Ровенна смотрела на него, словно понимая, что его терзает. Ее саму мать пыталась вышколить, сделать идеальной. Сделать настоящей леди ― статной, умной, с идеальными манерами и прекрасным стилем. Наверное, именно поэтому слова «идеальность» так приелось вампирше. Она всячески избегала контроля матери, становилась такой, какой была сейчас ― эгоистичной и самовлюблённой, немного ветреной. У нее был стиль, однако совсем не тот, который прививала ей мать ― штаны, особенная любовь к каблукам, блузки и кожаные вещи.
Ровенна так же очень осторожна, когда дело касается любви. Это из-за того, что ее мать сказала ей никогда не верить мужчинам, потому что они всегда причиняли ей боль. Хотя в то время она не до конца понимала значения ее слов, позже Ровенна поняла, что не знает, как по-настоящему любить, хотя ее страсть к Рейджи определенно начинает ее раскрывать.
― Чай готов, ―сказал Рейджи, разливая его по чашкам. Ровенна вздрогнула, отвлекаясь от собственных размышлений и улыбнулась.
― Чудно. Я редко пила чай, ― вспоминает девушка, слабо улыбаясь. ― Но как-то мне доводилось попробовать холодный черный вишневый чай. Вот это было вкусно.
Рейджи фыркнул.
― Никогда не понимал смысла в холодном чае.
Ровенна внезапно рассмеялась.
― Я обожаю холодный чай. Как-нибудь тебе заварю.
Это ведь норма. Установленный канон. Если в семьи вампиров рождается девочка, то она будет парой к какому-нибудь брату или средством для установления хороших связей между семьями. Но только в не каждой семье рождается девочка.
Рождение девочки ― нечто удивительное в мире вампира, потому что они считались слишком слабыми чтобы вынести ген вампира. Ровенна была одной из немногих и, как в следствии, имела слишком избалованный характер. Стремления матери вырастить Ровенну в более строгих правилах катились ко всем чертям именно они выполняли все желания Ровенны, смотря на Беатрис с презрением. Для них она была лишь инкубатором, но для Него она была ее матерью, а значит и получала соответствующее обращение.
Ровенна, едва узнав о возможном кровосмешении ― это произошло в четырнадцать лет ― начала приглядываться к каждому их своих братьев. Корделия не могла запретить Ровенне общаться с тройняшками, как бы она этого не хотела. Криста не обращала внимание на Субару, но стоило в поле зрения женщины появиться Ровенне, как та начинала кричать что-то о том, что она могла быть на ее месте. Ровенна хмурилась, и старалась держаться подальше от Субару и его матери.
Что касается Беатрис, то со временем она потеряла интерес к Ровенне. Девушка, после кое-каких событий, сама перестала позиционировать себя как дочь Беатрис, поэтому их отношения охлаждались с обеих сторон. Если Рейджи это задевало, заставляя юного вампира стремиться к совершенству, то Ровенне было вполне комфортно в сложившейся ситуации. Она любила все своих братьев, так, как умела, но уже тогда Ровенна выделяла среди них Рейджи. Серьезный, молчаливый и такой…несчастный. Девушка видела, как ее брат старался привлечь внимание матери, но у него не получалось. Рейджи даже пару раз калечил себя, но Беатрис на это старалась не обращать внимание. И щемящая нежность одолевала юную девушку.
― Помимо того, что ты разбираешься в фарфоре, ― внезапно сказал Рейджи. ― Чем ты еще увлекаешься?
― Всем, ― просто ответила Ровенна, пожав плечами. ― Я бралась за разные вещи, начиная с вышивания и заканчивая фехтованием, однако достигнув определённого уровня мастерства… это начинало наскучивать.
Рейджи понимал, как сложно заниматься тем делом, в котором ты ― мастер. Ты просто достигаешь мастерства и уже не видишь смысла в продолжение этого дела. У вампиров достаточно времени, чтобы стать мастерами в любом деле.
― А ты, насколько я знаю, играешь на пианино, свободно говоришь на немецком, хорошо готовишь, особенно спагетти Карбонара, прекрасно играешь в шахматы и любишь создавать яды.
― Надо же, ― с какой-то злой усмешкой произнёс Рейджи. ― Я прям как на ладони.
Ровенна рассмеялась. Она держала чашку обеими руками, откинувшись на спинку кресла и закинув ногу на ногу. Отбивая какой-то ритм пальцем на чашке, она поджала губы, смотря в сторону, а потом внезапно сказала:
― Я умею играть на пианино, хоть и не в совершенстве, умею петь, люблю настольные игры, умею, но не люблю готовить, а еще меня можно назвать библиофилом. Как и тебя, ― она подняла чашку, словно предлагая чокнуться, и допила теплый чай. ― Факты против факты. Если тебе интересно.
Ровенна оставляет чашку на низкий столик и, посмотрев на парня, тянется к его лицу.
― Что ты делаешь? ― спрашивает вампир устало, когда Ровенна стягивает с него очки и задумчиво крутит в руках. Потом одевает их на себя. Быстро моргает.
― У тебя действительно плохое зрение? На минус?
― Если бы всё было хорошо, я бы не носил эту ненужную вещь, ― заметил вампир, потянувшись, чтобы забрать свою вещь. Ровенна резко перехватила его руку около своего лица. Она улыбнулась.
― Я думала, что это часть имиджа, ― поясняет она, не отпуская его руку, слегка сжимая запястья пальцами. ― Ну, знаешь, ты якобы хороший и порядочный парень, хотя на самом деле ты красив, опасен и сексуален.
Рейджи усмехается. Ровенна отпускает его руку, и он возвращает очки себе.
― Я все еще думаю, что ты неблагоразумна, если посмела беспокоить меня.
― Выпьем еще чаю?
Рейджи раздраженно выдыхает, но наливает еще чаю. Ровенна улыбается. Она подтягивает к себе чашу вампира, и, немного подумав вспарывает себе запястье. Несколько капель густой вампирской крови падают в напиток. Ровенна встряхивает рукой. После чего откидывается обратно в кресле и смотрит на брата с каким-то вызовом.
Грань между удовольствием от процесса поглощения крови и сексуальным наслаждением очень тонкая.
Кровь – это прежде всего пища.
Кровь – это фетиш.
А ещё кровь – это «любовь»
Кровь в понимании вампиров – это любовь. Это любовь, что течёт по их телам, проходя через сердце – это способ донести свои чувства, ощутить то, что на сердце. Поэтому пить кровь сородича и давать ему пить свою – процесс очень интимный. Он равносилен близости между партнёрами, поскольку кровь вампира сама по себе невкусная.
Рейджи выпивает весь чай. Ровенна едва ли не задыхается от переизбытка эмоций, на ее лице ― удивление вперемешку с радостью и нежность. Привычная улыбка заменяет слегка приоткрытый рот. Рейджи хочется навсегда запечатлеть то выражение, с которым сестра смотрит на него. Он облизывается.
― Теперь ты довольна? ― спрашивает он
― Да, ― отвечает Ровенна и тянется к нему через весь стол. Целует. Рейджи сплел свои пальцы с тонкими пальцами Ровенны. Она даже могла услышать, как он негромко рычал из-за чувства собственничество. Он искривил губы, угрожающе обнажая острые клыки и схватил пальцами подбородок, поднимая голову вверх и с утробным рыком нежно поцеловал уголок губ Ровенны.
Он учится и разбирается с делами в кабинете или библиотеках. Он хочет, чтобы мечтания наполняли его голову, пока он погружен в книги. Просто представьте. Чашка чая слева. Книги, расположенные рядом. Знание того, что он достиг множества вещей. И чувство, что он наконец достиг своей цели.
Ровенна меняет привычный уклад жизни. Ей хватает месяца и чашки чая с кровью, чтобы заставить его признать ее центром мироздания. Чтобы заставить желать ее.
И, несмотря на это, он в порядке впервые в жизни. Он в порядке.
========== Рассвет ==========
Как часто мы влюбляемся? Люди могут делать это на протяжении всей своей жизни, меня партнеров так часто, как им того захочется. А у вампиров одна любовь на всю жизнь. Только вот, проклятье это или дар? Возможно, это дар, но если один из партнеров умрет, что будет с выжившим…?
Рейджи не хотелось об этом думать. По крайней мере не сейчас. Когда та, что была отныне для него смыслом существование, лежала рядом, доверчиво прижимаясь к нему. Отец был почти что прав: его жизнь без нее была лишь жалким существованием.
Он чувствовал внутри себя нечто, похожее на теплоту крови, когда находился рядом с ней. Хоть такому вампиру, как Рейджи это было несвойственно, но он ловил себя на том, что жаждал все больше и больше, он хотел бы провести все свои дни в ее компании. Ему никогда не хотелось чувствовать ее холодность по отношению к себе. Парня терзали мысли о том, как он посмел так низко пасть, чтобы влюбиться в Ровенну?
Ровенна просыпается без улыбки, и на ее лице отчего-то выражается крайняя сосредоточенность. Словно она и не спала вовсе, а о чем-то размышляла с закрытыми глазами. Но стоит ей заметить лежащего рядом вампира, ее лицо тут же украшает знакомая широкая улыбка.
― Доброе утро? ― вопросительно тянет девушка. Рейджи ухмыляется.
― Доброе, Ровенна. Теперь довольна?
Ровенна рассмеялась.
― Допустим, довольна я буду только лет через пятьдесят, когда мы пройдем через большее, чем одна ночь.
Рейджи тихо рассмеялся, и Ровенна завороженно посмотрела на него.
―Сколько время? ― спросила она. Рейджи повернул часы, стоящие на тумбочке, к себе циферблатом.
― Полтора часа до рассвета.
― Вот черт, ― пробормотала Ровенна, вскакивая. Она, схватив лежащие на полу вещи, исчезла в ванне. Рейджи пожал плечами, оделся и заправил кровать. Надо было идти готовить завтрак, иначе съесть могут и его самого.
Ровенна вышла из ванны через полчаса, на ходу заплетая волосы.
― Куда-то собралась? ― поинтересовался вампир. Ровенна кивнула.
― Кое-что обещала показать Канато, ― сказала она. Она подошла к Рейджи и обняла его за плечи. Девушка очертила пальцем контуры его лица, скул и запечатлела лёгкий поцелуй на его губах. ― Мы быстро.
― Конечно, все слова о том, что вампиром вредит солнце ― вымысел, но лучи рассветного солнца и правда вредят нам. Поэтому куда вы собрались на рассвете?
― Собрались, именно потому, что это рассвет, ― Ровенна улыбнулась. ― Иногда стоит рисковать. Но не бойся, мы будем осторожны.
Рейджи, на самом деле, не слишком ненавидел своих братьев ― иначе бы он давно ушел от них. Но теперь он опасался, что кто-то из братьев еще положит глаз на сестру. В конце концов, она была вполне красивой, чтобы Аято или Райто заинтересовались ей. Поэтому то, что Ровенна так хорошо общается с остальными ― пусть даже с Канато, который уж точно не мог составить конкуренцию Рейджи ― несколько напрягало вампира.
― Я вернусь быстро, не успеешь соскучиться, ― усмехнулась Ровенна. Секунду спустя Рейджи остался один. Шею сзади отчего-то неприятно жгло.
***
Канато не сразу понял, что именно обещала ему Ровенна и почему подняла его так рано, но потом в его глазах загорелся огонёк энтузиазмом.
Луна уже исчезла, но утро ещё не вступило в свои законные права. Канато покорно шёл вслед за Ровенной, которая вела его самыми тёмными местами. Если бы он видел ее лицо, то удивился бы жестокому и сосредоточенному выражению, царившем на красивом лице. Она сжимала и разжимала пальцы левой руки, на которых было множество колец ― самый большой из них был выполнен в форме длинного когтя.
Канато практически всю жизнь провел в особняке. Даже Субару выбирался за пределы не то что особняка, а страны. Шу так вообще боролся с чёртовым белым медведем. Ровенна видела весь мир, а Канато, по каким-то причинам, ни разу не покидал пределы страны. Он, вроде как даже из особняка выходить не любил, предпочитая дом и прилегающие к нему территории.
Но Ровенне было необходимо остаться наедине с вампиром, поэтому она подогрела его любопытство, назвав рассвет одним из чудес природы.
Это сработало.
Канато был интересен Ровенне с точки зрения психологии ― он с детства страдал «душевным недугом», возможно, из-за того, что начал делать кукол из людей в раннем возрасте, или из-за сильной привязанности к матери. Если брать каждого из ее братьев, то взаимодействовать с ними было одно удовольствие ― каждый со своими психическими проблемами, которые Ровенна разбирала, как конструктор, выискивая те или иные точки соприкосновения.
Она делала все, чтобы угодить ему.
Ровенна привела их к одной из самых высоких гор. В ней был небольшой выступ, своеобразная пещера, где солнечные лучи не могли их коснуться.
― Готов? ― улыбнувшись, спросила девушка. Прижав к себе Тедди, Канато кивнул. Ровенна скользнула по игрушке заинтересованным взглядом и отошла в сторону, встав за спиной Сакамаки.
Одной рукой придерживая его за плечи, она подняла его за подбородок, и Канато устремил свой взгляд вдаль. Первые лучи солнца заиграли на верхушках деревьев, от чего казалось, что их сжигают. Рассвет разжигался, он отражался в сиреневых глазах мальчика, а глазам Ровенны придавая мистический золотистый оттенок. Лучи коснулись края выступа, и Ровенна слегка отошла, увлекая за собой Канато. Восходящее солнце будто сжигала все, чего касалось.
Деревья, горы, холмы и равнины: все смешалось, погрязло в этом небесном огне. Канато раньше не задумывался о том, что вампиры не дышат. Но сейчас…
― Просто дух захватывает, ― прошептал он. Ровенна засмеялась.
― Если бы у нас только был дух, ― парировала девушка. Она отпустила плечи юноши и, с хладнокровным выражением лица, приложила к его спине ладонь с растопыренными пальцами. Канато как-то странно дернулся, и Ровенна легко провела длинным клыкообразным когтем по открытому участку шеи. Кровь потекла медленно, словно нехотя.
Ровенна откинула с одного кольца камень, оказавшимся крышкой. Внутрь кольца потекла вампирская кровь, заполняя пространства. В кольце мог вполне поместиться грецкий орех.
Когда кровь стекла, Ровенна плотно закрыла кольцо. Она провела пальцами по ранке на шее, прижигая ее, и убрала руку со спины Канато. Мальчик тут же вздрогнул.
― Что это было? ― спросил он. Ровенна нахмурилась.
― Что было? ― спросила она. ― Тебе стало плохо от солнца? Глаза не болят?
Канато подозрительно посмотрел на сестру, но та расслаблено ему улыбнулась. И Канато успокоился тоже. Ровенна снова нахмурилась, стоило Канато отвернуться.
Он вовсе не был простым маленьким кричащим ребёнком, который биополярит, как черт, если ты не кормишь его десертом. Он ― садист-беспризорник, вполне возможно обладает синдромом Аспергера с серьезным недоверием к другим людям, граничащим с паранойей. Ест пепел своей мертвой матери, когда у него случается паническая атака и может воткнуть в горло вилку, если ему не понравятся приготовленные сладости.
Ровенна усмехается. Канато ей определённо нравился.
И хотя смысла в дальнейшее прогулке уже не было ― Ровенна получила то, что хотела ― с Канато они медленно идут до особняка, скрываясь от лучей под деревьями. Никто из них не спешит, и Ровенна даже демонстрирует Канато забавную игрушку-куклу. Фарфоровое создание, которое оживает под лучами солнца. Волосы у нее темные и короткие, а глаза ― большие голубые, одета кукла в платье девятнадцатого века. Канато восхищается тем, как кукла оживает, стоит лучам солнца попасть на фарфор.
― Она двигается только под настоящими лучами, ― объясняет девушка. ― Мне ее сделали и подарили, когда исполнилось шесть лет.
Это была любимая кукла Ровенны.
Когда Канато потерял интерес к кукле, Ровенне стало казаться, что на нее кто-то смотрит через стеклянные голубые шарики глаз. Скорее всего, так и было.
***
Когда Ровенна и Канато возвращаются в особняк, никто больно не высказывает свое недовольство. Канато показывает куклу, с восхищением рассказывая о ней Райто и Аято ― из-за того, что они были тройняшками, отношения между ними были куда лучше. Хотя и напряжение между Аято и Райто, из-за матери, было ощутимо.
― Прикольная штука, ― соглашается Аято. ― Где ты ее взяла?
― Подарок из детства, ― отвечает Ровенна. ― Меня забавляло то, что она ходит под светом.
Райто пожимает плечами. В детстве это, возможно, и было забавно.
― Ты ведешь себя слишком фривольно, ― внезапно говорит Субару из темноты, Ровенна переводит на него раздраженный взгляд.