— Привет, — улыбнулась я. Протягивая вперед руку, понимая, что выгляжу абсолютно по идиотски. Ну не умею я общаться с детьми, а уж тем более с подростками. Вот и смешалась под не очень — то приветливым взглядом малышки. — Я Анфиса.
Синоптик хрюкнул рядом. Интересно, что так развеселило этого придурка? Мог бы и предупредить, что мне придется встретиться лицом к лицу с самым страшным моим кошмаром — ребенком. Ну да, не чадолюбива я. И Шмойлов меня вполне в этом отношении устраиывал — он не любил. Не хотел и не собирался иметь детей. Я даже подумывала в чалд фри податься. Но врожденная лень, с непреодолимым пофигизмом оттолкнули меня вступать в стройные ряды детоненавистников. Тем более. Что я ничего не имею против размножения.
Девочка мою руку проигнорировала. Да и вообще просто потеряла ко мне интерес. Отвернулась к монитору, на котором чья — то мускулистая рука рубила в капусту каких — то несчастных, заливая кровью компьютерное пространство. Я почувствовала тошноту, подкатывающую к горлу.
— Знаешь. Я неудивлена, что ты воспитал невежу, — зло буркнула я, чувству себя так, будто меня оплевали. — А вы, юная леди, могли бы и поздороваться. Эй, я к тебе обращакюсь, между прочим, — гаркнула в сторону кресла.
Интересно, чего это я. Ну не поздоровалась и не надо. Велика важность. Я вообще тут надолго не задержусь. Что мне на этот цирк уродов внимание обращать?
— Соня тебыя не слышит, — спокойно ответил Погодский, и медленно подойдя к креслу развернул его. Девчонка была очень недовольна этим. А точнее в ярости. — Детка, наша гостья обиделась, что ты ее не поприветствовала. Это некрасиво. Поздоровайся.
Тонкая ручка малышки сделала серию порхающих движений. Я не успела ничего сказать, кресло снова развернулось в сторону кровавой игрушки.
— Ты довольна? — поинтересовался Антон.
— Она что глухо — немая? — сказать, что меня ошарашило открытие, это не сказать ничего. — Бедная девочка, как же она живет?
— Соня может говорить, просто сейчас не в духе. А еще ей нравится смущать людей и вводить в ступор. Все начинают жалеть маленькую сиротку, и ее это страшно веселит. Она не слышит. Перестала, когда увидела, как погибла ее мать, — в голосе ангела прозвучало что — то такое, от чего у меня по спине поползли мурашки. — так, пойдем за мной. Ты шить умеешь?
— А вы с какой целью интересуетесь? — передо мной снова стоял абсолютный мерзавец. Единственное, что я успела понять — тепреь я знаю слабое место чертова Ангела.
— Так умеешь или нет, — разозлился Погодский. — Я же не спросил, любишь ли ты это дело.
— Я закончила курсы кройки и шитья. — похвалилась я. Хотя, было бы чем. Всю жизнь ненавидела нитки иглы и иже с ними. Но бабушка считала, что настоящая женщина обязана уметь шить, готовить и вести домашнее хозяйство, потому таскала меня по идиотским курсам. Готовить и вести хозяйство я, кстати, так и не научилась. Да и с шитьем у меня не срослось особо, трусы которые мы шили выходили кривобокими, а потом от меня отказались преподаватели. И все из — за того, что я пришила палец училки к приснопамятным «семейкам». Но об этом Синопртику знать не стоит. Пусть думает, что я «на все руки от скуки»
В руки мне легла жестяная коробка, с нарисованными на ней катушками ниток. Я автоматически сжадла пальцы. Погодский принес какие — то склянки, вату. Запахло спиртом, йодом и еще какой — то химией.
— Иди сюда, — приказал Синоптик, колдуя над кастрюлей, стоящей на огне.
— Эй, ты нарик, что ли? Меня сюда не вмешиваяй. У меня активная гражданская позиция. Я против наркоты.
— Заткнись, дура. Я кипячу инструмент. Ты же хотела похвастаться мастерством белошвейки.
— Не поняла, — затупила я.
— Потерпи немного, я все обьясню, — улыбнулся Погодский. И вот эта его улыбочка мне совершенно не понравилось.
— Сдохни. Гнида. — донесся тонкий детский голосок со стороны компьютерного кресла. Я подскочила на месте. Добрый Боженька, за что ты так со мной. Где я так накосячило, что ты отправил меня в этот приют коммедиантов?
Глава 9
— Ты что задумал, ирод? — вякнула я, рассматривая дымящиеся ножницы в руке Погодского? Мне страшно. А когда мне страшно, сам знаешь….
— Сейчас мне это даже надо. Твой поток сознание поможет мне не вырубиться, — совершенно спокойно сказал Синоптик, — режь.
— Тебя?
— Футболку, мать твою. Я не представляю, как ты дожила до своих лет, учитывая идиотизм твой, — все же взревел мой раненый пациент.
— Я бы лучше тебя порезала, гад, — пробухтела я. — И так проблема на проблеме: жених сегодня женится, бабушку любимую похоронила, поминки похерились, работы лишилась, саму чуть не убиили. И все из — за кого, а? Дружки твои поганые по твою душу пришли, так то, — молотила я языком стараясь не думать о том, что мне предстоит. — Сволочь ты Погодский, чтоб ты провалился.
— Слился женишок, значит? — хмыкнул бандюган, и мне реально захотелось всадить в него ножницы и провернуть пару раз. — Что ж, я понимаю парня. Удивлен только, что он вообще тебя терпел.
Из соседней комнаты послышался веселый смешок. Странно, девчонка же глухая. Или эта она своей игре так радуется?
— Словила, Падла? — подтвердил мою догадку радостный голосок. Точно опять в игре своей мочканула какую нибудь монстрятину
Я вздохнула и принялась за адский свой труд, борясь с подскочившей к горлу тошнотой. Ткань, пропитанная кровью, превратилась в жесткую, совершенно не поддающуюся моему инструменту, корку. Я увлеченно принялась кромсать ее ножницами, не обращая внимания на затихшего придурка. Что — то он кстати долго молчит. Да и пес с ним, даже хорошо, что затих, не будет отвлекать.
Через пять минут «резни» у меня заболели пальцы, еще через три минуты примерно, я почувствовала себя взмыленным жеребцом на выездке. Чертов трикотаж. Казалось я режу лист железа маникюрными кусачками. Ножницы видимо затупились от кипячения. Закружилась голова, в воздухе витал аромат окислившейся крови, что тоже не прибавляло прелести происходящему.
— Шарик. Ты балбес, — натужно пробухтела я, борясь с непослушным инструментом, — какого черта ты их кипятил?. Нужно было прокалить в духовке.
— Что? — голос Антона прозвучал глухо. Видно держится из последних сил, бедолага.
— Поздравляю тебя, Шарик. Ты балбес, — повторила я, прервав на минуту увлекательное занятие. Бледное лицо Погодского мн совсем не понравилось. Но больше всего возмутил взгляд, прикованный к моей…. Черт, я же сейчас похожа на развратную девку. Мокрая от пота футболка, облепила мою грудь, открывая взору козлины все мои прелести. Сомнительные, надо сказать. Как нежно называл меня Шмойлов «доска два соска», но все равно это не дает никакого права этому мерзавцу так меня разглядывать. Я ему не девка с трассы.
— Чего уставился? — от моего рыка, Синоптик вздрогнул и преревел взгляд на мое лицо. Словно из анабиоза вышел. — все вы мужики на одну колодку. Нет у меня груди. Убедился? Ты же лифчик мой волшебный уничтожил, а без него у меня одна альтернатива — зеленка. Ну, понимаешь, намазаться, чтоб за прыщи сошло?
Черт. Да что со мной такое? Я снова несу полный бред. И вот сейчас этот мерзавец смотрит на меня и на губах его опять змеится чертова улыбочка.
— Знаешь, мне в женщинках всегда больше нравились глаза, — снова этот ехидный тон. С подковырочкой. Боже, как же я его ненавижу.
— Согласна, женщина без глаз, горраздо страшнее женщины без груди. — Рявкнула я, отбрасывая в сторону чертовы ножницы. Схватила пальцами ткань и со всей силы дернула ее в стороны. Футболка затрещала, и распалась на два лоскута. Погодский всхрапнул, как орловский рысак и вырубился.
Рана на плече мне не понравилась. Воспалившаяся кожа, покрытая запекшейся кровяной коркой, горела, под моими пальцами. И самое страшное — пуля прошла на вылет, и теперь в плече красавчика зияла дыра. С одной стороны меня это порадовало — не придется ковыряться в распухшем мясе в поисках чертовой пули. С другой — я прекрасно осознавала — тут нужен врач и чем скорее, тем лучше.
— Эй, ты зашивай Тоху скорее, — я вздрогнула и выронила из пальцев ватный тампон. Черт возьми, эта малышка подкралась, как маленькая кошечка на мягких лапках и теперь стояла рядом. рассматривая рану на теле отца, словно это было счто — то совсем обычное, сродни укусу комара. В руках девчонка держала бутылку дорогущего виски, которое я в жизни никогда не пробовала и не попробовала бы, потому что для того чтобы его купить, мне пришлось бы продать почку.
— Антисептик нужен, антибиотики. Обколоть бы надо новокоином рану. — заблеяла я. Соня подошла к бесчувственному Синоптику и принялась откручивать крышку с бутылки. — Эй. Ты маленькая еще. Не смей пить.
Девочка не сводила с меня пытливого взгляда, явно читая по губам, то, что я ей говорю. Последний мой месседж ее явно повеселил. Соня улыбнулась, показав белые зубки, а потом резко сорвала пробку и перевернула бутыль на рану в плече отца. Крик, который издал Погодский пришпилил меня к месту.
- Ну, давай, быстро, — приказала малявка и я подчинилась. Впервые подчинилась с первого раза, не споря, не думая ни о чем. Рванула вперед, зажав пальцами иглу.
Вы когда нибудь пробовали шить человеческую кожу штопальной иглой. Тупой штопальной дурацкой иглой, истекая, заливающим глаза потом, и молясь при этом всем богам вселенной, под пристальным взглядом девочки — подростка, выдувающей пузыри из жевательной резинки. Нет?
Я вас умоляю, не пробуйте. Даже не думайте о таком занятии. Ни при каких обстоятельствах. Это неблагородно, не эстетично и отвратительно, в конце — концов.
— Эй. Ты куда? — крикнула мне в спину девчонка, когда я. Сделав последний стежок, ломанулась в кухню, больше не в силазх сдерживать рвотные позывы. Ну, да. Обычно люди при такой оказии бегут в туалет. Но. где находится кухня, я приблизительно знала, а вот уголок задумчивости в этой избушке, был для меня тайной за семью замками.
Распахнула шкафчик под мойкой и согнулась над мусорным ведром.
— Слабачка, — констатировала «мелкая». Интересно, как у нее получается так незаметно подкрадываться? — Ну, ты тут заканчивай давай и ворзвращайся. Я Тоху на живот перевернула, с другой стороны тоже надо его заштопать. Антибиотики, кстати, я подготовила. Сделаешь инъекцию.
- вот сама и делай, буркнула я, вытирая тыльной стороной руки, губы. Малышка не обратила внимания на мои слова, не смогла прочесть по губам. Развернулась, и пошла к холодильнику, из которого выудила рожок мороженого. Ну и нервы у ребенка. Ее что, снежная королева рожала? Хотя, с таким то отцом… Стоп, с чего я взяла, что погодский является ей папашей. Просто априори. Потому что он с ней живет под одной крышей. Может просто брат, или опекун. Или как в фильме «Леон», она его ученица, желающая перемочить убийц своей матери к чертям собачьим. А Синоптик ее «сесей». Черт, ну и мысли лезут в мой измученный мозг.
— Почему ты зовешь отца Тохой, — сдавленно спросила я, уставившись в лицо Сони, и стараясь, как можно медленнее произносить слова, чтобы ей было легче меня понять.
— Ты что, инвалид детства по развитию? — хихикнула Сонечка, лизнув розовым язычком пломбир? — И где только папуля вас находит таких?
— Не поняла. — икнула я, в животе забурлило. Я вдруг поняла, что страшно голодна. Ну да, вот такой у меня организм.
— Ну, говоришь ты медленно, как имбецилка во втором поколении. Вопросы задаешь дурацкие, в то время, как у тебя в соседней комнате раненый скоро отдуплиться от потери крови и сепсиса, — начала перечислять эта маленькая нахалка загибая тонкие пальчики. Да уж, от осинки не родятся апельсинки. Прав народ.
— Я для тебя старалась, между прочим, — зло рыкнула я.
— А не нужно было, — хмыкнула Соня, — я не собираюсь дружить с очередным Тохиным увлечением. Хотя, честно говоря, меня удивили спецэффекты, скоторыми вы появились. Раньше то красавчик сражал дешевых баб харизмой и обоянием. Дырка в плече — это что — то абсолютно новое и неизведанное. И ведро сама вынесешь. Не барыня.
— Соня, послушай, — начала было я. Но девчонки и след простыл, спустя минуту я снова услышала стрельбу и звуки компьютерного боя. Да уж, занесоло меня в какое — то королевство абсурда. Вздохнула и пошла в «операционную»
Антон лежал на животе, мелкая паразитка не обманула. По белоснежной простыне растеклось отвратительное кровавое пятно. Я задержала дыхание и стараясь не дышать взяла в руки бутылку с остатками виски. Подумала и сделала приличный глоток из нее. В голове зашумело, когда огненная вода камнем упала в пустой желудок. Стало весело и не так страшно. Я перевернула остатки пойла на рваную рану, ожидая очередного крика боли, но Погодский даже не шелохнулся. Вот тут мне стало страшно до одури. Прислушалась. Вроде дышит, правда слабо и хрипло, но тем не менее. Взяла ватный тампон, и начала очищать кожу возле раны. Под слоем запекшейся крови я обнаружила татуировки и хихикнула. Крыло ангела, пробиоте пулей Аллесгута, прямо посредине. Жаль, слишком искусен был мастер. Татуировка словно сошла с полотен великого живописца. Тонко прописанные линии, жаль даже портить такую красоту. Но Соня права — мужика надо спасать. И придется идти на жертвы. Я вставила в игольное ушко капроновую нить, и принялась за шитье.
— Ты не носок же штопаешь, — хихикнули у меня за спиной. Да боже мой, я чуть в джинсы не наложила от испуга.
— Прекраити так подкрадываться, — гаркнула я, так, что аж Синоптик зашевелился, — Меня удар хватит, и тогда что?
Малышка не ответила. Не услышала она ничего, хотя подозрения стали закрадываться у меня лично, что Сонечка слышит, но только то, что ей выгодно.
— Антибиотик уколи не забудь, — приказало небесное создание, со знанием дела рассматривая дело рук моих. — А потом иди поешь. А то твой желудок слышно наверное даже в сельсовете.
— А что, сельсоветы еще существуют? — ошарашенно спросила я. Девчонка опять мой вопрос проигнорировала. Пошла в кухню, напевая песенку «У девочки Сони теперь есть подружка. Она не котенок она не игрушка. Она иностранка. она интуристка. Она обезьянка по кличке «Анфиска»
Вот честно, я обожаю историю написанную великим Эдуардом Успенским. И автор этот у меня вызывает уважение и пиетет. Но песню из мультика про обезьянку я ненавижу с детства. Ее мне не пел только ленивый, варьировалось лишь имя хозяйки милой мартышки. Даже Шмойлов постоянно напевал вариацию задорной мультяшной песни. Сейчас мне хотелось вскочить, и надавать мелкой нахалке по шее.
— Анфискаааааа, Анфискааааа. Анфиииииска, — надрывалась в кухне девочка, пахло чем то очень аппетитным. Тушеными овощами, жареным мясом и кофе. Я принюхивалась, словно овчарка, делая последнии стежки на моем пациенте, и думала о своей незавидной участи.
— Мне тоже иногда хочется ее прибить, — услышала я слабый голос, который вывел меня из тяжелых мыслей. — Ты совсем не похожа на обезьянку.
— А ты умеешь успокоить и поддержать, просто настоящий джентельмен, — хмыкнула я, беря в руки шприц. Погодский побледнел еще больше. Надо же, а наш мачо боится уколов. Все мужики одинаковые. — Только вот я не нуждаюсь в твоих поощрениях. Уйду. Сразу как только ты сможешь ухаживать за ребенком. Не задержусь ни на минуту.
— Не глупи, Анфиса, — прохрипел Синоптик, — я тебе нужен.
— Не льсти себе, Погодский. Что может мне дать бандит, который и себя то защитить не в состоянии?
Глава 10
Мы всегда сами планируем свою жизнь. Начиная с возраста, когда думаем, что стали самостоятельными, заглядываем вперед, планируя и мечтая. И эта вот гремучая смесь предвосхищения чего — то совершенно непредсказуемого, ведет нас по жизни, постоянно ставя подножки и всячески мстя нам за нашу самонадеянность.
Мы всегда сами планируем свою жизнь — ну, мы так наивно верим в это. На самом деле, наше будущее череда случайных встреч, ошибок, бесконечного набивания болючих шишек и трепыхания в бушующем море, которое умные люди называют социумом. Сидят такие умные, ковыряют в носу, рассуждают о бренности бытия, и даже не предполагают, что есть на свете такая Анфиска Ласкина, которая вот уже пять дней сидит, что та девица в темнице, и смотрит в окно на льющий дождь, слушая бесконечную стрельбу в компьютере маленькой сокрушительницы игровых монстров.