– Проходите, проходите, располагайтесь за столом, – поддержал жену дядя Агнии, – проголодались, поди, после баньки-то.
– Вначале мы бы хотели представиться дочери нашего доминара, – ответил гость.
Мужчина подошел к девочке, которая удивленно и жадно его рассматривала. Она никогда не видела такой одежды, состоящей из странной, короткой стеганой куртки, отделанной кожаными вставками и перетянутой широким ремнем, узких штанах, заправленных в высокие сапоги. Ещё её поразили гладко выбритые лица приезжих. В их княжестве бороды и усы являлись неоспоримым достоинством мужчин, и как только у мальчиков начинали пробиваться первые усы, они очень гордились этим. А вот волосы у гостей были намного длиннеё, чем Агния привыкла видеть у мужчин.
– Разрешите представиться, нэлессита Яльдир, – склонив голову, произнес гость восторженно взирающей на него Агнии, – гуалтер Аннерс Мёрк.
Развернувшись к стоящим позади, Аннерс Мёрк, добавил, кивая мужчин:
– Нэсс Иварс Крог и нэсс Оге Бек, ваши телохранители.
Мужчина говорил чисто на языке Криевии, в отличие от нэлессы Каппельмер.
– Благородные что-ль? – спросил дядя девочки.
– Да, – коротко ответил Аннерс Мёрк.
Двое спутников гуалтера так же склонили головы перед девочкой.
Агния судорожно вспоминала титулы Ногутфьёра. Гуалтер вроде бы следующий титул после доминара? Отец послал за ней вельможу с высоким званием? А у остальных высокого титула нет? Но их представили, как нэссов, и они тоже благородного происхождения? Или всё не так, как она представляет? Всё же она ещё плохо разбирается в титулах королевства, в Криевии с этим было проще – не было у них высшего сословия, титулов, передаваемых по наследству. Был только Высший князь и удельные князья, а остальные величались по роду занятия и положения.
– Прошу отобедать с нами тем, чем нам боги послали, господа хорошие, – опять пригласил хозяин всёх за стол.
Гуалтер Мёрк протянул согнутую руку Агнии, она, немного замешкавшись, оперлась на локоть мужчины, и последовала в его сопровождении к столу. Гуалтер отодвинул стул для девочки, она, зардевшись, села на указанное место по правую руку от хозяина дома, который возглавил стол, сам мужчина расположился рядом с ней.
Агния бросила взгляд на нэлессу Каппельмер, которой напротив и наискосок от неё, рядом с хозяйкой дома, помог усаживаться один из спутников Мёрка, и злорадно подумала, что вовремя дядя сменил лавки вокруг стола на стулья с изогнутыми спинками и ножками. Иначе тяжело бы пришлось этой неприятной женщине в своих тяжелых и пышных юбках перелезать через лавку и садиться на неё.
Во время обеда Мёрк ухаживал за Агнией, подкладывал ей в тарелку еду, наливал напитки, предлагал что-либо, выставленное на столе, и пытался вовлечь в беседу. Спутники Мёрка молча ели, глядя только в тарелки. Внимание взрослого мужчины смущало девочку, она терялась, отвечала невпопад, душно краснела, и ловила негодующие взгляды нэлессы Каппельмер. Дядя тоже почему-то смотрел недовольно, но молчал. Аппетит у Агнии пропал напрочь и она почти ничего не съела.
Наконец не выдержав, девочка, обратилась к дяде и попросила выйти из-за стола, сославшись на то, что у неё разболелась голова. Дядя поспешно разрешил ей уйти, и она мигом умчалась, не оглядываясь.
Агния вихрем пролетела на женскую половину дома, забежала в свою спаленку, сбросила обувь и забралась с ногами на кровать. Разворошив подушки она зарылась в них, тяжело дыша. Агния прижала ладошки к горящим щекам и закачалась из стороны в стороны, издавая стоны. Ой, как стыдно! Она вела себя как дурочка, блеяла, как коза, краснела наверняка, как свёкла! Что о ней подумают гости? Они отнеслись к ней как к взрослой, а она смущалась так, как будто впервые видит мужчин.
Но хотя это и отчасти правда – впервые. Вернее, до этого на неё никогда не обращали внимание ни парни, ни молодые мужчины, справедливо полагая, что она ещё мала. Да и не так уж много мужчин окружали её. И она до сего дня вообще не задумывалась о них, они не вызывали у неё никакого интереса. А только что молодой, непривычной для княжества наружности мужчина обращался с ней, как со взрослой девушкой. Агния вспомнила белозубую улыбку гуалтера Мёрка, его длинные изящные пальцы унизанные перстнями и кольцами, длинные темные вьющиеся волосы, ещё не совсем просохшие после мытья. Она исподтишка наблюдала за ним, её поражали сдержанные жесты мужчины, его манера держаться, говорить. Он был другим, не таким, как те мужчины, к которым она привыкла. И Агния каждый раз терялась и прятала взгляд, когда он замечал её интерес к нему. Что он подумал о ней? Неуклюжая, что она глупая, невоспитанная дикарка?
Агния никогда не задумывалась о том, красива ли она. А вот теперь ей пришло в голову – что если этот благородный нэсс посчитал её дурнушкой?
Агния отбросила подушки и скатилась с кровати. Нашла на столике в шкатулке зеркальце, подаренного когда-то дядей. Она в него и не гляделась почти никогда, а вот сейчас ей захотелось рассмотреть себя подробнеё. Но в маленькое блестящее стеклышко можно было увидеть или глаза с носом, или нос и рот. Да ещё можно было рассмотреть рыжие локоны, выбившиеся из косы, но их она видела и без зеркала. Итак, у неё мелкие черты лица, зеленые глаза, яркая россыпь веснушек на носу, рыжие и непослушные кудри. А, ну да, ещё белая, легко краснеющая кожа, которая никогда не покрывалась загаром, как у всех, но зато легко и быстро обгорала даже от малейшего пребывания на солнце. Прекрасно! По всей видимости, красивой её не назовешь! Но всё же она утром пойдет к тёте в комнаты, там есть зеркало намного больше, и рассмотрит себя со всех сторон.
Тётя всегда говорила, что мама была писаной красавицей и отец очень любил её. Ну почему она не похожа на маму?! Может быть, если бы она была похожа на мать, то отец не бросил бы её? Хотя ей ли жаловаться, и тётя и дядя любят её. Да, любят, но всё же отдают.
Девочка вернулась в кровать и, закутавшись в пестрое одеяло, ещё долго размышляла над своей жизнью, что так неожиданно меняется. Агния не заметила как уснула и не слышала, как заходила тётя, постояла над ней и тихо вышла. Проснулась девочка уже к вечеру, но на ужин отказалась идти, попросила принести только киселя и шанежку. Заглянула тётя, и разрешила Агнии не спускаться в общую столовую вечером.
Ночью девочке приснился Аннерс Мёрк, он смотрел на неё хмуро и качал головой, затем посторонился и она увидела фигуру человека, но образ расплывался, смазывался и Агния никак не могла его рассмотреть. Она попыталась подойти ближе, но Мёрк заступил ей дорогу и опять покачал головой. Агния услышала смех за спиной Мёрка, он оглянулся и сказал: «Нет, она не твоя». В ответ опять прозвучал безумный смех. Повернувшись к Агнии, Мёрк печально произнес: «Прости, что не смог, мне так жаль…»
Глава вторая
Вилда, положив под спину подушки, сидела на кровати. Сон никак не шел к ней, слишком много переживаний свалилось на неё сегодня. Вечером она ушла спать на женскую половину, хотя почти всегда оставалась в их общей с мужем спальне. Но вечером Ланко сказал, что раз у них в доме чужие люди, ей следует быть в женской половине дома, поближе к их девочке. Она хотела позвать к себе спать Агнию, но потом передумала. А вдруг муж всё же придет среди ночи к ней? Всё-таки они не привыкли спать отдельно, и он и она всегда мучились вдали друг от друга, и редкая ночь проходила у них без любви и ласки, да и утро частенько начиналось с этого.
Ланко, её Ланко, влюбилась она когда-то с первого взгляда в пригожего, улыбчивого, весёлого парня, что нанялся к их отцу в караванную охрану. Так и любит до сих пор, и она ему люба доселе. И не упрекал он её никогда, что пустая она, не смогла родить ему дитя, всегда жалел, тешил и лелеял. И Агнию принял как родную, хоть и чужая она ему по крови. После смерти их с Ладомилой отца, взял на себя всё непростое и хлопотное торговое дело, что оставил им батюшка. И не упустил ничего, не разорил, учился на лету всему, ещё и приумножил со временем доставшееся наследство. Вилду радовало, что муж очень редко отлучался надолго. Он, в отличие от тестя, который жить не мог без того, чтобы самому отправляться в путешествия за новым товаром, нанял людей, которые за него это делали. Потому что любил жену, боялся за неё, и не мог быть долго с ней в разлуке.
Вилда тяжело вздохнула. Да, любви в их жизни было достаточно, а вот деток боги не дали. Вроде бы и она никогда не жаловалась на здоровье, да и у Ланко с мужской силой было всё хорошо, но вот ни разу не понесла Вилда. Вначале ждали, надеялись, потом по знахаркам-травницам да лекарям ходили-ездили, да всё без толку. Здоровая она, и у мужа всё хорошо, а вот не было у них деток и всё тут. Последние несколько лет уже и перестали ждать и надеяться. Агния стала им заместо дочери. И теперь придется её отдать, отпустить. Но они ведь знали, что это когда-нибудь случится. Но опять на что-то надеялись. И ведь прекрасно оба понимали, что Агнию всё равно, скорее всего, лучше отдать отцу, отправить в Ногутфьёр. Но пока она ещё маленькая, пока ещё возможно было, держали у себя. Вилда думала, что ещё хотя бы пару лет у них есть, но, видимо, боги распорядились по-другому.
Агния – их отрада, она скрашивала им с мужем бездетные годы. Но всё-таки эта радость с большой долей горечи. Ведь если бы не смерть сестры, то и не жила бы, скорее всего, девочка с ними. Так что их радость одновременно и горе для неё, Вилды.
Рано Вилда с сестрой остались без матери, умерла она, рожая недоношенного до срока третьего ребёнка. Остались девочки с отцом. А батюшка их занимался торговым делом, даже слыл удачливым купцом, привозившим редкие и дорогие товары из чужих краев, куда мало кто отваживался добираться. И мог он со временем уже нанять в подчинение торговых людей, а самому только прибыль считать. Но не мог сидеть дома Демир Коловран, манили его дальние страны, неизведанные земли, и оставлял он малолетних дочерей на нянек и родственников и пускался в путь.
А когда возвращался из дальних путешествий, Вилда и Ладомила с жадностью слушали рассказы тятеньки, дивились подаркам, что привозил он из чужих, а бывало и заморских княжеств, ханств и королевств. Но не только это привозил он издалёка, ещё Демир перенимал некоторые обычаи чужих земель. Например, давать образование девочкам наравне с мальчиками. И на своих дочерях опробовал это. Но не очень стремилась Вилда к знаниям, а младшая сестра усердно училась, надеялась со временем быть помощницей отцу, смутил Демир своими рассказами младшую дочь, заразил её жаждой путешествий. И стала уговаривать Ладомила отца, чтобы взял он её с собой в следующий раз.
Давно хотел побывать Демир Коловран в Ногутфьёре, что находился в трех тысячах верстах на осенник (северо-запад) от них, за густыми лесами, высокими горами. Не любили там пришлых, не всяких пускали они на свою землю, мало что поэтому было известно о Ногутфьёре. Да и жители этого королевства очень редко покидали его, и уж тем более ещё реже заходили так далеко, как в их княжество. Слухов о королевстве ходило много, в том числе и страшных – что живут там сплошь злые, темные колдуны, жаждущие людской крови. Но и другое говорили про Ногутфьёр – стоит на страже это королевство, охраняет весь мир от страшных, потусторонних чудовищ. И если бы не защитники из Ногутфьёра, давно бы в Явь пробились твари из бездны и все пали бы под их натиском.
И вот именно в этот далекий, загадочный и неизведанный Ногутфьёр отец взял с собой Ладомилу. И как ни уговаривала Вилда, как ни противилась этой затеи, не послушались её ни отец, ни сестра. В конце травеня (май) уехали они в сторону осенника (северо-запад), направляясь в Ногутфьёр.
Но не увидел больше Демир родного дома, умер в Ногутфьёре от чужеземной лихорадки. Ладомила тоже заболела, но выздоровела. И вернулась в княжество без отца, но не одна, а с супругом. А стал им наследник доминара, одного из семи соправителей Ногутфьёра. Нет, в Ногутфьёре и король сидел на троне, но, как рассказала ей Ладомила, ограниченный во власти, вместе с ним правили и доминары, они являлись советниками, правителями, самой высшей верховной властью. И очень не понравилась доминару Яльдиру возлюбленная сына из варварского далекого княжества, что на карте-то находилось с трудом. Но не послушался отца Эрмерик, даже угрозы лишить его титула, наследства и выслать из королевства вместе с невестой, или сгноить в темных казематах, не подействовали на него. Он женился по всем законам Ногутфьёра (потом они повторили брак уже по законам Криевии) и уехал вместе с женой, не ожидая, когда его изгонят с позором из королевства или закроют в сырых подвалах острожного замка.
Воспоминания растревожили душу Вилды, защемило сердце застарелой болью. Сестра встала перед её глазами, как живая, не удержалась Вилда от слез.
Ах, сестренка бедовая! Как же так случилось, что ты стала женой чужеземного принца? Конечно, хорош он был тогда, ох как хорош, даже у неё, к тому времени счастливо замужней несколько лет, ёкнуло сердечко, когда увидела впервые мужа своей сестры – Эрмерика Яльдира. Высокий, статный, косая сажень в плечах, синеглазый, с медными вьющимися локонами почти до лопаток, забранными в низкий хвост (как же ей было жаль, когда он подстригся, чтобы не слишком выделяться здесь, в Криевии), с бархатным, вкрадчивым голосом, но в котором могла и сталь при случае звенеть. И чудная, иноземная одежда, что носил он, так безумно шла ему, и опять же жаль было, когда он стал одеваться как все мужчины в княжестве. Единственное, что он не сделал в угоду Криевии – брился чисто. Говорил, что пробовал отпустить растительность на лице, но есть мешают ему борода и усы, крошки запутываются в них и чешется всё под ними. И даже если бы отрастил Эрмерик бороду и усы, всё равно смотрелся бы чужеродно, не выглядел бы местным. Во взгляде, осанке, повадках, жестах виделось, что он издалёка, и вырос не здесь.
Но и Ладомила была красавицей, под стать мужу – невысокая, гибкая, как ива, с огромными колдовскими зелёными очами, с русыми косами до колен. А как пела Ладомила! Её чарующий голос можно было слушать бесконечно. И как светилась счастьем сестрёнка рядом с мужем. Да и он не мог налюбоваться на неё, надышаться ею.
Чуть больше года прожили сестра с мужем у них в доме, и вроде бы пытался Эрмерик приноровиться к новой жизни, но видела Вилда, что трудно ему, воротило его, особенно вначале, от непривычной еды, незнакомого уклада, постоянного «тыканья» вместо уважительного «вы». Не терпел он похлопывания по плечам, дружеские тычки кулаком в грудь, объятия, полу-объятия, всячески избегал сам и не позволял другим этого делать. Он вообще не любил когда к нему прикасались. То, что для них было нормой, само собой разумеющимся, для него дикостью, неправильностью и неудобством. А то, что для него было обыденно и привычно, для них казалось баловством, блажью. Например, вилки, которые он пытался ввести в их обиход. По его рисункам местный кузнец выковал несколько штук, но не прижились вилки в их хозяйстве, ими пользовались только Эрмерик и Ладомила, и то, как подозревала Вилда, только в угоду мужу. Но хорошо, что Вилда вилки никуда не дела, и вот сегодня выложила на стол для гостей.
И язык Эрмерик знал плохо, когда приехал в княжество, правда, научился бегло говорить быстро, но первое время его злило, что многое не понимал в речи окружающих его людей. А Вилда, общаясь с зятем, выучила язык Ногутфьёра и сама дивилась, как легко ей дался чужеземный говор и письмо. Даже Ладомила, побывавшая в Ногутфьёре, и несколько месяцев говорившая только на их наречии, так не освоила их язык, как она, Вилда. И хорошо, что Вилда научилась говорить по-ногутфьёрски, и племяннице передала чужеземную молвь, теперь и Агния может свободно общаться с гостями и у неё не будет в королевстве таких трудностей, как у её отца, когда он приехал в княжество.
Эрмерик помогал Ланко в его торговых делах, иногда сопровождал в качестве охраны караваны с товаром, если недалеко это было. Но делал всё это с неохотой, вынуждено, к другой жизни он привык.
И было ещё, что напрягало всех близких, но Эрмерика раздражало и злило особенно. Он – колдун, вернеё, маг, как такие, как он, назывались в Ногутфьёре. А в княжестве быть колдуном опасно и означало быть гонимым изгоем. Не любили их в княжестве, опасались, избегали. Вот и приходилось Эрмерику прятать, не показывать свои умения и навыки. А ведь в Ногутфьёре маг – это почет, богатство, высокое сословие и титул. Вилда не знала на что способен Эрмерик, как колдун, но Ладомила как-то обмолвилась, что у её мужа были силы защитить их всех, ему ничего не стоило спалить половину города. Может он и даст отпор и будет оборонять их до последнего, вот только и его силы не безграничны, так что, всё равно лучше ему молчать и не выдавать себя.