Как Поттер правильно предположил, Петуния давно считала, что они уже должны перестать встречаться тайно, и им — точнее ему — пора сказать её родителям, что «у них всё серьёзно». Она, в свою очередь, каждый раз собиралась спросить Джеймса, когда же они сообщат об этом всем, и у неё тоже как-то не получалось.
…И вот, в один из последних дней лета, Лили примчалась поутру на кухню, радостно размахивая хогвартсовским конвертом. Хотя Петуния теперь старательно делала вид, что помирилась с сестрой, и поэтому она улыбалась этой новости вместе с родителями, мысль о том, что во время учебного года Джеймс наверняка не сможет часто с ней видеться, её очень озаботила.
…Тьюн сидела на полу в домике-на-дереве, привалившись к стене спиной, и задумчиво перебирала густые волосы волшебника, который лежал головой у неё на коленях.
— Джеймс…
— М-мм? — парень расслабился и почти дремал. Из всего, что связано было для него с Петунией, он больше всего любил такие вот минуты, когда не надо никем притворяться, не надо стремиться «соответствовать» чему бы то ни было, а просто можно быть самим собой и не думать ни о чём вообще.
— Скоро начнётся учебный год. Тогда ты не сможешь прилетать так же часто… Может быть, уже пора рассказать всем, что мы… встречаемся? Тогда бы ты мог, например, погостить у нас на каникулах… Если твои родители позволят, конечно.
Поттер, крепко задумавшись, что же ему ответить, выбрался из домика, сел на платформу, свесив ноги. Петуния осторожно уселась с ним рядом, с облегчением убедившись, что в темноте (луна надёжно спряталась за низкими мрачными облаками) их никто не увидит. Джеймс так же молча притянул девушку к себе, и она положила голову ему на плечо. Внезапно их волосы взъерошил и перепутал порыв очень холодного ветра. Тьюн задрожала, Джеймс крепче прижал её к себе, но вдруг отстранился.
— Петуния… Я не хотел говорить, но, похоже, мне придётся…
Девушка в тревоге взглянула на него. Ни следа завораживающей улыбки, ни в глазах, ни на губах. И говорил он таким непривычным, очень серьёзным голосом…
— …Ты почувствовала, какой холодный только что был ветер?
— Конечно. Ведь скоро осень. А почему ты спросил? Это же просто ветер.
— Да нет, — медленно, словно нехотя, заговорил волшебник, — не просто ветер. Это был дементор.
— Кто?! Стражник из вашей колдовской тюрьмы? Но как …? Зачем …?!
Джеймс удивлённо глянул на девушку:
— Так ты знаешь, кто это?! Хорошо… Хотя, хорошего тут ничего нет. Откуда ты знаешь?
— Лили как-то обмолвилась. Ничего конкретного, просто, что тюрьму для колдунов охраняют очень злые существа по имени «дементоры»…
— Это не просто злые, это ужасные существа… Жестокие. Неумолимые. Беспощадные… Они высасывают душу, отнимают радость жизни, всё самое доброе, светлое в человеке, оставляют лишь пустую оболочку, которая, и это самое ужасное, продолжает существовать…
Петуния побледнела:
— О Боже… Но что… такому существу надо было… здесь, среди неволшебников?!
Джеймс не мог больше на неё смотреть. Конечно, то был порыв обычного ветра, а вовсе не дементор, но, раз уж ТАКОЕ враньё сорвалось с языка, отступать было некуда. Парень помолчал, потом сглотнул и вымолвил:
— Похоже, он выслеживал… меня.
— ЧТО?! Святые угодники! Но при чём тут ТЫ?!
— Вам, неволшебникам, это, конечно, неизвестно, но в магическом мире идёт война. Самая настоящая. Один злой колдун хочет захватить власть в нашем мире и собирает армию не только тёмных волшебников, но и злых существ.
— Но при чём тут ТЫ?! — опять повторила испуганная Петуния. В её глазах заблестели слёзы.
— Все светлые волшебники, даже молодые, должны сражаться против этих тёмных сил.
— Все? И Лили тоже?!
Джеймс вздрогнул, но кивнул:
— Конечно. И ты же понимаешь, неизвестно, чем может закончиться каждая битва. Кто-то, возможно, погибнет.
Девушка не зарыдала в голос, но была очень близка к этому.
— Прости, Петуния. Я должен был тебе сказать. Сражения идут уже давно, и я в них участвую. Я скрываю свои встречи с тобой ещё и потому, что… Они не должны знать, что у меня есть ещё кто-то… даже магл, кто дорог мне, как ты, Петуния. Если узнают — это может стать опасным и для тебя, тем более, что твоя сестра тоже из светлых волшебников. Дементоры не воюют пока ещё на стороне тёмных, но они шпионят. И если один из них меня выследил здесь… То и ты, и твоя семья могут оказаться в опасности.
— Джеймс, ради всего святого, — всхлипнула Тьюн, — что же теперь делать?
— Ну, только не бойся, — Джеймс похлопал её по плечу, а девушка вдруг обняла его изо всех сил. Поттер опять вздохнул: — Прости, я знаю, тебе будет тяжело, но… нам надо расстаться.
…Наконец-то он сказал ЭТО, но легче не стало, и он забормотал торопливо, чувствуя, что Петуния всё-таки заплакала, вздрагивая, уткнувшись ему в плечо:
— На время, на время… Просто не будем пока видеться. Я не хочу подвергать тебя и твоих родителей опасности. Когда всё закончится — вот тогда мы сможем всем всё рассказать, — и, скрипнув зубами от презрения к самому себе, закончил: — …Если только я останусь жив.
Рыдания Петунии стали громче.
— Но ты не бойся за меня, со мной не может ничего случиться, я очень хороший волшебник. Я постараюсь как-нибудь присылать тебе весточки, но прилетать больше не смогу. Это для твоей же безопасности, пойми. Ну, не плачь, пожалуйста…
Девушка сказала, давясь слезами:
— Может, можно хотя бы Лили рассказать? Вы же вместе… будете там, в вашей школе… Она сможет передавать весточки от тебя мне и от меня тебе.
— Нет, Лили не должна ничего знать. Если она узнает, то… может проговориться случайно. И она будет ещё больше беспокоиться за тебя. Нет, не надо ей рассказывать. И вообще, не говори с ней обо мне, прошу. Пообещай, Петуния.
— Х-хорошо…
— И, кстати, — Поттер достал из сумки, которая валялась тут же на помосте, рядом с метлой, тот самый учебник, «Расширенный курс Зельеварения», — вот, положи эту книгу на место. Это не просто учебник, это знак для своих. Незаметно верни его туда, где он был. Сможешь?
Петуния кивнула.
— Ну, вот и хорошо. Теперь я должен улететь. Постарайся вести себя как раньше. И, пожалуйста, никто не должен знать обо мне и тебе. Ни Лили, ни кто другой. Ну, всё. Прощай, Петуния. И прости, я должен защитить тебя, любой ценой, пусть даже такой.
Джеймс Поттер закинул сумку на плечо, вскочил на метлу и взлетел. Он ни разу не оглянулся, хотя и знал, что Петуния смотрит ему вслед. Очень скоро он исчез из виду в ночном пасмурном небе. Девушка, едва видя что-либо вокруг из-за темноты и слёз, медленно спустилась по лесенке, прижала к себе волшебный учебник обеими руками, словно всё ещё обнимала Джеймса, и побрела в дом.
«Ну, вот и всё. Ну, вот и всё», — билась в мозгу Поттера единственная мысль, пока он добирался до дома. Парень чувствовал себя последним подлецом и понимал, что нескоро избавится от этого чувства. Он надеялся, что, расставшись с Петунией Эванс, ощутит облегчение, но нет, легче ему нисколько не стало.
Выбравшись из камина, Джеймс, как обычно, поставил свою метлу на место и поднялся наверх. Он слегка замедлил шаг возле гостевой комнаты, где тонкая полоска света под дверью показывала, что Сириус ещё не спит, но взъерошил волосы и помотал головой. Не заходя к другу, Поттер пошёл в свою комнату, не стал раздеваться и рухнул лицом вниз на кровать. Он думал избежать разговора с Блэком, но не тут-то было, Сириус пришёл к нему сам.
— Ну, что, мистер Петуния Эванс*? — громким шёпотом сказал он с порога и хохотнул. — Что слышно в мире маглов?
— Я бросил Петунию, — глухо, не поднимая головы, сказал в подушку Поттер.
— Ну, и отлично! А чего такой траурный голос?
— Она не знает, что я её бросил.
— Ну, сейчас не знает, потом догадается, не дура поди. Не кисни, Джим, если ты захочешь, у тебя таких Петуний будет ещё… целая клумба.
И тут Джеймс внезапно вскочил, выхватил волшебную палочку и резко махнул ею на друга. Сириус взмыл вниз головой к потолку, словно подвешенный за ноги на верёвке. Парень забился и завопил: «Отпусти сейчас же! Ты чего?!» Джеймс пару секунд смотрел на него, потом повёл палочкой, и Сириус рухнул на пол. Мгновенно вскочив, он рассерженно похлопал себя по бокам в поисках своей волшебной палочки, но, поскольку был в пижаме, палочки при нём, конечно же, не было. Поттер фыркнул смехом. Блэк яростно глянул на друга, но… любопытство пересилило.
— Это что такое было? Что за заклинание?
— Невербальное. Я нашёл в том учебнике, помнишь, я тебе показывал. Не знаю, кто делал эти пометки, но автор явно с головой дружил. Почерк, правда, просто жуть, я читал-читал… все глаза сломал. Там много чего было любопытного, я списал себе пару рецептиков интересных… Но в основном непонятно было. Это вот только смог расшифровать. Невербальное, подвешивает противника вверх ногами. «Левикорпус». А освободить — «Либеракорпус». Палочкой вот так, — он показал, — и вот так.
…И ещё целый час парни тренировались в применении нового заклинания, позабыв про глубокую ночь. Со следующего дня жизнь Джеймса Поттера вернулась в обычное русло. И всё же, Сириусу Блэку казалось, что его друг слегка изменился. Или не слегка. Или не казалось… Но он больше никогда не упоминал при Поттере Петунию Эванс.
Ну, а что же сама Петуния Эванс?
На следующий день она встала очень поздно. Снилось ей что-то плохое, тревожное, страшное, и, вздрогнув в самый кошмарный момент, Тьюн проснулась с настоящими слезами на щеках. Она медленно встала и подошла к окну. Природа, казалось, разделяла её настроение, по стеклу лились струи дождя. Девушка вернулась в постель, закуталась в одеяло и долго смотрела на афишу на стене, пока из-за слёз не перестала видеть такое знакомое изображение. Похожее на Его лицо. Такое родное. Такое любимое. Почему ей отчаянно казалось, что она больше никогда не увидит его улыбку? «Никогда». Какое страшное слово! Сразу вспомнился Эдгар По: «Nevermore**»… Громко всхлипнув, Петуния стала снимать афишу. Руки её дрожали. Плакат, аккуратно сложенный, оказался под матрасом, а из-под подушки выскользнул волшебный учебник. Подобрав его с пола, девушка сидела и гладила прохладную обложку. Конечно, она с лёгкостью может вернуть книгу назад, на полку сестры, но… Зачем торопиться? Это ведь единственная ниточка, которая связывает её с Джеймсом. Лили ведь всё равно не заметила, что книги нет… «Потом поставлю, — решила Тьюн, — когда-нибудь потом». И она убрала учебник под подушку. Глубоко вздохнув, она пошла умываться и потом занялась обычными делами.
Учебный год должен был начинаться в сентябре не только в Хогвартсе, но и в школе Петунии. Её задания на каникулы оставались всё лето заброшенными, поэтому ей всё-таки пришлось срочно засесть за уроки. Тем более, что год обучения был последним, и ей предстояло хорошенько постараться, чтобы оценки в дипломе выглядели достойно. Это казалось даже полезным: должно было помогать отвлечься от мыслей о кареглазом волшебнике. Петуния очень старалась не думать о Джеймсе, о том, с какими трудностями ему предстоит столкнуться, с какими опасностями, как ему придётся тяжело там, на их войне, такой непонятной, невидимой для неволшебников, и оттого ещё более пугающей. Но если днём это ей кое-как удавалось среди учёбы и всяческих забот, то ночью мысли брали верх. Она спала очень плохо, часто просыпалась в слезах, сильно исхудала от переживаний и подурнела. К тому же, миссис Эванс стала чувствовать себя хуже. Родители видели перемены, происходящие со старшей дочерью, но заблуждались в их причине. Они считали, что Петуния так сильно переживает из-за матери, но это была, конечно, только половина правды. Тем более странным казалось Петунии поведение сестры, когда Лили появлялась на каникулах, ведь та продолжала вести себя как обычно, никак не показывая волнение из-за событий, которые, по словам Джеймса, угрожали волшебникам. Но старшая сестра нашла этому объяснение: «Лили просто очень хорошо скрывает своё беспокойство и страх перед этой их войной, потому что не хочет волновать родителей. Она, как может, старается защитить свою семью. И меня. И, наверное, сейчас дом ей кажется единственным островком её безопасности, поэтому она и старается, чтобы никто из нас ничего не знал. Милая моя сестрёнка… Я же всё знаю! Как мне поддержать тебя?»
Поддержать Лил Петуния пыталась тем, что лучше всего ей удавалось: домашним уютом и вкусной едой. Она не могла заботиться о Джеймсе, но могла перенести эту свою жажду заботиться на сестру, и считала, что таким образом помогает и ему. Ну, а Лили, разумеется, было вовсе не против такой заботы.
…Так прошёл ещё один учебный год. Школу Петуния заканчивала в Лондоне: семье пришлось разделиться из-за усиливавшейся болезни Айрис Эванс. Мать поместили в больницу, Петуния, чтобы ухаживать за матерью, временно поселилась у двоюродной сестры миссис Эванс, Холли Эвергрин. Отец же вернулся обратно в Коукворт, он не мог бросить работу. Петунии удалось получить диплом с отличием, хотя никто не догадывался, какой ценой. Она больше не была той хорошенькой девушкой с идеальной фигурой, как год назад: волосы поредели, глаза словно выцвели, сильную худобу уже никто не мог назвать стройностью… Но самым мучительным для неё стало то, что весь год не было обещанных весточек от Джеймса. Ни единой записочки. Ни-че-го. Девушка гнала от себя мысль о причине этого, но, проснувшись однажды поутру, она поняла: её любимый волшебник погиб. Пал в бою со злыми силами, защищая мир светлых магов и её, Петунию.
Жизнь потеряла для неё смысл. Если бы не было необходимости помогать матери и отцу — кто знает, на что могла бы решиться Петуния Эванс… Но понимая свою ответственность перед семьёй, девушка стала искать возможность собственного заработка. Она с отличием закончила курсы машинописи и стенографии и легко устроилась на работу секретарём в довольно крупную фирму «Граннингз», которая производила и продавала дрели и свёрла. Ответственность, послушание, аккуратность быстро снискали ей хорошую репутацию у руководства, что существенно повысило доход семьи Эванс. Мать к этому времени отошла в лучший мир, отец остался один. Петуния редко навещала Коукворт, ссылаясь на занятость, но деньги, бóльшую часть заработанного, отсылала домой регулярно и оплачивала все счета. Она, конечно, давно съехала от тётки Холли и дяди Йена, хотя Эвергрины вовсе не против были, если бы хозяйственная домовитая племянница продолжала у них жить. Но бездетная пара вдруг решила обзавестись приёмным ребёнком, и в их доме воцарился пищащий младенец. Петуния ничего не имела против детей, но предпочла всё-таки жить отдельно, и сняла маленькую квартиру неподалёку от офиса. Общение с сестрой Петуния хоть и не прекратила, но старалась свести к переписке. Лили бомбардировала её письмами по меньшей мере дважды в неделю, и Тьюн очень скоро привыкла держать окно чуть приоткрытым: обычной почтой сестра-волшебница не пользовалась, от неё постоянно прилетали совы. Конечно, вторжение сов Петунии не нравилось, но тут она уж ничего не могла поделать. Птицам, к тому же, приходилось ждать на окне, пока она писала ответ. Настырных существ выгнать без ответного письма никак не получалось, более того, они могли очень больно щипать, если не сесть сразу за письмо. Даже сама Лили пару раз навещала сестру, особенно когда ей надо было по каким-нибудь волшебным делам побыть в Лондоне, но Петуния вдруг резко перестала интересоваться делами магического мира и обрывала сестру, когда та пыталась делиться новостями. Нет, у старшей Эванс не было никакой неприязни к сестре, и завидовать она давно перестала. Просто всё необычное для Петунии стало ассоциироваться с волшебством, а волшебство — с тем, кого она больше никогда не увидит. Появление же в её идеальной квартирке сестры-колдуньи — что же может считаться необычнее? Тьюн отчаянно старалась возвести вокруг себя стену из всего обыкновенного, правильного, предсказуемого, «нормального», этим она защищала себя от до сих пор болезненных воспоминаний, и, конечно, сестре-волшебнице место было только вне этой стены.