Пит Мелларк: «Город тысячи огней, в котором живут слабые люди» - Фавик (Мартин) Вячеслав "Профи из Второго"


Третий рассказ из цикла «Пит Мелларк».

Комментарий: ГГ более взрослые, в год 74-х игр им по 18 лет, поэтому Пит более решительный, а Китнисс лучше владеет собой. Хеймитч, также, более жесткий и мечтает отомстить за свою семью. Жестоко. Бойцовские качества Китнисс подчёркнуты еще больше, а любовь Пита органично дополняется острым умом и трезвым расчётом.

Примечание: в данной части повествование ведётся от третьего лица.

Китнисс, перед тем как они доехали до Капитолия, умудрилась разругаться с Питом и напасть с ножом на Хеймитча.

Сначала ее возмутило, что Пит взялся ей советовать, как ей себя вести, когда они приедут на вокзал в Капитолии. Пит настаивал, что надо продемонстрировать, что они вместе («Ещё чего»), что Китнисс надо широко улыбаться перед фотографами (Китнисс состроила такую рожицу, что ментор просто-таки покатился со смеху, говоря: «Детка, увидев такое лицо, они, особенно спонсоры, все со страху побегут без оглядки!», а Пит впервые посмотрел на нее с самой настоящей обидой).

Китнисс в довершении набросилась на Пита со словами:

— Кто ты такой, что говоришь мне, что я должна делать, а что нет!

Пит от отчаяния закатил глаза и отстал от нее. К большому удовлетворению Китнисс.

Дальше-больше: теперь вместо добродушного Пита Китнисс пришлось иметь дело с развязным, непробиваемым, бесцеремонным ментором, язвительные замечания которого Китнисс просто бесили с первой же минуты, как она его увидела.

Вначале ментор произнес странную фразу:

— Теперь проведем тест на гиперреакцию.

Пит просто желал помочь, но Хеймитч методично доводил своими словами девушку до белого каления. Но когда он перешёл к откровенно недобрым издевательским шуточкам, Китнисс не выдержала: когда ментор прозрачно намекнул, что Китнисс предпочла общество зверей и птиц в лесу нормальному человеческому общению в силу своего отвратительного характера, она ещё держалась, когда ментор жестоко прошёлся по ее неуспеху у противоположного пола, она начала вскипать, но потом он заявил буквально следующее:

— Вот и парня на играх, ты не просто с удовольствием используешь для своего блага, но и застрелишь из своего лука, — Китнисс кинулась на него с ножом (который, как нельзя кстати, лежал на столе рядом с ней) с криком:

— Нет, вы лжете!!!

Хотела ли в этот момент, потерявшая на собой контроль, Китнисс, убить ментора? К сожалению — да!

Еще пять минут назад обеспокоенное поведением ментора лицо Пита сделалось сосредоточенным и предельно жестким, Пит наблюдал за реакцией Китнисс, но перехватить ее руку он не успел.

Перехватил моментально сам Хеймитч, который всё предусмотрел заранее, он наблюдал за ее реакцией, ждал, когда девчонка не выдержит и предпримет неконтролируемую попытку его наказать за оскорбительные и несправедливые слова. Он все правильно рассчитал. Всё, кроме реакции Пита.

Отобрав моментальным движением у Китнисс нож, ментор тут же столкнулся со стальным взглядом глаз Мелларка: Пит уже стоял рядом и крепко удерживал Китнисс, которая безуспешно пыталась вырваться: к ее удивлению, объятия Пита могли бы не только нежными, но и стальными. На лице Китнисс были слезы.

И Хеймитч с тревогой подумал: «Черт, да он за свою девочку глотку перегрызёт!!!

Поэтому Хеймитч тут же объяснил свою выходку:

— Я хотел проверить ее выдержку, как долго она сможет выдержать отнюдь не безвредные оскорбительные нападки. Спокойно, парень! Я не собирался оскорбить твою девушку (Выражение лица Пита было уже совсем не безобидным, а гневным).

— Вы должны извиниться! — Мелларк как незаметно из добродушного малого превратился в очень злого Пита. Ментора это впечатлило.

— Я приношу свои глубочайшие извинения. Но прошу иметь в виду, я исполнял свою работу: мне надо знать предел выдержки моего трибута, — Хеймитч помолчал и добавил, — Выдержка у тебя, Китнисс, значительно лучше, чем я думал.

— Я принимаю ваши извинения. Но это было подло! Пит, пожалуйста, отпусти меня, я не буду нападать, но в следующий раз, любого, кто скажет подобное, я убью, — по глазам Китнисс было видно, что говорит она искренне.

Пит ее отпустил, Китнисс резко повернулась к ним обоим спиной и ушла в дальнюю часть вагона и стала неотрывно смотреть в окно, но в начале сказала, повернув голову к Питу:

— Спасибо за поддержку.

Но пока они не достигнут Капитолия, Китнисс не с кем общаться не хотела. Нанесённая обида была чрезвычайно сильной.

В этот момент распорядительницы в вагоне не было. Собственно, поэтому Хеймитч пошёл на этот рискованный жестокий эксперимент.

Питу понадобилось меньше времени, чтобы остыть, чем Китнисс, но и он, заговорив с ментором о том, как вести себя им с Китнисс в Капитолии, физически не имел сил скрыть отчуждения в своем голосе: выходка Хеймитча впервые в его жизни заставила потерять над собой контроль: он был готов драться с ментором. Причём по-взрослому! Не до первой крови, из-за оскорбления, нанесенное его любимой девушке, Пит был готов впервые в жизни убивать!

Хеймитча спасло лишь то, что Китнисс приняла его извинения: в тот самый момент взгляд Пита уже нашёл самый острый нож, из находившихся в помещении! Но Китнисс приняла извинения ментора и спустя десять минут, Пит с Хеймитчем обсуждали стратегию поведения дистрикта 12 на предстоящих играх. Но на лице Пита не было и тени улыбки: Китнисс, может и простила ментора. Но Пит не был готов так просто не мог простить. Он тоже знал, что в Шлаке бывает за такое! Оскорбление, незаслуженно нанесенное любимой девушке.

Но всё же больше всего Пит был зол на самого себя: он помнил, как его ярость едва не поставила под угрозу Победу Китнисс: убей он ментора, кто бы договаривался со спонсорами???

Китнисс же, нахмурившись и не желая, чтобы кто-то видел сейчас ее покрасневшие глаза, смотрела на вид горной страны, раскинувшийся за окном экспресса: Китнисс, с детства любившую первозданную красоту не тронутой вмешательством человека природы, этот вид поразил в самое сердце: высокие горы, покрытые ослепительно белыми снежными шапками на вершинах, отвесные кручи, склоны, поросшие редкой растительностью и невероятно прекрасного вида горные долины, небольшие горные селения, канатные дороги, протянутые над пропастью.

«Какие люди населяют эти суровые, но прекрасные места? Они тоже посылают своих детей на Жатву? Наверное, жизнь в таких местах, отрезанных от окружающего мира бездонными пропастями и высокими горами, тяжелая и тут живут хмурые, молчаливые, но очень сильные люди? — размышляла про себя Китнисс.

Потом ее взору открылась одинокая гора, окруженная простершейся на многие мили вокруг плоской местностью. Дух захватывало от мощи, высоты и красоты ее пологих крутых склонов. И Китнисс не удержалась, чтобы не спросить:

— Что это за дистрикт и что это за гора?

— Мы в дистрикте два, а эта гора называется Виксен, что значит ” Лисья гора”. Там расположена главная военная база Капитолия, — Хеймитч старался больше не провоцировать Китнисс.

«Как странно, я в стране, откуда родом мои самые опаснейшие противники на Голодных играх — профи. Безжалостные, как природа из родного дистрикта. Если на Арене будут горы, мне лучше туда не лезть — трибуты из дистрикта два не оставят там мне ни единого шанса, горы для них — дом родной, как для меня — лес, — нахмурив лоб, думала Китнисс.

Пит и особенно Хеймитч к ней больше не лезли: в купе было еще много ножей!

Экспресс направился к тоннелю в горах, но внезапно притормозил и повернул налево, ментор, заметил этот маневр, сказал:

— Странно, мы не поедем по Восточному тоннелю, как обычно, — поставив на стол стакан с ликером, он подошёл к окну (самому дальнему от того, у которого стояла Китнисс), и негромко сказал, — смотрите-ка мы поедем по военной ветке, Пит, подойди сюда, мы будем проезжать главный оборонительный рубеж Капитолия, мне довелось видеть его тринадцать лет тому назад, но вы будете первыми трибутами на моей памяти, которые его увидят.

Китнисс также заинтересовалась словами Хеймитча и внимательно смотрела в окно: экспресс въехал в очень узкий тоннель, но сначала открылись массивные ворота высотой в три раза больше их вагона! Путь в тоннеле не представлял ничего замечательного: лишь тусклые лампы красно-оранжевого цвета на одинаковом расстоянии друг от друга по обеим сторонам тоннеля.

Но зато, когда экспресс выехал в Большую Капитолийскую долину, Китнисс и Пит увидели нечто замечательное: циклопические сооружения, гигантские колонны, ходы сообщений, они увидели капитолийских солдат, установки ракет, огромных в пять или шесть человеческих роста, ракеты были необычного красного цвета, какие-то решетчатые сооружения, брустверы и, наконец, невероятно огромный (величиной во весь экспресс) планолёт медленно заходивший на посадку на огромную площадку в виде стола, «ножки» которого были метров по тридцать высотой.

Невероятная военная мощь Капитолия заставила Китнисс Эвердин открыть от изумления рот. На лице же Пита Мелларка не дрогнул ни единый мускул: он внимательно смотрел на циклопические оборонительные сооружения, открывшиеся его взгляду, с невероятной невозмутимостью, но о том, что вид ему очень интересен, говорили лишь его глаза, они двигались с большой скоростью, точно сканируя и запоминая каждый важный элемент главной оборонительной линии Капитолия.

Хеймитч хотел что-то сказать, даже открыл для этого рот, но наблюдая внимательно за парнем, внезапно резко передумал и не произнес ни слова, даже когда показались Новый мост, открылся вид на большое озеро, вдали показалась Старая дамба Капитолия, и впервые Китнисс и Питу открылся вид на Капитолий во всем великолепии.

И тут Пит Мелларк внезапно резко отошёл от окна и, подойдя к столу, налил себе апельсинового сока и с удовольствием, под неотрывным взглядом Хеймитча Эбернети, его не торопясь выпил, смакуя каждую каплю: великолепный Капитолий Пита совершенно не тронул. До момента прибытия на Центральный вокзал, разумеется.

А вот Китнисс, пребывавшая до того в прескверном настроении и отвратительном тонусе из-за жестокой проверки Хеймитча, смотрела на вид, открывшейся ей из окна с нескрываемым интересом.

Но то было не восхищение и не восторг провинциального трибута, впервые увидавшего Капитолий во всем его блеске и великолепии. Китнисс Эвердин захотелось рассмотреть получше предмет своего недавнего безразличия, но который яростно и беззаветно ненавидел ее лучший друг Гейл.

Китнисс твердо знала, что мысль его многолетнего напарника никогда не останавливается ни на чем ничтожном, неважном, зато самое главное, охотник-браконьер Гейл Хоторн, определяет быстро и безошибочно, Таковы жестокие законы поведения в девственном лесу, окружавшим их родной дистрикт, пренебрежение ими влекло мучительную и небыструю смерть от клыков хищников или голод для семьи.

За эти семь лет, как Китнисс рука к руке охотилась вместе с Гейлом, он пострадал от клыков хищника лишь однажды, шесть с половиной лет назад, но тогда Гейл кинулся защищать ее, Китнисс, когда она по неопытности перешла охотничью тропу старому матерому лису, который напал на Китнисс.

В схватке с ним Гейл едва не лишился глаза и пальца на правой руке, но, как более сильный и более опасный хищник, вооруженный острым ножом, человек Гейл Хоторн вышел победителем. Гейл был осторожным и здравомыслящим охотником. И его чутью Китнисс привыкла доверять. Но умению быстро схватить суть и обращать внимание только на самое главное: стратегии выживания Гейла, не только в лесу, но и в дистрикте, Китнисс доверяла ещё больше.

Силу Капитолия Гейл Хоторн ненавидел всем сердцем, но он никогда не позволял себе преуменьшать ее, считал, что Капитолий практически неуязвим и сокрушить ее, либо невозможно, либо можно только изнутри.

Возможно, поэтому Китнисс с присущим опытному браконьеру-охотнику зоркостью наблюдала, отыскивая слабые и сильные стороны противника, источники его силы, повадки и привычки, жизненные приемы и принципы. На охоте это было самым главным и сейчас трибут от дистрикта 12 Китнисс Эвердин осматривала блистательный Капитолий как охотник наблюдает за другим, более сильным, чем он, хищником:

— Какие же огромные деньги потрачены на все эти сооружения? Такое ощущение, что создать всё это могли лишь гиганты или очень сильные люди. Сооружения, все исключительно сложные или они очень высокие, построить их, кто угодно, не мог. Всё, что я вижу, построено прочно, основательно и главное, нет ничего лишнего и ничего не пропущено. Капитолий строили Мастера, — размышляла Китнисс.

Основательность Капитолия, вот на что сразу обратила внимание Китнисс, она сразу почувствовала не страх или восхищение, а уважение к людям, создавшим Капитолий. И еще Китнисс подумала: «Очень сильный и могущественный враг. И смертельно опасный. Для нас, меня и Пита».

«Я подумала НАС? МЫ, я раньше говорила только про себя и Гейла, Я и сын пекаря?» — и в эту самую секунду Китнисс Эвердин испытала самое настоящее потрясение. МЫ, с того самого момента, когда вся смертоносная мощь Капитолия открылась ее глазам, означало: Она и Сын пекаря!

Китнисс хотела уже уходить от окна: всё, что ей было необходимо увидеть про Капитолий, она увидела, а рассматривать архитектурные достопримечательности, охотник-браконьер Китнисс, никогда бы не стала: тратить время впустую, для нее было табу. Но Китнисс увидела первых жителей Капитолия и замерла: вот он враг, каков он есть!

Внешность жителей самого могущественного города в мире, известном Китнисс, было очень незаурядна: до того, она считала, что Эффи, распорядительница Голодных игр от их дистрикта, странный и немного безумный экземпляр жительницы Капитолия. Но сейчас Китнисс осознала, что она ошибалась, Эффи была обычнейшей капитолийкой!

В дистриктах люди одевались бедно, но одевались в прочную и удобную одежду. Она всегда уделяла внимание обуви, в которой она ходила на охоту, этому ее когда-то в начале их дружбы научил Гейл:

— Кискисс! Зачем ты вчера, продав четыре белки, купила одну еду?

Китнисс повернула к напарнику удивленное лицо, а Гейл продолжил:

— В чем ты ходишь? Ты что думаешь, эти ботинки подходят для леса? Они слишком тонкие и уже начали рваться?

— Но за новые ботинки скорняк сдерет с меня не меньше десяти белок. Или три индюшки! Гейл, это очень дорого!!! Лучше я куплю Прим булочку.

— Слушай и делай так, как я скажу, ты — охотница и главное ни то, что ты ешь, а то, что у тебя есть для охоты. Куртка твоего папы — раз. Свитер моего брата — два. Но тебе срочно нужны теплые штаны и новые ботинки, — Гейл говорил серьезно и строго.

Китнисс пыталась по неопытности спорить, ей тогда было всего тринадцать лет:

— Гейл, только прошла Жатва, лето наступает, а ты мне про теплые штаны говоришь???

Но Гейл Хоторн просто наотрез отказался учить девочку тому, что он умел, если она не будет его слушаться, (а она уже поняла, что уроки Гейла — залог выживания для нее, но главное — для Прим) так Гейл заставил ее сделать, как он сказал и в итоге в необычно холодном августе того года, дичи, которую подстрелила Китнисс, стало не меньше, а больше. И тем летом и следующей зимой, даже проведя полночи в лесу в начале весны, Китнисс ни разу не простудилась: благодаря отцовской куртке, купленному новому свитеру (ее она сменяла за 3 зайцев) с воротом, теплым штанам (за них она отдала целых 8 белок) и отличнейшим ботинкам (скорняк достал отличную кожу, но взял за работу лишь 3 белки, но зато попросил Китнисс отыскать в лесу кое-какие травки, по выбору матери Китнисс, искать их пришлось целых две недели, зато найдя их, Китнисс навечно подружилась со скорняком Пэйсли, найденные травы оказались средством от изжоги, от которой тяжело мучался скорняк, а благодаря Китнисс, Пэйсли здорово полегчало).

Уже осенью Китнисс осознала правоту своего напарника и говорит Гейлу:

— Ты был прав, одежда для охоты важнее даже еды.

Гейл подарил ей улыбку в 32 зуба:

— А как же? От охоты ничего не должно отвлекать. Голод, но в первую очередь: холод. Всегда слушайся меня, Кискисс и никогда не пропадешь!

Дальше