– Какой умный и образованный молодой человек! Конечно, жаль, что его супруга так рано почила, но я полагаю, это не конец его жизни. Такие люди надолго не остаются в одиночестве. Я уверен, что он вскоре женится вновь, помяните моё слово!
– Да и слава Богу! Пусть живёт в своём Петербурге и больше не тревожит нас своим присутствием! – негодовала Вересова и обмахивала салфеткой красное лицо. – Это же надо, явился после стольких месяцев! И как ни в чём не бывало! Видно совесть совсем его не мучает. Мало того что избавил нас от управляющего, который канул в лету, так ещё и перед своим отъездом в прошлый раз не соизволил посетить нас и принять наши соболезнования!
– Матушка, я полагаю, в прошлый отъезд ему было не до визитов, – попробовала вставить оправдательное слово Юлия.
– Ладно! Но что за дурная привычка совершать приветственный визит через неделю после приезда? В прошлом году он с женою приехал к нам также через много дней после приезда в Ручьи. И сегодня тоже самое! Уже давно в деревне, и не заглянул к нам! Так лучше и вовсе без визитов, чем визиты с опозданием!
Юлия отошла от неё и села в дальний угол гостиной, занявшись рукоделием, и Бурцев, воспользовавшись возможностью, шёпотом спросил свою сестрицу:
– Позвольте спросить, а что когда-то Рубцов и ваша младшая дочь были близки? Я заметил, как они свободно общались…
– Ах, это было так давно! Они были влюблены друг в друга, но мамаша отправила его в Петербург, и он, видите, как теперь зазнался! А раньше-то бывало, увидит меня где, и улыбается, и спрашивает о моём здоровье. И мать была ему не указ. Но я бы и не позволила ему жениться на Ольге, и Николай Ильич тоже, конечно, не дал бы состояться этому союзу, как бы нас Марья Ефимовна не уговаривала бы! Нет, я бы не позволила…
Вересова, не понижая голоса, рассказывала о делах минувших, и тот, кто хотел, мог услышать все её слова. Юлия подняла голову, чтобы глянуть на реакцию сестры, но та стояла у окна с момента ухода Алексея и не обращала внимания на разговоры домашних, казалось, она даже не слышала их слов. Ольга была мыслями где-то далеко, возможно, в том прошлом, о котором поведала братцу Пелагея Ивановна.
Следующим утром, перед завтраком, Юлия заметила из окна прогуливающуюся в саду сестру, и, накинув шаль, потому что ещё было свежо, уже вскоре была рядом с нею. Они прошлись немного, пока Юлия обдумывала то, что уже давно хотела спросить у неё.
– Я была откровенна с тобой, Оля, надеюсь, что и ты будешь со мной честна. Обещаю в ответ сохранить в тайне наш разговор. Скажи мне, ты до сих пор влюблена в Алексея Рубцова?
– Это не имеет значения! – выпалила Ольга, слегка покраснев.
Она не сильно удивилась вопросу сестры, ибо понимала, что скрывать свои чувства от неё невозможно, и в глубине души знала, что рано или поздно этот разговор состоится.
– Разве? По крайней мере, теперь у вас есть шанс…
– Да о чём ты? – Ольга остановилась. – Это совершенно невозможно, и ты знаешь почему! К тому же, он любил свою супругу, и я сомневаюсь, что в ближайшее время его посетят мысли о женитьбе. – И добавила после паузы. – И сама веская причина в том, что он вскоре уезжает в Петербург, а я остаюсь здесь. Навсегда.
– Но, Оля, скажи мне, если бы он пришёл и сделал тебе предложение, ты бы приняла его?
Юлия выжидательно смотрела на сестру, но та ничего не ответила, и пошла вперёд по садовой дорожке. Юлия вздохнула, двинувшись вслед за нею к дому.
Ольга была уже ни в чём не уверена, не знала, чего хочет, все её чувства, сомнения и тревоги сплелись в один клубок, и, казалось, что распутать его ей уже не под силу. Она только одно знала наверняка – между ними огромная пропасть, через которую протянуть мост будет очень тяжело или вовсе невозможно. Найдутся ли у них силы, возможности и, главное, желание протянуть этот мост от одного края пропасти к другому? Ольга не испытывала иллюзий по поводу себя: она понимала, что её возраст уже не тот, когда могут позвать замуж, красота её увяла да и репутация её семьи не способствовала браку. Она полагала, что её время ушло и предпочитала свои старые надежды и мечтанья оставить в прошлом.
Завтрак прошёл спокойно, Пелагея Ивановна совершенно не заметила, что её младшая дочь молчалива и задумчива, она больше внимания уделяла старшей, заметя, что с весны она похудела, и ей нужно лучше питаться. Илья Ильич между овсяной кашей и блинами с чаем, время от времени погладывал на Ольгу, пытаясь составить мнение о глубине её привязанности к Рубцову. Но так ничего и, не решив, он выпил чаю и удалился к себе в кабинет. Вернее, в кабинет Николая Ильича, каковым тот и оставался до сих пор.
Алексей, решив все свои дела и дав указания Еремееву, отбыл в Петербург. Он уезжал отдохнувшим и вдохновлённым, ему удалось уговорить управляющего ввести некоторые новшества, им предложенные. Также Алексею понравилась ещё одна новость – его управляющий помирился с отцом, и старший Еремеев даже стал иногда бывать в Ручьях. Рубцова это не беспокоило, наоборот, видя, как старик возится с внуком, его охватывало умиротворение и лёгкая зависть. Да, он завидовал своему управляющему – его отец был жив и мог в полной мере насладиться общением с внуком. Алексей иногда представлял, как его отец мог бы проводить время с Павлушей и чему мог бы его научить, и в его сердце пробиралось чувство сожаления.
Ему было жаль сына, у которого не может уже быть доброго деда, а мать, угаснув, как нераспустившийся бутон цветка, так и не смогла подарить ему ни капли своей любви и нежности.
Ольга гадала про себя, когда же уедет Алексей, спрашивать у кого-то она боялась, поднимать эту тему снова с сестрой не хотела. И каково же было её удивление, когда ответ сам попал к ней в руки!
Она вошла в гостиную в тот момент, когда матушка воскликнула, сидя в своём кресле у окна:
– Да вы посмотрите! Что это такое? Илья Ильич, я ничего не понимаю!
Он был осведомлён о происходящем не более своей сестрицы и недоумённо разводил руками, когда двое молодчиков внесли по приказу Глашки в гостиную большую корзину. На вопрос, откуда это и что такое, был дан таков ответ:
– Дак… Барин наш, Алексей Павлович, повелел отвезти это сюда, к вам.
– И что же это?
– Не имею чести знать! – отрапортовал здоровяк, и все с недоумением посмотрели на закрытую покрывалом корзину.
– Мне было велено отвезти её в дом Вересовых, и больше ничего-то я не знаю…
Слуга стал мять шапку, намекая на то, что пора бы ему откланяться, ибо он уже ничем не может быть им полезен.
– Ладно, ступай, – процедила Пелагея Ивановна, и когда он удалился, она резким движением сорвала покрывало с корзины. Под ним обнаружилось, что корзина наполнена доверху книгами. Для кого предназначался подарок было понятно, но сама владелица не могла подойти к нему, ибо корзина была окружена со всех сторон: Бурцев, матушка, Юлия и даже Глашка с молодой служанкой столпились возле неё.
– Так, так! Это интересно… Столько книг – на всю жизнь хватит! – воскликнул Бурцев.
– Вот именно! И куда их все разместить? Нечего сказать – угодил нам Алексей Павлович, прибавил забот! Рухляди в доме и так полно, так теперь ещё и для этих книжек шкаф нужен! Да, Ольга?
Все обернулись к девушке, ожидая от неё какого-то ответа, но та, не обращая на них внимания, подошла и взяла одну книгу в руки. Это был довольно новый томик стихов Рылеева, также на верхних книгах виднелись имена авторов: Вяземский, Карамзин, Анненков. Сердце Ольги гулко забилось, лицо раскраснелось, она обозревала эту гору книг и не знала даже, что сказать озадаченным родственникам.
– Алексей Павлович говорил же, что желает оставить свои книги Ольге, ему они без надобности, так вот… – начала было Юлия и запнулась.
– Да, Жюли, спасибо. Я вижу, что это книги, – сказала матушка, пристально глядя на Ольгу. – Ольга, скажи на милость, что нам со всем этим делать и куда разместить?
Ольга, наконец, подняла голову и обратилась матери:
– Я готова их все оставить у себя, чтобы не занимать место здесь.
– А разве в библиотеке нету места? Кажется, там есть… – попробовал вмешаться Бурцев.
– Тот шкаф я собираюсь переместить в другую комнату! – закричала Пелагея Ивановна. Так что у нас нет места для всего этого, Ольга.
– Хорошо, я прикажу отнести эту корзину к себе в комнату, – тихо сказала Ольга и вышла из гостиной.
Матушка, обмахиваясь салфеткой, переместилась к себе в кресло.
– Вот скажите на милость, к чему мне все эти заботы? Разве я не заслужила покой на старости лет? А у Ольги теперь будет повод целыми днями сидеть в своей комнате, когда ей нужно думать о замужестве!
– Какая щедрость от вашего родственника! Возможно, за это внимание его стоит поблагодарить? – спросил её Бурцев.
– Ну, уж нет! – фыркнула Вересова и приказала Глашке накрывать на стол.
Ольге составило немалых трудов в разгар летнего дня найти двух мужиков, свободных и способных донести её сокровище до опочивальни. И вот она сидела на кровати и глядела на корзину, полную чудес, так внезапно появившуюся у неё в комнате. Корзина занимала много места в небольшой комнате. Но это не тревожило Ольгу, она теперь даже была рада, что все эти книги будут жить у неё, и она в любой момент будет иметь доступ к ним. Не нужно будет спускаться в библиотеку или кабинет, чтобы полюбоваться на красивые обложки или пролистать с любопытством несколько страниц. Она бы поблагодарила своего дарителя, но тот выехал рано утром из деревни и стался не осведомлённым о том, какую реакцию вызвал в её доме его подарок. Ей очень захотелось рассказать ему, что она начнёт читать в первую очередь, но, к сожалению, не имела такой возможности.
Она уселась на пол, подогнула колени и стала перебирать книги, вытаскивать их из корзины и к своему удивлению, среди них, она обнаружила новый подарок – белый сложенный листок бумаги. С трепетом и волнением Ольга развернула его и с замиранием сердца стала читать строчки, написанные почерком, который тут же узнала, хоть и не видела его уже много лет.
“Ольга Николаевна, хоть вы и проявили тактичность и отказались принять мой подарок, я всё же взял на себя смелость вам его преподнести. Не обижайтесь, что я сделал из всего этого тайну, если бы я сказал вам, то вы снова стали бы упорствовать. Зная, как вы любите чтение и в нём находите отраду, я решил, возможно, против вашей воли отправить вам эту посылку. Прошу простить меня, если я уязвил вас в чём-то, всё делалось мною только из самых добрых и дружеских побуждений. Также простите, что я пишу к вам, я не имею на это право, но у меня нет другого способа донести до вас причины моего поступка. Думаю, эти книги придутся вам по вкусу. Прощайте, и пусть Бог благословит вас!”
Когда Ольга дочитала это письмо, на её глаза навернулись слёзы, и она прижала листок к своей груди. Потом слёзы потекли по её щекам, и она даже не пыталась сдерживать их.
Когда в комнату постучали, девушка встрепенулась и быстро вытерла мокрые щёки. Послышался голос сестры:
– Оля, ты собираешься обедать? Мы ожидаем только тебя!
Ольга засунула письмо в нижний ящик комода, намереваясь вскоре прочесть его снова, и открыла дверь. Юлия заметила, что сестра выглядит странно: румянец на щеках, влажные блестящие глаза, но следов печали или горя на её лице нет. Они молча спустились вниз. Юлия подозревала, что подарок мог таким образом повлиять на сестру, неужели она растрогалась и плакала по этому поводу? Или что-то другое явилось причиной её слёз?
– Ах, Ольга Николаевна вся светится! Это чудесно! – восхитился румянцем Ольги её дядюшка.
– Конечно, только такая дурочка, как Ольга Николаевна может радоваться десятку книг! – проворчала матушка.
– Там двадцать пять книг, – тихо сказала Ольга, садясь за стол.
Матушка фыркнула, Бурцев улыбнулся, а Юлия насторожилась. Двадцать пять! Что за цифра! В этом году её младшей сестре исполняется двадцать пять лет. Кажется, даже сама Ольга не поняла каламбура ситуации, а её сестра задумалась над этим вопросом.
Глава 6
.
Мария Бертэ, восхитительная красавица, сидела в гостиной графа Турина и пила чай. Она привыкла ловить восхищённые взгляды, и теперь восторг и комплименты, даруемые ей хозяевами Благого, нисколько не трогали её. Она с любопытством осматривала комнату и молодую графиню. Елена была поражена не только внешними данными Марии: прекрасный овал лица выдавал её аристократичность, фарфоровая кожа светилась, а ясные глаза сверкали, как алмазы, но и дорогими французскими нарядами. Знакомые и приятельницы почитали Елену модницей и транжирой, когда она жила в Петербурге, но теперь, увидев эту молодую женщину, она поняла, что французская мода – это не то, что она знала до сих пор. Мало того, что её платье было украшено богатой вышивкой, так ещё и сидело на её фигуре отменно, подчёркивая тончайшую талию. Елена сбилась со счёта, пытаясь в уме подсчитать, в какую сумму вылился этот наряд своей хозяйке. Но мадемуазель Бертэ была богата и свободна, могла делать, что угодно и одеваться, как нравится.
Её матушка – русская, вышла замуж за француза, но почти сразу после приезда во Францию их брак распался, и она вернулась домой, оставив малолетнюю дочь с отцом. Тот не имел намерения воспитывать ребёнка и передал дочь своим родственникам. Когда девочка подросла, её по обыкновению отдали в пансион, где она изучала светские манеры, музыку и искусства. Когда отец скончался, то оставил Марии прекрасное состояние, и она стала нарасхват у родителей, желавших заключить выгодный брак своих сыновей.
Но тут вдруг, неожиданно, матушка Марии объявилась, излила на дочь материнские чувства и потребовала её приезда в Россию. Марии было любопытно взглянуть на мать, и она, отличающаяся умом и желанием обучаться, выучила кое-как русский язык, и приехала в Россию. Матушка так тепло встретила дочь, что та на миг поверила в её искренность и желание исправить ошибки молодости. Но вскоре девушка убедилась в корыстных мотивах своей родительницы и предпочла совершить знакомство с другими своими родственника, о многих из которых она даже и не слыхивала раньше.
Так постепенно она добралась и до Турина, приехав вместе со своей престарелой тёткой, которая везде сопровождала двадцатилетнюю наследницу, была крайне молчалива и только могла поддакивать воспитаннице. С Марией прибыло и несколько служанок-француженок, которые ни слова не знали по-русски, везде ходили вместе и на всё смотрели искоса, а на заведённые порядки в русской усадьбе – с некоей долей ужаса и презрения. Мария не могла одна погулять – её постоянно сопровождала или тётка, или трёхглавый дракон, как называла трио служанок Елена. Более того, Мария никогда не оставалась в комнате одна, ей всегда требовалась компания, и эта ответственность легла на плечи молодой хозяйки усадьбы.
Она ходила всегда степенно, с прямой спиной и даже сидела, не позволяя себе откинуться на спинку кресла. Она не занималась рукоделием, но любила играть на фортепиано и петь, чем всегда радовала собравшиеся у Туриных небольшое общество. Граф не мог держать в тайне приезд кузины, и соседи вскоре узнали об этом событии, и потянулись вереницы экипажей к воротам усадьбы, все желали поприветствовать французскую леди и выразить своё почтение. Елену это несказанно радовало, она могла часами расписывать соседкам наряды и нравы Марии, вызывая у них восхищение, её слушали как никогда внимательно, но внимание, прикованное к Марии, ей не удалось перетянуть на себя. Дамы любовались ею и шептались о ней за спиной, она оставалась спокойной при этом и снисходительно смотрела на них. Но ни с мужчинами, ни с женщинами она долго не беседовала, ибо почитала их про себя чересчур провинциальными и невежественными, а их манеры оставляли желать лучшего. Они же в свою очередь терпеливо относились к её высокомерию и нежеланию сближаться, ибо такой ход вещей считали естественным для её положения и состояния, которым она обладала.
Елена не знала, как такая высокородная девица сможет стать супругой её брата, ей казалось, что они ничем совершенно не похожи, и кроме того, считала, что Алексей совершенно не достоин Марии Бертэ. Но Марья Ефимовна думала по-другому, она уже планировала пригласить наследницу к себе в особняк после приезда в Петербург, а Елену в письмах постоянно просила сделать протекцию своему брату, и та не могла отказать матушке, к тому же, идея породниться с Бертэ пришлась и самой Елене по вкусу.