер», — и вовсе меня добила. Я не хотела носить эту одежду, но и денег на новую у меня не было, а среди всех этих шмоток было много платьев, которые я вообще ни разу не надевала… Так что решила оставить. И теперь, всякий раз глядя на пакеты с вещами или заглядывая в сумку, купленную Линой, я думала о компании, о должности личной помощницы… о Глебе.
О Бесове.
Ужасное, убивающее самооценку чувство ненужности, вновь и вновь заполняло меня, стоило подумать о Лёше. Я полагала, что две недели солнца излечат меня, но, Боже, как я была не права! Хотя… сложно даже представить, что было бы, не сбеги я из той гостиницы рано утром. Бесов раздавил меня. Не Глеб, который занимался этим на протяжении почти двух месяцев — если считать период обучения у Лины. А Бесов.
Самое смешное, что я могу оправдать обоих мужчин. Я вообще периодически развлекаю себя тем, что ставлю себя мысленно на место того или иного человека, чтобы понять его мотивацию.
Но в случае с этими двумя…
Встряхиваю головой и делаю первый шаг к входным дверям, затем второй… а затем перестаю считать. Как ни странно, добираюсь до отдела кадров без происшествий (хоть меня и потряхивает) и даже успеваю корректно объяснить проблему новенькой сотруднице, которая после того, как я назвалась, очень внимательно на меня смотрит и почему-то постоянно сверяет своё «впечатление» с какими-то данными на экране. Могу её понять. Должно быть, на фото в досье была затюханная, с кругами под глазами, исхудавшая бледная тень, только прошедшая «проверку Линой» и ещё не успевшая обзавестись нормальным гардеробом. Теперь же перед новенькой сотрудницей отдела кадров стояла загорелая, отдохнувшая (так или иначе), обладательница норкового полушубка, с идеальным прямым каре по плечи (это я так память о Бесове отрезала, ага… наивная) в брендовых сапогах на стройных ногах — не скажу, что красавица, но определённо не заморыш.
— Мила Георгиевна Криг? — уточняет девушка ещё раз, при этом как-то заискивающе глядя мне в глаза.
Ноги начинают зудеть: они очень чутко чувствуют, что пора уносить отсюда всё остальное тело.
Но я почему-то стою.
Ладно, опять вру сама себе — я стою, потому что мне нужно забрать документы. И удостовериться в появлении подписи на заявлении об увольнении.
— Это я. Честно, — заверяю сотрудницу, с лёгкой усмешкой замечая, как вытягивается лицо девушки после того, как я произношу первые слова вслух.
Мой голос всё ещё при мне.
До этого момента я ограничилась передачей необходимых, подтверждающих личность, бумаг и, собственно, самого заявления об увольнении.
— Простите, но я не могу отдать вам документы без разрешения Глеба Самойловича, — глядя на меня уже каким-то умоляющим взглядом, говорит девушка.
— В смысле? — переспрашиваю, не очень понимая, каким образом все эти бумажки могли понадобиться Глебу.
— Он… в смысле… Глеб Самойлович… — запинаясь, начинает объяснять девушка-бедняжка, — сказал, что, если вы придёте, я должна предупредить его… И сказал, что… как бы вы не чудили, я должна буду задержать вас до его появления.
А, так эти странные взгляды — от ожидания моих неадекватных поступков?.. И дело вовсе не в моей изменившейся внешности?..
СТОП!
До его появления?..
— Вы меня простите, пожалуйста, Мила Георгиевна, я не хочу становиться меж двух огней! Я здесь совсем недавно работаю и не хочу, чтоб меня уволили перед новым годом! Я слышала, что вы встречались с генеральным и полагаю, что он простит вас в любом случае — чего бы вы сейчас не натворили, но меня-то здесь никто прощать не будет!!! И неважно — насколько это неправильно или не этично, но я не дам вам ваши документы, пока не СЛАВА БОГУ!
Хмурюсь. Довольно сбивчивое окончание столь эмоционального и логично выстроенного моноло…
Оборачиваюсь медленно и смотрю на вошедшего в кабинет отдела кадров Глеба. Всё такого же высокого, красивого, темноволосого, зеленоглазого, стильного, надменного — черт, меня заносит…
— Здравствуй, Глеб, — здороваюсь негромко, затем перевожу взгляд на сотрудницу отдела кадров, — далеко пойдёте.
«Простите» — произносит та одними губами и зарывается в бумаги.
Конечно, не буквально. Хотя, если бы было буквально, то я бы хохотнула от души. А так приходится держать лицо и вновь встречать холод зелёных глаз. Точнее — уже не холод…
— Мила, пожалуйста, пройди со мной, — его голос звучит сдержанно, но почему-то я ощущаю не равнодушие и презрение, которых, каюсь, я ждала, а…
Да я даже не могу дать определения тому, что я почувствовала в этот момент!
— Куда? — спрашиваю осторожно, совсем не стесняясь девушки за столом.
— Ну, очевидно, что не в спальню, — всё с тем же тотальным спокойствием отвечает Глеб.
Ха. Ха-ха. Он сейчас пошутил. И это даже было смешно.
— Правда? — уточняю, сама не зная — зачем.
Кто-то хрюкает.
Здраво рассуждаю, что, раз я смотрю на Глеба и точно знаю, что это не он, — значит, это всё та же сотрудница отдела кадров.
— Мила, пойдём в мой кабинет, — терпение Глеба всё же трещит по швам, хоть он и не демонстрирует этого окружающим. Но я-то знаю этот его тон.
— Пойдём, — прохожу к двери, останавливаюсь в проёме, — Как вас зовут, девушка?
— Соня, — тоненьким-тоненьким голоском отвечает та, вжав голову в плечи.
— Удачи на новом месте, Соня, — от души желаю и выхожу из кабинета.
К лифту мы с Глебом подходим вдвоём, вдвоём же и заходим в кабину. Признаюсь, честно, даже если бы он смотрел на меня, мне было бы не так дискомфортно, — но он просто стоял рядом, почти бок о бок, молча глядя на дверцы лифта.
Всю. Поездку.
— И в чём причина того, что ты не хочешь отдавать мне мои документы? — выпаливаю, едва переступив порог кабинета Глеба.
— Ты поставила меня в затруднительное положение, — мужчина проходит к своему столу, но не садится в кресло, а встаёт, упираясь в дорогую столешницу рукой, и смотрит мне в глаза.
— Когда уточнила про спальню? — слегка удивляюсь.
— Когда сбежала, оставив меня без помощницы в конце года, — Глеб смотрит на меня серьёзно, и мне сразу становится как-то неспокойно, — Лине некогда заниматься твоей «подменой» — у неё горят свои сроки и свои отчетности.
— «Моей подменой» — неверная формулировка, — замечаю между прочим.
— Верная. Ты не уволилась, ты просто сбежала, судя по всему — за границу, — Глеб внимательно осматривает моё лицо с бронзовым загаром, ни разу не скрывая всей демонстративности своей оценки, — и ты не предоставила мне законных двух недель на поиск новой помощницы, которую, к слову, должна была подготовить, как некогда тебя подготовила Лина.
Стою, как громом поражённая. Вообще, всё это время я думала только о себе, о своих обидах, о том, что Глеб разорвал контракт «Золушки», о том, что Бесов сказал честно, что будет расспрашивать меня о Бондарёве младшем, если мы будем с ним встречаться…
Но я ни секунды не думала, что поступаю, мягко говоря, непрофессионально, бросая всё и вся, и срываясь из России куда подальше. По всем правилам я действительно должна была уведомить Глеба заранее о своём намерении уволиться, вот только…
— Глеб, о чём ты говоришь? — смотрю на него, подняв одну бровь вверх, — Мой контракт не подразумевал «увольнения» в принципе. Только при условии выплаты неустойки в полмиллиона. О каких стандартных двух неделях может идти речь, когда наш с тобой контракт даже не пах этой самой «стандартностью»? — складываю руки на груди, затем говорю ещё более уверенно, — В тот момент, когда ты прислал скан о расторжении договора, я оказалась свободна, как птица. Никакого другого договора о трудоустройстве я с тобой не подписывала. И даже это глупое заявление об увольнении — одна лишь фикция. Да, я официально работаю в твоей компании, но по документам… — и вот тут я замолкаю.
— По документам, лежащим в отделе кадров, ты трудоустроена, как личная помощница Бондарёва Глеба Самойловича, — заканчивает за меня Глеб, — Наверное, ты забыла о том, что для отчетности и «чистоты» наших с тобой отношений перед законом, а также — для налоговой службы, ты подписала одну страничку, на тот момент не такую уж и значимую, нашего с тобой ОФИЦИАЛЬНОГО договора.
Ччччёрт… я же не могла наступить на те же грабли — трижды!
Собираюсь с силами и говорю, опустив взгляд в пол:
— Да, я помню эту страничку. По ней выходит, что я нарушила правила компании. И что ты сделаешь? Штраф выпишешь? — поднимаю глаза на него, — Я же увольняться пришла. При чём — также, ОФИЦИАЛЬНО!
Ох, и нравится мне это слово. Оно у нас сегодня прям, как мячик в пинг понге.
— Я не буду выписывать тебе штраф, не буду давить на тебя, не буду угрожать тебе. Я буду просить тебя, — неожиданно спокойно произносит Глеб.
Ступор.
Смотрю на него и недоумеваю: а где тот босс, что запугивал меня одним лишь своим недовольным видом?!
Кто это передо мной?!?!
— И о чём будешь просить? — спрашиваю осторожно; реально боюсь, что всё, что происходит — мой очередной сон-убийца-мозга.
— Доработай до конца года. Подготовь новую помощницу. Проверь все годовые отчеты. И иди с миром.
Кома.
При условии, что я продолжаю пребывать в вертикальном положении.
— Ты хочешь, чтобы я доработала… — сколько там осталось? — Неделю?..
Смотрю на него недоверчиво. Вообще не вижу логики.
— Я выплачу тебе зарплату за декабрь, как будто ты никуда не уезжала, — продолжает добивать меня Глеб.
— Не нужно мне этих подачек, меня не было две недели, — качаю головой, пытаясь привести мысли в порядок.
— Хорошо, как скажешь. Главное, помоги закрыть этот год по всем отчетностям — мне некогда этим заниматься, а у нас горят все сроки.
Меееедленно выдыхаю.
— И ты хочешь, чтобы я подготовила тебе новую помощницу за… неделю?! — смотрю на него, как на невменяемого.
Даже мне потребовался месяц!
МНЕ!
Ну, ладно, я не Эйнштейн, но всё-таки… неделя!
— Да, и найти её нужно будет тоже — тебе, — Глеб смотрит на меня с ожиданием в зелёных глазах, а я быстро просчитываю в уме варианты.
Без необходимости изображать его девушку, без постоянного давления штрафов, без проживания под одной крышей… Глеб был идеальным боссом.
И, да, он ни разу за нашу встречу не поднял вопроса о наших взаимоотношениях. А это многого стоит.
Бонусом шла зарплата в конце месяца, пусть и сокращенная, — но даже с этими сокращениями она была достаточно внушительной, чтобы просто отмахнуться от возможности её получить в канун нового года. А уже в следующем году я начну свою новую жизнь в своей новой съемной квартире и с новой любимой работой!
Я даже улыбнулась мечтательно, представляя себе всё это счастье.
И это странное чувство — словно ожидание от встречи со своими любимыми, давно знакомыми грабельками…
— Ты согласна? — требовательно спрашивает Глеб.
— У меня есть условия, — смотрю на него не менее требовательно.
Глава 2. Никакой больше "Золушки"
— Слушаю тебя, — Бондарёв младший не показывает, насколько мой ответ ему не понравился, но мне даже не нужно видеть его реакцию — я знаю это.
— Первое — никаких новых контрактов, — чеканю каждое слово, специально, чтоб до него дошло, насколько я серьёзна, — Я не поставлю больше ни одной подписи, только на расчётном листе, если потребуется. Чтобы было понятно, и вопрос больше не поднимался: я отрабатываю у тебя неделю и увольняюсь. Никакие «иные факторы», «жизненные обстоятельства» и прочие «необходимости» не смогут заставить меня остаться здесь на следующий срок…
— А если ты сама захочешь? — перебивает меня Глеб.
— Не захочу, — говорю честно и отвечаю не менее уверенным взглядом.
— Твоё второе условие?..
Смотрю на него внимательно: челюсти плотно сомкнуты, на скулах ходят желваки. Глеб недоволен.
— Моё второе условие — твоя подпись на моём заявлении об увольнении. Пусть эта бумага лежит в отделе кадров и ждёт своего часа; я доработаю по контракту в твоей компании и, как ты выразился, уйду с миром.
— Всё будет сделано сегодня же, — не глядя на меня, чеканит Глеб.
Надо же, какой послушный.
— Третье, естественно, я больше не буду изображать твою девушку.
Я жду чего угодно, когда говорю эти слова, но Бондарёв меня удивляет. Точнее, удивляет язвительная усмешка, появившаяся на его губах.
— Естественно, — повторяет за мной он, разглядывая паркет на полу.
— И последнее… Я выбрала тебе новую помощницу.
— Уже? — не без иронии «удивляется» Глеб.
— Да. Это Соня. Сотрудница отдела кадров, — говорю ему, а сама про себя думаю, что Соня — идеальная кандидатура.
Исполнительная, не без «оригинального подхода», с чувством юмора и страхом перед Глебом.
То, что нужно.
— Соня… это та русоволосая девочка, что только пришла к нам в компанию? Почему именно она? — хмурится Глеб, на самом деле удивившись моему выбору.
А я едва сдерживаюсь, чтобы не захлопать в ладоши!
Это его «девочка» — говорит о многом. Например, о том, что монстр-гендиректор не будет изощряться в подписании рабских договоров с ребёнком, не будет заставлять её изображать его девушку и не будет унижать/давить/ломать бедняжку.