– Ах ты… Ладно… у всего цена, – решила зайти с другой стороны Алетта. Она понимала, что без помощи ей не обойтись, но стоило ли оно того? От злости на саму себя пришлось сжать кулаки и буквально выжимать сквозь силу каждое слово. – Что ты хочешь?
Ламберт устало вздохнул, однако задумался и внимательно наблюдал за девушкой, которая тряслась не то от напряжения, не то от злости. В любом случае, он согласится, баронесса знала наверняка, только какую цену придется ей за это заплатить?
– Услуга.
– Услуга? Какая еще услуга?
– Я не знаю, – развел руками Ламберт. – Я могу прийти на следующий день или через несколько лет, и чего бы я не потребовал, ты дашь мне это.
– Ты издеваешься?
– Ты спросила о цене, я ответил. Ну так что, баронесса, принимаешь мои условия?
Это все равно что делать шаг в пропасть, только выбора у Алетты не оставалось. Против Изимиры и князя, да еще и с подлой гадюкой под боком ей требовалось пойти на жертву. В конце концов, речь уже шла не только о ней. На кону стоял Сорбец, жизни сотен людей, а также безопасность ее сестры… и племянника.
***
Особняк после одиннадцати ночи всегда погружался в тишину – Бимон ввел негласный комендантский час, после которого стражники едва ли не ходили на цыпочках, а прислуга мелькала в тенях за редким исключением. В последние дни святое правило нарушалось, но сейчас, стоя посреди коридора в отблеске горящих свечей, Алетта не слышала ничего кроме своего дыхания. Буря утихла, но это вовсе не конец.
Тем не менее девушка испытала облегчение, когда Геральт покинул Сорбец – он ей не нравился, уж чересчур пристально присматривался к ее персоне, заподозрив неладное. И не без причины. Ее терзал вопрос, куда на сей раз мог отправиться Белый Волк, не накличет ли он беду на нее и город?
Об этом оставалось только гадать, настоящая проблема скрывалась в пределах особняка – крыса пряталась в тени, за одной из дверей, и Алетте предстояло выяснить, за которой из. Ей хотелось спать после трудного дня, выглядела она, похоже, не лучше, чем чувствовала себя – даже разодранное платье не переодела. Убедившись, что гости и постояльцы особняка разбрелись по углам, она собрала последние силы и отправилась на второй этаж, и уже стояла перед запертой на ключ дверью более десяти минут. Боялась, испытывала смешанные чувства, рассматривая мелкие трещинки на древесине. Не решалась зайти в кабинет отца.
Святая святых, твердыня, в которую вход был воспрещен даже при формальном разрешении – Бимон любил проверять своих подопечных на прочность, оценивать степень уважения к нему и его секретам. Только Магнолия без задней мысли посещала обитель отца, играла под столом, с любопытством рассматривала книги на полках и задавала множество вопросов. Отец позволял ей эту вольность, с улыбкой и просьбой выставлял за дверь, ловко уходил от необходимости прямого ответа. Алетта завидовала этой невинности, тоже хотела, чтобы родитель улыбался ей, позволял свободно посещать кабинет. Но он готовил ее к ответственности, а не играм. Девушка осознавала, что ее воспринимали всерьез, однако так хотелось стать маленькой любимой дочуркой.
Ключ без трудностей зашел в скважину и отворил замок – щелчок показался громким, и по привычки Алетта испугалась, что отец мог услышать. Но он не услышит, не придет. Уже никогда.
Закрыв за собой дверь, Алетта поставила свечу на стол, на котором царила педантичная аккуратность, и осмотрелась. Ничего не изменилось, все те же три на два метра, забитые запахом бумаги и пыли. И где-то здесь лежала подсказка, девушка знала – отец не раз намекал перед смертью, что его кабинет хранил много секретов, которые помогут ей в трудные времена.
Алетта испытывала волнительное любопытство, будто отправилась на поиски клада. Казалось, что сделать первый шаг окажется нелегко, но время играло против нее, так что она принялась рыться в грамотах, записях, документах. Сначала пролистывала каждую книжку в порядке очереди на полках, но потом отмела идею. Проверила косяки, оконную раму, даже скрипучие половицы, но не нашла тайников и спрятанных писем. Ничего, только статистика и журналы учета.
Уж что она и собрала, так это всю пыль на полках. Чем больше проходило времени, тем быстрее приходило раздражение вместе с усталостью. Картины, дно стола, даже подушка стула не прятала никаких секретов. Бессмыслица!
Упав в кресло, Алетта тяжко вздохнула и уронила руки на стол.
– Давай, думай. Куда отец мог спрятать подсказку?
От волнения она начала барабанить пальцами. Может, Авредий только пытался ввести ее в замешательство? Подозревать всех вокруг, чтобы ослабить и дезориентировать. В его духе, несомненно. Однако уверенность и удовольствие, с которыми он говорил, развеивали надежду.
Надежда – похоже, единственное, что у нее осталось, да и то девушка не воспринимала ее всерьез. На кого надеяться, в кого верить? До чертовой болезни и ритуала она помнила радость, даже удержала воспоминания, как мама рассказывала ей сказки из потрепанной книги. Магнолия не любила эти история, зато младшая дочь Бимона не выпускала чудесные истории из головы, пересказывала порой и верила, что однажды за ней приедет принц… и подарит белого коня в яблоко. Большего Алетта и не хотела.
А теперь у нее ничего и не осталось, кроме этого коня. Рано или поздно, князь отберет у нее земли: если не вырвет силой, то навяжет брак, а куда деваться? Что ей вообще остается делать? Опять верить в чудеса?
– Только я любила эти сказки… и ты знал об этом.
Кабинет – кладезь знаний и секретов о политике и экономике, но никак не семейных тайн. Захватив свечу, с которой обильно стекал воск, Алетта отправилась в родительскую спальню, где стоял непривычный холод. Жаровню не грели, в огромной постели отце провел последние дни жизни, и видеть комнату пустой для девушки оказалось странно. Но она не удивилась, что книга сказок до сих пор стояла на полке рядом со сборником любимых стихов матери.
Сдув толстый слой пыли, Алетта отставила свечу и быстро пролистала книгу. Пожелтевшие от времени страницы распахнулись и обнажили небольшой конверт – явно новый, – склеенный печатью из сургуча.
Сердце девушки пропустило удар. Она подозревала, что может что-то обнаружить, но вот так сразу? Естественно, кто бы кроме нее полез за потрепанным томом со сказками?
Но улыбаться Алетта не рискнула, на ослабших ногах она дошла до кресла и опустилась в него, сжимая письмо в руках. Когда Эдель сообщил, что Бимон не оставил для нее послания, она не поверила, а потом и вовсе занималась другими делами. Но сейчас, в ночной тишине, под блеклым сиянием свечи, Алетта не решалась поскорее сломать печать и жадно вчитаться в строки. Ее начало трясти от страха и скорби, ведь в своих прощальных строках Бимон будет откровенен. Наконец скажет то, что таил в себе.
Бесшумно выдохнув, Алетта вскрыла конверт дрожащими пальцами и развернула его, узнав ровный подчерк отца. Так много слов, столько он не успел сказать. Она понимала, что услышит не совсем приятные вещи, поскольку никогда не знала, что творилось в голове барона. Что он на самом деле думал о том дне, когда открыл ворота в непогожий весенний день, обрушивший туман на Сорбец. Когда они впервые встретились…
Если ты это читаешь, то мои худшие кошмары не сбылись, и ты продолжаешь наслаждаться теплым солнцем, ходить по земле и радоваться жизни, насколько это возможно. Ведь кто еще, кроме тебя, Алетта, догадается искать мое последнее слова в чертовой книге сказок? Уж точно не ты, Асаризам.
Я действительно надеюсь, что ты не врал мне, не притворялся и уж тем более не украл воспоминания моей дочери, чтобы обманом заполучить новую жизнь…
Не знаю, что думать, я пишу эти строки, меня поглощает жар и мучает боль в теле, и, возможно, в другом состоянии я бы и не рискнул оставить после себя хоть какие-то мысли. Слишком велик риск, что это прочитает кто-то другой и узнает секрет, который я надеялся унести в могилу. Если это письмо читаешь ты, то, значит, дочь нашла его, а если кто другой… удачи тебе, ублюдок.
Я помню, как встретил тебя у ворот – беспомощное дитя с глазами мудреца, которое пообещало исцелить мою дочь и вернуть землям былую красоту в обмен на жизнь. Тогда я был слишком опечален, скован страхом и ужасом, я не мог потерять Алетту, после того как лишился жены и сына, только не ее. Она умирала, и умерла бы… умерла, я знаю – все знахарки и врачи твердил об этом в один голос, а ведьмы наши края стороной обходили. Ты спас ее, мою девочку, и предупредил о цене, о том, какой потом она будет. Какими будете вы оба.
Я был готов продать душу дьяволу ради нее, и, похоже, так и сделал. Некромантия, магия, бесовщина… Честно, я хотел убить тебя. Несколько раз думал, что ты обманул меня, просто нашел себе новый сосуд, и смотрел на мир пустыми глазами моей дочери. А потом и говорил пугающие вещи, какие бы Алетта никогда не сказала делать. Убивать утопцев, казнить людей, пропитывать землю людскими жизнями и жизнями чертей, чтобы тебе хватило энергии для ритуала очищения. Будь ты проклят! – думал я, все винил тебя, когда приговаривал людей к смерти на кольях из-за разбоев. Простых драк и… да, винил тебя, но… думал, что ты мразь бесчувственная и хотел попросить Эделя задушить тебя во сне – у меня бы не хватило духа. Но передумал. передумал в тот день, когда велел палачу отрубить руку мальчишке за кражу хлеба. Ты стоял со мной и смотрел… смотрел холодными глазами, но плакал и дрожал, и тогда я понял – Алетта жива, и я заставил мою малышку смотреть на этот ужас.
Не сразу я свыкся с мыслью, что Алетта станет другой. Да, ты повторял, что ваши души сольются воедино, сознание станет одним целым. Алетта будет помнить твою жизнь, а ты – ее, и первые месяцы личности будут конфликтовать, стараясь не сойти с ума…
Сложно было наблюдать за этим. Но чего бы я не говорил, ты спас не только мою дочь, но и моих людей от голода, излечил земли, сохранил титул и укрепил власть. Обо мне говорили, как о жестоком тиране, который не только ввел суровую политику ради выживания, но и заставил маленькую дочь участвовать во всем. Но это не моя слава, а твоя. Я ведь… кто я? Я был тряпкой, и только благодаря тебе стал тем, кем являюсь сейчас.
Возможно, странно такое говорить, но… куда уж страннее все говорить о тебе, как о мужчине. Ведь ты Алетта, моя дочь. Моя маленькая принцесса, которая выросла королевой. Прости меня, что не подарил тебе счастливое детство, но я был эгоистом и не мог потерять тебя. Ты стала чем-то новым, переродилась, и я боялся больше не увидеть знакомый блеск в твоих глазах, но нет, ты всегда была со мной, дорогая.
Я верю в тебя, знаю, что ты способна управлять Сорбецем. Ха-ха, да я тебе, наверное, всегда и мешал развернуться. Надеюсь, ты простишь меня, Алетта, что я умолчал от тебя кое-что. Боялся твоей реакции…
Я попрошу тебя кое о чем. Точнее, расскажу…
Для тебя настанут трудные времена, поскольку Авредий узнал нашу тайну. Точнее, об этом узнала чародейка, которую я, как последний идиот, согласился укрыть от гонений. Она обещала помогать нашим людям, и я поверил, дурак. Думал, что раз Асазризам сдержал свое слово, то не все колдуны опасны и коварны. Я не потому запрещал тебе видеться с ней, что боялся спровоцировать общественное недовольство, я опасался, как бы Изимира не раскрыла твою тайну.
Не знаю, что я сделал не так, но в итоге ведьма предала меня, обо всем поведала Авредий, который только и искал повод забрать Сорбец. Но я не мог отдать ему то, что твое по праву, что по праву принадлежит нашей семье. В моей власти было лишь отсрочить неизбежное…
К счастью, Авредий узнал лишь о проклятье, что я казнил людей под предлогом возрождения нашего края. Так ему передала Изимира. О тебе они не знали… либо молчали, черт пойми.
Я убедил его, что если он раскроет секрет процветания Сорбеца, то навредит себе, поэтому предложил иной выход… Прости меня за такое лицемерие и эгоизм, стоило посоветоваться с тобой и Эделем, но вы бы не позволили мне этого сделать. Поэтому я все решил сам. Решил дать Авредию возможность законным путем заполучить земли Сорбеца, убедил его, что младшая дочь не справится с тяготами управления о городе и землях, ей потребуется помощь, твердая мужская рука. Идиот согласился без промедлений. Я ведь знаю, что ты без боя не сдашься. Ты научилась милосердию у матери, заботе у сестры, Асаризам подарил бесценный опыт и стойкость, а я… мне, наверное, оставалось тихо уйти со сцены, чтобы дать твоей звезде загореться еще ярче.
Прости, что покинул вас так быстро. Авредий наверняка попытается убедить тебя, что моя смерть – коварный заговор. Не слушай его. Мои советники будут преданы тебе, ты это знаешь. Эдель любит тебя, как свою родную дочь, он будет предан тебе до самой смерти. Агасфер… ох, не нравился мне этот мальчишка, как он смотрел на тебя. Но парень толковый, не сделает ничего плохого.
Знай, дочка, я люблю тебя. Ты уже не та беззащитная принцесса, Асаризам сделал тебя сильнее. Я надеюсь, что ты все еще ты. А даже если нет, какое это имеет значение?
Защити наш город, защити нашу семью любыми способами. Если враги не понимают, кто ты на самом деле, заставь их осознать.
Люблю тебя.
Б.В.
Даже после третьего прочтения смысл строк не поменялся, только укрепился в сознании Алетты. Она бегала взглядом от строчки к строчке, держа пергамент трясущимися пальцами, и не знала, как правильно реагировать. На глаза наворачивались слезы, в какой-то момент девушка забыла о дыхании и едва не выронила предсмертное письмо отца.
Дела обстояли куда хуже, чем она представляла. Враг не просто начал строить против нее планы, а уже применил их на действии, сведя Бимона в могилу.
Утерев слезы, Алетта шумно выдохнула и вновь взглянула на письмо. Отец пожертвовал собой, чтобы дать им время, и тратить его на слезы – непозволительная роскошь. Хотя невероятно хотелось расплакаться, выдавить из себя горе, осознание пугающей реальности коробило девушку и едва не вгоняло в ужас. Все рушилось, рассыпалось в песок.
Дом молчал, только в одном уголке продолжал гореть свет, а перо выводило аккуратные буквы. Алетта даже не стала стучать, а тихо отворила дверь небольшого кабинета, в котором допоздна работал Эдель. Мужчина выглядел не менее уставшим, но сонливость его моментально исчезла, как только перед ним появилась хозяйка дома.
– Госпожа? В чем дело?
Алетта едва сдерживала слезы, ее глаза наверняка покраснели, и она боялась, что если скажет хоть слово, то разрыдается. Она только положила перед Эделем письмо. Мужчина недоуменно посмотрел на послание, аккуратно взял в руки, словно оно могло рассыпаться в пыль, и принялся читать. Лицо его не менялось довольно долго, пока, видимо, Бимон не поделился новостью о своем вынужденном самоубийстве.
И тогда девушка испытала иное чувство. Не только у нее отняли дорогого человека, барон Сорбеца был дорог и другим людям. Авредий Кастеон покусился на земли, за которые Валхольмы заплатили кровью и болью своих людей.
– Что будем делать? – Напряженно спросил Эдель, не моргая смотря себе на руки.
Его не только потрясла новость об истинной причине смерти Бимона, в нем закипала злость, которую Алетта прекрасно разделяла.
– Исполним последнюю волю моего отца. Если враги не понимают, кто мы на самом деле, заставим их осознать.
========== Заставим их осознать ==========
♪ Powerwolf - All we need is blood
Улыбаться ее учила Магнолия. Не нравилось ей, что младшая сестра ходила с угрюмым выражением лица и постоянно скалилась, словно дикая кошка. Теперь Алетта поняла всю прелесть приобретенного навыка, люди, а в особенности мужчины, моментально переставали в ней видеть угрозу.
– Вы меня удивляете, ей богу!
– Я просто поняла, что мне необходима помощь. И готова принять ее.
Они прогуливались с Авредием по его саду, который едва тронули зеленые цвета – совсем блеклые салатовые оттенки пробивались сквозь сухую траву. Близился вечер, заливая простор нежно-розовым светом, а также знакомой прохладой.