Обито обнаружил, что на три упаковки мороженого не хватает совсем немного и, покраснев, купил две.
— А я… не хочу, — важно заявил он потом в ответ на удивлённые взгляды Рин-чан и Куренай-чан.
Те принялись резво распаковывать пакетики, а Обито гордо наблюдал за блеском в их глазах. Избавившись от обёртки первой, Рин-чан остановилась, несколько мгновений смотрела на хрустально-синее эскимо, а потом отломила половину с одной из палочек и протянула Обито со словами:
— Я не смогу есть, если ты будешь просто смотреть.
Её улыбка била по глазам ослепительным светом.
— Рин-чан… — обескураженно прошептал Обито и тут же нашёлся, скрестил руки на груди и задрал подбородок: — Я же сказал, что не хочу!
— Называй меня просто Рин, — хихикнуло восхитительное создание, прикрывшись кулачком. — И на, я всё равно уже разделила. Мне будет неудобно есть две половинки и держать их в разных руках. Придётся тебе помогать!
— Но так нечестно! Ты меня уже угощала! Теперь моя очередь!
— Ох, какой ты упрямый, — притворно-поучительно вздохнула Рин, деловито взяла его руку и всунула в неё половинку мороженого. Она даже его кулак сомкнула, сжав его пальцы сверху своей ладошкой.
Обито поражённо наблюдал за этим, не в силах сопротивляться столь неожиданным действиям и не в силах поверить, что кому-то впервые в жизни удалось его переспорить.
Всё-таки все девчонки странные. А Рин — самая странная.
«И, наверное, это не так уж и плохо», — думал он, разминая языком во рту ледяную сладость и иногда слизывая с пальцев соскользнувшую липкую дорожку.
Она шла рядом, весело болтая с подругой. Обито делал вид, что всецело увлечён мороженым, и гадал, есть ли способ отправить Куренай-чан куда подальше… или лучше не надо. Что-то как-то слишком часто он краснеет рядом с Рин. А так её есть кому отвлечь.
Из размышлений его выдернуло знакомое имя, выпрыгнувшее из разговора девчонок.
«Какаши».
Он прислушался и к своему неудовольствию поймал ещё несколько слов: «гений», «сильный» и «Белый Клык». Обито насупился. С какой стати Рин так взахлёб рассуждает об этом высокомерном кретине подобным образом?
— А я вот в следующем году поступаю в Академию ниндзя. А вы собираетесь стать шиноби? — решительно вмешался он в эту катастрофически неправильную беседу.
— Конечно. И, кстати, мы тоже — в следующем году! Так что будем одноклассниками, Обито, — улыбнулась Рин, слегка наклонив голову набок. От этого тёплого взгляда Обито немножко отпустило. Но ненадолго: — И Какаши тоже будет учиться с нами! — обернулась она к Куренай-чан, продолжая недавний разговор.
«Чтоб тебя, Какаши», — скрипнул зубами Обито. Он хотел немедленно заявить, что пробудит свой шаринган ещё до поступления и непременно превзойдёт этого гениального идиота, но вспомнил, что клан предпочитает о своих преимуществах не распространяться, и прикусил язык. «Хотя если бы Рин была одна, ей, наверное, можно было бы рассказать», — подумал он.
Он уже успел проникнуться ощущением того, как с ней просто. Это ощущение пробралось внутрь и по-хозяйски пустило в нём корни. А Обито гостеприимно принял его и взял под свою опеку. Навсегда.
______________
На следующий день стало известно, что Куренай-чан заболела («Не удивительно — одна слопала целое мороженое», — то ли посочувствовал, то ли позлорадствовал мысленно Обито) — и теперь Рин несколько дней принадлежала только ему.
Обито начинал вычислять её местонахождение с раннего утра, чтобы успеть погулять с ней подольше.
А однажды её даже не пришлось искать по всей деревне — она сама зашла за ним. Обито так и не вспомнил, когда успел рассказать ей, где живёт. Он вообще постоянно болтал. А Рин слушала. Правда слушала! Она даже задавала вопросы вовремя и смеялась над шутками! В голове Обито и так мысли не имели обыкновения задерживаться надолго, прежде чем вырваться словами, а теперь и вовсе он напрямую транслировал почти каждую. Это было поистине непередаваемое ощущение.
«Вот бы Куренай-чан ещё немножечко поболела», — малодушно мечтал он.
Единственное, чем омрачилось это время — в конкурс на серебряный кунай неизвестно откуда вклинился Какаши и всё испортил.
Рин — единственная, кто аплодировал Обито. Но на остальных ему было искренне наплевать. Главное — она им довольна. Всё, что он делал, было так или иначе с оглядкой на неё. Обито не понял, с какого момента перестал что-то делать просто так. Всё как-то незаметно превратилось в — для Рин. Ради Рин.
Обито даже не задумывался, почему она не против проводить с ним так много времени.
Просто, наверное, Рин — настоящий друг.
Вот они какие — друзья…
_____________
========== Фрагмент IV ==========
Какаши был лучшим во всём. Обито всегда хоть на чуть-чуть, да отставал даже в самых простых вещах.
А предметы поначалу действительно были проще некуда. Тайдзюцу началось с умения падать и стоять в стойке (зачастую в самых немыслимых позах, но с боем это не имело ничего общего); общая физическая подготовка; все занятия были поначалу совместными с девочками. Ориентировку на местности и предметом-то назвать было нельзя, сплошная скука.
Особенно тяжело Обито давалось умение бесшумного передвижения и маскировки, для чего нельзя было пользоваться чакрой: этот предмет тоже относился к группе тайдзюцу. Ниндзюцу началось с ерундовых шуншина, каварими и хенге, которые, впрочем, Обито осилил только к концу первого года. Какаши же, такое впечатление, что знал их уже при поступлении, и вместо этого делал упор теперь на овладение своей врождённой стихией. Обито пока не допускали к занятиям с катоном, хотя он после первого семестра уже был распределён в подгруппу тех, кто специализируется на стихии огня. Сказали, что у него плохой контроль чакры и что ему надо сначала сдать-таки хвост по соответствующему предмету. Но он ведь уже умел управлять огнём! Не гигантские огненные шары, но тем не менее — неужели этого недостаточно? Он даже опалял пальцы и лицо не каждый раз! Обито чувствовал себя оскорблённым.
Обучение искусству владения оружием сводилось к метанию кунаев и сюрикенов, в первый год никакому иному оружию или даже ближнему бою с использованием ранее перечисленных их не обучали. Во втором полугодии стали ставить удары в рукопашную, но не более того. Даже в спарринги ставили редко. Какаши же часто замечали за одиночной тренировкой с танто и тренировочных боях с сенсеем.
Была ещё одна причуда, которой Обито никак не ожидал встретить: то, что называлось воинским болевым массажем. Он проводился раз в две недели и выглядел просто как пытка. Да, набивку Обито понимал и считал толковым делом, увлечённый целью, он почти не замечал, как за размеренными ритмичными ударами ребром ладони, её основанием, кулаком, голенью и стопой в деревянный манекен проходил урок. Потом у него появилась привычка заниматься этим в плохие дни с первым попавшимся стволом дерева — это лучше приводило мысли в порядок, чем разглядывание облаков на лавочке. Такие упражнения делали основные ударные поверхности грубее и учили отвлекаться от боли во время ударов. К удивлению Обито, это также относилось к девочкам. Он видел, как Рин с решительным выражением лица, плотно сжатыми зубами и слезами в глазах высоко заносила ногу и била манекен — всё медленнее к концу тренировки. Он думал, что от этого у неё, должно быть, все ноги в синяках — потому она теперь носит высокие плотные чулки. У самого Обито так и было, но благодаря штанам никто этого не видел, пока их однажды не согнали голыми — в нижнем белье — в какую-то комнату, похожую на помещение при входе в общественную баню.
Заходить в следующую комнату им велели по двое, вход для девочек был с другой стороны здания. Обито завидовал тем, у кого имелся бьякуган: можно было бы увидеть, во-первых, что они там будут делать, а во-вторых, раздеты ли до такой же степени девочки — как-то непроизвольно у всех это вызывало интерес. Однако как только первые вызванные скрылись за дверью, вопрос с девочками перестал быть таким насущным, в отличие от основного: что там вообще происходит? Потому что Обито слышал крики Генмы, Эбису и даже Асумы. Ладно, Эбису — слабак, но Асума?.. Гай, как и предполагалось, не издал ни звука, очередь Какаши же была в списке после Обито.
— Учиха Обито!
Тот слабаком себя не считал, поэтому гордо зашагал ко входу, предвкушая, что он-то точно не уступит Гаю.
— Не позорься, — услышал он в спину тихий голос Какаши.
Обито обернулся и метнул на него презрительный взгляд. Видимая часть лица Какаши выражала скуку, а оттого злила ещё больше.
Обито заставил себя самоуверенно улыбнуться и, уходя, с силой хлопнул за собой дверью.
Выход был с другой стороны комнаты, через крошечную раздевалку сразу на улицу. Обито вывалился оттуда, покачиваясь и едва передвигая ноги.
То, с какой силой сенсей ему, лежащему на животе на деревянной кушетке, выкручивал кожу, давил на болевые точки, а потом огромными щипцами словно пытался вырвать каждую мышцу, длилось какие-то 10 минут, а вытянуло из Обито все силы подчистую. Он даже не помнил, кричал или нет. Он думал только о том, как дойти теперь домой и не упасть.
Однако на последней ступеньке лестницы спуска с этого крыльца всё-таки не удержался и сильно покачнулся вперёд — если бы не взявшаяся откуда-то Рин, которая вовремя упёрлась руками ему в грудь, Обито бы прочертил носом по земле и вряд ли потом заставил уже себя встать.
— Ох, Обито.
Она с усилием привела его в ровное вертикальное положение. «Она же тоже там была?..» — с вялым ужасом подумал он и окинул взглядом Рин. Та выглядела усталой, но не более того. «Наверное, с девочками обходятся мягче», — выдохнул он про себя с облегчением и снова чуть не упал.
— Спасибо, Рин. Прости…
— Я тебе помогу, — она уже подбиралась плечом ему под мышку, чтобы вести.
— Не надо! — протестующе замахал руками Обито и ойкнул. — Я сам. Всё в порядке, — ещё не хватало, чтобы его до дома вела девчонка, пусть даже Рин.
Обито было стыдно до жара на щеках. Только сейчас он заметил рядом с ней Куренай.
«Не позорься», — прозвучали у него в голове слова Какаши. Обито мстительно обернулся на дверь. За ней было тихо. Хотя Какаши уже должны были вызвать — он шёл следующим. Обито стиснул зубы: что-то ему подсказывало, что тот уже давно там. И… тихо.
— Обито, неужели у вас настолько жестокая тренировка? — не дожидаясь ответа, Рин зачем-то задрала его куртку и футболку и охнула. Ткань скользнула обратно по животу — и Обито чуть согнулся вперёд от того, как неожиданно засаднила кожа. — Пошли.
— Рин, я уже сказал…
— Быстро!
— Я сам дойду, я…
— Тогда иди за мной! Сам!
Что-то подсказывало Обито, что предложение отвергать не стоит. И дело было даже не в разваливающемся на части теле, а в перспективе побыть с Рин. Каждый раз, когда он её видел, ему не хотелось, чтобы она уходила. А она уходила всё чаще: появлялись раздельные занятия у шиноби разных полов, у неё стало много подруг, не только Куренай была теперь той, кто вечно возле неё кружился. Обито всё чаще возвращался из академии один. Рин была так же приветлива с ним, махала ему и кричала на всю улицу: «Обито!» — даже когда шла в компании девчонок, но ему не хотелось подходить: они его раздражали, ему нравились те прогулки с Рин наедине и их разговоры обо всём. За последний месяц такого не случилось ни разу.
Поэтому теперь он всё яснее отдавал себе отчёт в том, что пойдёт за Рин, даже если от него по дороге будут отваливаться куски, если придётся ползти по земле, если единственным, что не откажется двигаться, будет голова — он будет отталкиваться от земли подбородком.
Она шла впереди, яркое сегодня солнце подсвечивало её силуэт и слепило Обито, отталкиваясь зайчиком от её протектора, когда она поворачивалась, чтобы посмотреть, как там он, и подбадривающе улыбнуться. Эта улыбка тянула его вперёд как на канате.
Обито смотрел только на неё, поэтому очень удивился, когда они оказались возле входа в его же дом. Рин проводила его на второй этаж, на этот раз физически помогая — Обито не противился, потому что в подъезде свидетелей не оказалось, — Рин дождалась, пока тот войдёт в квартиру. Пальцы не слушались, Обито дважды ронял ключ.
— Не закрывай дверь, я сейчас вернусь.
Эти слова звучали слишком волшебно, чтобы быть правдой. А потому Обито добрался до кровати, рухнул и заснул как был, лицом вниз, простонав от болезненного падения.
Проснулся он тогда, когда что-то сжало его пальцы. Обито вздрогнул и развернулся на спину с громким стоном — собственное движение в процессе неожиданно оказалось слишком резким.
— Осторожно! Раздеться сможешь?
Рин смотрела на него с крайне обеспокоенным выражением лица.
Что? Рин просит его раздеться?
Кажется, Обито покраснел, потому что Рин улыбнулась.
— Не бойся. Я будущий медик. А ты что подумал? — она засмеялась.
Он коряво справился с курткой, с футболкой Рин ему помогла, а вот на штанах дело встряло. Рин не решалась потянуть их вниз, а Обито просто не находил в себе сил: каждое движение приносило такие мучения, словно весь он — одна перетренированная насмерть мышца. Наконец, набрав воздуха, он согнулся, жмурясь и сжимая зубы, и стянул штаны, немедленно освобождая ноги и выкидывая одежду с кровати, а потом снова откинулся на спину, мельком оглядев себя. Даже не синие — чёрные кровоподтёки, алые ссадины от щипцов — и это большая часть тела.
Рин свела брови, решительно взяла в руки какую-то баночку и набрала в руки зеленоватой массы.
— Будет очень больно. Прости, придётся потерпеть.
Боль действительно оказалась сумасшедшей, когда она вроде бы аккуратно, не втирая, стала наносить жгуче-щиплющую мазь. Обито про себя считал до ста, потом до пятисот, потом до тысячи, потом пришлось перевернуться — и начать всё заново. Но даже сквозь всё это Обито был на седьмом небе от счастья, оттого что с ним возилась Рин.
— Вот и всё. Следующие два часа будет сильно жечь, потом станет полегче. В целом, если мазать каждый день, то за два-три дня ты уже сможешь двигаться нормально.
«Значит ли это, что завтра Рин придёт тоже?.. — думал Обито, оставшись один. — Тогда к этому надо подготовиться! Цветы?..» Все идеи казались глупыми — особенно учитывая обстоятельства: для этого ведь надо было выбраться на улицу, а если его там увидит Рин, то решит, что в лечении он больше не нуждается. Вспоминая, как руки Рин касаются его, и таким образом отвлекаясь, Обито таки снова смог отключиться.
Проснулся он с чувством жгучего стыда, терзающего его теперь с новой силой. В каком виде он перед ней предстал? Как слабак. Как Эбису. А что если он действительно?.. И она слышала?.. Обито зажмурился. Нет, он не мог. Он даже в детстве никогда не хныкал. Однажды он сломал палец в драке — и просто молча пришёл в больницу. По правде говоря, его это беспокоило не сильно, но вдруг, если тот сросся бы неправильно, то в ниндзя бы не взяли, — следовало перестраховаться.
Как потом выяснилось, такие тренировки всегда входили в подготовку ниндзя всех кланов. Более того, в семьях шиноби младенцев с рождения приучали к боли: шлёпали и щипали с допустимой интенсивностью, увеличивая её со временем. Немного, но всё же помня свою мать, Обито голову бы дал на отсечение, что она бы со своей добротой никогда не позволила отцу проводить с ним такие «занятия» в подобном возрасте. А жаль. Может, сейчас ему было бы проще. А вот Какаши наверняка растили именно так — и потому он на следующий день был в Академии, а не валялся дома, как Обито.