POV Пита Мелларка.
Скоро мне исполнится тридцать два. Голодных игр нет уже четырнадцать лет. Я — хозяин крупнейшей в дистрикте 12 пекарни и за моими «тортиками» приезжает каждую неделю Экспресс из Капитолия: запись в столице на «Торт Весенний» и «Цвет заката» и, самое главное, на «Китнисс» идёт за три или даже четыре месяца, мне уже раз пять, за последние два года, предлагали перенести производство в Капитолий, но я смеюсь в телефонную трубку, говоря:
— Спасибо, это очень заманчивое предложение, я люблю приезжать в Капитолий, в театр, к примеру, я очень хорошо отношусь к жителям столицы, но нам с Китнисс лучше жить дома, извините…
Ещё мне говорят, что я занижаю цены на торты раза в три, как минимум, а так бы уже построил небольшую кондитерскую фабрику. Знаю, это истинная правда, но я не хочу.
Вообще на жизнь грех жаловаться: я женился по «Великой любви», как иногда смеется надо мной Хеймитч, пережил две страшные Арены, гражданскую войну, пытки и плен, чудом уцелел и не сошёл с ума и в конце этого «пути слёз» меня ожидала награда — женитьба на любимой женщине. Хотя нет, вообще-то на девушке, женщиной Китнисс стала со мной, я лишил девственности ее, а она меня. М-да, и как-то ни разу, не приходила мне в голову мысль «сходить налево», черт, ну лезет же в голову всякая дрянь!!!
Да, я — счастливый человек, я люблю свою жену и она любит меня, смерть несколько раз прошлась совсем близко, один раз даже задела меня своим крылом. Так что: я — счастливейший и удачливейший во всем Панеме мужчина.
Я сделал Китнисс официальное предложение через семь месяцев после моего возвращения в родной, до основания уничтоженный, дистрикт. Она думала три дня, три ночи и девятнадцать минут, а потом еще полтора месяца мы ждали официальной церемонии, нас поженили в числе первых семнадцати пар, осмелившихся на это в разрушенном, практически до основания, двенадцатом.
К тому же, нас отчаянно умоляли не торопиться те, кто непременно хотел присутствовать на нашей свадьбе. Желающие съехались на свадьбу бывших «несчастных влюбленных из дистрикта 12» со всего Панема: мама Китнисс — Эль Эвердин и Энни Одейр с маленьким сыном из четвертого, Джоанна Мейсон из седьмого, Дальтон из десятого, но самая большая группа из Капитолия: Плутарх Хевенсби сам приехал и привёз поздравления от президента Пейлор, которая, как говорят, жутко переживала, что не могла присутствовать лично, Эффи, Крессида, даже Тигрис (не поверите, она присутствовала!), ещё не маленькая группа из одиннадцатого, среди них была-мама Руты, сама чудом уцелевшая во время войны.
Я просил Китнисс позвонить и пригласить Гейла, но тут нашла коса на камень, из-за этого мы с Китнисс впервые серьезно поссорились, она действительно не могла простить Гейлу, что он придумал схему той проклятой ловушки, я пытался доказать, что Гейл тут ни причем, он бросил дело на полпути и кто-то другой сотворил это зло, куда там, Китнисс орала на меня:
— Пит, ты не понимаешь, потому, что ты добрый. Тебя там не было, во втором, тогда всё началось, с «Орешка», с того самого взрыва. Нет, Пит, я не прощу этого Гейлу — НИ-КО-ГДА! — Произнесла она по слогам.
Убедить Китнисс так и не удалось. Хотя обычно у меня с этим не бывает проблем: за долгие годы я научился предугадывать каждую мысль Китнисс и могу: убеждением, лаской, твердостью, лестью, хитростью, сотней других способов, убедить Китнисс в том, что она сама желает того, чего хочу я.
Так вот, на нашу с Китнисс свадьбу, приехала такая куча народа, что мы даже растерялись, куда всех поместить, долго над этим ломали голову, но все гениальное оказалось просто. Деревня победителей, к счастью, не пострадала во время бомбардировки, дома в ней были свободны и нам разрешили поселить гостей в соседних с нами домах. А в ту же ночь, ночь свадьбы, я совершил то, о чем грезил долгими ночами ещё во время «Тура победителей» — мы с Китнисс слились в одно целое и мне пришлось пытаться ладонью прикрывать Китнисс рот, безуспешно, впрочем, крики моей охотницы: «Пит! Пит! ААААААААААААААА!» разрывали тишину ночи несмотря плотно притворенное окно в спальне.
Задержка в проведении церемонии была обусловлена тем, что нам обоим необходимо было получить медицинское разрешение на создание семьи: всё-таки за последние два года я и Китнисс, мягко говоря, утратили львиную часть здоровья: физического и психического, она побывала на грани сумасшествия и убила президента-лидера Революции, в итоге была признана психически нездоровой, ну, а я, вообще представляю из себя медицинский феномен. Так говорит наш с Китнисс доктор-куратор Аврелий — «казус Пита Мелларка»: феномен воскрешения личности, уничтоженной посредством «метода Прометеуса Лайонса» , некорректно именуемого «охмор обыкновенный».
(примечание: Подробно об имени «врача», изобретшего охмор, сказано в примечании в конце фанфика)
Так что, свадьба убийцы президента Коин К. Эвердин и уцелевшего после применения «метода П. Лайонса» феноменальным образом П. Мелларка потребовала всестороннего медицинского одобрения. И благодаря ряду благоприятных факторов («везучие мы с Китнисс, всё-таки») пожениться нам с Китнисс разрешили.
К моему огромному сожалению у нас с Китнисс нет детей, хотя женаты мы уже тринадцать лет, но тут, увы, приходится вновь вспомнить мистера Прометеуса Лайонса. Этот человек «изобрёл и практиковал охмор для специальных миссий», по-просту одноразовых убийц и потому только мне одному удалось, спустя год после охморения сохранять рассудок. А потом вообще «аннигилировать симптоматику», но обычно, на то, чтобы сойти с ума, жертве охмора требовалось сорок дней и ни одним днем дольше.
Я попал в руки Прометеуса через два с половиной часа после того, как предупредил Китнисс о предстоящем нападении на дистрикт тринадцать прямо из студии Capitol —TV, кстати говоря, меня не били: только, сразу «после», сапог одного ретивого миротворца сломал мне нижнюю челюсть, но потом под руки вывели из студии и я вырубился.
И вот я очнулся, челюсть не болит. Пришёл в себя и слышу такой разговор:
— Я предлагаю предложить президенту сварить испытуемого в кипятке.
— Нет, есть лучшая идея -серная кислота.
— Четвертование интереснее, господа.
— Нет, это ненаучно, только серная кислота.
— Нет, коллеги, в старинных казнях есть определенно что-то такое…
Я слышал, как бьется мое сердце, настолько мне было страшно!
А затем, раздался звонкий, хорошо поставленный голос, главное, что в нем было замечательного-безучастность:
— Довольно! Президент одобрил мой план — охмор, господа!
Несколько голосов слились в хор:
— Поздравляем вас, доктор Прометеус, поздравляем, это такая честь…
Я запомнил ответ:
— Я выше всего этого! Главное — это торжество науки, коллеги.
И я подумал: либо я схожу с ума, либо они — смертельно опасные для людей безумцы и садисты в белых халатах. И, к несчастью, я оказался абсолютно прав.
***
Проблемы со мной у них начались практически сразу: и невосприимчивость к яду ос-убийц. Укусила же меня на Арене 74-х игр девятая оса и вот я здесь, жив, а ведь считается, что пять укусов — смертельная доза. Хотя это заблуждение, уж я то знаю это, как никто другой: чтобы убить требуется укус не менее, чем тринадцати ос-убийц и обязательно должна быть повреждена центральная нервная система, иначе шансы уцелеть, минимальные, естественно, но все же они есть. И крайне высокий болевой порог: пытки, которые убивают других людей, меня способны были лишь надломить, да и то, не сразу, а постепенно.
Поэтому «мой личный предельный уровень» проклятого яда проклятых ос-убийц им пришлось повышать до бесконечности, мое сердце остановилось и его запустили вновь, они суетились, сличались с литературой, дивились, но должный эффект все равно не получался. Ругались, спорили, а в соседней комнате, я орал, что было сил, мне было невыносимо больно, я же не из железа сделан, а из плоти и крови, а они всё спорили.
Наконец пришел Прометеус и приказал:
— Повышайте дозу до двадцати пяти укусов единовременно.
— Но, господин Лайонз. Это его убьет, президент будет разочарован.
— Делайте, что я говорю, пульс замерять постоянно, эхоэнцефалограмма мозга каждые пол-часа, выполнять!
Все бросились исполнять: вся капитолийская медицина единодушно признавала Прометеуса гением…
В момент просветления, мелькнула мысль, ну всё, пришел мой смертный час, я оказался на грани жизни и смерти: еще чуть-чуть дожать и мозг от адской боли перейдет в «неконтролируемое состояние реакций», т.е. впадет в безумие.
От «грани» меня оттащили по приказу Прометеуса, но внутренне сопротивляться я уже почти не мог, охмор основан на подделке настоящих воспоминаний лживыми воспоминаниями-«перевертышами». В моем случае, изуверам нужна была моя ненависть к Китнисс и нестерпимое желание ее убить, но я и сам понимал, чего они добиваются, получил в голову первые «перевертыши» и осознал: они хотят, чтобы я по своей воле, разумеется, убил Китнисс Эвердин. А зачем еще им понадобилось придумывать сцену, где Китнисс и Гейл Хоторн трахаются, как кролики, на моих глазах?
Я начал изо всех сил сопротивляться, но «за грань» я всё—таки заглянул…
Правда, я твердил сам себе, лучше сдохнуть здесь от яда ос-убийц, чем позволить им убить, моими руками, мою Китнисс. Моя смерть предполагалась изначально, трибутов увозили на Голодные игры в Капитолий, для того, чтобы они умерли… нет, справедливее будет сказать — чтобы убить этих детей! Поэтому, думал я, сражаться за собственную жизнь мне не к чему и я из-за всех сил старался обмануть этих капитолийских врачей-извергов. Вот и балансировал на грани умопомешательства от нечеловеческой боли, пытаясь тем самым защитить Китнисс.
Поначалу, мне везло, охмор ко мне «не лип» — слишком уж топорными и ненастоящими были сотворенные ими воспоминания-перевертыши, я это осознавал и поэтому у меня сохранялся шанс самому погибнуть или сойти с ума, но скорее всего и то, и то одновременно. Сумасшедший не может быть убийцей, они, естественно, не желали сдаваться и пихали мне в голову перевертыши с Китнисс, которая спит со всеми мужчинами в дистрикте, Китнисс, которая торгует своим телом с семи лет (вот уроды, честное слово, это ведь ребенок!!!) или желает прибрать к своим жадным ручонкам нашу пекарню — такой идиотский бред мой измученный мозг отторгал, хотя боль не прекращалась ни на минуту, боль от укуса двадцати пяти ос-убийц! Прошло уже более десяти лет, но мне по-прежнему страшно вспоминать об этом, но и забыть не получается…
Третьи сутки были на исходе, а внедрить в мой мозг охмор так и не получалось, мозг чувствовал подмену и отторгал ее, но одновременно медленно шло разрушение моей личности, я распадался на глазах, стал истерически и безумно смеяться вместо криков, я сходил с ума от боли и ужаса.
И тогда вновь пришел Прометеус:
— Неудачники! Его личность претерпевает необратимые изменения, полностью отменить инъекции яда, у меня есть свежая идея.
Как жаль, думаю я достаточно часто, что в голову Прометеуса пришла тогда эта «свежая идея», не приди она и Китнисс не подверглась бы тогда нападению. Моему. До сих пор, мне страшно осознавать этот факт, и невероятная физическая боль снова и снова, пронзает меня при воспоминании об этом.
Свежесть идеи заключалась в том, что «воспоминания-перевертыши» основывались на реальных воспоминаниях, реальных фактах и фантастических фактах, нереальность которых можно было проверить только опытным путем, только «добравшись» до тела Китнисс.
И вот тогда я и попал в капкан, я испугался. Я испугался, что не смогу отторгнуть новые воспоминания, ведь они не навязывали какой-то бред, а всего-навсего запутывали без того ослабленное и больное мое сознание, напротив, мне как бы давался выбор: боль или нейтральное отношение к ним. Прометеус совершенно верно предположил, что твердое убеждение в том, что Китнисс Эвердин — адское создание вовсе не следует мне навязывать открыто, мои собственные сомнения и переживания за жизнь Китнисс, сослужат пропуском для захвата моего сознания.
Вот так в моем измученном болью мозгу и поселилась она, «Другая Китнисс», не порождение Капитолия, а скорее порождение моих собственных страхов и усиленных недостатков самой Китнисс. Настоящей Китнисс.
Я стал видеть страшные воспоминания, как Она, переродок, лже-Китнисс, убивает мою любимую девушку, но она настолько умна и коварна, что об этом подозреваю лишь я один, а других людей она виртуозно обманывает и убивает одного за другим всех родных Китнисс и моих. Но в первую очередь родных самой Китнисс. Вот такое порождение моих собственных страхов залезло в мою голову, но я всё-таки уцелел, как осколок личности. Личность сохранилась, но она была повержена и была необыкновенно слаба, сопротивляться сам, увы, я не мог. И к сожалению, охмор победил, но всё-таки он не смог убить меня окончательно.
Так, Прометеусу удалось обмануть мой разум (или то, что еще уцелело от него после нескольких суток постоянной, запредельной боли, боли, и снова боли. Нечеловеческого страдания, вызванного ядом ос-убийц) и я поверил в существование лже-Китнисс, но в одном он глубоко ошибся: всё было построено на том, чтобы использовать мои собственные сомнения, но они же и позволили мне, в конечном счете, усомниться в подлинности перевертышей один раз, потом второй, третий и. т. д. Но это всё было уже потом. Но сначала был усыпляющий газ…
***
За это время мне пришлось узнать и понять про охмор Прометуса Лайонса практически всё — по заданию Аврелия я сидел и читал сотни написанных этим изувером страниц, почерк у него был, как и у президента Сноу, каллиграфический и я месяцами изучал то зло, которое заползло в мою голову и едва не убило Китнисс.
Но я отчетливо помню один важный момент: переродок в моем обличии или «охморенный Мелларк» накинулся на Китнисс Эвердин, много бы я дал, чтобы мне был предоставлен один единственный шанс не допустить этого! Но когда мои руки сомкнулись на шее той, которую я уверенно считал не Китнисс, а переродком, убившим Китнисс Эвердин, в моей голове возникла мысль, мысль-сомнение и это было подлинно моё сомнение, а не дело рук капитолийских врачей-извергов, я подумал:
— А что, если коварный переродок лже-Китнисс обманул и меня самого? Она могла не убить, а схватить и пленить Китнисс, которая ещё жива??? Но тогда я могу задушить настоящую Китнисс. Разве это не станет счастьем для Переродка? — И я засомневался, и на пару секунд чуть ослабил захват, и тут же ощутил сильнейший удар по голове. Наверное, тогда, впервые мой разум сделал охмору подножку.
Годы ушли на то, чтобы я твердо научился различать воспоминания-перевёртыши, я ещё их называю «блестящими воспоминаниями», от правды. А сомнения стали ключом-отмычкой, которые помогали постепенно изгонять их из памяти. Мой разум сначала поверил, что передо мной не переродок, а настоящая и подлинная Китнисс Эвердин, которую я люблю больше жизни. Долгие и нескончаемые месяцы, проведенные в Капитолии. Упорная работа над самим собой, все старания ушли на то, чтобы научиться убеждать самого себя во время «блестящего воспоминания:
— Это не правда, этого не было на самом деле. Это не моя Китнисс!
И именно таким путём удавалось, пусть и очень медленно, эти проклятые «сны наяву» обезвреживать.
Не важно то, чего это стоило мне, моё сердце сжимается при мысли, что принесла моя болезнь Китнисс. Какую боль охмор принёс Китнисс. Ведь нас связывает незримая и крепкая связь, и мою боль чувствует Китнисс, а ее боль ощущаю я, ощущаю даже физически.
Мы с доктором Аврелием почерпнули в записях Прометеуса версию, что «закрепленность» воспоминания-обманки, «перевертыша» основано на моей собственной уверенности в его истинности и, четырнадцать лет назад, в капитолийском госпитале, я сам высказал Аврелию идею:
— Надо найти в каждом «перевертыше» грань, за которой начинается: выдумка, неправда, которую в мою голову «подсадили», а я, из-за нечеловеческой боли, не смог это отторгнуть, ведь Прометеус пишет, что каждое воспоминание основано на реально существовавшем факте или событии.