Мы оказываемся перед стеной с кучей лифтов. Зейн нажимает на кнопку ближайшего, и когда тот открывается, внутри оказывается пространство, совсем непохожее на лифт. Это шар из органического стекла диаметром чуть больше человеческого роста с крошечными дырочками для воздуха. В центре его два сиденья с ремнями.
— Похоже, мы можем поехать вместе.
Зейн впускает меня первой и занимает место рядом, закрывая за собой люк. Эта штука напоминает мне прогулочный шар для домашних грызунов. И хотя я ожидала, что здесь будет пахнуть потом, на самом деле здесь как в больнице.
Мы движемся по трубе. Я сжимаю подлокотники, когда мы погружаемся в океан. Я чувствую давление в ушах, зеваю и слышу приглушённый хлопок. Как только движение начинается по прямой, мы набираем скорость. Так странно находится под водой океана ночью. Знать, что все эти рыбы и прочие водные существа находятся на расстоянии вытянутой руки, и нас разделяют только две тонкие стенки — шара и трубы. Я рада, что сейчас темно и ничего не видно, в том числе и всех обитателей океана.
Шар замедляется, приближаясь к зоне высадки на другой стороне.
— Кстати, ты отлично сыграла свою роль, — внезапно говорит Зейн.
— Ты тоже был неплох.
Зейн улыбается мне.
— Я просто подыгрывал тебе.
Добравшись до зоны высадки, мы слышим щелчок, когда сфера состыкуется с платформой. Люк открывается, и мы с Зейном выбираемся через двери. Нас тут же встречает парень в серой рубашке на пуговицах, широких брюках и лабораторном халате. Очевидно, Зейн его знает. Странно, но что-то в нём кажется мне знакомым. Я рассматриваю его невыразительные черты лица и каштановые волосы. У меня такое чувство, будто я его уже где-то видела… Причём совсем недавно.
И вдруг меня озаряет. Тот самый парень, который хотел сесть со мной в поезде.
Он сразу меня узнал, я вижу это по его глазам, по тому, как он смущённо отводит взгляд. К счастью, когда Зейн представляет нас друг другу, он делает вид, что мы никогда не встречались, и я поступаю также.
Мы пожимаем руки, и я про себя отмечаю, какая мягкая у него кожа — он почти не занимается физическим трудом, проводя всё своё время в лаборатории. Он ведёт нас по коридору мимо закрытых дверей и лабораторий с выключенным светом. Мы останавливаемся у двери с табличкой «Брайан Филлипс, ведущий генетик».
— Это кабинет моего начальника, — объясняет он. — Если мы вернём всё на свои места, перед тем как уйти, то он никогда ничего не узнает.
Я захожу в помещение и оглядываюсь вокруг. Здесь есть несколько компьютеров на столе у дальней стены и пара столов поближе, с бумагами и лабораторным оборудованием, но главным образом моё внимание привлекает стол для обследования. Рядом с ним стоит кресло, как у стоматолога, с вращающимися картинками на проекторе, прямо как тот, к которому была подключена моя мать в МПЗ.
Подходя к этому креслу, я спрашиваю:
— Зачем вам это?
— Это последнее изобретение доктора Филлипса.
Я разворачиваюсь к нему лицом.
— И что это такое?
Грейнджер неловко переминается с ноги на ногу.
— Я не вправе говорить об этом.
Я скрещиваю руки на груди.
— Вот как, а что оно делает?
Он колеблется.
— Я… Об этом я тоже не могу рассказывать.
Я делаю несколько шагов к нему.
— Оно меняет воспоминания, да? Заставляет поверить, что ты кто-то другой, верно?
Грейнджер открывает и закрывает рот, как рыба без воды.
— Да, но… Как ты узнала? Это устройство ещё в процессе разработки. Всего несколько человек знают о ней.
— Потому что мою маму подключали к этой штуковине. В правительственном здании в Легасе.
— Но это невозможно, — говорит Грейнджер, мотая головой. — Мы применяем её только на добровольцах с серьёзными психологическими травмами, которые сами хотят изменить свои воспоминания, чтобы вернуться к нормальной жизни.
Я думаю о своей маме. Доброволец? Черта с два. Да, события прошлого года стали серьёзным испытанием для её психики, но она никогда не выказывала желания стереть себе память.
— Ну, кто-то использует такие машины на людях, не спрашивая их разрешения. Советую разобраться в этом деле, — я осматриваю гладкую поверхность вращающегося устройства. — Тебе не кажется, что вы возомнили себя богами?
Его губы изгибаются в полуулыбке.
— Богами? Нет, вовсе нет. Я рассматриваю это как возможность помогать людям, делать их жизнь лучше.
— Для этого твой начальник изменил мне память? Чтобы сделать мою жизнь лучше? — под конец мой голос срывается на высокие ноты.
— Послушай, — говорит он. — Мне жаль, что доктор Филлипс сделал это с тобой, но он был уверен, что ты добровольно вызвалась на участие в эксперименте. Он бы никогда не навредил тебе умышленно. Он не такой человек.
Я отворачиваюсь и обхожу кабинет. Все три компьютера выключены, но я замечаю кое-что рядом с одним из них. Я останавливаюсь и беру в руки фотографию в рамке. На ней изображён мужчина с проседью и красивая женщина с ослепительной улыбкой. Моё горло сдавливает невидимая рука.
— Кто это? — выдавливаю я.
— Это доктор Филлипс и его девушка.
Я смотрю на фотографию, уверенная, что я что-то напутала. Я пытаюсь найти хоть одну причину, что может быть со мной не так на этот раз, но не нахожу. В моём организме нет никаких наркотиков, у меня не может быть галлюцинаций, я не чувствую головокружения, нет ни расплывчатости, ни тёмных пятен, ничего. Только ясное понимание и отказ верить своим глазам.
Потому что на фотографии, вне всяких сомнений, изображён мой отец.
21. СИЕННА
Когда мне было пять лет, родители взяли меня с собой на ярмарку. Я отчётливо помню тот день, потому что когда мы были там, посреди всех этих палаток с едой и петляющих дорожек, я отстала и потерялась. Я всё ещё помню тот ужас, который тогда испытала. Все вокруг были такими высокими, и я не видела ничего, кроме множества ног. После безумных, отчаянных поисков, я, с глазами, полными слёз, наконец, нашла, как мне казалось, своего папу. Со спины он выглядел в точности как он — те же тёмные волосы, те же штаны, даже обувь такая же. Но когда я вцепилась в его ноги, мужчина обернулся, нахмурившись. Это был не мой отец. Я, пятилетний ребёнок, была так растеряна. Как кто-то настолько похожий на папу может не быть им? И если это не мой папа, то где же он?
И вот смотрю я на эту фотографию, и вновь чувствую себя как та девочка на ярмарке — маленькой, потерянной, сбитой с толку. Этот человек похож на моего отца как две капли воды, но это ведь просто невозможно. Он уже год как мёртв.
— Сиенна? Ты в порядке? — спрашивает Зейн. Он оказался рядом со мной, забирая фотографию из моих пальцев.
— А? — я тупо смотрю на него, в голове пустота. Зейн опускает взгляд на фото.
— Ты его знаешь?
— Я была права. Он… — запинаюсь и оглядываюсь на Грейнджера, но тот стоит слишком далеко, чтобы услышать, и занят тем, что готовит оборудование для извлечения чипа.
— Это мой отец, — шепчу я. Зейн переводит взгляд с меня на фотографию в своей руке.
— Такого не может быть.
— Может. Это он.
Зейн мотает головой, не в силах поверить.
— Так это он тогда…
— Да.
— Он сделал это с тобой?
Киваю.
Грейнджер прочищает горло.
— Всё в порядке?
Развернувшись к нему лицом, я спрашиваю:
— Как давно мой… то есть, доктор Филлипс работает здесь?
Грейнджер задумчиво трёт лоб.
— Не уверен. Он взял меня на работу, когда я оканчивал университет, то есть почти два года назад. Мне всегда казалось, что он здесь уже целую вечность, потому что знает буквально всё. А что?
Это было до того, как погиб мой папа. Как это возможно?
— Ничего, — лгу я. — Показалось, что знаю его, но оказалось, что нет.
Зейн бросает на меня обеспокоенный взгляд, но я не обращаю на него внимания.
— Мне сюда? — спрашиваю я, забираясь на операционный стол.
— Да, отлично. Сейчас я всё подготовлю, и мы начнём, — я смотрю, как Грейнджер кружит по кабинету, открывая шкафчики и ящики, собирая оборудование и выкладывая всё на металлический столик на колёсиках.
Зейн спрашивает его, есть ли здесь туалет. Как только он выходит, Грейнджер разворачивается ко мне.
— Это Зейн был с тобой тогда на поезде?
— Так ты меня помнишь? — мои щёки вспыхивают. Он кивает.
— Ничего не понимаю. Я думал, что Зейн помолвлен с Ариан Стрэтфорд, той девушкой-гемом.
— Так и есть, — говорю я. — Но у нас… всё сложно.
Грейнджер вскинул брови.
— И нет, Зейна не было со мной на том поезде. Никого со мной не было, — по глазам Грейнджера я вижу, как его это задело. — Слушай, прости, что соврала тогда. На самом деле я просто хотела побыть одна.
Он не отрывает глаз от трубки в своих руках.
— Я могу это понять. Прости, что я так повёл себя. Ты просто… напомнила мне кое-кого.
— Кого?
Он медлит с ответом.
— Мою сестру.
Не успевает он сказать ещё что-нибудь, как возвращается Зейн. Грейнджер молча кивает мне, как бы подтверждая, что наша прошлая встреча так и останется втайне, и затем продолжает подготовку к операции.
— Что именно ты собираешься сделать? — спрашивает Зейн, когда Грейнджер достаёт длинную иглу.
— Использую наркоз, чтобы можно было сделать надрез и извлечь чип. Как только я достану его, воспоминания должны будут вернуться.
— И всё? Ты просто достанешь чип, и я стану такой, как раньше?
— По сути, да, — отвечает Грейнджер, раскручивая провода капельницы. Зейн шагнул ближе.
— Ты уже делал это раньше?
— Типа того.
— Мне не нравится такой ответ, — бормочет Зейн.
— Слушай, я много раз присутствовал на операциях по вживлению чипа и даже проводил парочку сам.
— Но?
— Но я ни разу не извлекал чип. Я видел, как это делает доктор Филлипс. Один раз, — он взмахивает руками. — Мало кто хочет вернуть стёртые воспоминания.
В горле пересыхает. Я собираюсь лечь под нож. Интерн, даже не врач, будет проводить операцию с моим мозгом, которая может вернуть, а может и не вернуть мои воспоминания. Чем я только думала, когда соглашалась на это?
Зейн смотрит на меня, на его лице играют желваки — признак сильной тревоги.
— Ты можешь мне гарантировать, что Сиенна будет в порядке?
Грейнджер наклоняет голову вбок, обдумывая вопрос Зейна.
— Я на девяносто процентов уверен, что операция пройдёт успешно: Сиенна будет прекрасно себя чувствовать, воспоминания вернутся в целости и сохранности, мозг будет функционировать как обычно.
Мышцы лица вновь дёрнулись.
— А оставшиеся десять процентов?
— Ну… — Грейнджер замолкает, поджимая губы. — Всегда есть риск повредить мозг.
Кабинет слегка вращается, и я хватаюсь за край стола. Повредить мозг? Я уже собираюсь сказать Зейну, что оно того не стоит, что я лучше проживу без воспоминаний, чем без мозга, но Зейн оглядывается на меня и говорит:
— Думаю, стоит рискнуть.
— Ты серьёзно? — мой голос срывается на высокие ноты.
Зейн пересекает кабинет и кладёт ладонь мне на спину. Наклонившись, он тихо говорит мне на ухо, опаляя дыханием мою щеку.
— Всё будет хорошо. Это небольшой риск. Я буду рядом от начала и до конца.
Я смотрю на него и киваю. По какой-то причине тот факт, что Зейн будет здесь, отчасти помогает побороть мои страхи, будто если что-то пойдёт не так, он как по волшебству сможет исправить это. Хотя мысль, конечно, нелепая.
Сделав глубокий вдох, я ложусь на операционный стол.
— Давайте приступим.
Зейн берёт меня за руку, сжимая её, пока Грейнджер подкатывает столик с инструментами. Он вкалывает мне в руку иглу, подключая к капельнице. Зейн убирает волосы с моего лица и шепчет:
— С тобой всё будет хорошо.
Грейнджер прикладывает к моему лицу кислородную маску, и я чувствую, как начинаю засыпать. Поворачиваю голову, чтобы посмотреть на Зейна из-под полуопущенных век. Они такие тяжёлые, такие тяжёлые… Не знаю, как долго ещё смогу держать их открытыми.
— Ты очень красивый, знаешь, да? — говорю я, улыбаясь.
Я слышу сдавленный смешок. Зейн улыбается мне.
— Спасибо. Ты тоже.
Я хочу сказать что-то ещё. Какое-то слово уже готово сорваться с моего языка, но я его теряю. Слово, не язык. Язык пока ещё на месте. Вроде бы.
Но будет ли он там, когда я очнусь?
Ноющая боль поднимается со спины к шее и разливается в голове. Не знала, что мозг может болеть, но я ясно ощущаю непрекращающуюся боль, пронизывающую нервные окончания, пульсирующую в затылке. Я обвожу языком внутреннюю сторону дёсен. Да, он ещё на месте.
Лицо Зейна — это первое, что я вижу. Но опять же, не знаю, чего ещё я ждала. Раздаётся тихий писк — кардиомонитор? — и в воздухе витает сладковатый привкус крови. Зейн обеспокоенно нависает надо мной.
— Привет, — хриплю я. Он улыбается, тревога в его глазах рассеивается.
— И тебе привет.
— Уже всё?
— Да. Ты отлично справилась.
— Так мои… мои воспоминания уже на месте?
Голос Грейнджера вклинивается в наш разговор, и я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на него, как бы больно мне ни было от этого движения.
— Это может занять несколько часов, пока все синапсы не восстановятся. Но да, я извлёк этот чип. Операция прошла успешно. Воспоминания должны вернуться к утру.
— У нас получилось, — шепчет Зейн.
— Что-нибудь болит? — спрашивает Грейнджер.
Я киваю и морщусь. Поднимая руку, в которую вколота игла, я ощупываю затылок. Там большой пластырь, и волосы немного сбриты.
— Прости, — извиняется Грейнджер, подходя к столу, — мне пришлось сбрить немного волос, чтобы можно было проводить операцию. Не представляю, как доктор Филлипс обошёлся без этого. Но это место легко скрыть остальными волосами, да и скоро отрастут. Что касается болезненных ощущений, то всё пройдёт в ближайшее время, хотя голова может ещё побаливать несколько дней. Любых обезболивающих, отпускаемых без рецепта, будет достаточно, — на последний словах он переводит взгляд на Зейна, и тот кивает.
— Сколько займёт восстановление? — спрашивает Зейн.
Грейнджер смотрит на часы на противоположной стене.
— Я бы сказал, что она сможет пойти через несколько часов.
Если верить часам, время уже час ночи. Я протягиваю руку, пытаясь дотянуться до Грейнджера.
— Спасибо тебе большое, спасибо, — невнятно бормочу я. Мои веки слишком тяжёлые. — Могу я ещё поспать?
Я закрываю глаза. Голос Грейнджера звучит будто издалека, приглушённо и размыто:
— Действие анестезии ещё не прошло, — поясняет он.
— И когда оно пройдёт? — спрашивает Зейн. Но почему это звучит так, будто он сейчас где-то в коридоре, а не рядом со мной?
— Через пару часов, наверное. Это индивидуально. Она может быть более восприимчивой.
Наступает тишина. Может, Зейн тоже заснул? Но затем он отвечает своим обволакивающим голосом:
— Во сколько люди начнут приходить утром?
Люди? Какие ещё люди?
— Если вы успеете уйти до семи, то всё будет в порядке, — говорит Грейнджер, и его голос звучит так, будто он сейчас под водой. Я едва разбираю слова.
Не уверена, куда они собрались, но знаю, куда пойду я — в царство сна. Мой разум уплывает, их приглушённая беседа убаюкивает меня, как волны в океане.
Вперёд-назад, громко-тихо, тяжело-легко…
— Сиенна, просыпайся, — будит меня чей-то голос, и затем осторожно встряхивает. — Пора вставать.
Мои веки свинцовые, но я всё же пытаюсь их поднять. В отчаянной попытке открыть глаза, я помогаю себе пальцами. Зейн смотрит на меня, на его лице написан страх.
— Нам нужно уходить. Сейчас же, — он оглядывается назад, выпаливая: — Прости, я заснул. Сотрудники уже приходят. Если тебя увидит доктор Филлипс… — он не договаривает и кладёт руку мне на спину, помогая принять сидячее положение.