«Живи, — слышалось мне в этом стуке. — Живи, живи. Просто живи...»
— Хина...
Ободрённый шумом дождя, я достал коробочку с кольцом:
— С восемнадцатилетием.
Я положил коробочку на простыню, и Хина удивлённо взглянула на меня.
— Оно недорогое, но я подобрал такое, чтобы подошло вам.
Хина открыла коробочку, и её лицо расплылось в улыбке — яркой, будто распустившийся цветок.
— Спасибо!
Я смущённо усмехнулся.
— Слушай, Ходака... — Хина вдруг чуть понизила голос. — Ты хочешь, чтобы дождь прекратился?
— Что?
Хина перевела взгляд с кольца на моё лицо. В её глазах с голубым отливом читалось непонятное чувство. Не в силах его разгадать, я просто кивнул:
— Угу.
В это мгновение будто само небо откликнулось на мои слова. Низко загремел гром, а торшер заморгал — похоже, куда-то поблизости ударила молния. Хина отвела от меня взгляд, легла на кровать и посмотрела в потолок. И тут я что-то осознал. Чувство, которое читалось в её глазах, — это...
— Кажется, меня должны принести в жертву.
— Что?
— Нацуми мне рассказала. О судьбе Солнечной девушки. Она должна пожертвовать собой и исчезнуть из этого мира, и тогда вернётся хорошая погода.
Вспоминая твой взгляд теперь, я понимаю, что в ту ночь уловил в нём отчаяние.
— Но... Это невозможно.
Я неловко усмехнулся.
«Чушь какая-то», — подумал я, но в то же время странное чувство утраты зародилось где-то внутри и разрасталось с каждой секундой.
— Да нет, они с Сугой ведь вечно несут всякое. Такого быть не может... Исчезнете? Ерунда какая...
Я не договорил — Хина вдруг поднялась с кровати и развязала пояс халата. Она медленно вытащила левую руку из рукава. Я смотрел, не в силах отвести взгляд, и наконец из-под халата показалась её левая грудь. Я оторопел: лампа просвечивала через её грудь. Тело Хины было прозрачным, как вода, от левого плеча до самой груди, и свет лампы, отражаясь где-то внутри него, подсвечивал кожу. Я только растерянно смотрел на девушку, не в силах осознать происходящее.
Наконец она заговорила:
— Ходака.
Я с трудом оторвал взгляд от прозрачного тела и посмотрел ей в глаза. Казалось, Хина вот-вот заплачет, но она вдруг мягко улыбнулась:
— И куда же ты пялишься?
— Никуда я не... — машинально ответил я. Но нет, нельзя. Мне нельзя плакать. Нельзя, и всё же... — На вас...
Слёзы брызнули у меня из глаз, как будто внутри что-то сломалось. Я обеими руками принялся вытирать глаза и даже прижал к ним кулаки, желая затолкнуть слёзы обратно.
— Ну ты-то почему плачешь? — мягко улыбнулась Хина.
Ты смеялась даже в такую минуту, а я плакал всё горше.
— Сначала всё было нормально. Но однажды я заметила, что с каждой молитвой о ясном небе моё тело становится всё прозрачнее.
Как же я этого не заметил? Как же я упустил из виду тень грусти, появлявшуюся на её лице каждый раз, когда она смотрела на небо, козырьком прижав ладонь ко лбу? Или же на самом деле я всё замечал, но предпочитал себя обманывать?
— Если я умру, — продолжила Хина удивительно мягко, — то, наверное, вернётся нормальное лето. Присмотри за Наги, ладно?
— Нет! — выпалил я. — Ни за что, вы не умрёте! Мы будем жить втроём!
Я и сам понимал, как наивно звучат мои слова, и чувствовал отчаяние, не в силах подобрать другие.
— Ходака... — Хина озадаченно посмотрела на меня.
— Хина, давайте пообещаем. — Я взял её за руку и надел кольцо на безымянный палец левой ладони.
Оно было серебряное с ободком в виде маленьких крылышек. Даже её палец казался прозрачным. Под кожей виднелись маленькие водяные пузырьки.
Хина посмотрела на кольцо и тихо выдохнула, ничего не ответив. Она взглянула на меня глазами, полными слёз, а я продолжил, понимая, что говорю как ребёнок:
— Я буду работать! Буду нормально зарабатывать — чтобы нам хватало на жизнь! Вы ведь уже не Солнечная девушка, поэтому скоро восстановитесь! И тело станет таким, как было!
Наконец слёзы закапали у Хины из глаз, и я почувствовал укол совести за то, что расстроил её. И тогда она вдруг обняла меня.
Хина ласково погладила меня по голове, будто желая утешить. От безысходности я только крепче обнял её в ответ, надеясь, что смогу удержать. Я в это верил, хотел, чтобы всё так и было. В конце концов, мир ведь так устроен: если сильно чего-то пожелать, то это сбудется.
Я верил, желал и молился.
Плача, Хина гладила меня по волосам, а где-то вдалеке вновь прогремел гром.
Глава 9. Ясная погода
В ту ночь я увидел сон.
Приснилось кое-что из прошлого: я бешено крутил педали велосипеда, надеясь, что будет меньше болеть то место, куда меня ударил отец. И в тот день на острове шёл дождь. Небо заволокли кучевые облака, но из щели между ними падали несколько широких лучей. Я гнался за ними. Хотел догнать этот свет, оказаться под ним, и отчаянно мчался к нему на велосипеде.
«Догнал!» — с ликованием подумал я, но внезапно понял, что стою на самом краю обрыва, а солнечный свет ушёл далеко за море.
В тот момент я и решил, что когда-нибудь отправлюсь туда, где он есть.
А оказалось, что там была ты.
В ту ночь я увидела сон.
Мне приснилась первая встреча с тобой.
Ты один сидел в «Макдоналдсе» поздней ночью и был похож на заблудившегося котёнка. А оказалось, что именно ты, потерянный и одинокий, подарил мне смысл жизни.
После встречи с тобой началась моя работа, и каждый раз, когда я прогоняла дождь, на чьём-нибудь лице расцветала улыбка. Я радовалась и охотно играла роль Солнечной девушки. Я сама так решила, винить здесь некого. А когда поняла, чем за это расплачиваюсь, было уже слишком поздно, но я всё равно считаю встречу с тобой подарком судьбы. Ведь повернись всё иначе, я бы до сих пор жила, не в силах полюбить себя и мир вокруг.
Сейчас ты спишь рядом со мной, устав плакать, и на твоих щеках видны дорожки от слёз. За окном стучит неугомонный дождь, а гром гремит, как барабан, где-то вдалеке. На моей левой руке маленькое кольцо — твой подарок. Наверное, первое и последнее кольцо в моей жизни. Я осторожно накрываю этой рукой твою ладонь, и она тёплая, как ночное солнце.
От наших рук будто исходят волны, и удивительное чувство единения охватывает всё тело. Я сливаюсь с миром, горечь и странное счастье переполняют меня.
«Нет», — думаю я через накатившую эйфорию. Я пока не хочу. Я ведь ещё ничего не успела тебе сказать — ни «спасибо», ни «люблю». Я изо всех сил стараюсь удержать уплывающее сознание, собрать чувства и мысли.
Мне нужно подать голос. Я мысленно ищу горло и вспоминаю, как воздух проходит через него.
Ходака.
— Ходака...
Голос слабый и хриплый, он лишь слегка колеблет воздух в комнате.
— Ходака, Ходака, Ходака... Ну же...
Теперь и горло онемело. Я вот-вот исчезну, меня не станет. Из последних сил я стараюсь до тебя докричаться...
— Так что не плачь, Ходака.
Я открываю глаза.
Я спала. Я видела сон.
Я медленно поднимаюсь. Всё вокруг покрыто белым туманом; мелкий дождик моросит, шурша, как тонкая бумага.
Что со мной было?
Не моту вспомнить. Внутри только слабая, еле уловимая горечь.
Рядом летают прозрачные рыбки. Рассеянно поглядывая на небесных рыбок, я вдруг кое-что замечаю. На моём теле, полностью лишённом температуры, находится тёплый участок.
На безымянном пальце. Я подношу палец к глазам. На нём сверкают маленькие серебряные крылышки.
— Ходака... — вдруг произнесла я.
Ходака? От этого слова стало чуть теплее.
Шлёп.
Дождевая капля падает на левую руку с громким всплеском, немного напугав меня. Моя рука, состоящая полностью из воды, колышется, впитывая крупные капли.
Шлёп, шлёп, шлёп.
Капли падают одна за другой, и дрожь пробегает по моему силуэту. Рябь идёт по всему телу, волны сталкиваются друг с другом, образуя новые. Столько волн моё тело не выдержит, оно разобьётся. Меня охватывает тревога.
И тут дождевая капля падает на мой безымянный палец. Кольцо проходит сквозь него, будто его вытолкнули. Я ойкаю и поспешно подхватываю его правой рукой. Но тщетно: оно проскальзывает и сквозь неё, падает на землю и исчезает. Отчаяние охватывает меня, и в этот момент я вспоминаю о тебе. Чувства вспыхивают с новой силой, но ненадолго: в мгновение ока они блёкнут и постепенно стираются, остаётся только слабая печаль.
Я уже не понимаю, отчего мне тяжело на душе, и просто пла́чу. Я всё плачу и плачу, а вокруг меня беззвучно плавают рыбки.
Наконец дождь прекратился, а туман рассеялся.
Я стою на равнине. Надо мной невероятно ясное небо, а трава вокруг шелестит и сверкает под ослепительным солнцем. Синее и белое, вода и ветер — всё это я. Слившись с миром, я больше не чувствую радости или печали — просто плачу, не в силах остановиться.
Я резко пришёл в себя.
Сердце бешено колотится, а в висках стучит, будто они вот-вот взорвутся. Я весь в поту, а в ушах звенит: кровь в жилах бурлит как неистовый поток.
Надо мной нависает незнакомый потолок. Где я?.. Шум в ушах постепенно стихает, и я различаю сквозь него другие звуки. Чириканье воробьёв, грохот машин, негромкие голоса людей — шум утреннего города.
Хина...
Внезапно я всё вспоминаю и бросаю взгляд в сторону: там должна была лежать Хина.
Я подпрыгнул, обнаружив на кровати только банный халат — пустую оболочку. Сама Хина исчезла.
— Хина! Где вы, Хина!
Я пулей соскочил с кровати, заглянул в туалет, ванную, даже в шкафу проверил, но Хины нигде нет.
— Ходака, ты чего? — Наги проснулся и обеспокоенно обратился ко мне, потирая глаза.
— Хины нигде нет! Нигде!
— Что?! — вытаращился на меня Наги, а затем вдруг болезненно поморщился. — Мне только что приснилось...
— Что?
— Приснилось, как сестра молится о хорошей погоде и взлетает в воздух... А потом исчезает в небе.
Я затаил дыхание. В голове возник чёткий образ: Хина поднимается в небо от тории у заброшенного здания. А ведь мне приснилось то же самое...
Вдруг в дверь громко постучали.
— Откройте! Открывайте! — раздался низкий мужской голос.
Он был мне знаком, и, пока я отчаянно пытался его вспомнить, до слуха донёсся скрежет ключа, проворачиваемого в замочной скважине, и дверь распахнулась.
В номер прямо в верхней обуви ворвались полицейские: мужчина и женщина в форме и рослый человек в деловом костюме и с волосами, зачёсанными назад так, что это было похоже на утиный нос.
— Ты ведь Ходака Морисима?
Мужчина с «утиным носом» встал передо мной, окинул холодным взглядом и показал удостоверение полицейского.
— Наверное, ты уже знаешь, что тебя объявили в розыск. Кроме того, тебя подозревают в хранении огнестрельного оружия и взрывчатых веществ. Не мог бы ты пройти с нами в полицейский участок?
Я лишился дара речи. Бежать некуда. Рядом раздался громкий голос Наставника:
— Отпустите! А ну, отпустите меня!
— Не бойся, просто пойдём с нами. — Женщина-полицейский поймала Наставника, когда он пытался сбежать по кровати.
— Наги! — Я бросился ему на помощь, но тут резкая боль пронзила руку, и меня прижали к кровати лицом вниз.
— Не дёргайся, — осадил недовольный голос над головой.
Детектив с «утиным носом» заломил мне руку за спиной.
Из отеля нас вывели как арестантов. Меня на мгновение ослепило.
Яркий солнечный свет заливал городские улицы. Я будто смотрел на фотографию, которую передержали при экспонировании: вокруг было слишком светло, а тени казались насыщенного тёмного цвета, как дыры в земле. Наверху раскинулось ярко-голубое небо без единого облачка. Солнце безжалостно било в глаза, они слезились от боли. Цикады стрекотали как бешеные. Казалось, меня атакуют со всех сторон.
— Шагай давай, — обернувшись, бросил человек с «утиным носом».
Два полицейских шли за мной вплотную. Меня вытолкнули на асфальт, и я оказался в воде по самые лодыжки: дорога была полностью затоплена, огромные лужи заполняли весь город.
— Говорят, вода в центре города будет сходить несколько дней, — мягко проговорил полицейский за моей спиной.
— Поезда сейчас не ходят, и вообще в Токио настоящий хаос, но небо ясное — это замечательно. Впервые за последние три месяца в Канто ни облачка.
Превозмогая боль, я вгляделся в синее небо. Я пытался высмотреть в безупречной синеве девичью фигурку, разрываясь между пониманием, что ничего там не увижу, и мыслью, что я с самого начала знал: так оно и будет.
— Шагай шустрее! — окрикнул меня мужчина с «утиным носом», стоя около патрульной машины.
Тут надо мной промелькнуло что-то блестящее. Я прищурился и снова уловил блеск. Что-то маленькое с шлепком упало к моим ногам, подняв брызги. Я присел на корточки и опустил ладонь в воду.
— Ты что делаешь? — раздражённо спросил человек с «утиным носом».
— А! — По коже побежали мурашки: я увидел кольцо с серебристыми крылышками — то самое, которое я надел Хине на безымянный палец.
Хине пришлось пожертвовать жизнью?
— Хина, не может быть!..
Я вскочил на ноги. Полицейский криком осадил меня и схватил за плечо. Я не обратил на него внимания и попытался вырваться, но он заломил мне руки за спиной.
— Хина, вернитесь! Хина, Хина!.. — сопротивляясь, крикнул я в ясное небо, но оно было невозмутимо, и мой крик растаял в синеве.
— Ну... — глубоко вздохнув, недовольно заговорил человек с «утиным носом». — Успокоился?
Патрульная машина, в которую меня усадили, ехала по залитой водой дороге.
— Мы в участке тебя расспросим поподробнее, но первым делом хочу кое-что уточнить.
Я сидел, глядя себе под ноги, но мужчина продолжал, не обращая на это внимания:
— Хине Амано — девочке, сбежавшей с тобой прошлой ночью, — пятнадцать лет, правильно?
— Что?.. — Я машинально поднял голову.
Мужчина смотрел на меня скучающим взглядом.
— Ты знаешь, куда она могла уйти?
— Хине пятнадцать?.. Не восемнадцать?
Мужчина поднял брови:
— Она указала в резюме другой возраст, когда нанималась на работу, — видимо, очень были нужны деньги. Так или иначе, Хина Амано сейчас в девятом классе и даже ещё не получила обязательного образования. Ты не знал?
— Да что же это... — пробормотал я. — Выходит, я тут самый старший...
Мужчина цокнул, и тут я заметил, что по моим щекам текут слёзы.
— Эй... — заговорил детектив, не скрывая раздражения. — Я вообще-то спрашиваю, знаешь ли ты, где она сейчас.
В груди у меня вдруг стало жарко, и я знал, что это от гнева. Происходящее привело меня в бешенство.
— Хина... — Я бросил на мужчину злой взгляд. — Её забрали в обмен на ясное небо! А вы ничего не знаете, только радуетесь как дураки!
Слёзы душили меня. Я плакал и ничего не мог с этим поделать. От унижения я обхватил свои колени и уткнулся в них лицом.
— Это же нечестно... — выдавил я, как капризный ребёнок, и заплакал ещё горше.
— Вот морока.
— Потребуется психолог?
Детективы перешёптывались, а за окнами проносились городские улицы, ярко освещённые солнцем.
Боль стучит в висках в такт пульсу.
В последнее время мне не удаётся протрезветь даже после ночи спокойного сна. Я только проснулся, а уже чувствовал себя довольно усталым. К тому же в окно бил яркий свет, и я не мог сфокусировать взгляд. Но всё-таки уставился в телевизор и, потирая глаза, переключал каналы. Репортёры бодро докладывали, как будто не новости передавали, а комментировали спортивную игру: «Впервые за несколько месяцев над Канто светит солнце!»