— Клигана, кстати, не видать, — заметил Бронн.
— Не показывался, — сир Аддам махнул рукой, — зато Джейме… лорд Ланнистер только что пел у Тартов в лагере.
— У лорда Селвина? А… почему не у себя?..
Была уже полночь, когда Бронн и Арья, обнявшись, словно загулявшие любовники, направлялись медленно к воротам Винтерфелла.
Воздух, наконец-то, пах весной. Бронн прикрыл глаза, размышляя, как в Западных Землях цветет, должно быть, жасмин. Опустив глаза, он обнаружил, что Арья тоже улыбается, глядя куда-то в сторону. В свете луны, она казалась почти хорошенькой — конечно, ничего общего с кукольной красотой южных девиц, но что-то, возможно, более утонченное. Поймав на себе его взгляд, она не нахмурилась, как обычно.
— Мне не представился случай поблагодарить миледи за свое чудесное спасение, — Бронн улыбнулся одним уголком рта, и Арья ответила ему в той же непринужденно-насмешливой манере:
— Полагаю, не меня вам следует благодарить, сир.
— А, действительно. Нимерия!
Лютоволчица следовала за леди Старк повсюду, даже если ее не было видно. На свое имя она откликнулась, простодушно высунувшись из-за одного ближайшего шатра. Арья возмущенно открыла рот. Бронн воспользовался предлогом для отдыха и уселся на землю, когда волчица несколько боком подошла к ним.
— Или мне полагается звать вас «леди Нимерия»? — он протянул руку и потрепал ее по загривку, — позвольте выразить признательность, прекрасная госпожа, и пообещать всегда одарять вас почестями и… что вы предпочитаете вкушать на завтрак?
Нимерия уселась напротив, облизываясь. Бронн поднял глаза на Арью — леди Старк застыла, как изваяние.
— Что-то случилось, миледи?
— Вы ее трогаете, — едва слышно вымолвила она, — вы трогаете Нимерию, и она ничего не делает. И вы ее не боитесь.
— Ну да. Она ночью спала у меня в ногах, — Бронн вновь посмотрел на лютоволчицу, — по-моему, ей нравится…
Нимерия задрала голову и зажмурилась, подставляя прикосновениям шею, словно в доказательство.
Бронна Черноводного всегда любили животные, дети и юные девицы.
Джейме действительно обнаружился в лагере лорда Тарта, что располагался у самых ворот Винтерфелла. Пожалуй, пьян он был больше, чем все его рыцари вместе взятые.
— Могу я тебя на минуту отозвать, милорд? — Бронн, опираясь на Арью, недоброжелательно зыркающую на Ланнистера, подобрался к нему, — ты что, блядь, делаешь? Ты должен быть с леди-командующей.
— Я не могу, — выдохнул Ланнистер, почти падая на него, — не могу. После всего.
— Струсил? А ну-ка, милорд. Если леди Старк будет угодно помочь?
Арья кивнула, сузив глаза.
— Вода в бочках у сторожки в воротах есть, — напомнила она.
Вода, по счастью, доходила до нужного уровня, чтобы Бронн окунул туда своего лорда, оглядываясь по сторонам. Арья страховала его. Во второй раз Джейме за волосы схватила уже она.
— Ты что, блядь, возомнил о себе? — приговаривал Бронн, следя, как раз за разом вынимает мокрого и чуть более трезвого Ланнистера из бочки леди Старк, — кто ты есть, нежная ёбанная принцесса? — Джейме пробурчал что-то о том, куда он его посылает, Бронн не обратил внимания, — ты оставил свою леди одну, после того, как поимел ее на глазах у двух войск, кучи знати и одни сраные боги знают, скольких одичалых!
— Он все-таки твой лорд, — заметила Арья, не отпуская волосы Джейме, тем не менее. Бронн замотал головой. Раны уже так пекло, что весь следующий день, если не больше, ему следовало провести в постели.
— А я от него уйду к леди Бриенне. Да что там, вот сейчас прямо и пойду. Если там еще Тормунд место не занял…
Одно из воспоминаний, которое Бронн Черноводный намеревался сохранить до своего смертного часа — это лицо Джейме Ланнистера, когда его, лишь слегка протрезвевшего, сдавали на руки сонной, недовольной и совершенно не похожей на трепетную новобрачную Бриенне Тартской. И последующие его рычащие претензии, в которых легко можно было расслышать нотки львиной ревности, а заодно — ответное низкое гудение Бриенны.
Можно было не сомневаться, им было о чем поскандалить в брачную ночь.
Другое, более личное воспоминание, Бронн хотел как-то выбросить из головы, но оно вставало перед глазами, слегка смазанное похмельем и болью, навалившейся сразу, как он лег.
Полуобнаженная Арья Старк, ночью пробравшаяся к изножью его койки, чтобы погладить свернувшуюся там Нимерию. Он мог рассмотреть ее детально. Короткую льняную рубашку, прозрачную в лунном свете, крепкие ягодицы, показавшиеся из-под нее, когда Арья села к нему спиной, трепля шкуру лютоволчицы.
Бронну Черноводному всегда везло на любовь животных, детей и юных девиц.
Свое везение с Арьей Старк испытывать он не решился. И трусость была ни при чем.
*
Последние резервисты отходили на позиции за Риверраном. Это был не слишком сложный маневр: им следовало пройти десять миль к западу и ждать дальнейших указаний лорда-командующего, не более. Но Бриенна уже успела дважды взвыть от всех тех бед, что навалились на нее вместе со званием леди-командующей резервом. Этот день исключением не стал.
«Джейме меня ненавидит, — мрачно рассуждала она, выслушивая истерические разборки лордов Уайлда и Фелла, чьи солдаты не могли поделить площадки для лагеря, — как я должна справиться с ними, если они меня не слушаются?».
Ей приходилось справляться со всем. С едой, водой, выгребными ямами, с размещением заболевших, раненных, уставших. Она должна была постоянно находиться в движении, от чего к вечеру спину ломило, а ноги тряслись.
Ее донимали с просьбами и вопросами, ее игнорировали непосредственные подчиненные, ее бесили непроходимо тупые командиры. Единственным способом угомонить некоторых из буйных рыцарей было прямое применение силы, и это даже могло развлечь ее, не иди речь о настоящих боях, предстоящих им всем.
За последнюю неделю она дважды являлась к лорду-командующему Ланнистеру для отчета, и второй раз почти пала в ноги, прося помочь хотя бы советом.
Джейме, милый, смешливый, любимый Джейме скривил усмешку на лице, закатил глаза:
— Дорогая моя леди-командующая, ну, назначьте кого-нибудь себе помощниками. Старший по сортирам. По кухням. Они пусть и разбираются.
— Я не умею быть главной, — взмолилась она. Лорд-командующий Ланнистер поджал губы.
— Учитесь, миледи. Что-нибудь еще?
Только теперь Бриенна Тарт поняла, как бесценен был Бронн Черноводный, оставленный в Винтерфелле на поруки леди Арьи. Как бы Джейме ни распускал хвост, на самом деле большую часть обеспечения тыла порядком и предотвращения хаоса брал на себя Бронн.
В свое время Бриенна посчитала его примитивным, приземленным мужланом, озабоченным дуралеем, готовым дни напролет греться у огня и травить анекдоты. Зима изменила ее мнение.
Зима почти все изменила.
Сир Черноводный заботился обо всех и каждом. Когда Бриенна мерзла в пустой палатке, размышляя о собственной близкой смерти, Бронн не давал ей и минуты покоя, поднимая на ноги и отправляя за дровами, за едой, за какой-нибудь ерундой на другой конец лагеря. Когда Подрик впадал в отчаяние, Бронн веселил его и таскал за собой по кострам Вольного Народа. Заботу о меланхолии Джейме он оставил самой Тартской Деве, справедливо посчитав, что это пойдет на пользу обоим.
— Я уже не могу слушать его нытья, — сообщил он безапелляционно, — я тут вам в долбанные нянечки не нанимался.
Джейме оправлялся от ранения в бедро, и, как могла видеть сама Бриенна, тосковал по хоть какой-нибудь осмысленной деятельности. Но вокруг был только снег, опасное затишье долгой Ночи и Вольный Народ, чья жизненная философия вся заключалась в терпеливом ожидании чего-нибудь и безделье в любую свободную минуту.
— Тупое, бессмысленное самоедство, — прокомментировал Джейме сам свои же мысли, когда он и Бриенна остались у костра, — ничего, что стоило бы обсуждения. А проклятый сир Черноводный докапывается с вопросами.
Бриенна в очередной раз молча порадовалась тому, что мужская дружба оставалась за пределами ее понимания.
— Серсея в темнице, — вдруг высказался Джейме, и морозная ночь стала еще холоднее для Тартской Девы.
Бриенна знала, что ничто не выдает ее чувств к Джейме Ланнистеру столь же быстро, как одно упоминание его сестры-близнеца. Он не произносил имени Серсеи с тех самых пор, как оказался на Севере, и она могла притвориться сама перед собой, что златовласой Львицы и не существовало никогда.
Но она существовала.
— Ты думаешь, я хотел бы вернуться и освободить ее. Думаешь ведь. А я не хочу. Я хочу, чтобы она сгнила там заживо. Я слишком давно потерял ее, и сам не заметил.
Бриенна видела уверенность на его лице, когда он произносил эти слова, опустив подбородок на скрещенные руки.
— Я знаю, что ненавижу ее последние лет пять, — продолжил Джейме, с трудом выдавливая из себя каждое слово, — я ненавижу все в себе, что связано с ней. И этого слишком много. Так что я теперь не знаю, кто я. Возможно, просто еще один мертвый южанин за Стеной.
Бриенна смотрела на него, стараясь найти силы, чтобы не плакать. Это было ужасно. Ужасно то, что он говорил, ужасно то, что она чувствовала от его слов и выражения его красивого лица, ужасно то, что он кусал губы, яростно чесал бороду, терзаемый болью, против которой она не знала лекарства.
Потому что сама была ею охвачена слишком давно.
— Ты больше, чем то, что о тебе думал или говорил кто-либо, сир Джейме.
— А, женщина, — он горько усмехнулся, ковыряя ножом снег, — какой твой любимый цвет?
— Что?
— Цвет. Тебе нравится какой-то цвет больше, чем другие? — он тряхнул волосами, — тебе нравится какой-нибудь звук? Тебе нравится какая-нибудь еда? Какая у тебя любимая песня? Погода? Ты любишь дождь? Ты любишь радугу?
«Я люблю тебя, — ей казалось, она думает достаточно громко, чтобы он услышал, — это всё, что я знаю».
— Представь, что ты родилась внезапно, и за тобой — тысячи людей, сталь и кровь, мечи и копья, имя «Цареубийца», львы на знаменах. Это все я. Но я представления не имею, что я такое еще, кроме этого. Что я теперь.
— А что нравится тебе? — Бриенна чувствовала себя беспомощной и глупой.
Я никогда не была дамой, умеющей вести подобные беседы. Я безоружна. У меня нет нужных слов. У меня есть только меч. Но, к ее удивлению, и того, что она ответила его же вопросом, было достаточно.
— Мечи, запах кожи, теплый дождь, — он задумчиво посмотрел вдаль, молодеющий на ее глазах, — звон металла в кузнице. Ромашки. Оленина, которую тушит Бронн. Когда ты поёшь. Когда ты улыбаешься. Когда…
Он осекся, и Бриенне показалось, наверное, но он словно покраснел, засмущался, борясь с собой, отводя глаза в сторону.
— Ты. Ты мне нравишься. Это я знаю точно. Я не могу вынести мысль, что…
Трепет от его слов, который оказался бы сладок в любое другое время, теперь имел горький привкус.
— Я боюсь потерять тебя, Бриенна. Я действительно боюсь.
Я люблю тебя. Я люблю тебя. Это то, что ты должен услышать. Это то, что ты должен чувствовать. Это всё, что у меня осталось. Я люблю тебя больше, чем жизнь, честь, клятвы, меч, Тарт и все, что между небом и землей.
— Мы когда-нибудь будем счастливы? — спросил Джейме, глядя на нее, слезы стояли в его светлых зеленых глазах, — скажи мне, Бриенна? Хоть однажды? Пока живы?
И тогда она разревелась. Как девчонка. Уронив меч. Закрыв лицо ладонями и не переживая, что выглядит еще хуже, чем всегда.
Она плакала по себе, по отцу, по Лету, по Зиме. Но больше всего — по несбывшейся мечте, по Джейме. Ей следовало быть счастливой, что он говорит с ней, сидит рядом, что он жив, и искать шанса умереть за него.
Снег таял, ноздревато проседая под каплями с еловой хвои, где-то вдалеке шумел костер и одичалые. Джейме обнимал ее за плечи, прижимая к груди, и это было так тепло, так хорошо…
Пока они не оказались близко, слишком близко, настолько, что она чувствовала вкус его дыхания, видела странный блеск его глаз, пока его губы не были так близко, разомкнутые, блестящие, как ее собственные, и все, о чем она могла думать —
Поцелуй меня, поцелуй меня, прошу, пожалуйста, один раз, поцелуй меня —
И конечно, никто иной как Бронн Черноводный собственной персоной явился, пыхтя, из кустов, гнусно ухмыляясь:
— Ага! Это они, неразлучники, и мы нарушили еще один интимный момент.
Улыбка на губах Джейме — само совершенство. Улыбка, которой отвечает Бриенна, не отворачиваясь, не отстраняясь, играя роль той, что имеет право сидеть с ним рядом, быть с ним вот так, близко — редкость. Они смотрят друг на друга, улыбаясь.
— …возможно, вы могли бы делать это ночью, когда все спят…
— Позволь напомнить тебе, что сейчас все время Ночь, — наконец, Джейме отвернулся — но его рука все еще лежала на ее плечах, и Бриенна боялась лишний раз вздохнуть, если от этого он убрал бы ее.
— Слова истинной любви! Но скажите-ка мне, юные влюбленные, неужели огонь вашей страсти столь жарок, что никто, блядь, не заметил тухнущего костра?..
…Вот бы был здесь Бронн, тоскливо напомнила себе Бриенна, завидуя себе в прошлом — Зимней Сестре, даже не думавшей о таких приземленных вещах, как копка сливных ям или раздача пайка до того, как он испортится.
Но все ее недовольство испарилось, когда к ней подлетел запыхавшийся парнишка, сунул измятое послание ей в руки:
— Лорд-командующий… прислал… Безупречные… дотракийцы в двадцати… милях.
Она медленно вздохнула, разворачивая записку. Кривой почерк Джейме.
«Ждать приказа. Не покидать позиций. Первыми выслать лучников».
*
Джорах Мормонт или кхал Вриго, Белая Нога, предводитель Безупречных — или сама Дейенерис, или кто-то из Мартеллов — Джейме не мог даже приблизительно предположить, кто именно выступит против них сегодня.
Он потер лицо, встряхнулся. Каждый день приносил одни сплошные разочарования. Они наступали и отступали, отбивались и нападали, но так и не продвинулись за границы Речных Земель дальше, чем на пару миль. Здесь, в землях, разоренных дотла, голод уже подступал к самым именитым землевладельцам и знати.
«Еще одна неделя такого пайка, — подумал Джейме горько, — одна неделя, и мы снова будем отлавливать десятки дезертиров каждую ночь».