И я снова подивилась уверенности, с которой говорила подруга.
– Пойдем, а то нас хватятся, – она взяла меня за руку и потянула.
Возвращались мы преимущественно переулками, стараясь не попадаться на глаза прохожим. Протиснулись в узкий проход, и Малати, разделив монеты, спрятала свою часть за камнем.
– А ты свои куда денешь? – в полумраке виднелись только блестящие белки глаз и сверкали в улыбке зубы.
Не зная храмовые закоулки, я пожала плечами.
– Давай сюда! – Малати протянула руку. – Да не бойся, я твоего не возьму, – ногти царапали по рукам, сжимающим пригоршню монет. – Когда я исчезну, будешь знать, где искать – твоя часть будет дожидаться здесь.
Дернув, она оторвала кусок от моей дупатты, завернула в него заработок и сунула за камень.
Мы пробрались к пруду, обмыли ноги и освежили шеи, после чего вернулись в общую комнату.
– Где вы были? – уперев руки в мягкие бока, нас встретила Ратна. Ее прищуренные глаза, казалось, совсем спрятались за тяжелыми, масляно поблескивающими щеками. – Вы разве не знаете, что нельзя покидать территорию храма? – она продолжала сверлить нас щелками глаз. – Я сейчас же все расскажу Пратиме, – и еще выше подняла и без того вздернутый нос.
– Иди! – Малати просияла широкой улыбкой. – А хочешь? Пойдем вместе!
Ратна замешкалась и неуверенно посмотрела.
– Передумала? – участливо поинтересовалась подруга. – И правильно. Не стоит звать беду на свою голову. Ведь мы, в отличие от тебя, не спали весь день, а усердно занимались, чтобы не оплошать на уроке танцев. Нейса так увлеклась, что даже не заметила, как наступила на дупатту и порвала ее, – Малати незаметно мне подмигнула и хитро улыбнулась.
А Ратна, разочарованно фыркнув, снова улеглась и укрылась пледом.
Глава 9. Подготовка к шествию
На первый взгляд следующий день начался, как обычно – мы совершили омовение, отстояли службу и собрались во внутреннем дворе.
Ожидая Мохини, девочки расселись на полу и болтали. Едва я опустилась рядом, как Малати толкнула меня в бок и взглядом указала на ненавистные выемки в камнях, напоминая о необходимости заниматься. После вчерашней беготни по городу, болели мышцы и горели ступни, поэтому я решила сделать вид, что не поняла знака подруги и вместе со всеми стала насмехаться над Падмой.
Но стоило Малати отойти, как шутки девочек перестали казаться смешными, и я покосилась на подругу – на меня она больше не смотрела, отошла от веселящихся девочек и стала отрабатывать движения, надолго застывая в невообразимых позах.
И вдруг стало стыдно. Малати всегда мне помогала, поддерживала, рассказала свой секрет, а сейчас, я словно ее предала. Лицо пылало, словно его опустили в горшок с горячим рисом. Я подошла к подруге и попыталась повторить ее движения. Освобождая мне место, Малати молча подвинулась, но показалось, что ее взгляд подобрел, и по губам скользнуло подобие улыбки.
Малати выставила одну ногу вперед и присела. Оставшаяся позади нога всего лишь на волосок не доставала до пола, и подруга застыла, удерживая вес тела на одной опорной ноге и пальцах другой.
В ее исполнении это выглядело настолько легко, что я поспешила повторить. Благодаря усердным занятиям, на это раз я выдержала дольше, но все равно, вскоре ноги начали ощутимо дрожать, а потом и подпрыгивать. Несмотря на это, я старалась сохранить неподвижность, пока не упала. Оглушенная, не сразу поняла, что пришла Мохини. Как всегда, несмотря на внушительный вес, она появилась незаметно и сейчас равномерно и неторопливо хлопала большими ладонями.
– Так-так-так, – прогудела она. – Только Нейса и Малати планируют принять участие в предстоящем шествии? Остальные уже выбрали чем будут заниматься? Стирать, готовить или убирать? Молодцы, девочки.
Наверное, мне никогда не привыкнуть, к тому, что у такой внушительной женщины могут быть настолько мягкие пальцы, сейчас коснувшиеся моей щеки и щеки Малати.
Остальные девочки поспешно выстроились полукругом.
– Возможно, вы уже знаете, а если нет, то сейчас узнаете, – многозначительно сказала Мохини и помолчала, обводя нас пронзительным взглядом.
Очень хотелось сжаться в комочек и стать совсем незаметной, но усвоив болезненный урок, мы хоть и дрожали, но держали спину.
Кажется, Мохини осталась довольна и продолжила:
– Приблизилось самое главное испытание для будущих жриц. Начиная с сегодняшнего дня, усилия всех ваших наставниц будут направлены на подготовку вас к шествию. Внимательно слушайте, запоминайте, не ленитесь, и все будет хорошо. Те, кто не попадет на шествие, не будет допущен к следующему этапу обучения. Приступим! – она резко повернулась и складки сари заколыхались на необъятном теле.
Этот урок был сложнее и продолжительнее предыдущих. Мохини требовала, чтобы мы двигались одновременно, не сталкивались и не спотыкались, а браслеты на руках и щиколотках, звенели в такт и дополняли танец. Стоило какой-нибудь девочке сбиться и испортить рисунок, Мохини сурово хмурилась, и несчастная мечтала провалиться сквозь землю, лишь бы не стать причиной недовольства учительницы.
По окончанию урока, когда все мокрые мы собирались на урок к Пратиме, лишь одна девочка удостоилась скупой одобрительной улыбки. Конечно же, ею стала Малати. Но после ее выступления на площади, я уже ничему не удивлялась. Казалось, что она существует лишь для того, чтобы танцевать.
Пратима удивила не меньше Мохини. Мы расселись на настилах и приготовились к тяжелому и тоскливому перетиранию трав, разбавляемому только окриками наставницы и шутками девочек, но Пратима раздала нам по полотнищу тонкой шелковистой ткани и велела взять с полок за ширмой лампы и пиалы.
Когда мы расселись обратно и расставили все, что принесли, Пратима обошла нас с двумя кувшинами. Из одного она наполняла пиалы, а из другого – лампы. Маслянистый сандаловый запах заполнил комнату, и, следуя указаниям, мы опустили ткань в миски. После того, как полотно полностью пропиталось сандаловым маслом, его опустили в наполненные касторовым маслом лампы и подожгли.
Пока ткань горела, и удушливый дым поднимался к потолку, Пратима раздала нам металлические коробочки и тонкие костяные палочки.
– Когда погаснет огонь, палочкой соберете сажу со стенок лампы и сложите в коробочку. Полученным порошком будете подводить глаза перед выступлениями. Обращайтесь с ним аккуратно и старайтесь не рассыпать, как видите, для его получения используются дорогие компоненты. Каждая из вас сама будет делать краску для лица. Не пользуйтесь плодами чужого труда, потому что помимо самого красителя, в состав порошков будут входить и ядовитые растения, и если одна ошибется в количестве яда, то пострадать может другая. Будьте внимательны и предельно осторожны.
Все заметно оживились – вместо неинтересного, неизвестно для чего предназначенного занятия, нам предстоит сделать что-то, результат чего нам понятен. Сопя от напряжения, мы принялись соскабливать сажу и перекладывать ее коробки. В этом занятии тоже пригодились приобретенные на уроках танцев точность движений и твердость рук.
Порывистая и не очень складная Ратна несколько раз слишком сильно взмахнула рукой и уронила драгоценные комочки. Испуганно осмотревшись, она поспешно размазала сажу по покрывалу.
Я вопросительно посмотрела на Малалти – не отплатить ли Ратне за вчерашнее желание донести, но подруга только загадочно улыбалась и методично работала.
– Теперь, возьмите свои коробки и по очереди подойдите ко мне, – велела Пратима, когда все отложили палочки и отерли лбы.
Мы выстроились змейкой, а учительница придирчиво осматривала содержимое ящичков, взвешивала на маленьких весах и одобрительно кивала. Добравшись до Ратны, Пратима придирчиво осмотрела количество сурьмы, затем испачканные пальцы девочки и склонилась над весами. Вся фигура учительницы излучала неодобрение. Когда же весы подтвердили подозрения Пратимы, то недовольство приобрело вполне осязаемое воплощение и хлестко опустилось на пальцы Ратны, оставив на них красные полосы.
– Впредь будешь аккуратнее, – сурово отрезала Пратима, когда провинившаяся подняла на нее полные слез глаза. – Все во двор! – приказала она, и мы высыпали на солнце.
Еще больше, чем приготовлению краски для лица, мы удивились тому, что Пратима разбила всех на пары, дала тонкие бамбуковые палочки и велела накрасить друг друга.
Руки дрожали от волнения, палочка скользила во влажных пальцах, когда я поднесла ее к закрытым глазам Малати. Остро заточенный кончик дернулся, затем еще раз.
– Не надо выковыривать мне глаза, – от неожиданности я вздрогнула и тут же прыснула – подруга продолжала держать один глаз закрытым, зато второй, открытый, смотрел на меня до смешного серьезно.
Мы толкались, хохотали и делали вид, что хотим выколоть друг другу глаза, пока суровый окрик Пратимы не прекратил наше веселье.
Малати снова сомкнула веки, а я, прикусив губу и сдерживая рвущийся смех, чертила рваную линию.
Я закончила разрисовывать лицо подруги, как ни странно, оставшейся с целыми глазами, зато вокруг них красовались неровные, толстые круги. Теперь настала очередь Малати наносить краску.
Только она поднесла палочку к моему лицу, как я зажмурилась и фыркнула. Прикосновение было щекотоным и прохладным.
– Не бойся, дай мне тебя накрасить, – попросила подруга. Но я не могла расслабиться и в ответ на ее уговоры продолжала жмуриться.
– Ах так! – воскликнула Малати и двумя размашистыми движениями прочертила полосы практически до волос.
– Уже готово? – удивилась Пратима, когда Малати отложила палочку, и подошла посмотреть на результат. – Плохо! – покачала она головой. – Очень плохо. Если бы вы не баловались, а приложили достаточно стараний, то получилось бы так же… – Пратима обвела взглядом комнату, отыскивая, кого бы привести в пример.
Осмотрелись и мы. Успехи у всех девочек были примерно одинаковыми – ни у кого черный контур не проходил около ресниц, у всех он прыгал, словно волны в сильный ветер.
– Итак, я смотрю, что все вы отнеслись к этому заданию, как к развлечению, – уперев руки в бока, нависла над нами Пратима. – Напрасно вы так решили. Жрицы всегда были образцом красоты и грации. На шествии, да и в другое время, все будут видеть только ваши глаза. Глаза – это самая выразительная часть на лице женщины, – учительница прохаживалась перед нами. И подтверждая свои слова, поводила глазами из стороны в сторону. Блестящие белки контрастировали с черным контуром и притягивали взгляд. – Ваши глаза должны увлекать, пленять, заставлять забыть обо всем. Те, кто не хочет ради этого потрудиться, не сможет принять участие в празднестве. Сейчас тренируйтесь. Завтра проверю ваши успехи.
Оставив нас с этим пугающим знанием, Пратима ушла. Мы же не знали чем заняться – снова наносить краску или отрабатывать движения танца.
Я вернулась в комнату и забралась на настил, служащий нам кроватью. Из-под сложенных аккуратными квадратами пледов вытащила подаренный купцом кусочек зеркала, посмотрела и снова рассмеялась. В отражении я могла видеть только один глаз, но он был таким огромным, вытянутым, к тому же обведенный толстым черным овалом, что удержаться было невозможно.
– Над чем ты там смеешься? – я не заметила, как Малати оказалась рядом и, стараясь рассмотреть, что так развеселило, с размаху ударилась в меня лбом.
– Ай! – одновременно воскликнули мы, потирая ушибленные места.
– Дай, я тоже посмотрю, – она протянула ладонь, и я, не раздумывая, вложила в нее свое единственное сокровище. – Глаза должны пленять, увлекать, – глядя в отражение, передразнила Малати Пратиму. – Увлекайся, увлекайся, – как мантру повторяла она. При этом так широко открыла глаза, что казалось они сейчас выпадут. От смеха у меня уже катились слезы и болел живот, но подруга продолжала напевно растягивая слова. – Нет, не увлекают, – горестно вздохнула, покачала головой и, рассмеявшись, вернула мне зеркало.
Тут же со всех сторон потянулись руки – оказывается, привлеченные нашими голосами, пришли и остальные девочки.
– Дай. Дай. Мы тоже хотим посмотреть, – наперебой просили они.
Отдавать было страшно, но и не дать не могла – девочки и так косились, что мы с Малати держимся от них на расстоянии. Дрожащей рукой протянула осколок и с тревогой наблюдала, как девочки берут его, смеются и передают дальше. Несколько раз казалось, что он вот-вот упадет и рассыплется множеством осколков, тогда мое сердце, сжимаясь, тоже падало в живот.
Успокоилась я только когда зеркало снова вернулось ко мне и было надежно спрятано под покрывалами.
– Девочки! – Малати запрыгнула ко мне и повысила голос, обращая на себя внимание. – Сегодня мы вызвали недовольство сразу двух учителей. Давайте, сейчас снова попытаемся друг друга накрасить, а когда сядет солнце, повторим танец.
– А почему ты решаешь за всех?
Девочки обернулись и увидели Ратну. Она стояла расставив ноги и наклонив голову, как бодливый бычок.
– Почему мы должны делать то, что ты сказала? Когда ты стала учительницей?
– Можешь не делать, – спрыгивая на пол, легко согласилась Малати. – Можешь даже по своему обыкновению лечь поспать, Только не удивляйся, когда из учениц тебя переведут в служанки.
– Но почему мы должны сейчас учиться наносить краску, а после этого танцевать? Почему не наоборот? – от слов Малати Ратна попятилась, но все равно продолжала спорить. Мне показалось, что она делает это только из вредности и будет против всего, что предложит подруга.
– Потому что сейчас еще светло, а при свете рисовать проще, чем в сумерках. Когда зайдет солнце, станет прохладнее – самое то для танцев. К тому же, если мы сначала будет упражняться в танце, то потом станут дрожать руки, тогда точно не сможем провести ровную линию. Кто согласен, пойдемте во двор! – воскликнула она и первая побежала к озеру – смывать черные круги под глазами. Как созревший горох из лопнувшего стручка, мы высыпали за ней.
Умывшись в пруду, мы снова взяли палочки. На этот раз Малати решила быть первой.
– Закрой глаза и не морщись, – попросила она, нацелившись на меня черным острием.
Я тут же зажмурилась и почувствовала легкий щелчок по уху. Улыбнулась и постаралась расслабиться, но веки все равно подрагивали. Почувствовала прохладное прикосновение и вздрогнула.
– Тш-ш, – раздалось над ухом.
Не торопясь, твердой рукой, подруга провела сначала по одному веку, а за тем и по второму.
– Готово, – отстранилась она, а я бросилась к пруду.
Даже подернутое рябью, отражение показало мне две проведенные вдоль ресниц ровные линии.
– Как это у тебя получилось?! – развернувшись, я не моргая уставилась на подругу.
– Ты забыла, что я здесь живу, сколько себя помню? – Малати смешно сморщила нос. – Когда старшие девочки уходили на занятия, я пробиралась в их комнаты и училась накладывать краску.
– Так ты умеешь краситься? Зачем же тогда обманывала, что не умеешь? – я не понимала ее поступков. Если бы я умела так танцевать, как она на площади или краситься, давно бы стала лучшей ученицей и тогда мне бы не грозила участь стать служанкой. Малати же, словно специально допускала ошибки, чтобы держаться в середине и не выделяться.
– Затем, что не всегда надо показывать все, что умеешь, – вздохнула она, подтверждая мои догадки. – Ты же и сама замечаешь, что на тебя и меня начинают коситься. Девочки могут разозлиться и нарочно делать пакости. Тебе нужны враги? Представь, что на одном из занятий тебя «случайно» порежут или поставят подножку, – она поправила на плече браслет из девятиликих лунных рудракши.
Вспомнилось, как папа после работы, присев во дворе около нас с Реяншем и Анви, рассказывал о происхождении рудракши.
Давным-давно три демона-асура захотели обладать непобедимым могуществом. Они истово совершали самые строгие аскезы, и за это Брахма наградил их тремя самыми неприступными городами. Тогда-то асуры и проявили свой истинный лик – уверенные в своей непобедимости, демоны начали притеснять богов. Уже не зная, как справиться с наглостью асуров, боги взмолились Шиве, прося о помощи. И Шива откликнулся на зов. Он сел напротив городов асуров и стал смотреть. Под его взглядом города горели, камни рассыпались, но и из глаз Шивы потекли слезы. Там где они упали, выросли деревья, дающие плоды рудракши. Из слез солнечного глаза – желтые, лунного – светлые, а огненного – черные.