========== Лидия ==========
— В этой квартире умер мужчина.
Женщина вздохнула и поджала губы — видимо, ей совсем не хотелось этого говорить, но всё-таки пришлось. В конце концов, соседи точно в курсе, так что Лидия и сама бы быстро узнала.
— Его убили?
— Боже, нет! Это тихий дом. Простой инсульт, никакой мистики. Ну, была одна странность — соседи слышали много громких звуков прежде, чем открыли дверь. Он на звонки не отвечал.
Лидия выглянула в окно — тихие улицы, недалеко виднелся небольшой парк. Сейчас и не скажешь, что здесь кто-то жил до этого — видимо, всё унесли родственники или друзья.
К этому моменту Лидия уже посмотрела около пяти квартир, и все оказались с изъяном или совсем ей не по карману. Здесь было чисто, уютно и спокойно. А именно спокойствия она и искала — и согласилась.
— Говорят, тут наркоман живёт, — совсем неохотно признала женщина, протягивая Лидии бумаги на подпись, — но в остальном дом тихий. Никаких происшествий.
— Меня всё устраивает, правда. Спасибо.
Лидия несмело улыбнулась, стараясь показать, что это действительно так. Её ни смущали ни странные звуки, ни рассказы о наркоманах — главное, подальше от Чада и дурных воспоминаний, которые никак не отпускали её даже спустя пару месяцев.
Они познакомились на одной вечеринке, куда Лидия вообще не собиралась идти, но подруга по колледжу оказалась настойчивой. Столкнулись у стола с напитками, Лидия едва не опрокинула на него стакан с пивом, поспешно извинилась, а он пожал плечами и позвал присоединиться к их компании.
Чад громко смеялся, крепко обнимал, называл её «моя детка» и хвастался перед друзьями. Рядом с ним Лидия и сама себя ощущала себя смелой, почти бунтаркой — как же, у неё такой мальчик! Правда, чем занимался Чад, она так до конца и не понимала. Или смутно догадывалась, но не хотела знать подробности.
Пусть она краснела, когда он вставлял ругательства через слово, а по ночам порой слишком увлекался ласками, от которых Лидии становилось больно, а на теле оставались едва заметные синяки. Чад это называл «грубым сексом», который порой нужен парням, но Лидии не нравилось.
Ради него она укоротила волосы — ему так больше нравилось, стала меньше встречаться с друзьями, потому что Чад хотел, чтобы она была рядом. Внутри голос твердил, что это всё слишком далеко заходит, что так не должно быть, но Лидия искренне верила, что это любовь навсегда, ведь он рядом, никогда не бросит! Вокруг него часто вились другие девицы, но он же выбрал именно её.
Пока Лидия не застала его с одной из них — на какой-то безумной вечеринке, куда Чад сам же её и позвал. Увидев её в дверях одной из спален наверху, продолжая трахать худую девицу, Чад только усмехнулся и предложил присоединиться — «втроем веселее».
Лидию передернуло от омерзения, она хлопнула дверью и выскочила на улицу, чувствуя, как горят щёки и лицо, как паучье ощущение предательства сжимает изнутри сердце. Какая же она дура! Так поверить в его смеющиеся глаза, в ничтожные слова, что она дорога ему, что только с ним ей будет хорошо.
О, он пытался её вернуть. Писал и звонил, угрожал, твердил, что без него она никто.
Лидия друзьям не рассказывала, те только видели, что что-то не то. Но ей было стыдно говорить о таких отношениях, признаваться, что она ошиблась, что чувства, в которые так верила, оказались ложью. Ей никогда не давалось легко общение с людьми, а говорить о переживаниях тем более было сложно.
Она пряталась в углу тесной квартиры, когда телефон разрывался от звонков и голосовых сообщений, пока не поняла, что это уж слишком, и стоит что-то менять.
Спустя два месяца после разрыва с Чадом у неё прибавилось стеснительности и опасений, сменился адрес, и она снова отращивала волосы — ей-то самой всегда нравились длинные, и даже кончики покрасила в ярко-красный.
Теперь Лидия неторопливо распаковывала вещи, уместившиеся в скудные три коробки, прислушиваясь к тишине новой квартиры. Почему-то преследовало чувство, что она тут не одна.
Лидия только мотнула головой — да хватит уже. Всё закончилось, а она получила неплохой урок по жизни.
Вспорхнул лоскутный плед, на полочке в спальне появились маленькие глиняные пиалы, а на стене кухни — акварельный рисунок. Последние штрихи, которые добавили хоть какой-то индивидуальности пустоватой до этого квартирке. Закончив, Лидия заварила крепкий чай с мятой и устроилась на диване, оглядывая новое жилье.
Спокойствие и тишина.
Её родители жили скромно, мама приучила экономить и обходиться небольшим количество вещей. Конечно, в детстве ей хотелось и ярких игрушек, и таких же новинок, какие появлялись у других! А позже — и одежды интереснее, чем простенькие джинсы и свитера с рубашками. Пришлось выдумывать самой из того, что было в шкафу, сочетать разные детали, мастерить неброские украшения. Фантазировать Лидия всегда умела.
Как оказалось, родители ещё и откладывали на колледж, и очень разочаровались, когда Лидия призналась, что собирается учиться гончарному делу. Отец, конечно, рассчитывал на что-нибудь более практичное, а мать его поддерживала, хотя особо не вникала и только повторяла его же слова — творчество не прокормит семью. Сама же с рождения дочери была домохозяйкой и только восхищалась всегда работящим отцом.
Лидии не хватало уверенности, чтобы спорить и отстаивать такую точку зрения, но внутри она решила, что поступит, даже если родители откажутся оплачивать обучение. Она справится — как-то ведь другим это удаётся?
А если родители никогда не хотели жить желаниями и мечтами, предпочитая только реальность, ограниченную их собственными рамками, ей точно такое не подходило.
Теперь Лидия гордилась тем, что сама зарабатывает на жизнь, работая с детишками в маленькой гончарной мастерской, и заканчивает третий год обучения. Даже может снимать квартирку, пусть и близко к окраине города.
Но внутри у неё билось трепетное сердце, полное желания любить, Лидия даже несколько раз ходила с друзьями в бары, где другие девушки легко знакомились с парнями, а с утра хихикали и шептались.
Лидия так не могла. Она робела и зажималась, хоть и понимала, что если сидеть в углу, то точно не выйдет ни с кем познакомиться, но могла только с лёгким чувством зависти наблюдать со стороны — особенно после Чада.
К тому же, у неё была глина и любовь к мастерству.
Лидия считала, что всё не так уж плохо, а новая квартира полнилась солнечным светом.
Ей снился Чад.
Он нежно гладил её по щеке и говорил, какая она красивая и как он скучает. Он улыбался, широко, доброжелательно, и взгляд искрился. Лидия смотрела на него, не зная, что ему ответить. Пока он не сжал пальцами её подбородок и приблизил своё лицо, а улыбка не превратилась в безумный оскал.
— Вернись.
Казалось, его пальцы прорастают сквозь неё узловатыми корнями, а тело немеет. Она никак не могла вырваться из этой хватки, и только просила отпустить. Пока не почувствовала, как горло сдавливает — пальцы Чада душили её, лишали воздуха. Хотелось кричать, но не получалось.
Лидия закрыла глаза.
И проснулась от громкого звука в квартире, который её напугал до чёртиков. Она дышала резко и хрипло, схватилась за горло — но, конечно, никто её не душил. Только впервые с переезда тишина квартира ей казалась тревожной и стылой, в ней таилась опасность и угроза.
А на кухне кто-то скрёбся.
Лидия вылезла из кровати и нырнула в темень коридора, уговаривая себя, что все страхи только живут в голове. Или, может, всё спуталось — и невольные воспоминания о Чаде, и рассказы об этой квартире. Может, и не стоило вселяться туда, где кто-то умер.
Дрожащими пальцами она щёлкнула выключателем — на кухне никого. Да ерунда какая. Но раз уж она проснулась, то решила заварить чай, который всегда её успокаивал, когда тревога усиливалась. Дома ей больше всего нравились именно ночи — когда все наконец укладывались спать, и можно было заняться своими делами, зная, что никто не зайдёт случайно, не осудит и не будет спрашивать, а что она делает.
Ночь помогала сосредоточиться и остаться наедине с собой. С тех пор эта привычка так и осталась с ней.
Лидия замерла у шкафчика. Она точно помнила, что убирала все пакетики со сборами, но сейчас дверца была распахнута, а один пакетик вывалился, и сушеные измельченные листья рассыпались по столу рядом с плитой.
Ей понадобилось несколько секунд, чтобы убедить себя — это она сама вечером рассыпала, но решила убрать утром. Закрывать глаза на то, что не хочет замечать, она отлично умела.
Лидия тащила домой тыкву.
Ярко-оранжевая, огромная, та приятно оттягивала руки и обещала занять половину кухонного стола, который теперь точно придётся привести в порядок. Редкое явление для октябрьского Лондона — ярко светило солнце, мимо с шорохом проносились машины, а впереди обещали быть отличные выходные. Из маленькой уличной кофейни тянуло запахом булочек с корицей и кофе, который Лидия не любила на вкус, но обожала нюхать. Она даже пожалела, что руки заняты, и лезть за кошельком неудобно.
Когда Лидия увидела топчущегося парня перед подъездом, то замедлила шаг.
Кэл как раз был тем самым «наркоманом», о котором её предупреждали, а после Чада она вообще настороженно относилась к мужчинам, а тут и сам он выглядел отталкивающе, будто и не хотел, чтобы его лишний раз трогали. Тёмная одежда только подчёркивала бледную кожу и слишком яркие волосы. Кэл курил — быстро, резкими затяжками, — и что-то сосредоточенно набирал в телефоне.
Лидия крепче прижала тыкву к себе и только тут поняла, что за ключами вообще-то надо залезть в рюкзак. Проклиная собственную неразумность, она осторожно пристроила тыкву на ступеньку, чтобы освободить руки.
Кэл не обращал внимания, но поднял удивленный взгляд, когда Лидия ойкнула, выронив ключи, и те звякнули об асфальт. Тут же убрал телефон в карман кожаной куртки и быстро открыл дверь, придержав её.
Лидия колебалась, ожидая, что это он зайдёт первым.
— Проходи, — кажется, Кэл понял её смущение. — Помочь с тыквой? Она выглядит тяжёлой.
— А? Нет-нет, спасибо, я донесу сама.
— Готовишься к Хэллоуину?
— Да… люблю этот праздник.
Кэл улыбнулся и кивнул. Лидия удивилась, насколько ему идёт улыбка, прибавляя обаяния. Она знала, что он живёт этажом выше, так что не удивилась, когда Кэл стал подниматься следом.
— Давай тыкву подержу, а то опять ключи уронишь, — предложил он, а Лидия постеснялась отказаться — ей всегда было неловко, когда она говорила «нет».
Так что тыкву всё-таки протянула, и Кэл осторожно взял её, с любопытством рассматривая со всех сторон, будто уже представляя, что из неё можно вырезать. Лидия подумала, стоит ли в таких случаях приглашать на чай, но ей не хотелось пускать незнакомца в квартиру, пусть это и сосед.
— И правда увесистая. Держи.
Кэл заметно напрягся, когда шагнул к квартире, будто насторожился, как зверь. Улыбка исчезла, он нахмурился и одарил Лидию долгим проницательным взглядом, от которого ей стало не по себе, до мурашек на коже.
Кэл отшатнулся и, пробормотав извинения, поспешил к лестнице, оставив Лидию в недоумении и неприятном чувстве, что она что-то сделала не так. Или, может, и правда не зря про него ходили разные слухи.
Лидия с раздражением захлопнула дверь. Хорошее настроение резко пропало, и она злилась сама на себя — ну она тут точно ни при чём! А ведь Кэл ей даже показался милым… но со странностями.
Вот и пусть держится от неё подальше, проблемы ей точно не нужны.
А тыква сама не превратится в ухмыляющегося Джека.
========== Кэл ==========
— Мне нужны деньги.
Кэл никогда не любил просить, но сейчас у него не было выхода. Молчание отца, изучавшего меню какого-то роскошного ресторана, выводило из себя. Вряд ли тот задумывался, что сыну будет неуютно в таком месте — а, может, и специально так выбрал, чтобы напомнить разницу между ними.
Конечно, Кэл чувствовал себя неловко в месте, где строгие бизнесмены в костюмах с яркими спутницами обсуждали деловые сделки. Отец был одним из них. Тёмно-синий костюм, ёжик бесцветных волос, дорогие часы и последняя модель ультратонкого смартфона. На Кэла бросали косые взгляды — он не вписывался. Как и вообще в жизнь отца, который никогда не хотел детей. Это было основным условием, когда он женился на матери Кэла. Та потом клялась, что это шальная случайность, но так или иначе — появился Кэл. Отец не выгнал их, обеспечил всем, чем нужно, кроме хоть какой-то любви.
Спустя несколько лет после рождения Кэла мать не выдержала и подала на развод.
Для Кэла отец так и остался чужим человеком, который никогда даже не брал на руки и не обнимал, его хватало только на дорогие игрушки.
Отец считал своим долгом, чтобы у сына было обеспеченное будущее, и его счета это позволяли, даже когда мать вышла замуж за другого. Кэл разочаровал и потом — никакого юридического факультета в Оксфорде, художественный колледж, на который Кэл сам зарабатывал, как мог.
Отец его считал лентяем, который прожигает жизнь. И Кэл бы даже не стал с ним встречаться… но деньги были нужны.
— Не ври, — отец отложил меню и уверенным жестом подозвал официанта. — Деньги нужны не тебе.
— О них прошу я.
— А потратишь на Джо.
— На его лечение.
— В этом мире выживают только сильнейшие.
Кэл сжал кулаки под столом и стиснул зубы, а когда официант спросил у него, что принести, попросил простой воды, надеясь, что она стоит не как бутылка виски.
— Я не занимаюсь благотворительностью. Можешь обратиться с заявкой в комитет моей компании, они рассмотрят запрос.
— Тогда дай мне заработать.
Кэл с трудом сглотнул, надеясь, что ему хватит смелости не отступить. Надеяться на какое-либо сочувствие со стороны отца было глупо, тот не понимал таких эмоций. Как мать вообще умудрилась его когда-то полюбить? Может, раньше он и был другим, но не для сына. Но Кэл знал, какой язык тот понимает. Договоренностей, обязательств, сделок и контрактов.
— И как же? Пойдёшь ко мне стажёром?
— Ты говорил… говорил про закрытые вечеринки. Предлагал там выступить.
Отец удивленно поднял брови, подавшись вперёд. Та сторона Кэла, которую он всегда игнорировал, но однажды с усмешкой предложил Кэлу хоть раз заработать на этом — в мире полно людей, которые хотят встретиться с призраками. И его друзья могли бы отлично заплатить за такое представление.
Кэл тогда взбесился и даже не стал слушать.
А сейчас сам вспомнил об этой возможности. Джо требовалась операция, и на неё были нужны деньги. Кэл как сейчас представил своего братишку, когда-то весёлого и смеющегося, который обожал аттракционы и сладкую вату, тайком таскал конфеты Кэла из его шкафа и всегда просил показать новые комиксы.
Но Джо тяжело болел, и ему требовалась помощь. У мамы с отчимом таких денег не было, даже если продать дом — а потом ещё период восстановления. Кэл работал, как мог, но этого было чертовски мало. А Джо становилось хуже.
— Вот как. Решил всё-таки заработать?
— Ты сам это предложил.
— И сколько ты хочешь?
Кэл назвал сумму, зная, что для отца это совсем немного. Более того, он знал, что примерно такая сумма лежала на его личном счете, доступ к которому был заблокирован, когда Кэл отказался от щедрого предложения отца о колледже.
— Что ж, думаю, у меня есть знакомые, которые готовы заплатить за такое выступление. Ты обещаешь настоящих призраков, которых можно будет увидеть, со всеми причитающимися эффектами?
Эффекты. Кэл назвал бы их по-другому, но отец точно не понимал, что это такое. Для него это было пустое увлечение, каприз не выросшего из сказок мальчика. Он понимал, что это не то, чем он занимается обычно — эффекты и правда будут нужны.
— Да, всё будет.
— Обсудим детали. Можешь даже оставить свой наряд — им понравится. Придаст атмосферы.
Кэл кивнул. Всего один раз. Ради Джо.