Я не успел ничего сказать, потому что в столовую зашла Виолетта. Она пожелала всем доброго утра, села рядом со мной, посмотрела на меня и нахмурилась.
- Доброе утро, Виолетта, – приветствовал дочь Герман. – Так, может, кто-нибудь объяснит, как получилось, что Федерико весь в синяках?!
Мы с Виолеттой переглянулись и молчаливо решили все им рассказать – все равно не отстанут. А отговорка типа «упал» явно не прокатит. ТАК упасть просто невозможно.
- Дело в том, – начал я, – что мы вчера поздно возвращались домой. Пошли через одно крайне непопулярное место, вот и…
- Что? – допытывалась бледная, как полотно, мама.
- Ну, помнишь, я рассказывал тебе про такую категорию ребят, которых окрестил пивососами? – спросил я.
- Помню. Ты, вроде, говорил, что они ничего не умеют, кроме как пить пиво по подворотням?
- Именно. А вчера я с ними подрался.
- Господи, Федерико, неужели нельзя было просто пройти мимо?! – всплеснул руками Герман. – Вот, скажи, кто начал первым?
- Ну, я.
- И зачем, позволь узнать?! – возмутился друг моей мамы.
- Папа! – встряла Виолетта.
- Что – папа! – бушевал Герман. – Федерико подверг опасности не только свою жизнь, но и твою! Это…
- Перестань! – повысила голос Виолетта. – Чтобы ты знал, он полез в драку, потому что защищал меня! А вы тут со всех сторон на него…
- Мама и Герман сразу же удивленно переглянулись. Это дало моей подруге возможность продолжить:
- Вчера вечером, когда мы возвращались домой, Федерико увидел, что сквер на нашем пути занят этими самыми пивососами. Он тут же предложил мне пойти другим путем, но я громко что-то сказала, и те нас засекли. Они начали приставать ко мне. Федерико заступился.
- И сам тоже получил по лицу, – съязвила мама.
- Да успокойся, – отмахнулся я. – Мне еще очень повезло. Особенно, если учесть то, что их было одиннадцать человек.
- Ничего себе! – присвистнул Герман. – Ох, наверное, я должен извиниться. Прости, что зря упрекнул. И спасибо, что вступился за Виолетту.
- Проехали, – отмахнулся я. – И давайте-ка поторопимся, а то опоздаем на самолет.
- Ой, верно! – спохватился Герман. – Давай, живее! Федерико, поможешь погрузить вещи в машину?
Я поспешно вскочил из-за стола и метнулся наверх за своим чемоданом, а потом мы с Германом быстро перетаскали все коробки и прочее в багажник машины.
Примерно, через полчаса мы все уже ехали в аэропорт. Я оглядывал улицы Рима – города, в котором родился, в котором вырос, и к которому привык, безо всякой ностальгии. Ведь, если подумать, что меня здесь держит? Энрике, Деметрио и Росанна скоро тоже переедут в Буэнос-Айрес, а кроме них, у меня здесь и не было ничего хорошего. Мартино и Адель меня предали. Все остальные друзья уже и не помнят, кто я. Вот, сейчас уеду, и никто больше не вспомнит, что жил здесь какой-то Федерико Дельяно…
А, впрочем, какое мне до этого дело? Ведь очень скоро мы будем жить по соседству с Виолеттой и Германом! Осенью я вернусь в «Студию» и обязательно дам Леону по морде, а потом буду просто защищать подругу ото всех и вся. Правда, что будет, если она узнает о моих настоящих чувствах, представляю слабо… Но, собственно, почему обязательно узнает? Вдруг мой секрет так и останется со мной? Или однажды я пойму, что больше не люблю Виолетту? Согласен, для меня, это – не самая радужная перспектива, но зато я смогу навсегда остаться рядом с Виолеттой. А что мне еще нужно? Ну, то есть понятно, что я хочу быть ей не просто другом. Но это желание недостижимо, как звезды. А, если это так… Я зависим от общества подруги и, раз у меня есть возможность быть рядом, ею нужно пользоваться.
====== Глава 24 ======
Мы благополучно добрались до Буэнос-Айреса, но четыре последующих дня прошли на удивление однообразно. Мама еще не приехала. Мы с Виолеттой почти все время проводили вместе, иногда сочиняя общие песни, иногда подшучивая над Ольгиттой и Ромальо, иногда просто болтая.
А еще, я, наверное, никогда не привыкну к прикосновениям Виолетты. Ощущения от них по-прежнему были просто невероятными. Почему же только эта девушка способна меня так волновать? И как мне скрывать свои чувства, если сердце колотится, как бешенное, стоит Виолетте лишь мимоходом дотронуться до меня?
На пятый день, после завтрака, мама позвонила мне и радостно заявила:
- Сынок, я продала дом! Сегодня договор был заключен. Деньги на дом, который присмотрел Герман, я уже перевела на счет синьоры Валандо.
- О, отлично! – обрадовался я. – А сама ты когда приедешь?
- Завтра утром, – ответила мама. – Сегодня нужно еще решить кое-какие формальности. Вот только есть небольшая проблема. Мебель привезут в Буэнос-Айрес уже сегодня. Нужно, чтобы кто-то принял ее.
- А разве хозяйка уже съехала? – удивился я.
- Да, Герман уже все решил. Дом наш. Так может, ты…
- Хорошо, хорошо, – отмахнулся я. – Все сделаю в лучшем виде, мам. Не волнуйся.
- Вот и умница, – обрадовалась она. – Тебе нужно будет просто проконтролировать, чтобы всю мебель рабочие занесли в дом. С остальным я и сама разберусь. Ну, пока, сынок. Люблю тебя!
- Я тебя тоже, – ответил я, нажал на клавишу сброса и в задумчивости почесал затылок.
- Проблемы? – тут же спросила Виолетта.
Дело было в ее комнате. Мы сидели на кровати, а звонок мамы прервал нас посреди веселой беседы.
- Да нет, – вздохнул я. – Просто мама велела мне встретить рабочих с нашей мебелью. Она велела пока просто занести ее в дом. Твой отец уже уладил все формальности. Но вот, завтра вечером мама приедет и снова навалит на себя всего: новая работа, обустройство дома… Моя мама очень сильная и независимая, но сейчас я хочу, чтобы она больше такой не была.
- Я понимаю, – вздохнула Виолетта. – Ты хочешь, чтобы она почувствовала себя слабой и беззащитной женщиной?
- Точно, – кивнул я, слегка удивленный тем, как легко подруга меня поняла. Но что, собственно, можно для этого сделать? В Риме я не раз пытался, но мама все равно перехватывала инициативу. И, кстати, нельзя сказать, что ей нравилось все тащить на себе. Она просто, как будто не видела другого выхода. А я хочу, чтобы мама хоть в чем-то надеялась на меня.
Виолетта помолчала секунд тридцать, а затем, вдруг воскликнула:
- У меня идея! Подай мне мой мобильник, пожалуйста.
Я удивленно посмотрел на свою подругу, но взял с прикроватного столика телефон и протянул ей. Девушка, молча, что-то пощелкала и поднесла трубку к уху.
- Алло, Макси? – произнесла она через несколько секунд. – Привет. Слушай, нужна помощь. Ты сегодня свободен? Отлично, тогда приходи прямо сейчас. Только имей в виду: нужна будет сила. Ха! Да уж, самомнением тебя природа не обидела! Ну, тогда ждем тебя. Как это – кто? Я и Федерико! Ладно, ладно! Давай, пока!
Виолетта положила трубку, улыбнулась мне (при этом, я почувствовал себя так, словно в животе у меня что-то перевернулось) и произнесла:
- Ну, как-то так.
- И что это значит? – опешил я.
- Ты ведь хочешь сделать для своей матери что-то приятное? – вкрадчиво поинтересовалась моя подруга.
- Ну, да, – недоумевающе кивнул я.
- А хочешь сделать сюрприз?
- Какой?
- Сеньора Валандо уже съехала вчера, я видела в окно. Так что мы можем приготовить дом к приезду твоей матери. Как тебе идея?
- Ты думаешь, получится? – удивился я.
- Разумеется, получится, если действовать вместе, – улыбнулась Виолетта. – Я для этого и позвала Макси. Он сказал, что уж силы-то ему не занимать!
Мы вместе рассмеялись. Да уж, самомнение у нашего друга, и впрямь, слегка раздуто! Интересно, эта самая раздутость имеет под собой почву? Вот, сегодня и узнаем.
Однако минут через пятнадцать на пороге дома Кастильо Макси появился вместе с Нати. А раз он не боится ударить в грязь лицом перед своей девушкой, значит, ему нечего стыдиться.
Герман окинул ребят оценивающим взглядом, но в дом пропустил. Впрочем, надолго никто из нас там задерживаться не стал. Сказав, что идем гулять, мы поспешно убежали.
Макси с Нати жутко удивились, когда мы с Виолеттой привели их в соседний дом (ключ мне дал Ромальо), но обрадовались, узнав, что я остаюсь в Буэнос-Айресе. Минут через двадцать во двор заехало четыре грузовика.
На то, чтобы занести всю мебель в гостиную, у рабочих ушло чуть больше часа, а затем, в игру вступили мы. Я прошелся по дому, быстро определил, что куда ставить, и началось… Мы с Макси таскали мебель, а девочки разбирались с мелочами: стелили постели, расставляли фотографии и прочее…
Надо сказать, Макси не врал, когда говорил о своей физической форме. Он ни в чем мне не уступал, как выяснилось. Один бы я ни за что не справился, а вместе мы довольно быстро все сделали.
К вечеру дом был закончен. Вся мебель стояла на местах, да и девочки со своей задачей прекрасно справились. Конечно, все это стоило нам огромных усилий. Мы с Макси (уже без рубашек, между прочим) были мокрыми, как мыши. Хоть выжимай. Пот струился по лицам и телам так, словно мы попали под дождь.
Зато было весело. Наверное, сегодня смеха из этого дома доносилось больше, чем обычно. Надеюсь, со временем его не убавится. А смеялись мы друг над другом. Вот, например, однажды Нати решила подшутить. Закутавшись в белую простыню, она выглянула из-за угла, когда мы тащили наверх кровать моей мамы. Макси от неожиданности вздрогнул, пошатнулся и едва не упал. Позже мы долго смеялись, хотя в момент самого происшествия, было совсем не до смеха. В тот момент, я мог пересчитать на спине все пройденные ступеньки и оказаться придавленным тяжелой кроватью. К счастью, Макси успел вовремя поймать предмет мебели. Нужно было слышать, как Виолетта потом отчитывала Нати, параллельно выясняя, все ли со мной в порядке.
Признаться, мне польстило то, как моя подруга испугалась за меня. Взволнованно приплясывая возле нас, она была бледной, как смерть, и не сводила с меня встревоженного взгляда своих прекрасных глаз. Но я снова категорично внушил себе, что на такую реакцию Виолетту сподвигли исключительно дружеские чувства. Возможно, после того случая, она привязалась и привыкла ко мне, но не более того. Тем не менее, невольно в груди у меня разлилось приятное тепло.
Был еще один случай, неловкий до ужаса. По крайней мере, для меня. Мы с Виолеттой стояли возле комода в комнате мамы. Я рассказывал ей, кто изображен на фотографиях. Никто из нас не заметил, как Макси и Нати связали нас простыней. То есть, мы, конечно, заметили, но было поздно. Мгновение – и наши тела оказались прижатыми друг к другу. И, черт возьми, как мне тогда хотелось оставаться в таком положении вечно! Нет в мире ничего прекраснее, чем оказаться прижатым у Виолетте и несколько мгновений смотреть в ее глаза. А глаза эти, между прочим, выражают нечто такое, чего я не могу понять. Что это за чувство? Подсознание выдает мне только одно определение: любовь с некоторой примесью смущения. Но я быстро отмел это. Какая там, к чертовой бабушке, любовь?! Какое смущение?! Нет, мой мозг определенно все воспринимает неправильно! Через мгновение я закрыл глаза, потом снова открыл их и рассмеялся. Виолетта потрясла головой и последовала моему примеру. Мы легко освободились от простыни и с тем же смехом начали гоняться за Макси с Нати. Было весело.
Когда мы со всем разобрались, уже смеркалось, поэтому засиживаться было особо некогда.
- Спасибо за помощь, ребята! – махали мы с Виолеттой друзьям минут через пятнадцать.
- Всегда пожалуйста! – со смехом ответил Макси.
С этими словами, он взял Нати за руку, и парочка поспешила удалиться. Мы с Виолеттой переглянулись, и она тихо произнесла:
- Ну, что? Наверное, нам тоже пора, а то папа поднимет на ноги полицию.
- Да, конечно, – улыбнулся я. – Спасибо тебе. И за идею, и за помощь, и за все остальное тоже.
Я понимал, что в моей груди снова вспыхнет волна чувств, но все равно обнял подругу. Трудно сказать, сколько времени длилось это самое объятие. Виолетта даже не думала сопротивляться, и от этого сердце безудержно колотилось, а мурашки пробегали по тем местам, где наши тела соприкасались. И как же мне тогда хотелось впиться в ее губы поцелуем…
Наверное, уже в тысячный раз напоминая себе, что этого делать нельзя, я отпустил Виолетту. В то мгновение мне даже показалось, что на ее лице отразилось немое сожаление, но уже через секунду она снова улыбалась. Видимо, почудилось. Дурацкий влюбленный мозг!
Вернувшись в дом Кастильо, мы застали Германа и Ромальо за ужином. Ольгитта, как обычно, суетилась неподалеку.
- А, вот и вы! – обрадовалась экономка. – Давайте, садитесь, а то все остынет.
- Сейчас, только руки помоем, – ответил я, направляясь вместе с Виолеттой к мойке.
Минут через пять, когда все ели божественное рагу, Герман вдруг спросил:
- Чем вы сегодня занимались?
Мы с Виолеттой переглянулись. Что это с ним? Обычно, он таких вопросов нам не задавал.
- Ничем особенным, – пожал я плечами.
- Да? – приподнял бровь Герман. – Тогда почему ты такой усталый и вспотевший.
Я поперхнулся рагу от смеха, и Ромальо пришлось похлопать меня по спине. Честное слово, иногда Герман меня просто в ступор вводит! Вот уж, действительно, каждый думает в меру своей распущенности!
- Так чем вы занимались? – продолжал друг моей мамы, когда у меня прошел кашель и смех.
Тут уж сама Виолетта, похоже, поняла, в чем дело, и тоже расхохоталась. Это было так заразительно, что я к ней присоединился. Ольгитта и Ромальо сдерживали смех только из солидарности, что было заметно, по их смущенным лицам. Герман, однако, спокойно сидел и ждал.
- Успокойся, пап! – отсмеявшись, воскликнула его дочь. – Мы занимались вовсе не тем, о чем ты сейчас подумал. Если точнее, готовили сюрприз матери Федерико.
Герман сначала удивился, а потом смутился.
- Извините, – сказал он, заливаясь краской и глядя в свою тарелку. Кажется, у меня началась паранойя.
Дальнейший ужин прошел уже в более дружелюбной обстановке. Никто никого взглядом не сверлил и дурацких вопросов не задавал.
- Кстати, Федерико, – спохватился Ромальо через пару минут. – Все никак не соберусь спросить. Когда вы вернулись из Рима, Герман говорил, что ты от кого-то спас Виолетту. Может, расскажешь, что произошло?
Мы с подругой переглянулись и, решив, что это уже давно не секрет, вместе, дополняя друг друга, рассказали о стычке с пивососами.
- Ничего себе, – присвистнул Ромальо. – Ну, ты, Федерико, даешь! Джеки Чан отдыхает! В одиночку, против целой толпы…
- И отделаться, при этом, только парой синяков! – подхватила Ольгитта.
А Ромальо вдруг с осуждением посмотрел на своего друга и заявил:
- Вот, скажи, Герман, как ты мог, вообще, такое подумать о парне, который спас твою дочь?!
Тот молчал, но выглядел донельзя смущенным. Мне стало как-то неуютно. Ведь и Герман, и Ромальо знают, почему я так поступил, а для Виолетты (ну, не считая еще Ольгитты) я – просто герой. А интересно, бросился ли я спасать свою подругу, не будь у меня к ней никаких чувств? Ну, конечно, бросился бы! Ведь мы с ней все равно бы подружились. К этой девушке невозможно не привязаться.
Наконец, с ужином было покончено. Мы с Виолеттой поднялись наверх, Герман с Ромальо ушли в кабинет, а Ольгитта осталась в столовой. Взгляд экономки почему-то обжег мне затылок и невольно заставил обернуться. Женщина смотрела на меня с откровенным подозрением. Понятия не имею, что я не так сделал, но разбираться было особо и некогда, потому что Виолетта уже тянула меня за руку.
- Ох, боже ты мой! – расхохотался я, едва мы вошли в комнату моей подруги. – Что сегодня с ними?! Один черте-что предполагает, другая вслед подозрительно смотрит!
Виолетта тоже покатилась со смеху и с трудом выдавила:
- Ты про Ольгитту? Заметила!
Минут десять мы не могли прийти в себя, хохоча над дурацкими ассоциациями взрослых. Нет, конечно, они должны беспокоиться за нас, но не до такой же степени!
- Слушай, а ты не понял, почему Ольгитта так на тебя посмотрела? – отсмеявшись, спросила моя подруга.