Еще непонятней было то, зачем он упомянул Стэна. Насколько Дример известно, когда она уходила, еврей проводил время в компании ребят у костра, распивая пиво и, определенно, радуясь жизни. Один, потому что он послал за Эрин Билла, а не отправился сам. В этом его поступке уже не было времени разбираться. Эрин бы пожелала вообще не затрагивать тему Стэна в разговоре, сама уделив ему слишком много внимания. Ричи не послушался бы, даже если бы она сказала об этом вслух. К тому же, он свободно читал ее мысли и точно знал наперед все, что Эрин скажет. В отличие от нее самой.
— Он наконец-таки нашел твою пещеру, Рина. И совсем скоро будет спускаться в нее по веревке. Но в какой-то момент парень заденет локтем камень, спустится дальше вниз, но после навернется, когда этот самый камень свалится ему на голову. И в итоге у нас получаются две смерти.
Дример не знала, очередная ли эта фантазия или реальное будущее, вставшее перед глазами. Она увидела всю эту страшную картину, чувствуя себя проклятой. Стэнли, раскинувшийся на земле прямо с ее телом, в конце чему-то улыбался. Моргнув в этот раз, Эрин вновь увидела проклятого Балабола, который раскрыл обе ладони и покачал ими вверх и вниз, как чашами сломанных весов, которые не могли определить, на чьей стороне больший вес.
— Хм… Ричи или Стэн? Стэн или Ричи? Может сюда еще добавить Беверли, чтобы было поинтересней? — весело говорил он. Но тут голос его стал серьезней, чем на самом важном экзамене, но Эрин поразилась этому не так сильно, как последующим словам. — Ладно, Дример, открою тебе секрет — Тозиер выживет, потому что следом за Стэном мирно спустится верный Каспбрак и вызволит своего парнишку. А вскоре после этого они устроят кое-что похлеще, чем было в твоей головушке. Но вот Стэн… Этот проклятый еврей…
Но Тозиеру не дали закончить. Он так и застыл с открытым ртом, когда Эрин опустилась со стула на колени, соприкоснула ладони и вымученным от бессилия тоном начала говорить уже без капли гордыни:
— Пожалуйста, спаси его. Он не должен умереть таким образом. Его жизнь должна быть долгой и счастливой, а дальнейшее существование, то, неземное, тем более. Он ангел.
— Падший ангел, — Ричи недовольно покачал головой, даже не смотря на русоволосую. — Его билет в рай порвался его же руками тогда, когда он заключал ими твоё лицо в ладони и целовал губы на нем. Такое желание обладать Эрин он не замечал за собой даже тогда, когда была Рина. Но она и сейчас есть, — он наклонился и склонил голову набок. — Две личности в одном человеке — не слишком ли много? Шизофрения не лечится, дорогая. Спасти Стэна? Забрать тебя? Почему? Разве ты себя не любишь?
Вдруг она схватила его за воротник дурацкой белой рубашки с птичками, не давая и шанса вывернуться. Но Тозиер не пытался, хотя угрожающий вид Дример мог напугать кого угодно. Она была в бешенстве, том самом, какое было присуще только ей.
— Если ты не сделаешь, как я прошу, то горько пожалеешь об этом. Клянусь.
— Стэн умрет, если ты не сдержишь своего обещания. Если не уйдешь, сучка, то жизнь его продлится очень-очень недолго. Ты не сомневайся в этом.
— П-о-ш-е-л н-а-х-у-й.
— Чертова Дример… Вали уже к черту.
Щелк.
Она проснулась в своей кровати. За окном уже было светло. Скомкав простынь в кулаках, Эрин приподнялась и осмотрела комнату на наличие посторонних. Но никого здесь больше не было.
После этого сна здравый смысл потерялся с концами. Затуманенным рассудком и прочими психологическими проблемами Дример не отличала его от реальности. В ее руке уже был слипшийся комок таблеток, а в голове ничего хорошего. Она замерла так, как всегда о чем-то размышляя.
Крик проснувшейся Джейми подтолкнул ее к дальнейшим действиям.
Комментарий к Часть 18 Эпилог на днях :)
====== Эпилог ======
Эрин Дример умирает в психиатрической лечебнице Стонни Брука 5 января 1991 года на рождественских каникулах.
В медицинской карте, заведенной в первой больнице спустя три дня после госпитализации, каллиграфическим почерком с черными чернилами аккуратно выведен диагноз «невроз». Лечащий доктор Дэвид Пак Гордон определил тяжелую его стадию, едва стоило ему провести первую беседу с больной. Спустя некоторое время он вынес уверенное предположение касательно времени начала развития болезни: мужчина был уверен, что ее корни пустились еще давно, около двух лет назад, но по каким-то причинам родители девушки, Эштон и Джейми Дример, не акцентировали никакого внимания на частых истериках (Дэвид был твердо уверен, что они действительно были) дочери. Что касается самой Эрин, то тут Дэвид был убежден, что она замечала резкие перемены в своем эмоциональном состоянии, но ничего с этим не делала; не намеренно, просто в силу своей юности и переходного возраста. В тот день, размышляя о пациентке в своем кабинете, Дэвид вздыхал с нескрываемой грустью, понимая, что бедную девушку уже не спасти.
До определения главного диагноза, медленно и по кусочкам разрушающего сознание девушки, Эрин поступила в психиатрическую больницу Дерри из простой детской больницы. Туда она отправилась с передозировкой таблеток. В сумасшедший дом ее определили после того, как мощные галлюциногены вызвали странные галлюцинации, не прекращающиеся совершенно никакими лекарствами. Эрин продержалась в простой больнице около месяца, прежде чем окончательно отправилась в психиатрическую. Что странно: кажется, она была этому рада.
До сих пор никто не может понять, кто убил ее. Было ли это преднамеренное убийство какого-нибудь маньяка или неосторожная катастрофическая оплошность кого-то из медсестер или медбратьев. Эрин ввели смертельную дозу морфина в артерию на шее, из-за которой она впала в кому, а через некоторое время скончалась. Огромный желтый синяк не сходил с ее мертвого тела никакими средствами. Его даже было сложно замазать профессиональной косметикой. Поэтому гроб пришлось делать закрытым — так сказал Эштон. Джейми бы согласилась с его решением, если бы присутствовала на тот момент в жизни мужа или вообще дала бы свой номер телефона. Кажется, что она исчезла сразу за поворотом, за которым скрылась машина скорой помощи, отправившая ее дочь в дурдом.
Эрин умерла в возрасте пятнадцати лет. Но один человек был абсолютно уверен, что ей было уже около сорока и она успела прожить целую жизнь.
После встречи с Эштоном, приехавшим забрать вещи дочери, Дэвид вспоминал, как проводил с Эрин различные занятия. Большинство из них были взяты из учебников для дошкольников, нежели для душевнобольных. Наверное, где-то в глубине души Гордон был уверен, что Эрин не так больна, как кажется изначально. У нее был разумный взгляд — такой, в который можно было смотреть без опаски подхватить безумие. Она внятно и спокойно всегда просила добавить ей еще успокоительных, когда они кончались. Нередко Дэвид замечал, что после заканчивания лекарств у Дример дрожали руки, а губы находились в постоянном движении. Однажды он услышал, кажется: «Назад, надо вернуться назад», но решил, что ему показалась эта странная фраза, лишенная хоть какого-либо смысла. Мужчина не стал расспрашивать пациентку об этом, потому что она не шла не контакт и не говорила ничего, если у нее были лекарства и если их еще не надо было добавлять.
Временами Дэвид замечал, как Эрин разговаривает с кем-то невидимым. Свои беседы она вела тем же спокойным голосом, какой был у нее всегда. Но, судя по тому, как она с силой впивалась отросшими ногтями в кожу и раздирала губы до крови, едва стоило ей лишний раз бросить взгляд влево, где сидел ее собеседник, Гордон понимал, что она не испытывает к нему симпатии. Однажды, когда они собирали разноцветные кубики, мужчина впервые услышал от нее что-то, не относящееся к теме лекарств.
«Ненавижу клоунов.» — сказала она, когда глаза ее косили влево, а губы тонкой ниточкой держались на бледном лице. Многое из того, что было в Эрин, Дэвид совершенно не понимал, хотя ему очень хотелось.
Кто знает, что бы он еще узнал об Эрин, если бы ее не перевели в другую психиатрическую лечебницу, находящуюся в соседнем городе, Стонни Бруке. Города разделяли около двухсот километров. Это был длинный путь, особенно для тех, кто путешествовал на автобусе в силу недостатка личного транспортного средства. Дэвид вспоминал иногда парнишку, который чуть ли не ежедневно навещал девушку. Делал ли он тоже самое, но уже в Стонни Бруке? Тратил ли он почти каждый день около шести часов на дорогу до той, которая ему дорога до сих пор? Признаться, этот вопрос Гордона волновал даже больше того, почему Генри Бауэрс — еще один его пациент — в момент свободного времени в тихой комнате вдруг начал душить Эрин, хотя раньше он никогда не проявлял никакой агрессии к пациентам. Но что-то в нем менялось, когда он видел ее. Но что?
Дэвид оказался прав в своем предположении. Наверно, даже если бы Эрин перевели в какой-нибудь Лос-Анджелес, находившийся на другом конце страны, Стэнли Урис почти каждый день после школы отправлялся бы туда на междугороднем автобусе, билет на который покупал на заработанные в книжном магазине деньги, будучи там продавцом. Эрин каждый раз рассказывала ему много интересных вещей.
Стэн очень быстро узнал, какая у нее насыщенная и интересная жизнь и только ей позавидовал. Она продолжала быть наивной Риной-Мечтательницей даже под огромной дозой успокоительного. В ее личном мире у нее был Стэн, дочь, дом в Атланте рядом с не такой уж ненавистной бабкой: простое женское счастье, сопровождаемое еще и успешной карьерой (может ли это быть карьерой?) поэта. Она окончила вместе со Стэном школу, после чего они поехали поступать в университет в Атланте. Дример выбрала английскую философию — лучше бы она этого не делала — и спустя несколько лет вылетела за прогулы и незачеты. Стэн, изучающий инженерию, любезно взял ее под свое крылышко. Они снимали вместе квартиру, какую выбрала Эрин — и какая бы точно не понравилась бы Джейми, брошенной в черный список жизни сразу же после отъезда из Дерри. Еще до окончания Стэном университета у них родилась дочь. Малышка Шен-Арлетт Урис, та, что названа в честь милой продавщицы из Subway и какой-то ряженой немецкой графини.
Это все, что узнал Стэн. Он жалел о том, что сделал, потому что больше Дример не выдавала никакой информации. Хотя, это было неудивительным. Он мог бы включить голову и не сообщать о матери, бросившейся под поезд на железной дороге между Дерри и Стонни Бруком и Викторе, повесившимся в собственной кладовой. В чем-то Урис был абсолютно глупым. Он ушел, зная, что не достучится до потерянной Дример и даже резкое отсутствие успокоительных в изгаженной крови девушки ему не помогут.
Эрин молчала так же, как ветер, бивший из оставленной открытой двери. Тогда Эрин прожила сразу десятки лет и скончалась в тот день. Размеренная жизнь — прям такая, как в романтичных сериалах для домохозяек — была тем, что приносило ей истинное удовольствие. Но, пожалуй, предложение любимого мужа, которое она получала от него на свое сорокалетие, было лучшим событием в ее жизни. Стэн сдержал свое обещание. Он всегда был ответственен во всем. Они покончили с собой, разрезав друг другу вены «бабочкой» в ванной. Оставшиеся силы они направили на то, чтобы синхронно написать на стене слово, наверное, объединяющее их обоих.
«Оно»
Черт, это было безумно романтичным. Безумно.
Но безумием была только одна вещь, о которой даже сам Дэвид Гордон не подозревал. Квалифицированный врач и предполагать не мог, что его бедная пациентка покончила с собой дважды. Второй раз она сделала это вместе с воображаемым мужем. А первый произошёл тогда, когда она отошла окончательно от таблеток, но продолжила притворяться больной, чтобы постоянно получать успокоительные. Эрин уже не была особо нервной. Но этот факт никакой роли не играл.
Ей было так хорошо в своем мире, что после смерти в нем она не вернулась в настоящий. Наверное, ее состояние было таким, как у пациента после лоботомии или как у пациента с врожденной умственной отсталостью. А может как у обоих.
Эрин сдержала единственное свое обещание, сдохнув почти никому не нужной швалью, как того хотел Ричи Тозиер. Последним ее желанием перед смертью в своем мире было, чтобы хоть Ричи был счастлив.
Прошло почти три недели после того, как Эрин абсолютно перестала реагировать на внешний мир. Поздним вечером ее навестила медсестра, но было уже поздно. Она лежала на кровати с огромным желтым синяком, сквозь который пустили морфин. Шприц лежал рядом. На нем не нашли никаких отпечатков, но только потому, что их и не искали. Кому она нужна кроме Стэна, который вообще сумасшедший?
Гроб, как велел не убитый горем отец, был закрытым. Тело Эрин перевезли в Дерри в фургоне для перевозки лекарств в их психиатрическую лечебницу. На въезде в город, где уже начиналось кладбище, водитель чуть было не поехал дальше — в другой дурдом. Было весьма иронично осознавать, что сама судьба не находит для чертовой Дример места лучше.
На похоронах присутствовал почти весь город, словно Эрин была среди горожан местной знаменитостью, а в школе главной любимицей. Ее могила располагалась рядом с могилой Джейми. Будь Эрин жива — она бы вряд ли обрадовалась этому факту, но ее уже не было. Билл, Беверли, Стэн, Эдди и другие неудачники, не изученные Эрин даже на чуть-чуть, стояли ближе всех. Ричи был единственным, кого там не было. Он даже не пришел на прощальную вечеринку.
Церемония прощания закончилась очень интересно. На белоснежную крышку гроба Эрин приземлилась очень худая белая ворона. Она осмотрела своими черными глазами-бусинками, кажется, каждого из них. На Стэне Урисе ее взгляд сфокусировался особенно надолго. После него она взглянула на небо, замахала крылышками и пронзительно закаркала. Ее не смог никто прогнать. Чтобы не слушать это противное карканье, все разбежались раньше положенного. Цветы к гробу Дример принимала эта ворона, как почтенная королева. Каждому приходящему она коротко каркала. Неизвестно, с благодарностью или упреком.
Наверно, она очень непостоянная и чуть-чуть не в себе.
Но Стэнли считал, что она каркает каждый раз, когда кто-нибудь говорит что-то абсурдное. Он был уверен, что она насмехается над дурачками, считая себя выше их. А сама, может быть, та еще неудачница. Ворона смотрела только на него, хотя к гробу он подходил вместе с Беверли, лениво передвигающей ноги сбоку. Из-за этого ему тоже пришлось замедлить шаг, хотя изначально он двигался активно.
— Хорошая погода. Всегда любил снег, — сказал Стэнли и словил как неразумное дитя языком падающие снежинки. Нет. Он не любил снег. Он просто врал, что как-нибудь завести беседу с убитой Марш.
Ворона, издав пронзительное КАР-КАР, нагло вернула Уриса к своему предположению. Он напрягся. Стало не по себе.
— Никто даже понятия не имеет, что произошло, — не в тему и с мрачным лицом ответила Беверли. Находясь в полном неведении, она даже не понимала задает ли вопрос или прямо утверждает. В руках девушка держала одинокую белую лилию, не решаясь положить ее к остальным цветам. Этот нежный цветок очень хорошо сочетался с ее огненными волосами.
Когда они подошли к гробу, Стэнли окинул ворону безынтересным взглядом. К удивлению, она притихла.
— А я знаю, что произошло, — он начал говорить, сложив пальцы в замочек. С каждой секундой они сжимались все крепче, готовые, наверное, к концу сломаться пополам. — У Эрин был свой личный выдуманный мир. Ей там было хорошо. Но однажды я узнал, что она уже умерла. Именно поэтому у нее не было никакой активности к жизни в нашем мире. Ее душа умерла, Бев. Нельзя оживить труп, понимаешь? Ее мертвое тело в этом мире готово было гнить еще добрые десятки лет, если бы я что-то с этим не сделал. Украв деньги у родителей, я закупился на Трейлинд-Роуд большой дозой морфина. Насчет шприца. я был уверен, что он есть в больнице. Ха, какая-никакая, но это все-таки больница! Ты уже догадалась, Беверли? Что огромный желтый синяк на ее шее получен в результате огромной дозы этого морфина, из-за которой она и скончалась? Передозировку все сочли главной причиной смерти. Но никто так не узнает, что это лишь косвенная причина, а главная — я. Я убил ее, Беверли.
Черные бусинки белой вороны ни в какое сравнение не шли с распахнутыми в изумлении и ужасе глазами цвета чистого неба юной Беверли Марш. Птица смотрела на непроницаемого Уриса спокойно и малость флегматично.
Минутой позже он растянул губы в слегка жалкой улыбке, добавляя:
— Шучу. Писали в газетах.
КАР-КАР!
КАР-КАР!
КАР!
Комментарий к Эпилог Короче. Как сказал один мудрый человек: “Ваша история была создана, чтобы закончиться именно ТАК”
У фанфа говорливое название, не правда ли? Мне кажется, оно само уже подразумевает под собой не особо счастливые события. Но попытаться сделать их такими хоть чуточку – попытка не пытка, да? Противоположности притягиваются – ой ли?