Он старался не смотреть брату в глаза, но взгляд нет-нет, да скользил туда в карие бездны, которые заволокло тьмой Мордора, когда тот узнавал все новые и новые глубины их с Глебом падения.
- То есть сейчас вы вообще никак не контактируете?
Глеб пожал плечами, покачал головой.
- Я его голос слышу только с планшета да из наушников. Даже запах его, кажется, забыл…
Вадим подвинулся чуть ближе, толкнулся лбом брату в нос:
- Понюхай. Точно забыл?
Глеб вдохнул и вдруг понял, что помнит. Помнит его до сих пор – терпкий, чуть душноватый, но странно приятный. Вадим так пах всегда даже после душа, и было время, когда Глеб пропитался этим запахом насквозь. Вот и теперь вспомнил, заново ощутил его на своей коже. Прикрыл глаза, провел пальцами по волосам Вада…
- А вот так можно представить, что это ты, а не он… и словно бы прошлое вернулось.
- Какой еще он, Глеб? Есть только я и больше никого. Что мне делать теперь?
Глеб спохватился, открыл глаза. И вправду, с братом надо было что-то решать. Возвращать его домой к Юле было опасно: если она просечет, что с мужем что-то не то, он мигом улетит либо в дурку, либо в обычную клинику на проверку на предмет амнезии. Под нее кстати проще всего было закосить, но тогда Вада без сомнения запрут и начнут пичкать лекарствами, а ему надо было что-то решать с концертом, чтобы как-то привлечь к себе внимание двух юных гениальных умов.
У себя селить брата Глеб тоже не мог: у Тани возникнет масса вопросов, по фандому тут же поползут слухи, которые и без того-то постоянно циркулируют там. Потом это в прессу просочится, и как тогда с настоящим Вадимом разбираться? Как в глаза ему вообще смотреть после такого? Отчего-то Глеба вдруг дико заволновал этот вопрос.
Снять Ваду гостиницу и периодически приходить его проведать? И того хуже. Тогда их точно примут за любовников. Мама! – сверкнуло внезапно в голове Глеба точно озарение.
- Вадик, а ты не хочешь пока поехать у мамы пожить? Думаю, она рада будет.
- А с концертом тогда что?
Тоже не сходилось. Глеб поначалу решил было сам связаться с Никитой, так у того лишние вопросы могут возникнуть. Да они у него и так уже поди возникли, когда Глеб уволок обезумевшего брата прямо с концерта. Наверняка это уже успели заснять на камеру и выложить во всех пабликах всех соцсетей. Не отвертишься.
Глеб полез по хештегам инстаграма. Так и есть: всюду они двое во всех ракурсах. Вот стоят возле машины, и Глеб запахивает на Ваде пуховик. Вот он заталкивает его в машину прямо у носа очумевшего Никиты. Вот они заходят в гостиницу. Кто-то даже в холле умудрился их заснять и залить короткое видео. Соцсети уже загудели вопросами о вероятном примирении братьев. Завтра наверняка и пресса проснется. Необходимы были решительные действия.
- Может, поспишь пока, а? – предложил Глеб брату, кивая на одну из кроватей. – А я пока подумаю, как нам быть дальше. Хотя… давай-ка для начала Никите позвоним.
Глеб подошел к Ваду и принялся бесцеремонно рыться в карманах его широких штанов. Вадим засмущался, покраснел и отвел глаза. Глеб достал мобильный, нашел в списке контактов Никиту и сунул телефон брату:
- Значит, так. Это твой директор, он должен знать твой концертный график. Звонишь ему сейчас и как-нибудь намекаешь, что тебе на концерте стало плохо, извиняешься, обещаешь опубликовать официальное заявление в соцсетях по данному поводу. А потом как бы невзначай спрашиваешь, когда у тебя следующий концерт. Нам надо будет к нему как-то ведь подготовиться.
Глеб ощущал прилив незнакомого или давно забытого адреналина. В голове гудело, уши горели, а в груди все пело на разные лады, он и сам толком не понимал почему и откуда взялась вдруг такая радость. Но пока он не стремился анализировать собственные ощущения.
Вадиму, великолепно обращавшемуся с техникой, даже не потребовалось объяснять, как вызывать нужного абонента. Он даже сообразил поставить телефон на громкую связь, чтобы Глеб по возможности мог подсказать ему что отвечать.
- Никита? Слушай, - Вадим замялся, явно смущаясь так по-хозяйски общаться с абсолютно незнакомым человеком, - мне что-то неважно стало на сцене. Давление, кажется, скакнуло. Я в больнице сейчас.
- Мне подъехать? – тут же нашелся Никита.
- Не стоит, как только оклемаюсь, я сам доберусь до поезда. Я тебя только попрошу как-то организовать прямо сейчас публичные извинения перед поклонниками за этот эпизод. Нехорошо получилось…
- Да, конечно, это не проблема. Сейчас поговорю с Ядовым, все решим.
- И еще… из-за скачков давления у меня что-то с сосудами головного мозга… - Глеб сидел и умилялся на то, как врал на ходу Вадим. – Я подзабыл, какого там числе у нас следующий концерт-то?
- Тьфу-ты черт, опять вывесить забыли! Чартова Дюжина это февральская. Сейчас Сашку тоже попрошу обновить график.
- Понял, спасибо тебе большое.
- Может, я все-таки подъеду?
- Да нет, все в порядке, - Вадим хотел было добавить, что с ним Глеб, но вовремя осекся.
- Значит, ты в Дюжине выступаешь, - с ноткой ревности в голосе протянул Глеб, заходя на сайт Нашего радио. – Так, она будет 13 февраля. Времени у нас вагон, целых два месяца. Разберемся. У кого бы нам твой сетлист узнать… Впрочем, вряд ли кто-то из СДК его знает. Может, ты и сам еще не придумал, что играть. Значит, придется думать вместе. Но это ладно, ты и вправду иди ложись сейчас, а я поищу, куда тебя поселить можно до Дюжины.
Вадим покорно отправился в кровать, а Глеб до глубокой ночи лазил по Циану в поисках съемного жилья где-нибудь поближе от его собственной квартиры. И к великой радости нашел неплохую однушку прямо в соседнем подъезде своего дома. Оставил на сайте заявку, отправил сообщение агенту о желании на следующий же день снять ее даже без просмотра и сам отправился на соседнюю кровать.
Вадим спал как обычно – скинув с себя одеяло, в позе звезды. Глебу на секунду захотелось подойти ближе и коснуться пальцем обнаженной волосатой груди брата, но он тут же поморщился, тряхнул головой и отвернулся к противоположной стенке.
========== 3. ==========
К Легендарному концерту Вадим готовился долго и тщательно: подбирал сетлист, прикидывал, насколько его вокал сможет заменить Глебов. Даже реакцию публики пытался просчитать: что выстрелит, что станет бомбой, а что…уподобится ядерному взрыву? Ну, разумеется, услышать из уст Вадима Извращение и Крошку уже станет настоящим событием, но взорвет ли это массы? И когда Вадим, прикрыв глаза, взял на сцене первые аккорды «Под огнем», то понял, что не прогадал. В зале наступила гробовая тишина. Потом послышались робкие неуверенные смешки, а потом все как один вдруг взревели и принялись подпевать ему.
- Респект Глебу Рудольфовичу! – крикнул Вадим и вдруг ощутил, как проваливается в яркую бездну, мерцающую странными бликами.
Первой мыслью было, что кто-то из зала швырнул в него бутылкой или чем-нибудь более тяжелым, услышав, как он поганит творение их любимого Глеба.
«Фурор произведен!» - удовлетворенно отметил про себя Вадим, готовясь тут же потерять сознание. Однако, оно никак не желало теряться.
Тогда он решился и открыл глаза. Тут же прищурился от ударившего ему в глаза яркого света. Он по-прежнему стоял у микрофона. Стоял? Значит, не упал! Значит, удар вышел не таким сильным? Просто звезды в глазах закружились?
От непонятного удара в голове все спуталось, он сбился с партии и обернулся было вправо, чтобы глянуть, куда ускакала ритм-секция, но еще прежде того, как увидел, кто именно располагался справа, Вадим понял, что зал погружен в кромешную тишину. Музыканты не играли, а лишь растерянно озирались, вероятно, осознав, что Вадим остановился, а люди в зале напряженно молчали. Не хлопали. Просто сидели. Стоп! Сидели?!
И в этот самый миг до мозга Вадима, наконец, дошло, кого именно он увидел справа. Не Баранюка. Не Алика с двойным грифом. А Глеба. Просто сидевшего на стуле Глеба, не сводившего с него удивленного взгляда.
Вадим снова повернулся в его сторону да так и застыл, разинув рот. У него галлюцинации? А Глеб что-то шептал ему, делал какие-то знаки. Подсказывал текст?
Со второго раза Вадим таки смог разобрать:
- Сначала мне отрубят у-уши, ноги, руки, возьмут щипцами глаза.
Что? Он только что пел Шпалу? Шея автоматически повернулась влево, и тут рот открылся еще шире: за клавишными с обычным для него видом полной и совершенной невозмутимости стоял Саша Козлов в привычных темных очках и вслед за Глебом, кивая, повторял Вадиму текст Шпалы. Словно бы тот забыл его.
- Что произошло? – пробормотал Вадим. – Где я?
Он подошел к Саше, к Глебу идти не решился, наклонился и прошептал:
- Где мы? Что это за место?
- Вадик, ты в порядке? – изумился Саша.
Конечно же Вадим до последней минуты помнил тот день и прекрасно понял, где очутился. Но понимать и верить своим глазам, осознавать произошедшее – события разного порядка. Кажется, это была осень 1990, презентация Декаданса. Вадим помнил даже сетлист, но как, черт побери, как он там оказался? Ему таки прилетело по голове бутылкой, и все это ему мерещится?
Публика начинала недоуменно перешептываться. Саша толкнул Вада локтем в бок:
- Ты Шпалу забыл что ли?
- Помню…
- А что за ней будет? Остальной список?
- Тоже, - кивнул Вадим.
- Так давай допоем, а потом разберемся, что там у тебя случилось. Хорошо?
Саша умел аргументировать, и Вадим не стал с ним спорить. Вернулся к микрофону, попутно отмечая свои старые никчемные штаны с кривыми стрелками и черную же шелковую рубаху – безумно модный по тем временам прикид. Откашлялся и громко произнес:
- Приносим свои извинения за технические неполадки. Песню Шпала мы исполним с самого начала.
И он запел. Запел, не узнавая толком собственный еще юный и очень звонкий голос. Не чувствуя боли в коленях и лишнего веса. Ощущая, как послушны и ловки его пальцы, как густы волосы, как задорно завывает сзади Глеб, абсолютно бездарно лупя по струнам баса, как методично и флегматично бьет по клавишам Саша… Как Агата – такая еще местечковая, нелепая, почти самодеятельная – живет, здравствует и радуется жизни во всю глотку, вдыхая эту жизнь полной грудью.
Хотелось обижаться на Глеба, не смотреть в его сторону, наградить невниманием. Хотелось дать волю собственной усталости и апатии. Но… это же ведь была презентация Декаданса. Если он сейчас провалит ее или просто уйдет со сцены – конец Агате, не будет больше ничего – ни Позорки, ни Опиума. Ни распада, ни взлета. Ни крошечных ДК, ни многотысячных стадионов. Ни судов, ни поцелуев. Вместе с водой в снег выплеснется ребенок.
И Шпала захватила, повлекла за собой. Еще юный и влюбленный Глеб заставил вдруг сердце биться чуть быстрее… И когда упал, наконец, занавес, Вадим вдруг осознал, как в сущности давно он не был счастлив.
Но с окончанием недолгого счастья вернулись и вопросы. Подошел Глеб, сцепил пальцы у него на шее, бесцеремонно поцеловал в уголок губ, и Вадим замер, не в силах оттолкнуть его. Хотелось спросить, как он сюда попал, да только, судя по всему, Глеб и сам не знал ничего подобного. Для него не изменилось ровным счетом ничего, просто брат посреди концерта вдруг забыл текст его любимой Шпалы.
И желание выяснять прямо сейчас, что и как, отодвинулось на задний план. Надо закончить этот день как положено, отправить Глеба к бабушке, выпить с Сашкой – они ведь так давно не виделись, он успел безумно соскучиться… Вдруг это и вправду сон, так надо использовать подвернувшиеся возможности на полную катушку.
С Сашкой они решили выпить у него дома – Таня с новорожденной Яной этого бы не одобрила, но Таня в его прежнем мире была, как была и Янка, а вот Сашки уже почти 19 лет как не было… Глеб увязался с ними, ни в какую не захотел идти домой к бабушке. Вадим нахмурился: ему 20 еще, надо бы с пьянками поосторожнее теперь, чтобы потом не разошелся на полную катушку. И когда Саша достал из буфета элитное грузинское вино, которое ему из поездки привезла родня, Вадим ударил ладонью по столу и обратился к Глебу:
- Ты пить не будешь. Ну разве что пару глотков.
- Это еще почему? – взвился младший. – Вроде совершеннолетний уже.
- Не будешь, я сказал! – прорычал Вадим. И тут же вдруг осознал, где он и с кем он. Смягчился. – Бабушка огорчится ведь, Глебка…
Тот покорно согласился на крошечную рюмку вместо нормальных бокалов.
Вино расслабило, раскрепостило, словно и не было этих тридцати лет. Словно они так и сидели на кухне у Сашки, пили и болтали. И сейчас Вадим уже не мог вспомнить, пили ли они тогда, в той его прежней жизни, или сразу после концерта разъехались кто куда. Глеб не захмелел, но поддался общему веселью, лез к брату обниматься, глаза его подозрительно ярко блестели, но Вад откидывал все лишние мысли, тянулся к Сашке, словно он вот-вот растает в воздухе… Даже домой уходить не захотел. С трудом вспомнил свой старый домашний телефон, позвонил Тане, предупредил, что останется у Сашки, и принялся стелить себе на полу.
- Я тоже остаюсь! – эхом откликнулся Глеб и стал требовать у Саши второй комплект белья.
- Спать ты где собрался, Ирод? – беззлобно рассмеялся Вадим, а у самого сердце зашлось от одной мысли, что он будет вот здесь, рядом, что теперь никаких условностей – пока еще – что это не темное и туманное будущее, а яркое, светлое, юное и беззаботное прошлое, ставшее вдруг снова настоящим…
И Вадим не стал отворачиваться от него к стене, а наоборот – протянул руку, коснулся его тонкой почти мальчишеской еще ладони, погладил пальцы, сплетая их со своими. И дыхание Глеба в этот момент словно прервалось, он замер, но через мгновение его пальцы откликнулись на движения брата, поддались им, раскрываясь, позволяя все… И Вадим прижал сверху его ладонь своей, с силой вдавливая в тонкий матрас и слыша прерывистое дыхание брата. Испугался вдруг, отпустил ее, немного отодвинулся. Глеб тоже больше не шевелился, но дыхание его выровнялось очень нескоро. А Вадим так и вовсе проколобродил до утра.
Утром же, пока все еще мирно спали, выскользнул из-под одеяла, поспешно оделся и, не умываясь, даже не согрев себе чаю, побежал на автобусную остановку. Бессонной ночью он понял, куда ему следовало обратиться со своей проблемой, которая и не думала рассасываться. Туман не таял, Глеб рядом оставался живым и теплым, Сашка на диване похрапывал как живой. И вокруг был 1990-й. Не 2019-й.
В институте было гулко и пустынно: он пришел как раз посредине пары, все сидели на занятиях. Решил не допрашивать секретарей, сам пробежался по этажам, освежая память. Отыскал кафедру физтеха, приоткрыл дверь и просунул нос. В углу кабинета возле окна сидела секретарь – сухая дамочка в очках и сером костюме, чем-то напомнившая Вадиму ухоженную домашнюю крысу. Услышав шум, она подняла глаза и недоуменно уставилась на непрошенного гостя.
- Ээээ, - начал было Вадим и тут же нашелся: - Здравствуйте!
- Добрый день, - важно отозвалась дама.
- А с заведующим как могу переговорить?
- Нет его сегодня, на конференции он в Москве, вернется через неделю.
- Понятно, - смиренно кивнул Вадим. – А кого вы тогда можете мне порекомендовать ну из преподавателей? Кандидаты наук ведь имеются здесь?
- Порекомендовать для чего собственно? – насторожилась крыса, и Вадим понял, что сыпется на элементарном.
Союз тогда еще формально существовал, и ни о каком официальном репетиторстве речи и быть не могло.
- Хотел бы проконсультироваться с ним по поводу одной научной статьи. Очень важно мнение специалиста, ну вы понимаете…
Взгляд крысы смягчился.
- Павел Валерьевич Кузнецов, наш самый молодой кандидат наук и гордость всей кафедры! Правда, он сейчас на занятиях, но вы можете его подождать.
Вадим снова кивнул, прикинул, что ждать осталось никак не меньше получаса, и решил пока смотаться в институтский буфет, по которому, как выяснилось, он безумно соскучился. Те самые пресловутые коржики с лимонадом, вызывавшие прежде приступ тошноты, теперь провоцировали активное слюноотделение, и Вадим взял их сразу три и два стакана чая. В остальном меню он знал практически наизусть: пюре с котлетами, свекла со сметаной, винегрет с селедкой… оно не менялось семестрами, студенты ненавидели его всей душой, но теперь, в своем 2019-м, в свои 55 Вадим был счастлив прикончить эту несчастную заветренную свеклу, что позволила ему вновь ощутить себя юным.