Чёрная дыра - Anless 5 стр.


Они прощаются уже когда на небе зажигаются первые звёзды. Обнимают друг друга, как давние друзья, и Джуд их такими и представляет. Потому что — не совсем понятно, почему — ощущает, будто Донна уже много лет рядом как самый надёжный человек. Может быть, они были связаны как-то в прошлой жизни (если прошлая жизнь действительно существует?).

Приход Донны если не придал Джуд сил, то хотя бы привёл её в чувства. Она пьет чай с вареньем и садится за компьютер, воровато оглядываясь. Наверное, ей больше никогда не избавиться от чувства, которое приходит всякий раз, как она принимает любое самостоятельное решение — вины.

Джуд набирает в лёгкие побольше воздуха и быстро, чтобы не передумать, вбивает в поисковик:

Доктор Кто

Она должна найти подтверждение, что Доктор Кто реален. Или убедиться в том, что она сумасшедшая.

========== Глава 4. ==========

Ей плохо. Она смотрит в зеркало и не узнает себя. На нее смотрит уставшая, затравленная несчастная женщина, что старше, гораздо старше своих реальных лет. Когда она такой стала? Что тому послужило причиной? Она не знает, но подозрение падает на тот день, когда встретила его. День, разделивший жизнь на «до» (и всё, что было «до», она помнит как в тумане) и «после».

Пожалуй, больше всего её настораживает то, что у нее чип не в голове, как у других, вшит намертво, связан с нейронами, а на руке. Она носит свои воспоминания как часы, на руке. Она носит время своей жизни как часы.

Никого больше, у кого чип с воспоминаниями не вставлен в голову, она не знает. Ни разу не видела людей, подобных себе. Но, в целом-то, она вообще уникальна. У неё два сердца, прикладывая ладонь, она слышит, как эти сердца бьются. Возможно, именно потому, из-за этой особенности, воспоминания не вшили ей в голову. Правительство, как и всюду, не любит людей, которые хоть чем-нибудь отличаются. Опасается, не доверяет.

Она не понимает, чем она, простая учительница, заслужила недоверие. Все её дни практически одинаковые — такие, как и вчера. С утра просыпаешься, быстро завтракаешь и идёшь в школу. Там — не меньше двух-трёх уроков в день. По четвергам еще и театральный кружок, который ей навязали, который ей стыдно вести — сложно учить кого-то актерству, если из тебя самой актриса, мягко говоря, так себе. Потом возвращаешься домой, стараясь остаток дня провести, отдыхая. Правда, получается не всегда — нужно проверять тетради или тесты, готовить материал к следующему уроку.

Выходные тоже однообразны — хорошо, если они с Уиллом выберутся в парк напротив, посидят на маленьких лавочках. Кино — настоящая роскошь. Чаще всего они едут закупать продуктов на неделю. Отдыхом это, конечно, назвать язык не поворачивается, но хоть какая-то вылазка в люди. И на том спасибо.

Ей нравится Уилл, хотя и исключительно как друг. Она знает, что и его к ней не особо тянет как к женщине. Нет, они не сходят друг по другу с ума, не дрожат от запретной страсти. Они просто друзья — хорошие, милые друзья, которым есть, что обсудить друг с другом, которые всегда могут друг на друга положиться, и привыкли друг другу доверять.

Дружественный союз — вот почему, вероятно, они решили пожениться. Вот от чего они живут вместе. Наверняка, обжигаясь от сторонней любви, оба пришли к выводу, что куда проще будет просто жить вместе как союзники, как поддержка друг для друга. И это — причина, по которой она не испытывает угрызений совести от того, что изменяет мужу. Джуд почти уверена — если бы Уилл узнал, он бы её понял. Обязательно.

При мысли о Гарри оба сердца в груди предательски сжимаются. Покалывают. Они не виделись так давно — почти уже три недели он не приходит к ней. Сначала не было возможности встретиться, потом он уехал по делам, в Бостон. Вернется в четверг, совсем немного ждать, но Джуд кажется, будто ждать целую вечность. Вчера она плакала в подушку, пока Уилла не было рядом, он смотрел свой футбол.

У нее зависимость от Гарольда Саксона. Как от тяжелого наркотика. И, как тяжелый наркотик, он разъедает её, разваливает на куски. Рвёт на части.

Джуд больше волнует, что она даже не пытается ему противостоять. У нее нет не желания (желание-то как раз есть, она понимает, в какое дерьмо влипла), а сил.

Физических сил показать зубы. Она точно маленький беззащитный котёнок, на которого рычит грозный лев. И, точно котенка, её сносит Гарольд Саксон, сбивает с ног.

Джуд вздыхает. Допивает чай, идёт мыть посуду. Неохотно трёт тарелки, одну за другой. Вяло улыбается, когда Уилл нежно целует её в плечо — он заклеил колесо её велосипеда, работал весь день, а теперь пришел отдыхать и наверняка голоден.

— Есть хочешь? — спрашивает она.

Он кивает:

— Ужасно! Как будто сто лет не ел.

Она улыбается. Наливает в тарелку суп, включает микроволновку, чтобы разогреть курицу. Быстро режет салат. Режет хлеб.

— Садись. Приятного аппетита.

— Угу, — кивает он, — спасибо.

Он садится, хватает ложку, и начинает торопливо хлебать суп. Действительно изголодался. Джуд с улыбкой смотрит на него, испытывая чувства, приблизительно как к собственному ребенку, если бы он у нее был. Наверное, это хорошо, что они женаты: Уилл — то, единственное, что делает ее жизнь лучше сейчас. Больше ничего другого нет.

— Ты утомилась? — спрашивает он, и вопрос заставил её испуганно вздрогнуть. — Выглядишь уставшей.

— Да — отвечает она, уже некоторое время стабильная ложь. Ничего больше. Жаль, что она не может рассказать ему правду. Он не заслужил такой боли. И потому она молчит.

— Куда ты всё время улетаешь мыслями, Джуд? — мягко спрашивает Уилл. — Поделись, что тебя мучит. Ты же знаешь, что можешь мне всё рассказать.

Не может. Не всё. Увы.

Она качает головой:

— Меня беспокоит, что чип с воспоминаниями — не у меня в голове, а в часах. Я не видела ни одного человека, который бы носил свою память в часах. Кто его знает, почему так. Может быть, власть так просто помечает нас. Типа, мы чем-то опасны.

— Милая, — он берет её за руку и нежно гладит пальцы, — родная, чем ты можешь быть опасна? Ты ведь и мухи не обидишь.

Ложью. Любовью к опасному человеку, у которого (это, конечно, не совпадение!) тоже два сердца. Что, если их, таких, двусердечных, много, просто они разбросаны по всей стране или миру? Что, если эта особенность, на самом деле представляет из себя угрозу, опасность? Если одно сердце умрет, перестанет биться, хватит ли второго, чтобы продолжать жить? Что, если всё это несёт угрозу для них же самих?

Уилл понимает, что она подавлена. Он легко сжимает её пальцы:

— Джуд. Что ты? А?

— Так много вопросов, — устало отзывается она, — и ни одного ответа.

— Это тебя очень беспокоит, да?

— Да, Уилл. Я не знаю, кто я на самом деле. Не могу понять себя. Может, я вообще какая-нибудь марсианка, а не человек, кто знает?

Он тепло улыбается. Целует её в лоб.

— Если ты марсианка, значит, должна гордиться этим. Ведь это потрясающе. Только представь, насколько ты необыкновенна. Это прекрасно, что моя любимая женщина такая. Улыбка его сигнализирует, что он шутит. Конечно же, он не верит в то, что она может быть пришедшей с Марса. Но подтрунивать над ней ему нравится. Джуд вдруг смеется и шутливо бьет его кулачком по плечу. И Уилл смеется тоже, притянув её к себе.

Всё, пора перестать думать о дурном, хватит.

Уилл будто читает её мысли, улыбается, целует в висок и в лоб и мягко предлагает:

— Завтра выходной. Давай я приготовлю мороженное? Или сходим в кино, если хочешь.

Джуд благодарно кивает, обнимая его за плечи.

Она знает, что обещания покончить с Гарри — это ложь. Она всегда будет с ним изменять, всегда.

Джуд ненавидит себя за эту ложь. Очень.

Но справиться с ней она не в состоянии.

========== Глава 5. ==========

Маленький вертлявый щенок появляется в их жизни случайно. Уилл обнаруживает беднягу, сидящим под их воротами, на снегу, сжавшегося в комочек и явно голодного. Расплывшись в улыбке, он пускает ребёнка внутрь, и начинает суетиться — достает миску, глубокую тарелку под воду, наливает в миску свежий, только что сваренный, куриный суп, угощает нового друга. Щенок отвечает благодарным взглядом и буквально набрасывается на еду, счастливый, что его приютили. А потом целый вечер спит, устроившись у Уилла на коленях, спокойный и теплый.

Джуд же не испытывает никакой радости. Она улыбается фальшиво, натянуто, прячет разочарованный вздох в губах, крепко держится ладонями за стену, когда идет вдоль неё, как будто боится упасть. Щенок ни в чём не виноват, он не при чем, но ей плохо — до дрожи, до колик плохо. А всё потому, что мужчина, буквально ставший смыслом её жизни, забыл о ней совершенно. Не вспоминает о ней. В последний раз он был здесь пять недель назад, целовал её в лоб и в висок, был вял, огорошен, расстроен. Как будто потерял что-то важное, но на самом деле, это у неё было ощущение, будто она потеряла его. Все попытки расспросить, что происходит, оказались неудачными: Гарри поджимал губы почти что до крови, качал головой, как будто и сам старался выбросить дурные мысли, но, видно, не получалось. Он не захотел её, оставил лежать, полуголую, на кровати, а сам ушел, точнее, судя по тому, как торопился, убежал. Джуд чувствовала себя разбитой, уничтоженной, истерзанной, не могла еще долго найти места, оборвала телефон, но ответа, что произошло, так и не получила. Теперь, когда прошло уже несколько дней с последнего странного визита, Джуд перестала пытаться бороться с апатией и тоской, просто покорно поплыла по течению, которое явно было к ней не дружеским. Милый собачонок, ребенок, который нашел новую семью, мог бы обрадовать её, наверное, но в другой раз, не сейчас. Теперь она видела вертлявого щенка — и раздражалась. Когда заводишь животное, нужно, чтобы твоё сердце было открытым и чистым. А у них с Уиллом — ни одного чистого помысла. Она думает о своём странном жестоком любовнике, что разрушил её жизнь до основания и лишил покоя. Он, таская животных (не зря ведь ветеринарным врачом работает), на самом деле старается компенсировать отсутствие у них детей, о которых они не говорят и в чём — она точно знает — он винит её, мысленно ругает за бездетность. Этот щенок — главный свидетель того, что брак их трещит по швам. Что они живут жизнью, которую очень легко можно называть браком. Уилл проматывает собственные воспоминания, снова и снова напоминает себе, как четырехлапый малыш попал к ним. Вот щенок стоит у их ворот, дрожа и сжавшись в комок от холода. Вот благодарно облизывает руки, пока его несут в дом, на кухню. Вот жадно бросается к миске, лакает молоко, вертит хвостиком, скулит, прижимаясь к ногам хозяина. А вот уже сладко спит, свернувшись на коленях Уилла. Малышу так мало нужно для счастья. И Уиллу, кажется, тоже — наблюдая за сценками с этим щенком, он смеётся, заливается мальчишечьим смехом, а глаза его сияют, точно бриллианты. Джуд, как ни старается, не может вспомнить, когда в последний раз Уилл был так радостен. И это раздражает ещё больше, и заставляет желать вышвырнуть несчастного собачьего ребенка из дома.

Малыш проснулся, преданно заглядывает своему спасителю в глаза. Подумав, Уилл размеренно произносит:

— Я назову тебя Лакки, милый. Потому что ты настоящий счастливчик, ты знаешь это? — и ласково гладит пальцами по холке, остро нуждающейся в купании.

Малыш, только что обретший имя, согласно виляет хвостом, дважды коротко лает, разливая по комнате луну своего звонкого голоса, преданно в лицо своему хозяину заглядывает. И раздражает Джуд ещё сильнее. Она вдруг сжимается в напряженный клубок, и, конечно, Уилл не может этого не заметить.

— Милая, — нежно спрашивает он, не скрывая даже, что очень обеспокоен, — что с тобой? Что-нибудь случилось?

Случилось, Уилл. Мы с тобой — чужие друг другу люди, сейчас у нас состояние «Два дня до зарплаты», сегодня в отделе кадров крупного супер-маркета, где она работает, было жарко, начальство вопило и требовало то, что дать было невозможно, её любовник исчез без следа, как будто его и не было. Случилась жизнь, Уилл, ужасная и отвратительная. Она, впрочем, вслух не может этого сказать, а только качает медленно головой, натянув усталую улыбку.

— Устала, Уилл. Ужасный день был. Не обижайся, пожалуйста, но я сейчас схожу в душ — и отдыхать.

И проходит мимо притихшего щенка абсолютно равнодушно, хотя, конечно же, это только напускное. Уже на выходе из кухни она оборачивается и, вобрав в лёгкие больше воздуха, решительно произносит:

— Отдай щенка в приют, Уилл. Нам некогда будет им заниматься. Он нам не нужен.

Уилл растерян, встрепенувшись, он спрашивает:

— Что? Но, Джуд, почему?

Потому что она не хочет видеть здесь это животное. Потому что её раздражает его лай и глупая детская морда. Потому что всякий раз, когда она только смотрит на него, думает о том, как глупа и скучна их с Уиллом семейная жизнь, как огромная ложь, из которой не выбраться.

Но говорит она, конечно, совсем иное.

— Потому что у нас не будет достаточно времени, чтобы о нём заботиться, и ты сам прекрасно это знаешь, Уилл. Потому отнеси его в приют, будь добр. Не тяни. Не нужно давать живому существу лишнюю надежду.

И Джуд уходит, чувствуя растерянный взгляд себе вслед. Скидывает на ходу одежду, входит в душ, включает прохладную воду, жмурясь, ныряет под струю. Старается ни о чём не думать и даже лишний раз не дышать, затаилась, точно дикая кошка в засаде. А потом, выйдя и тщательно вытершись, мчится в спальню, падает на опостылевшую семейную постель и накрывается теплым одеялом с головой, стремясь скорее отключиться от всего мира сразу.

========== Глава 6. ==========

Уилл уезжает в командировку, оставив Джуд совсем одну, и она испытывает такое облегчение, как если бы её от непосильной ноши избавили. Она облегченно вздыхает, едва за Уиллом закрывается дверь, жмурится, не в силах поверить, что её ждёт неделя, целая неделя свободы, и неспешно идёт к себе, доставая из тумбочки толстую помятую тетрадь.

Отнеся тетрадь в кухню, Джуд садится за стол, открывает тетрадь на случайной рандомной странице, и читает, до крови закусив верхнюю губу:

«Сегодня я была хмурым стариком, высоким и статным. Удивительно, как часто этот Доктор способен кардинально менять внешность. Нужно бы нарисовать его портреты. Или, может, всё-таки не стоит? Посмотрим, что будет в будущем. Ах да, кстати, всё не могу вспомнить, кто же такая Мисси?»

Джуд тяжело вздыхает, сокрушенно, горько, точно маленькое дитя, которое вдруг поняло, что доброго Санты не существует. Именно такой она себя сейчас и чувствует — потерянной, горькой, не знающей, что предпринять.

— Это только мои фантазии, — говорит она, глядя отсутствующим взглядом в помятую тетрадь, — только сказки.

Да, сказки, но феноменально реалистичные. Каждый раз, когда ей снится этот Доктор, она напрочь выбывает из реальности, забывает обо всём на свете, даже о том, что у неё есть реальная жизнь, где она работает учительницей, отвечает за концерты в школе за углом. Она, меж тем, где-то в другой Вселенной, в иной Галактике, покоряет её, летит к звёздам, любуется планетами в облике хмурого старика, что зовёт себя Доктором. Наверное, она сходит с ума, наверное, с этим Доктором она совсем обезумела, но ей нравится эта фантазия. Странно, но всякий раз, когда этот странный гость приходит в её сны, Джуд чувствует себя живой, счастливой, настоящей — ощущения, которые ни одно событие нынешней жизни дать ей не может.

Назад Дальше