— А если деревьев нет? — его голос звучал скептически.
— У нас есть отличительные метки для каждой ситуации.
— Они действительно находят тебя через эти метки?
— Всегда, — я сделала неуверенный вдох.
Юкон простирался на сто тысяч квадратных миль. Искать меня было все равно что искать иголку в горе сосновых иголок. Но Эдди знал, что я направилась на запад — в противоположную сторону от нашего лагеря.
— Если наши похитители бросили нас возле особняка, — сказала я, — то мы находимся к западу от моего лагеря, может быть, в трех-четырех днях ходьбы.
— Что это за лагерь?
— Маленький забаррикадированный городок. Когда мы его нашли, там жило несколько человек. Мы помогли им укрепить стены, а взамен они позволили нам использовать его как временный штаб в течение последних двух месяцев.
Салем кивнул и пошел дальше. Я не ставила под вопрос его решение отправиться на юг. Следы на снегу в месте, где мы проснулись, вели на север. Миссия номер один состояла в том, чтобы создать дистанцию между нами и нашими похитителями. Как только мы сориентируемся, я отправлюсь на восток, к своему временному центру, с Салемом или без него.
Моя грудь сжалась при мысли о расставании с ним. Я выбросила это из головы, отказываясь сосредоточиться на всяких «а что, если».
— Что это такое? — я кивнула на странную деревянную дубинку в его руке.
— Это дубинка тотокия, — Салем поднял ее передо мной, давая мне возможность рассмотреть его поближе в темноте. — Иногда ее ошибочно принимают за ананасовую дубинку.
Она напоминала мне страуса с длинной шеей, переходящей в круглую голову с заостренным клювом. Только голова ощетинилась деревянными шипами, а клюв превратился в смертоносный шип.
— У нее есть история? — спросила я.
— Мой друг, человек, о котором я тебе рассказывал, Уайатт… — он поднял дубинку и положил ее себе на плечо, перешагивая через упавшее бревно.
— Человек, который был тебе как отец.
— Да. Он был антикваром до вируса и имел эту дубинку в своей коллекции. Когда он дал мне её, то сказал, что она с острова Фиджи. Видишь шип? Он рассчитан на то, чтобы проделать аккуратную дырочку в черепе. Громоздкая голова придает ему вес, поэтому, когда вбиваешь шип в кость, тебе не нужно сильно замахиваться. Местные жители были известны как людоеды. Можешь представить себе ее полезность.
— Это… — я кашлянула в кулак. — Весьма пугающе.
— Зато эффективно, — Салем одарил меня клыкастой ухмылкой.
— Ну, здесь она тебе вряд ли понадобится.
За те долгие часы, что мы шли, я не заметила ни малейшего намека на жизнь. Я внимательно следила за его шеей, ожидая появления фосфоресцирующих вен. Не то чтобы я ожидала встретить случайного врага или бродягу. В старом мире Юкон был малонаселен. Теперь он стал во сто крат более пустынным.
— Ты знаешь, сколько людей погибло в последнюю мировую войну? — я остановилась, чтобы завязать и согнуть ветку, которая висела у меня на пути.
Его брови нахмурились.
— Думаю, очень много.
— Больше шестидесяти миллионов, — я стряхнула снег с перчаток и догнала его. — В 1940 году это составляло три процента мирового населения. Ты знаешь, сколько людей погибло, когда вирус поразил их?
— Людей?
— Да, Салем. Сколько людей погибло за эти первые несколько недель?
— Девяносто процентов, — его взгляд был устремлен куда-то вдаль, за деревья.
— Да. Это более шести миллиардов человек. Умерло. Вот так запросто, — я уставилась на замерзшую скелетообразную местность. — Нас осталось не так уж много, особенно здесь, в этом арктическом аду. Шансы, что мы наткнемся на кого-то, кто сможет помочь…
— Смотри, — Салем схватил меня за руку и указал на тускло освещенную поляну впереди. — Может быть, мы увидим какой-нибудь ориентир или что-нибудь, что поможет нам ориентироваться.
Мы бросились вперед и резко остановились.
Перед нами простиралась река шириной около тридцати пяти метров, замерзшая и блестевшая в лунном свете.
Мое сердце подпрыгнуло от волнения.
— Это что…
— Река Юкон? Да, — он указал на север, на неясную горную вершину на фоне бледнеющего серого горизонта. — Если это Миднайт-Доум, то мы находимся к югу от старого Доусон-Сити.
Мой разум метнулся к образам карты, которую я изучала месяцами. Мы зашли дальше на север, чем я думала, но я знала, как добраться отсюда до лагеря. Всего лишь пятидневная прогулка. По моему лицу расплылась улыбка.
Салем повернул меня к крутому скалистому утесу, возвышавшемуся над противоположным берегом реки.
— Там есть пещера. Видишь?
Известняковый карст был величественным изображением эрозии ветра, льда и воды. Тени цеплялись за пористые гребни и выступы скал, но лунный свет подсвечивал узкую трещину в ребристой поверхности скал. Если бы река не замерзла, трещина была бы недосягаемой.
Салем проверил поверхность льда, топнув ботинком.
— Лед по меньшей мере тридцать сантиметров толщиной. Должно быть безопасно идти дальше, — он бросил еще один взгляд на восточный горизонт.
Учитывая блеклые оттенки неба, солнце могло взойти в любую минуту и осветить покрытый снегом пейзаж, испещренный елями и разделенный замерзшей рекой. Рекой, которая приведет меня на юго-восток, прямо к лагерю. Трепет переполнил мою грудь.
— Я собираюсь пересечь реку первым, — сказал он. — Когда я пройду половину пути, следуй за мной.
Когда он вышел на лед, я собрала четыре плоских камня и сложила три из них на берегу, где он вошел. Я положила четвертый камень рядом с кучей так, чтобы он как бы указывал на 1 час на циферблате — и в направлении пещеры.
— Доун! Шевели задницей, — Салем стоял посреди реки, высокий и свирепый под тяжестью рюкзака.
— А твоя людоедская дубинка не пробьет дыру во льду? — я зашагала по поверхности с помощью цепких подошв своих ботинок. — Мы могли бы заняться подледной рыбалкой.
Он взял меня за руку и повел к утесу.
— Я гораздо лучше умею охотиться на бобров.
— Это был пошлый намек?
— Нет, — он фыркнул от смеха. — Поймать бобра чертовски легче, чем пронзить рыбу копьем.
— Бобры не любят, когда их ловят.
Он покачал головой, улыбаясь мне.
— Вот это точно пошлый намек (прим. английское слово beaver (бобер) также обозначает женские гениталии, заросшие волосами).
Я пожала плечами, улыбаясь ему в ответ.
Впереди скалистый склон уступил место расщелине и, как мы надеялись, пещере внутри. Салем присел на корточки и просунул голову в щель шириной в шестьдесят сантиметров.
— Салем, — я потянула за наши переплетенные пальцы. — А что, если там живет полярный медведь?
— Тогда мы его съедим, — он сбросил рюкзак, достал керосиновую лампу и зажег ее с помощью встроенного высекателя искры.
Я смотрела на него широко раскрытыми глазами и поражалась. Что еще у него имелось в рюкзаке?
— Что? — Салем посмотрел на лампу и снова на меня. — Я сам делаю керосин из горючего сланца…
— Я тоже, но у тебя, кажется, бесконечный запас полезных вещей. Просто любопытно, вот и все.
— Я живу в этой местности, помнишь? Я также знал, что слежка за тобой…
— Преследование.
— Слежка.
— Ловля бобра, — я поджала губы, борясь со смехом.
— Бл*дь, — Салем не выдержал первым, расхохотавшись и потирая голову. — Ты победила. Я знал, что выслеживание и отлов бобра не будут похожи на увеселительную прогулку. Я отправился в путь с запасами на целый сезон.
— Ладно, грязный ты бойскаут, — я кивнула в сторону пещеры. — Продолжай.
Вместо того чтобы пролезть в щель, Салем встал во весь рост и притянул меня к своей груди.
— Я как раз собирался тебе сказать, — он поцеловал меня в уголок рта. — Твои клыки, — поцелуй в другой уголок, — чертовски сексуальны.
Когда Салем отстранился, мои губы обдало потоком ледяного воздуха. Я хотела вернуть его рот. И его руки, его зубы, его член… я хотела, чтобы он соединился со мной в теплом коконе блаженства.
— Ты не боишься, что я тебя укушу? — я протянула руку и стала теребить пуговицу на его кожаном пальто.
— Я узнаю уровни жажды крови. Прямо сейчас твое тело нуждается во сне и пище.
Салем повернулся обратно к расщелине и нырнул внутрь, потянув меня за собой, сжимая мою руку. Тусклый свет лампы провел нас через узкое отверстие к зияющему пространству диаметром с нашу бетонную тюрьму в особняке. Я пристегнула мамин кинжал к бедру и повернулась кругом.
Известняковые стены пропитались влагой. Мягкие белые минералы образовывали сочащиеся отложения на низком потолке, а рядом с узким входом располагалась заброшенная яма для костра.
Поставив лампу на пол в центре комнаты, Салем присел на корточки возле груды окаменевших дров и принялся перебирать золу и древесину.
Я скрестила руки на груди, чтобы отогнать холод.
— Как ты думаешь, здесь кто-то живет?
— В старом мире здесь обитали троглодиты. Я подозреваю, что все они мутировали или умерли двадцать лет назад.
— Троглодиты?
— Лохматые бороды. Противники современности. Пещерные отшельники, собирающие грибы.
— Звучит одиноко.
— В глуши есть свобода, верно?
— Ты так считаешь? — я мечтала о цивилизованном обществе, окруженном растущими семьями и людьми, на которых я могла бы положиться.
— Нет, — он отряхнул руки и встал, опустив голову, чтобы не удариться о выступ на потолке. — Я ценю самые прекрасные вещи в жизни.
Из этого утверждения можно было извлечь массу знаний, но мне нужно сосредоточиться на более важных вещах.
— Давай разведем костер. Нам нужно пойти перекусить.
— Дерево слишком мокрое, — Салем уставился на бледную полоску света на каменном полу пещеры. — Я не могу использовать его для костра.
— Ладно, ну, теперь у нас есть дневной свет. Хватай свой охотничий нож, — я направилась к расщелине, которая вела наружу. — Здесь полно дров. И мне нужно немного лиственных пород и оперения, чтобы сделать стрелы.
— Подожди, — он схватил меня за руку и потащил в глубь пещеры. — Ты не пойдешь туда без меня.
— Я и не собиралась. Я думала… — я прищурилась, увидев странное выражение на его лице. — Что с тобой?
Салем отступил назад, широко расставив ноги, словно преграждая мне путь к отступлению.
— Что ты делаешь? — мне не понравилась внезапная жесткость его позы.
— Прежде чем наши похитители привели тебя… — он расправил плечи и указал на пол. — Сядь.
— Я не хочу садиться, — мои нервы были на пределе, каждая часть меня отчаянно хотела услышать конец этой фразы. — Продолжай говорить.
— Они направили пистолет с транквилизатором через щель в двери, но прежде чем выстрелить, мужской голос заговорил со мной, — его челюсти напряглись в свете лампы. — Он сказал: «Трахни дочь Ив, и ты будешь свободен».
Гнев пробежал по моим венам, и мои руки сжались в кулаки.
— Так вот почему ты…
— Нет! Слушай, — Салем провел рукой по волосам. — Сначала, да, я хотел трахнуть твое горячее маленькое тело и получить свою свободу. Но за несколько часов ты все изменила.
— Я не понимаю, — мой желудок скрутило узлом, мой голос звучал резко и уродливо. — Что именно я сделала?
— Ты… светилась. Интенсивно и ярко. Я думал, что это твои глаза завораживают меня, но это ты сама. Твоя внутренняя сила, удивительная красота, дерзкие реплики — весь этот гребаный набор, — он шагнул ближе, остановившись на расстоянии вытянутой руки. — Ты сделала так, что я начал заботиться о тебе. Трахнуть тебя в обмен на свободу больше не имело значения. Ты имела значение, и я хотел тебя на своих условиях, когда ты доверяла бы мне достаточно, чтобы хотеть меня в ответ.
Впитывая его слова, я подвинулась, чтобы между нами образовалось свободное пространство. Салем двинулся вперед, прижал меня спиной к стене и обхватил мое лицо руками в перчатках.
Мои кулаки расслабились, и мое дыхание перешло на побежденный ритм.
— Почему ты мне ничего не сказал?
Он коснулся своим лбом моего.
— Я не хотел, чтобы ты отдавала мне свою девственность по какой-то другой причине. Если ты сама этого не хотела.
Я это понимала, но умолчание все равно оставляло неприятный ожог.
— Каков был твой план после того, как ты сообщил нашим тюремщикам, что трахнул эту сумасшедшую сучку? Вы же договорились, что они освободят тебя, верно?
Он опустил руки на мою талию и сжал ее.
— Я намеревался перебросить тебя через плечо и силой пробиться наружу.
— Получив дротик с транквилизатором в спину? — я выгнула бровь.
— Я не знал, что это за оружие, — его ноздри раздувались, а глаза горели серебром. — Я действовал инстинктивно. Если бы в тебя стреляли пулей…
Я прижала пальцы к его губам.
— Вполне справедливо.
Мы могли бы раз за разом обсуждать, что мы бы сделали, что мы могли бы, что мы должны были… но в итоге оказались бы в одном и том же месте — замерзшие, усталые и голодные. Я не знала, верю ли я ему. Я не знала, почему наши похитители хотели, чтобы он занялся со мной сексом. Мы играли в какую-то дурацкую игру, в которой я не могла разобраться своим истощенным мозгом.
Прямо сейчас мы живы, и мы останемся такими, если найдем пищу и не будем терять бдительности. У нас было четыре, может быть, пять часов дневного света, чтобы поймать что-нибудь из еды, и мне понадобится каждый из этих часов, чтобы найти дышащую тушу в этой пустоши, а также припасы, чтобы сделать достаточно стрел, которых хватит на пятидневную прогулку до лагеря.
Я обогнула Салема и направилась к выходу из пещеры.
— Если у тебя не осталось других умолчаний, которыми ты хотел бы поделиться, давай отправимся на поиски.
— Я не могу, — гортанное рычание в его голосе остановило меня.
— Почему нет? — я обернулась.
Салем сидел на корточках в самой глубокой части пещеры, положив руки на бедра, опустив голову. Его металлические глаза прорезали темноту.
— Я не могу выйти наружу.
— Что? Ты только что был там. В твоих словах нет никакого смысла.
Его взгляд переместился на землю позади меня. Я повернулась, ища на залитом солнцем каменном полу подсказки. И тут меня осенило.
Бледное, сияющее лицо. Никаких морщин вокруг глаз. Никаких пятен. Никаких веснушек. Как будто он никогда не видел солнца.
— Солнечный свет, — прошептала я. — Ты не можешь быть на солнце? — я резко обернулась. — У тебя аллергия?
— Что-то типа того.
— Насколько плохо? Что происходит?
Может, он получал ожог? Сыпь? Может, его кожа распухала?
Салем плавным движением поднялся и направился ко мне, снимая перчатку с руки. Добравшись до полосы света, пересекающей порог пещеры, он обогнул ее и опустился на корточки за стеной проема, где все его тело было окутано тенью.
Я схватилась за горло, борясь с желанием сказать ему, что он ничего не должен доказывать. Но эгоистичное любопытство держало мой голос в заложниках.
Его лицо склонилось вниз, когда он согнул свою руку без перчатки. Затем он вытянул руку и поднес пальцы к свету.
Волдыри вздувались, высыхали и трескались, как выжженная земля, за долю секунды. Салем зашипел сквозь сжатые клыки, а его кожа трещала и тлела клубами дыма, сморщиваясь, обжигаясь и превращаясь в пепел на костях.
— Салем! — я закричала от ужаса, а мой желудок превратился в лед. — Прекрати!
Обнаженные мышцы его пальцев напряглись, когда он сжал их в кулак. Он отдернул руку, прижал ее к груди и поднял на меня глаза, полные боли.
— Вот почему я убил Элейн.
Глава 13
Меня захлестнула волна отрицания и замешательства. Солнечный свет превращает его в пепел. Я почувствовала настоятельную потребность сесть, прежде чем упаду. Он пойман в ловушку вечной тьмы. Мои ноги подкосились, когда я тяжело шлепнулась на землю и уронила пульсирующую голову на руки.
Вот почему он убил Элейн?
Тяжелые черные ботинки появились под моим лицом, в нескольких дюймах от освещенного солнцем входа в пещеру. Я подняла голову.