– Да что говорить, в каждом захудалом городишке есть своя Святая реликвия, свой артефакт! И у нас, и в сиятельной Александрии, и в провинциальной Мцхета также есть Священные гвозди. И что, все они могут претендовать на свою исключительность? Зато у нас хранится наконечник Копья Судьбы и часть Животворящего Креста, на котором был распят Иисус, – благоговейно сказал патриарх.
– В Иевусе утверждают, что подлинный наконечник остался у них, следовательно, Елена вывезла копию, – заметил Константин. – А католикос всех армян говорит, что и в Иевусе, и у нас лишь жалкие копии. Подлинный же наконечник принесен в персидскую Армению апостолом Фаддеем, где он и хранится, по сей день.
Что касается Животворящего Креста, то практика отделения частиц от вновь обретенного Креста началась уже при севасте Елене. По дороге в Константинополь она оставляла его частицы в основанных ею монастырях. – Константин замер задумавшись. Потом хлопнул себя по лбу. – Очень хороший почин для укрепления веры. Почему бы и нам не последовать ее примеру?
– Что ты имеешь в виду?
– При царской сокровищнице можно открыть хранилище и мастерскую под твоим началом. Частицы Животворящего Креста можно будет помещать в этом реликварии и награждать от моего и твоего имени по всему миру, укрепляя веру.
– Где взять столько частиц Креста? – Хмуро усомнился Феофилакт.
– Пустое. Мир и так пропитан ложью, – успокоил его Константин. – Пока персы владели Иевусом, огнепоклонники, возложив кучу бревен, сожгли часть Гроба и остатки Креста. Но по официальной версии принято считать, что христиане скрыли его, из-за чего многие из них были убиты. А потом, чтобы услужить базилевсу Ираклию, евреи извлекли спрятанный Крест, разрезав, разделили на много частей и по церквам распределили.…
В Константинополе, кроме креста от Елены, есть еще три частицы креста привезенных оттуда же. В самом Иевусе осталось четыре. А есть еще на Кипре – два и в Антиохии – три. И по одному фрагменту хранится в Эдессе, в Александрии, в Аскалоне, в Дамаске, в Мцхета. Если собрать все частицы воедино, получиться не одно дерево…
В этом случае опять сработал принцип: «Ложь во благо». Раввины иудеев сделали вид, что сохранили Святую реликвию. Ираклий сделал вид, что поверил им. Ведь священен не сам предмет. Гораздо важнее вера в него людей. Именно эта вера и делает ржавый гвоздь чудодейственным артефактом. И тот, кто им обладает, считается отмеченным Богом и ведомый рукой Судьбы.
– Как наша держава, ибо только мы обладаем не только наибольшим количеством Священных реликвий, но и останками вселенских учителей и Отцов Церкви. – Продолжал упрямо гнуть свою линию патриарх. – И я благодарен тебе Константин, что, несмотря на твои предубеждения, ты все-таки распорядился перенести мощи Григория Богослова3 из Назианза в церковь Святых Апостолов в Царский город. Теперь город Константина находится под его опекой, как и под покровительством Святого папы Иоанна Златоуста. Что может быть лучше, для величия столицы? – Удовлетворенно заметил патриарх.
– В сборе артефактов должна быть мера, – поморщился Константин. – Например, я не одобряю возврат в Константинополь честную главу Иоанна Крестителя после ее Третьего, на мой взгляд, очень сомнительного обретения в Команах, в царстве Абхазии. И не одобряю перенос мощей Иоанна Златоуста из тех же Коман в Константинополь во времена базилевса Феодосия. Мощи Святых просветителей, по моему убеждению, должны находиться в местах их упокоения, и способствовать укреплению веры в тех землях, о которых они радели при жизни.
Ну а что касается самих артефактов, то люди всегда будут искать предметы, через посредничество которых они будут говорить с Богом. И в этом отношении иконы православных занимают тоже место, что и Ковчег Завета, Скрижали и посох Аарона для иудеев, а Черный Камень и вещи пророка Мухаммеда для мусульман.
И смысл целования этих предметов в том, что верующий учится полностью подчиняться своему Господу, а в предписанных Им законах и ритуалах есть мудрость и благо. Безвозвратно прошли времена скифов и то, чему учил один из них, Моисей. Бог – это Небо над головой, а огонь костра – посредник между миром людей и миром богов.
Патриарх не успел ничего сказать в ответ.
– Его Высочество, цезарь Роман, – объявил дворцовый слуга-евнух и в покои, скорым шагом вошел наследник престола.
– Что случилось отец? Я смотрел скачки на ипподроме. Гнедая Мели должна была финишировать первой, и я выиграл бы приличный куш. А тут меня срочно вызывают к тебе. Что за спешка? – Недовольным голосом спросил Роман.
Ложа басилевса на ипподроме была соединена галереей с Большим Дворцом, поэтому Роман был еще под впечатлением проводимых скачек.
– Гнедая Мели «голубых» не придет первой, это исключено, – воскликнул патриарх, не меньший любитель скачек. – Сынок, ты потерял свою ставку. Вороной Васпур «белых» – вот фаворит скачек.
Роман хотел было возразить, но Багрянородный встал и поднял руку.
– Прекратите! Я призвал тебя не для того, чтобы полюбоваться на твои спортивные баталии с отцом Феофилактом. Пора бы тебе уже образумиться и заняться делами государственными! Бери пример со своих сестер, – строго призвал Романа к порядку базилевс.
– Мой дорогой отец, сто лет тебе жизни, – пошел на попятную Роман. – Пока ты с нами, не о чем беспокоиться. А сестрам лучше заниматься благотворительностью. Не зря же они крутятся среди чиновников Василия. Вероятно, присматривают себе женихов. Я же изучаю политику с практиками, настоящими стратигами. Такими как братья Фока, когда они бывают в столице.
– Политика делается не на полях сражений, а в тиши кабинетов. И уж тем более не на пирушках и скачках! – Константин сделал многозначительную паузу. – Ну да я тебя не за этим вызвал, – сказал он более мягким тоном. – Скажи мне прямо, ты еще хочешь жениться на актрисе Анастасии?
– Да, отец! Больше всего на свете. Скажи, что я должен для этого сделать? – Встрепенулся Роман.
Константин переглянулся с патриархом.
– Есть два условия сын, начал неторопливо Константин. – Во-первых, ты должен будешь половину своего времени проводить со мной, присутствуя на всех официальных торжествах и приемах, в том числе сопровождая меня в поездках по стране.
– Согласен! – Взвился от радости Роман.
– Не перебивай, государя, – с ухмылкой глядя на радость любимого сына продолжил Константин. – И второе. До дня свадьбы, Анастасия должна будет провести в резиденции у патриарха. – Твердо сказал Константин. – Никаких выступлений, никаких театров. Только молитвы, покаяние и изучение законов Божьих.
– Есть у меня благочестивейший монах Полиевкт, на которого я возложил обязанность проповедовать Слово Божие в храме Святой Софии. Обычно дважды в неделю, но иногда ежедневно, он проповедует, при стечении народа потрясая сердца слушателей. Вот ему-то я и поручу взять мою гостью на попечение, – с умильной улыбкой сказал Феофилакт, радуясь в душе, что хоть ненадолго избавится от своего Цербера.– Это будет полезно им обоим.
Я наслышан о представлениях, исполняемых в деревенских церквах Сирии и Верхней Армении. Там, где священников видят реже, чем мимосов. Посмотрим, так ли талантлива в постановках литургических представлений дочь, как ее мать. Со своей стороны Полиевкт преподаст ей наставления о церковном уставе, о молитве, посте, милостыне, о сохранении чистоты душевной и телесной.
– Прекрасно, отец Феофилакт, – одобрил патриарха Константин. – Главное, что ты Роман не должен видеться с ней до проведения обряда венчания.
– Согласен, – с унылым видом ответил Роман.
Глава вторая: обычаи, театр и христианство
Минул месяц. В Вербное воскресенье Царский город потрясла литургическая драма, разыгранная в храме Святой Софии. После вечерней службы там было разыгран Страшный, или как говорили в простонародье, последний суд.
Просцениум-амвон служил в храме местом сцены, которое изображал «грешную землю», а алтарь за закрытым занавесом – рай на небе.
Действующими лицами этой литургической драмы выступали: Христос, роль которого исполнил пресвитер Полиевкт, и народ, который изображался хором дьячков со священником во главе. Священник исполнял роль корифея хора.
Сотни верующих собрались на площади возле храма. Некоторым посчастливилось попасть внутрь. А те, которым не посчастливилось, жадно ловили слова добровольных рассказчиков, описывающих сцены происходящее в храме.
Гомон на площади стих, когда священник в полном облачении, с серебряным крестом в руке, на просцениуме преклонил колена перед закрытым занавесом и стал «молить с плачем». Он обращался к богу, слезно-молящим голосом взывая: «Милосердия двери отверзи нам!». В благоговейной тишине священник несколько раз ударил серебряным крестом по деревянному помосту, как бы стуча в двери рая.
В ответ второй исполнитель сольной партии литургической драмы, пресвитер Полиевкт, стоящий в алтаре за закрытым занавесом, грозно спросил: «Кто стучит во врата рая? Через врата господни проходят только праведники».
Священник с просцениума стал громко возражать, что не только праведники могут войти в рай, но и грешники, если они исповедались, причастились, замолили свои грехи и тем самым, мол, заслужили прощение.
Так они препирались и обменивались репликами некоторое время, пока в действие не вступил хор дьячков. Своим пением они изображали «мольбу народа о милосердии божьем».
Тогда в ответ из-за занавеса снова возвестил Полиевкт, что «трубы грозного бога громогласно взывают: се грядет жених, спешите ему навстречу!». Священник с просцениума слезно отвечал, что он и его «дети, которых дал господь», «жаждут лицезреть Христа и услышать благостный голос его».
Зрители внутри храма присоединились к мольбам священника: «Милосердия двери отверзи нам!». Эти слова подхватили на площади и вскоре все собравшиеся в едином порыве скандировали эту мольбу.
Вся эта тщательно разученная и гладко разыгранная сцена рассчитана была на то, чтобы подготовить аудиторию к дальнейшему театрально-эффектному зрелищу. Произносимые «слезножалобными голосами» мольбы оказались услышанными на небе. На просцениуме занавес раскрылся, и перед собравшимися в храме предстало яркое зрелище «рая», озаренного светом бесчисленных свечей, украшенного переливающимися в огнях драгоценными камнями, золотом и серебром. Святая София наполнилась благоуханием ладана, так же как в свое время античные театры наполнялись ароматами воскуриваемых благовоний.
Постановка имела в столице громкий успех. Феофилакт навестив Багрянородного базилевса в царском дворце не мог сдержать похвальных слов.
– Государь! Ты не ошибся! Эта девочка действительно талантлива. Представление имело огромный успех. Площадь перед Святой Софией не могла вместить всех желающих. Слух о чудесном представлении разлетелся мгновенно по всем окрестностям. Посмотреть на воссозданный «рай на земле» стремились и городской охлос, и жители предместий и гости из других земель, – восторженно рассказывал патриарх басилевсу. – Следующий шаг – это постановка Пасхальных мистерий, успешно принятых паствой в портовом городишке Гитио.
– Ну что ж, мы не ошиблись в ней. Прекрасная пара для наследника, – усмехнулся довольный Константин.
…
В конце лета в порту Гитио пришвартовался царский дромон. Служащий порта из ведомства эпарха, растерянно заикаясь, приветствовал именитого гостя на борту галеры. Как же. Сам магистр Никифор Фока прибыл в городок. Прибыл один, и, кажется, с неофициальным визитом. Его сопровождала только личная охрана. Посыльные со всех ног помчались оповестить коменданта гарнизона и эпарха города.
Магистр не спеша, собрался и сошел с корабля. На берегу высокого гостя первым приветствовал комендант Кон Сивас. Портовые равдухи выстроились в шеренгу за начальником. Они выпячивали грудь и надували щеки, стараясь показать свою молодцеватость.
Магистр молча выслушал доклад Сиваса и сухо его поприветствовал. После этого вся делегация отправилась во дворец эпарха. Эпарх и его служащие встретили магистра у входа в здание курии и, обменявшись приветствиями, прошли внутрь. Там Никифор попросил Алана пропустить официальную часть и отпустить собравшихся чиновников восвояси.
Оставшись с глазу на глаз, Никифор сказал эпарху:
– Царь царей Константин Багрянородный одобрил выбор наследника и назначил время свадьбы царевича Романа и его избранницы. Торжественная церемония пройдет осенью в Царском городе. Ты ничего не слышал об этом, эпарх?
– До нас столичные новости доходят не так быстро, – пожал плечами Алан.
– А тебя не удивил мой внезапный приезд? – Продолжал тянуть время Никифор.
– Что? – Теперь встревожился Алан. – Что-нибудь случилось с Анастасией?
– Ты необычайно проницателен, – расплылся широкой улыбкой Никифор. – Твоя дочь избрана невестой Романа.
Алан выглядел несколько ошарашенным, но как воин ветеран смог быстро взять себя в руки.
– Не буду скрывать. Это очень неожиданное сообщение, – засуетился он. – Надо немедленно сообщить Цире!
– Что ж, поехали, – поддержал его Никифор. – Только прошу тебя, без лишнего обоза. Надеюсь, у тебя найдется в конюшне десяток лошадей для меня и моих телохранителей. Вполне достаточная свита. И распорядись, чтобы остальных моих людей разместили в городских казармах и поставили на довольствие, – наставлял Никифор слегка потерявшего голову эпарха.
Алан быстрым шагом пошел к выходу.
– Седлать 12 коней – отдал он распоряжение служке, стоящему возле дверей. Как видно некоторые слухи все же стали достоянием горожан. Когда эпарх закончил с распоряжениями для своих служащих, его перехватил Сивый Конь:
– Это правда?
– Да, друг, – Алан не скрывал своей радости. – Наследник престола венчается с Анастасией. Я отправляюсь в имение, чтобы обрадовать Циру. Прошу тебя рассели воинов сопровождающих магистра в казармах и поставь их на довольствие. Многие на радостях напьются. Удвой городскую охрану во избежание неприятностей. Они сейчас нам ни к чему. Оповести аристократические дома и старшин цехов. Тебя и остальных гостей я жду сегодня вечером на клиторий у себя в усадьбе.
– Не беспокойся за город, – заверил Алана Сивый Конь. – Я все устрою. Поезжай спокойно.
Не теряя больше времени на разговоры, кавалькада отправилась в путь.
Завидев пыль на дороге, поднимающейся из-под копыт приближающихся всадников, домочадцы немедленно оповестили об этом хозяйку поместья. Сердце Циры забилось от тревожных предчувствий. Но когда Алан с Никифором, едва соскочив с лошадей и стряхнув дорожную пыль, предстали перед Цирой, она уже была готова к любому повороту событий.
Цира стоя ожидала мужа с гостем в центре большой залы поместья. За ее правым плечом, сзади и чуть в стороне, стоял на всякий случай вооруженный Кахраман.
Алан и Никифор остановились в десяти шагах от нее. Обычаи не позволяли Алану проявлять свои нежные чувства к жене на людях.
– Дорогая жена! – Начал торжественно Алан. – Магистр Фока оказал нам честь. Он привез весть от царя царей. Наследник престола сделал свой выбор. Роман предложил нашей дочери стать его супругой и матерью их детей. Анастасия ответила согласием. Прославленный магистр прибыл в Гитио, чтобы пригласить нас в Царский город на венчание.
– Уважаемая Цира! – Добавил Никифор. – По старинному обычаю, как всякая мать, ты должна перед венчанием благословить дочь на этот союз. А отец – сопроводить дочь к алтарю.
Цира побледнела, у нее ослабли ноги. Внезапная весть огорошила ее. Кахраман подхватил ее за локоть, подвел к ближайшему стулу и осторожно усадил. Затем так же молча, отступил и встал за ее спиной.
– Как же мальчики, поместье, театр? – Бормотала она, пытаясь привести мысли в порядок. – У нас нет дома в Константинополе. Где мы будем принимать царевича Романа?
Вперед снова выступил Никифор.