— Вика…
А я уже ничего не слышала, развернув его лицо к себе, стала целовать. И он отвечал, еле сдерживаясь, а потом, отстранившись вместе со мной, открыл дверцу машины, и мы оказались внутри. Мир сосредоточился в салоне автомобиля, словно больше ничего и не было, только я, Тима и безумное желание между нами. Я сидела на нем, охваченная этим чувством, разливающимся внизу живота, понимая, что ещё мгновенье, и… А потом остановилась, прижавшись лбом ко лбу.
— Нельзя, — прошептала, рвано выдыхая, качая головой, повторяя, — нельзя.
Несколько долгих секунд мы смотрели друг на друга, а потом Тима кивнул. И все закончилось. Я села рядом, одергивая платье.
Наступило отрезвление. И мы уже были не в отдельном мире, а в душном салоне автомобиля, и сказка стала суровой реальностью. Приводили себя в порядок, не глядя друг на друга, в воздухе медленно разливалось чувство неловкости. Тима закурил, протянув мне пачку, я не отказалась. Постепенно приходило осознание произошедшего. Не хватало слов, впрочем, междометий, тоже, чтобы описать, что я чувствовала. Теперь я вообще не понимала, как это могло произойти? Но самое гадкое: мне было с ним хорошо, мне было просто охренительно. И в этом как раз ничего хорошего не было. Единственный, кто вызывал у меня сильные эмоции, это Артем. И я была уверена, что такого не повторится. Нет, конечно, все было по-другому, но… Но все это не имеет значения, потому что Тима мужчина моей сестры, и я не имела никакого права на то, что случилось. Господи, спасибо, что у меня хватило сил остановиться. У нас хватило.
Сигарета кончилась, мы по-прежнему молчали. Тима устало потер лицо руками, я покосилась на него. Отвернувшись, подумала: это просто ошибка. Нужно вычеркнуть, стереть из памяти.
— Этого не должно было случиться, — Тима словно озвучил мои мысли, хмуро глядя перед собой. Да, все так, но все равно неприятно царапнуло внутри.
— Забей, — сказала ему, он посмотрел непонимающе, — сделаем вид, что ничего не было.
Снова воцарилось молчание, а мне хотелось, чтобы он просто перестал так смотреть, потому что от его взгляда сердце начинало быстрее стучать. Чертово сердце, оно живет по каким-то своим законам, и мой равнодушный вид никак не может его обмануть. И от этого я разозлилась, а еще от того, что Тима, кивнув, снова отвернулся. Злость начинала подниматься все выше, и я понимала: нужно уходить, прямо сейчас. Открыла дверцу, Тима спросил:
— Ты куда собралась?
— Домой.
— В таком виде?
Даже смешно стало.
— Ради тебя я возьму такси, — съязвила в ответ, все же медля.
— Я отвезу.
— И высадишь за пару кварталов? — снова не удержалась. — Слушай, Тима, — он, бросив короткий взгляд, отвернулся, — не надо только продолжать строить из себя заботливого папашу. И можешь не волноваться, Катьке я ничего не скажу.
Выйдя, хлопнула дверцей. Зря, конечно, да уже все равно. Была уверена, он не будет меня останавливать. Так и вышло. Дойдя до стоянки такси, села в первую попавшуюся машину и назвала адрес. Домой. И надеюсь, Катька уже спит, потому что к этому испытанию я вряд ли готова. Я только начинала осознавать, какую мерзость совершила, поддавшись порыву. И боясь вспоминать, гнала мысли прочь. Рухнуть в постель, уснуть и все забыть.
В окне кухни горел свет. Я даже подумала: вдруг Тима там, но его машины во дворе не было. Хватило ума не приехать. Да и зачем? Это я все мыслями в смятении, а он у нас взрослый дядя, прекрасно понимает, что нужно остыть, а потом действовать. И первым, что он решит, будет не говорить о случившемся Кате.
Поднявшись на этаж, я немного постояла у входной двери, не решаясь зайти, глубоко выдохнув, сунула ключ в замочную скважину. Выгляжу я, наверное, так себе. Эх, сестра, не сдержала я свое обещание, натворила дел. Разувшись, сделала шаг в коридор и тут же увидела стоящую на пороге кухни Катю. Неестественно улыбнувшись, хотела шмыгнуть в комнату, но она сказала в спину:
— Вика, мы можем поговорить?
Тут я малость остолбенела. Слишком у нее голос потерянный. Что, если Тима ей позвонил? И что, сказал, что мы с ним целовались? Глупость какая. Но мог сказать, что им нужно поговорить, например. И она теперь переживает. Блин, неужели он расскажет о случившемся? Ему-то что, даже если она не простит его, он просто исчезнет из нашей жизни, а мне как жить?
Все не то. Не о том я думаю.
— Я только душ приму, — бросила, не глядя, быстро стянув одежду, шмыгнула в ванную. Долго стояла под струями воды, словно они могли смыть пережитые ощущения. Они смывали запах мужчины с моей кожи, но не могли смыть воспоминаний. А меня накрывало снова и снова, стоило только вспомнить, как он меня обнимал, целовал, как мы прижимались друг к другу… Я ударила кулаком в стену, переключая душ на холодный. Давай, Вика, нужно прийти в себя. Ледяная вода взбодрила, вышибая мысли из головы. Быстро растеревшись полотенцем, я, надев пижаму, вышла из ванной. Катька сидела на кухне, мешая ложкой чай и задумчиво глядя перед собой. Инстинктивно тронула ее чашку, холодная. Сколько она тут сидит с чашкой и ложкой? Сестра вскинула на меня взгляд, я тотчас вышла за сигаретами, на ходу щёлкнув кнопку чайника. Вернувшись, кинула в кружку пакетик, дождавшись щелчка, оповестившего о готовности, налила кипяток и села за стол, закуривая. Катя машинально подвинула мне пепельницу. Мы молчали. Я уже почти ненавидела эту тишину, нервную, натянутую, так и ждешь, когда лопнет струна, наполнив воздух внезапным грустным звоном, от которого вздрагиваешь с замирающим сердцем. Я задолбалась ждать этого звона. И задолбалась от этой тишины.
— Я беременна, — сказала Катя, не поднимая глаз, а я замерла, не донеся сигарету до рта.
Кинув на нее взгляд, уставилась в окно, пытаясь переварить информацию. Получалось вообще хреново. Не стыковалось, упорно не стыковалось в картину мира данное сообщение.
— Как ты умудрилась? — это все, что смогла сказать, сразу поняв, что подобрала не лучшие слова. Катька вздохнула, теребя нитку чайного пакетика. Я задала логичный вопрос. — Тима знает?
Сестра покачала головой. Блин, я, что, из нее все клещами вытягивать должна?
— Как ты могла, когда у нас полный ящик презервативов? — что я несу… Но слова лезли, не успевая быть осознанными. Видимо, грубый вопрос Катьку встряхнул, она наконец заговорила.
— Я сказала Тиме, что стала принимать таблетки. А сама не стала.
— Так ты специально? — кажется, понимаю все меньше и меньше, я-то думала, они по дурости, но тут все сложнее, и боюсь, это сложнее мне не понравится. — На хрена?
— Я не знаю… Понимаешь, Вика, все было так хорошо… А потом он съездил в Питер. И стал другим. Не знаю, как это объяснить. Вроде бы такой же заботливый, ласковый, но при этом словно не со мной… И ещё он стал по ночам во сне повторять «Ангел, прости меня». И столько в голосе боли…
Я нахмурилась. Ангел это ведь может быть прозвище девушки. И тут же вспомнила взгляд Тимы, когда Кирилл разговаривал с женой. Кажется, ее зовут Ангелина? Неужели он был влюблен в девушку, а она предпочла ему Кирилла? Нет, тут что-то серьёзней. Я видела, Тима не испытывает к Кириллу ненависти, да и во сне он просит прощения. Что же такого было в его прошлом? Как он потерял свою любимую?
Поняв, что ушла мыслями совсем не туда, тряхнула головой, переводя взгляд на сестру.
— Его сны еще ничего не значат, — сказала все же, — у каждого из нас свой скелет в шкафу.
— Я знаю, но дело не только в снах. Я чувствую, что он отдалился. Постоянно о чем-то думает, но ничего не рассказывает, слушает вполуха, и… и в постели стал холоднее.
Я молча сцепила зубы. Это вроде кары мне сейчас за содеянное? Я моментально вспомнила случившееся час назад. Почувствовав, как вспыхнули щеки, решила: не могу слушать это вот так, надо расслабиться.
В столе нашлась бутылка дорогущего коньяка.
— Это Тима приносил, — заметила Катька, когда я плеснула янтарную жидкость в гранёный стакан. Я снова сжала зубы. Тима везде, куда ни глянь. Он успел прочно пробраться в нашу с Катькой жизнь. Боюсь, нам будет очень тяжело избавляться от него. Или не нам, а кому-то из нас. И глядя на пока еще плоский Катькин живот, я даже понимала, кому. Сделав глоток, поморщилась, отставляя стакан, горло обожгло, но через пару мгновений краски притупились, по телу разлилось тепло. Я села на место, доставая очередную сигарету.
— Кать, чего ты от меня хочешь? — спросила устало. Она смотрела беспомощно.
— Я не знаю, что мне делать. Я ведь поддалась эмоциям, испугалась, что он уйдет, бросит меня. Понимаешь? И дело не только в том, что мне почти тридцать пять, а в том, что я хочу быть с ним.
— По-моему, даже тупые малолетки знают, что таким способом никого на себе не женить.
— Я понимаю, что поступила отвратительно, воспользовавшись Тиминой доверчивостью.
— А срок какой? — я плеснула в стакан еще немного. Жаль, Катьке нельзя, не помешало бы.
— Совсем маленький.
— На аборт, я так понимаю, не пойдешь?
Катька затрясла головой.
— Тогда у тебя один выход: рассказать Тиме правду, а там будь, что будет, — я залпом осушила коньяк, вставая. Сделала пару затяжек, затушив окурок, сказала:
— Ты же ждала от меня этого? Совета?
— Да… — сестра чуть ли не шептала, глотая слезы. Не будь она беременной, я бы уже влепила ей пощечину. Потому что нужно было думать, прежде чем совершать такие поступки. Даже если Тима не останется с ней, они навсегда связаны ребенком. А это, хочешь, не хочешь, нефиговая ниточка.
Наверное, надо как-то помягче с ней. Я села обратно, устало выдыхая. У кого она вообще просит совета? Единственное, на что у меня есть право после случившегося — это выбрать, каким именно образом я предпочитаю гореть в аду. Бедная. Бедная Катька, она так и осталась маленькой забитой девчонкой, за которую мать решала все, даже когда ей стоит вздохнуть. Тепличный цветок, не способный выжить в наших погодных условиях. И вот теперь Катька плачет на кухне, инстинктивно положив руку на живот. А там внутри ребенок, Тимин ребенок…
— Расскажи ему все, — рубанула я и ушла в комнату, захватив бутылку с собой. Рухнув на диван, уставилась в темный потолок. Вот бы сейчас провалиться в забытье, но куда там, мысли жрали, не позволяя не то, что уснуть, даже расслабиться.
Если бы я только знала, чем закончится этот день, я бы даже с дивана не стала вставать. Лежала бы, пила чертов коньяк, курила в потолок, точно как сейчас, только не было бы всего этого ада, который свалился на мою голову за пару часов. Я перестала хоть что-то понимать. Но между всеми событиями и словами, хаотично бродящими в голове, пробивались мысли, за которые я начинала себя ненавидеть. Говорят, на чужом несчастье счастья не построишь. Да и чужого несчастья как такового пока нет…
На мгновенье я увидела их вместе, и подумала: это был бы прекрасный финал моей истории. Я так долго пыталась погубить себя, кажется, бог услышал мои молитвы. Потому что, как бы не хотелось признавать, меня тянет непонятной силой к тому, кто никогда не будет моим. Этот гад влез под кожу, стал частью мыслей, как гребанный коньяк, оставленный им в нашей квартире: он везде, неприметно, почти привычно. И вся беда в том, что отказываясь признаться в этом самой себе, я допустила то, чего никогда не должно было произойти.
Я все-таки уснула, и на границе сна подумала: больше ничего не буду делать, просто плыть по течению, куда-нибудь оно меня принесет.
А ночью снился Артем, он смотрел своими бездонными глазами, и были они грустнее обычного, это, видимо, означало, что дела мои совсем плохи.
С утра я так и подумала, правда, относилось это в первую очередь к физическому состоянию. Коньяк я вчера таки допила, потому сегодня похмелье накрыло жесткое. Голова раскалывалась, во рту сухость, и вообще состояние не очень. Катька дома, я лежала, слушая, как она гремит посудой на кухне, готовит, что-то напевая. Хорошее настроение? А у меня вот не очень. Положив на голову подушку, я тяжело выдохнула. Так себе способ прятаться от реальности. И от похмелья тоже. Нужен холодный душ, кофе, пожрать и снова завалиться спать. К вечеру оклемаюсь, а завтра на работу, надо привести себя в нормальный вид, а то поди выгляжу, как смерть.
Я заставила себя встать, быстро прошмыгнув в ванную, решительно приняла контрастный душ, немного взбодрилась, по крайней мере, уже могла хоть как-то соображать. И наконец, осмыслила произошедшее. Я, блин, чуть не переспала с мужчиной своей сестры! Я даже не понимаю, как это произошло! Как меня так накрыло, что я сама на нем повисла? Он, конечно, был не против, но от этого радости немного.
— Ну ты и сволочь, — сказала своему отражению, — вполне в твоем стиле, уничтожать себя за счет тех, кто тебя любит.
Катька единственный родной человек, который у меня остался. Она меня любит даже такую непутевую, несмотря на то, что я выделываю. А я предала ее. И ладно бы Тима был просто залетным молодцем, но ведь она призналась мне, что любит его, а я… Теперь Катька ждет от него ребенка. Если они поженятся… Выдохнув, я прижалась головой к прохладной плитке. Следовало признать, сколько ни виню себя во вчерашнем, я не хочу, чтобы они были вместе. Не хочу, но должна смириться. Ради сестры и ее ребенка, которого она в любом случае сохранит. А если у них с Тимой все сложится, я просто уеду в Питер. И насрать, что там Влад, может меня хоть с потрохами сожрать. Мне уже все равно.
Катька и впрямь была в хорошем настроении, улыбнулась мне, я замерла на пороге, разглядывая ее. Все-таки она хорошенькая. А ещё заслуживает счастья. И если для нее оно заключается в Самохине, пусть будет так. Надеюсь, он окажется благоразумным и даст то, что ей надо.
Я улыбнулась, подходя к сестре, и обняла ее. Она прижала меня к себе.
— Как ты? — спросила, отстранившись, заглядывая в глаза.
— Бывало и лучше, — усмехнулась я, садясь на стул.
— Есть хочешь?
— Конечно.
Вскоре я уплетала борщ, поглядывая на сестру, она сидела рядом, наблюдая за мной, подперев щеку. Как было бы хорошо, живи мы вот так вдвоем спокойно, без мужиков, скандалов и прочего дерьма.
— Не звонила Тиме? — задала я вопрос. Катька покачала головой.
— Знаешь, я полночи думала и поняла, что бы он ни сказал, я все равно счастлива. Ведь у меня будет ребенок. Даже если Тима не захочет остаться со мной, это не так важно. Будет, конечно, тяжело, но я уверена, что счастья будет куда больше.
И она снова погладила свой живот. Я, наверное, из той категории людей, которые не понимают всего этого, пока сами не окажутся в положении. Потому что для меня это был только живот и неоформленная в голове мысль о том, что у Катьки будет ребенок. Пока что два факта не совмещались.
— Когда будешь с ним разговаривать?
— Надеюсь, сегодня. Мы два дня не виделись, он был занят.
Я уставилась в тарелку. Да уж, занят. Черт, как-то все слишком сложно. И я невольно задалась вопросом: как Тима относится к Катьке? А ко мне? Я помню, как он смотрел вчера, помню, как сильно хотел, но что это для него? Просто желание тела? Прихоть, порыв? Он меня терпеть не может, но данный факт сексу не помеха. А вот о Катьке заботится, с ней он нежный, ласковый. С ней он… живет. А со мной… То, что было со мной, ничего не значит.
У сестры зазвонил телефон, она упорхнула в комнату. Я не прислушивалась, но сразу поняла: Тима. Закурив, отошла к окну, пялилась во двор, не думая ни о чем. В голове звон и пустота. Катька вернулась в кухню.
— Я ухожу, Тима заедет через десять минут.
— Удачи, Кать, — сказала ей. Немного нервно кивнув, она снова скрылась в комнате. Я уже докурила, но продолжала пялиться в окно, пока наконец машина Самохина не въехала во двор. Голос разума твердил, что надо уйти в комнату, но какая-то неведомая сила удерживала. Тима вышел из машины, закурил и тут же поднял голову. Наши взгляды встретились. Бесконечно долгие секунды мы смотрели в глаза друг другу, а потом в кухню влетела Катька и тоже прилипла к окну, радостно махая рукой. Навалилась мне на спину, приобняв за плечи, а я думала, как же ей хорошо, потому что на нее не давит осознание того, что ее мужчина чуть не переспал с ее сестрой. Надеюсь, Самохину сейчас так же дерьмово. Я отвернулась от окна, сестра, еще раз махнув, тоже ретировалась. Вскоре дверь захлопнулась, повернулся ключ в замке, задвигая щеколду. Не выдержав, я снова обернулась. Тима стоял боком, привалившись к машине, словно почуяв мой взгляд, повернув голову, посмотрел на окно кухни. Секунд десять мы не сводили друг с друга глаз. А потом распахнулась дверь подъезда, выбежала Катька, такая ясная и счастливая, бросилась в его объятия. Гормоны у нее, по ходу, уже шалят, настроение скачет вон как. Тима ее обнял, а смотрел по-прежнему на меня. Резко развернувшись, я ушла в комнату. Упав на кровать, уставилась в потолок. Да уж, всего я ожидала от вчерашнего дня, но уж точно не такого… Надо было обойтись поездкой на кладбище, но сделанного не воротишь. В которой раз не воротишь.